Мир изменяется, каждое последующее десятилетие, столетие или тысячелетие приносит свои, характерные лишь ему изменения, а скорость перемен лишь возрастает. И наравне с изменяющимся миром – меняется человек. Эволюция продолжается. На данный момент существует множество различных теорий, которые дают свои варианты развития человека в будущем. Однако некоторые антропологи и исследователи все же считают, что эволюционные процессы уже не играют столь важной роли, которую играли раньше.

Биологическая эволюция – естественный процесс развития живой природы, сопровождающийся изменением генетического состава популяций, формированием адаптаций, видообразованием и вымиранием видов, преобразованием экосистем и биосферы в целом (с) Wikipedia

Так, например, по мнению профессора Стива Джонса из Университетского колледжа Лондона, эволюция уходит на второй план. Если в далеком прошлом, выживал сильнейший, то в современном мире, человек, окруженный комфортом, вряд ли продолжит мутацию. В то же время, ученые не исключают вероятности изменения и развития наших тел.

Кроме того, нельзя забывать о существовании закона Харди-Вейньерга, который гласит, что эволюционное изменение является математически необходимым до тех пор, пока генетическая популяция остается под влиянием как минимум одного из пяти факторов:

• Мутация
• Неслучайное спаривание
• Поток генов
• Дрейф генов
• Естественный отбор

На основе этого закона можно сделать простой вывод – эволюционным процессам быть. Именно поэтому многие ученые не останавливаются на споре «за» или «против» эволюции, а выдвигают свои предположения на тему того, как человек будет выглядеть в будущем и каким эволюционным изменениям нам грозят последующие тысячелетия.

Изменение роста

Доподлинно известна и изучена тенденция к увеличению роста. Если брать в расчет хотя бы последние 100-150 лет, то не сложно подсчитать, что человечество стало выше в среднем на 10 сантиметра. Так, например, каждый пятый житель Италии имеет рост выше 180 см, а в послевоенное время (после Второй Мировой войны), количество людей с таким ростом составляло не более 6% от всего населения.

Средний рост мужчин на карте мира

Как считают исследователи, одной из главных причин подобного изменения является изобилие питательных веществ, которые доступны современному человеку. И если раньше голод мешал организму развиваться, то сейчас в немалой части мира подобный вопрос уже второстепенен.

Размер головы человека

Интересно, что по вопросу изменения размеров черепной коробки существует два мнения. Первое гласит, что размеры черепа будут увеличиваться. Это обусловлено в первую очередь развитием самого человека, ведь технологическое развитие подразумевает необходимость в развитии интеллектуальном и развитии мозга. Именно поэтому, как считает часть ученых, будем мы в будущем выглядеть как самые настоящие стандартные «инопланетяне».

Впрочем, есть и обратное данному предположению мнение, которое гласит, что размер черепной коробки если и претерпит изменения, то несущественные. Палеонтолог Питер Уорд, из университета Вашингтона в Сиэтле считает иначе. Причина очень проста – любая женщина, которая хотя бы раз в своей жизни рожала, с полной уверенностью скажет вам, что голова ребенка уже сейчас довольно крупных размеров. Именно поэтому в наши дни все чаще используется метод Кесарева сечения и именно поэтому эволюция вряд ли пойдет на такой шаг (нет, мы не считаем эволюцию чем-то, что имеет собственную волю – прим. ред.).

Цвет кожи и черты лица

Моноэтничость – вот слово, которое приходит на ум многим ученым, когда речь заходит о далеком будущем человечества. Смешанные браки уже давно перестали быть чем-то из ряда вон выходящим и «чистота крови» сохраняется лишь у определенных этнических групп, которые, обычно, находятся в определенной изоляции, территориальной, религиозной или любой другой.

Тем не мене, глобализация и культурное слияние вместе с доступностью свободного перемещения делают свое дело и рано или поздно все это приведет к усреднению черт лица и цвета кожи. Об этом говорит профессор Йельского университета Стивен Стернс. По прогнозам различных исследователей, цвет кожи и волос потемнеет. Поэтому есть мнение, что через несколько веков или чуть позже, большая часть населения Земли будут выглядеть приблизительно как бразильцы.

Есть и параллельная точка зрения, приверженцы которой считают, что со временем человечество или отдельные люди смогут приобрести способность к мимикрии, а стало быть, появится возможность изменять цвет кожи по собственному желанию. Подобные заявления можно было бы считать фантастикой, однако уже сейчас ученые экспериментируют с внедрением хроматофоров (пигментсодержащих клеток, которые присутствуют у земноводных, рептилий и т.д.).

Человеческие волосы

Ни для кого не секрет, что древние люди были куда более волосаты, чем мы. Нет, это не значит, что у них были очень длинные волосы, отнюдь, просто волосяной покров был куда более заметен, чем сейчас. Известный ученый Чарльз Дарвин в свое время говорил, что волосы на наших телах не более чем рудимент, своеобразный привет из прошлого человечества.

Волосяной покров в те далекие времена заменял человеку одежду, однако со временем подобная потребность отпала в связи с распространением и доступностью одежды и отопления. Поэтому есть не малая вероятность, что в будущем человечество станет практически лысым. Однако и тут нельзя говорить об уверенности в подобных изменениях. Так, например, волосы выступают в качестве одного из показателей при выборе полового партнера, а значит, если надобность в волосах окончательно не пропадет, то и волосы никуда не денутся, разве только их станет немного меньше.

Зубы

Если вы посмотрите на челюсти человека, проживавшего около 100000 лет назад и на челюсти современного человека, то даже невооруженным взглядом заметите изменения. В прошлом, размер зубов человека был в два раза больше. Это необходимо было для того, что бы можно было разгрызать орехи, рвать зубами сырое мясо и т.п. Позже, мозг человека развивался, менялся его рацион и как следствие, челюсти, как и зубы, начали уменьшаться.

Одно из самых заметных изменений – исчезновение зубов мудрости. Уже сейчас практически 25% людей рождаются без зачатков зубов мудрости, что можно списать на влияние естественного отбора, а в будущем, данный процент будет лишь увеличиваться. По предположениям ученых, продолжат уменьшаться и зубы человека, а возможно, даже пропадать.

Мышцы

То, что человечество потеряет в мышечной массе - всего лишь вопрос времени, в этом практически уверены ученые. Уже сейчас человечество слабее своего прошлого «я». Это обусловлено все меньшими объемами физического труда, который по не многу вытесняется техникой. Чем быстрее будет проходить развитие технологий и автоматизация, тем быстрее человечество станет в плане физической силы.

Между тем, уже сейчас проводятся серьезные разработки по созданию искусственных и усиленных частей тела, мышечных тканей, экзоскелетов и прочего. Все это может привести к тому, что конечности людей могут начать изменяться. Сокращение мышечной массы, ноги станут короче, а ступни меньше.

Кроме того, есть второй вариант развития событий, который предполагает, что человечество потеряет мышечную массу в связи с «переселением» в космос. Многие знают, что после возвращения на Землю из космоса, космонавтам приходится заново набирать свою физическую форму. А теперь представьте, что будет, если подобный полет затянется на о-о-очень долгий срок.

Функции мозга

Естественно, что и мозг не останется без изменений. В современном мире уже сейчас видно влияние технологий на наше мышление. Мозг человека работает так, что бы выполнять задачу максимально эффективно, поэтому вместо того, что бы запомнить определенный объем информации, мозг предпочитает запомнить непосредственно источник, откуда можно взять необходимые данные. Так, например, куда легче запомнить, куда ты положил книгу, а не то, что написано на 329 странице в 3 абзаце. Поэтому в будущем, велика вероятность ухудшения состояния нашей памяти. С другой стороны, человечество не раскрыло весь своей «мозговой» потенциал, поэтому за будущие поколения не стоит слишком опасаться.

Еще одно интересное изменение может коснуться нашего слуха. На протяжении эволюционного процесса, человек научился акцентировать свое внимание на определенные звуковые волны улавливаемые ухом и вычленять то, что ему больше необходимо. Хотя само собой, подобный навык не всесилен, однако во время шумной вечеринки мы в состоянии среди множества разговоров и шумов выделить речь нашего собеседника. Само собой, подобным механизмом обладает не ухо, а наш с вами мозг, который исполняет роль аналитического фильтра. В это же время, развитие медиа и сети Интернет все более забивается ненужным «шумом» и бесполезной информацией, которую человек пытается сортировать уже сейчас. На основе этого можно прийти к выводу, что в условиях подобного информационного окружения, человечеству придется более эффективно научиться определять, что для него полезно и вычленять это среди бурного общего потока.

На этом все. Нет, конечно, существует еще множество вариантов эволюционных изменений, однако всех их перечислить довольно сложно, да и не очень нужно. Мы же, постарались вкратце описать наиболее заметные из них и дать общее представление о том, что ждет наши потомков в далеком (или не очень) будущем. Удачи и эволюционируйте!

По противникам Дарвина нанесен очередной удар. Биологи нашли новое доказательство того, что эволюция человека продолжается

Через пару лет каждый шестнадцатый житель американского города Фрамингхем окажется в клинике. Туда их будут настойчиво звать сами врачи. Сначала они пришлют горожанам вежливые письма с приглашениями. Затем станут звонить на домашний телефон. В итоге, надеются медики, на подробный медицинский осмотр придут 4000 из 60 000 жителей городка. Их будут измерять и взвешивать, делать им анализы крови и заставлять заполнять длинные анкеты. В Фрамингхеме к этому давно привыкли.

Еще в 1948 году здесь началось масштабное медицинское исследование - ученые пригласили для участия в эксперименте 5000 человек самого разного возраста. Добровольцев осматривали каждые два года, а в 1971 году исследователи переключились на их детей. Сейчас врачи работают уже с третьим поколением волонтеров. 100 участников эксперимента послужили науке и после смерти - они завещали свой мозг нейрофизиологам.

Результаты всех исследований поступают в единую базу данных. С ее помощью ученые пытаются разобраться, в какой степени склонность к различным заболеваниям передается по наследству. А совсем недавно знаменитый эксперимент привлек внимание ученых из другой области биологии. Стивен Стирнс из Йельского университета изучил, как изменялись его участники в поколениях. Ему удалось доказать: в современной популяции людей до сих пор происходит самая настоящая эволюция.

Многие ученые считают, что человек давно перестал изменяться. Семь лет назад знаменитый британский генетик Стив Джонс отправил на кладбище всех несогласных с этим тезисом. «Посмотрите на старые викторианские надгробья. Сразу увидите, сколько людей тогда умирало в раннем детстве», - говорил Джонс журналистам, перед тем как выступить на семинаре по эволюционной теории. Успехи современной медицины, объяснял он, поставили крест на эволюции человека: носители неблагоприятных генов теперь не только доживают до старости, но и оставляют потомство - какой уж тут естественный отбор. Стивен Стирнс убедительно опровергает своего британского тезку.

Исследователь сравнил результаты медицинских осмотров 5000 жителей Фрамингхема разных поколений. Он интересовался исключительно женщинами - просто потому, что за их состоянием врачи наблюдали с особым вниманием. Каждую участницу эксперимента обследовали не менее девяти раз.

Стирнсу удалось обнаружить любопытную закономерность - дочери заметно отличались от своих матерей по целому ряду показателей. В первую очередь в глаза ученому бросилась разница в пропорциях. В среднем дочери оказывались немного более грузными, чем их матери. Речь шла не об ожирении, а о незначительном увеличении жировой прослойки. Зато артериальное давление и уровень холестерина в крови дочерей были ниже, чем у родительниц. Этими простыми показателями разница между поколениями не ограничивалась. Представительницы младшего поколения дольше сохраняли способность к размножению - менопауза у них наступала позже. Все различия между матерями и дочерьми были не очень велики - какие-то доли процента. Однако Стирнс доказал, что все его наблюдения статистически достоверны.

Среди участниц эксперимента были женщины самого разного происхождения - с английскими, ирландскими, итальянскими и французскими корнями. Все они попадали под обнаруженную биологом закономерность. Исследователь принял во внимание и возможные социальные различия между добровольцами. На медицинские показатели все это влияло очень слабо.

Наконец, разницу между поколениями могло бы объяснить вмешательство медицины - на результаты осмотра не могли не влиять принимаемые женщинами препараты. В первую очередь это сильные гормональные средства. Биолог опроверг и эту версию - во время эксперимента женщины отчитывались о гормональных препаратах, которые они принимали. Стирнс изучил их список и пришел к выводу, что никакого влияния они не оказывали.

Теперь Стирнс утверждает, что его наблюдения отражают не что иное, как ход эволюции. За многие годы эксперимента в популяции современных людей шел естественный отбор, говорит он. А разница между поколениями - результат изменений в генотипе. «Не нужно думать о естественном отборе слишком категорично, - говорит Стирнс. - Для того чтобы определенные гены получили распространение в популяции, они не обязательно должны прямо влиять на выживаемость их обладателей». Вполне достаточного того, что люди с определенным генотипом будут в среднем иметь больше потомства. Свои рассуждения биолог подкрепляет статистикой. Например, незначительное повышение веса у дочерей по сравнению с матерями коррелировало с ростом количества детей.

«Известно, что гормональный статус сильно зависит от уровня жира, - рассуждает Стирнс. - Изменения этого параметра вполне могут влиять на репродуктивную способность». На количество детей не мог не повлиять еще один фактор - более поздняя менопауза. По словам биолога, отбор женщин по этим признакам идет уже не одно поколение и его исследование охватывает всего лишь незначительный этап такой эволюции. Однако нельзя сказать, что она идет так уж медленно. «С таким же темпом изменяются признаки в популяциях некоторых видов рыб», - говорит Стирнс. Он приводит в пример чавычу - один из самых крупных видов лососевых. На рыб, понятное дело, действует самый настоящий естественный отбор.

Биолог построил математическую модель, способную дать прогноз человеческой эволюции на много лет вперед. Если все будет идти так и дальше, через 300 лет вес ведущей здоровый образ жизни женщины увеличится примерно на 2%, зато менопауза в среднем будет наступать почти на год позже.

«Эта работа - весомый аргумент в пользу того, что в современной популяции продолжается отбор», - рассуждает в своем блоге известный ученый и борец с креационизмом Джерри Койн. Комментарии к этой записи почти целиком состоят из специальных терминов и ссылок на публикации - новость обсуждают профессиональные биологи. Профессор Гарвардской медицинской школы Шамиль Сюняев в восторге от новой работы: «Никому еще не удавалось проследить за изменениями человеческого организма за такой небольшой для эволюции срок». Правда, по его словам, окончательно доказать наличие эволюции в современном обществе может только масштабный генетический анализ.

Возможно, скоро это произойдет. Такими наблюдениями занимаются все больше ученых. И уже сейчас с помощью этих исследований удается доказать, что эволюция человека происходила еще совсем недавно. В 2007 году международная группа генетиков под руководством Леены Пелтонен из Университета Хельсинки провела масштабное сравнение геномов представителей самых разных национальностей. Ученые искали особые формы генов, отвечающих за нормальное усвоение лактозы. Этот содержащийся в молоке углевод способен вызвать у некоторых людей серьезное расстройство желудка.

После первых пяти лет жизни организм начинает терять способность усваивать это вещество. Насколько быстро это происходит - зависит от генов. Реже всего непереносимость лактозы встречается у населения Европы. А вот жителям Азии не повезло. Почти все они страдают от этого врожденного недостатка. Об этом можно прочесть в любом учебнике биологии.

Европейцы начали употреблять молоко почти 10 000 лет назад. В то время устойчивость к лактозе была не очень распространена в популяции. Со временем варианты генов, позволяющие пить молоко без проблем, вышли на первый план - на них действовал отбор. Группа Пелтонен доказала, что с классическим школьным примером все не так просто. Ученые обнаружили в генотипе жителей Южной Италии и Басконии ранее не описанные варианты генов, определяющих устойчивость к лактозе. Эти гены не были похожи друг на друга, но кое-что их объединяло - анализ показал, что они возникли всего 1500 лет назад. Для эволюции это ничтожно малый срок.

Более того, сейчас мы делаем это гораздо быстрее, чем раньше. За последние 10 000 лет скорость эволюции возросла в 100 раз, заставляя наши гены мутировать и отбирая из этих мутаций самые полезные. Мы не вершина эволюционной цепочки. В лучшем случае - середина!

Мы пьем молоко

Ген, который регулирует усвоение человеком лактозы, развился у нас в ходе эволюции. Изначально человек мог усваивать лишь материнское молоко в младенчестве. Однако в результате одомашнивания коров, коз, овец и развития скотоводства наш организм начал вырабатывать гормон, способствующий расщеплению лактозы. Люди, обладающие этим геном, имели преимущество в распространении собственных генов.

Исследование 2006 года подтвердило, что этот ген до сих пор эволюционирует, как и 3000 лет назад в Восточной Африке. Генетическая мутация, которая способствует усвоению лактозы, есть сейчас у 95% европейцев.

У многих так и не вырастают зубы мудрости

Рацион древнего человека по большей части состоял из кореньев, листьев и орехов. От такой диеты зубы изнашивались довольно быстро. Зубы мудрости - эволюционный ответ на эту проблему. Своего рода запаска, хранившаяся до поры до времени прямо во рту у наших предков и появлявшаяся именно тогда, когда прочие зубы уже отслужили свое. Именно они не давали древнему человеку умереть в цвете лет от голода из-за такого недоразумения, как кариес или чересчур твердый орех.

Сегодняшняя еда гораздо мягче, к тому же у нас есть всевозможные приспособления для ее измельчения. Зубы мудрости больше не нужны, потому что остальные служат нам гораздо дольше. Поэтому нам и приходится расставаться с лишней парой.

У нас повысился иммунитет

В 2007 году группа ученых из колледжа Роял Холлоуэй при Лондонском университете провела исследование, целью которого было выявить новейшие признаки эволюции. Для этого они изучили около 1800 генов, которые появились у человека в последние 40 000 лет. Подавляющее большинство этих генов так или иначе связано со способностью человека сопротивляться заразным заболеваниям. Ученые пришли к интересным выводам.

Среди жителей Африки распространено около 12 новых генов, которые помогают организму эффективно бороться с малярией. Жители крупных городов вооружены генами, позволяющими им бороться с туберкулезом и проказой. Таким образом, место проживания (или «обитания», как бы сказали ученые) оказывает влияние на формирование иммунитета.

Наш мозг уменьшается в размерах

Пока ты испытываешь чувство превосходства над животным миром благодаря размеру своего мозга, который делает тебя венцом творения, твой мозг становится меньше. За последние 30 000 лет средний объем человеческого мозга уменьшился с 1500 кубических сантиметров до 1350! Разница примерно размером с теннисный мяч.

У ученых есть несколько теорий причин этого. Первая: мы становимся глупее, причина этому - высокий уровень жизни и сложная организация общества. Проще говоря, теперь вовсе не обязательно быть сильно башковитым парнем, чтобы выжить. Из другой теории следует, что маленький мозг гораздо эффективнее большого, потому что нервные связи осуществляются гораздо быстрее. И, наконец, есть теория, что мозг меньшего размера делает наш вид социальнее, позволяя эффективнее существовать в коллективе. Или его эрзаце - «Фейсбуке».

У некоторых из нас голубые глаза

По идее, глаза у всех нас должны быть карими. Но 100 000 лет назад где-то в окрестностях Черного моря появилась мутация, придающая глазам голубой цвет. Почему она сохранилась, остается загадкой. Ведь, как ты наверняка помнишь из школьного курса биологии, ген карих глаз доминантный, а голубых - рецессивный, что означает, что ему надо очень сильно постараться, чтобы прийти к власти. Тем не менее в наши дни голубые глаза не редкость, ген настроен на выживание самым решительным образом. Более того, он программирует своих хозяев.

Исследование 2007 года показало, что голубоглазые мужчины и женщины считают более привлекательными представителей противоположного пола с голубыми глазами. А кареглазые люди не выказывают той же принципиальности.

Как будут выглядеть люди будущего? Станут ли они выше ростом, чем мы, или будут, наоборот, более низкорослы? Более длинными или более короткими станут их конечности меньшей или большей станет окружность грудной клетки? Меньшей или большей будет вместимость их черепа? Одним словом, можно ли считать, что биологическое развитие человеческого рода закончено и npогpecc может проявиться только в духовном развитии людей - в умственных их способностях, в психической устойчивости и т.д?

По сравнению с нашими предками мы более изнеженны. Область физического труда все более суживается, на все больших и больших участках он заменяется умственным. Сырая натуральная пища заменяется такой, которая приготовлена специально для легкого усвоения ее организмом. Мы носим теплую одежду, значительную часть жизни проводим в сидячем положении и вместе с тем в теплых помещениях. Все более возрастает потребление аnкогоnя, табака, токсических лекарственных средств. Рассматривая лишь эти факты, можно прийти к грустным выводам: наверное, будет достигнуто некоторое увеличение объема головного мозга, но вместе с тем наступит известный peгpecc в развитии мышц, скелета, системы пищеварения. Люди будущего, наверное, станут ниже ростом, меньше весом, с меньшей окружностью грудной клетки, хотя и с большей вместимостью черепа.

Объективные данные "Царицы спорта" - легкой атлетики

Мы пришли к неутешительному выводу. Однако он едва ли является прав ильным. Многие факты опровергают его. Например, таблицы спортивных рекордов. Легкую атлетику называют «царицей спорта». Она воспитывает у человека быстроту и выносливость, физическую силу и волю к победе. Сегодня без серьезных занятий легкой атлетикой нельзя считать качественной подготовку любого спортсмена. Это могут подтвердить не только представители тех видов спорта, занятия которыми связанны с расходом физической энергии,-таких, как футбол, баскетбол, бокс или борьба,- но даже шахматисты. Перед большими и ответственными состязаниями они, как правило, усиленно занимаются легкой атлетикой. Цель этих занятий - укрепить физические силы, чтобы выдержать большее волевое напряжение во время состязаний.

Хронология мировых рекордов в беге на 5000 метров (мужчины):

Время	Легкоатлет	Дата
16.34,6	Джордж Даунис (FRA)	1897-10-31
16.29,2	Джордж Даунис (FRA)	1899-05-22
15.29,8	Чарльз Беннетт (GBR)	1900-07-22
14.59,0	Альфред Шрабб (GBR)	1904-06-13
14.36,6	Ханнес Колехмайнен (FIN)	1912-06-10
14.35,4	Пааво Нурми (FIN)	1922-09-12
14.28,2	Пааво Нурми (FIN)	1924-06-19
14.17,0	Лаури Лехтинен (FIN)	1932-06-19
14.08,8	Таисто Мяки (FIN)	1939-06-16
13.58,2	Гундер Хэгг (SWE)	1942-09-20
13.57,2	Эмиль Затопек (TCH)	1954-05-30
13.56,6	Владимир Куц (URS)	1954-08-29
13.51,6	Крис Чатауэй(GBR)	1954-10-13
13.51,2	Владимир Куц (URS)	1954-10-23
13.50,8	Шандор Ихарош (HUN)	1955-09-10
13.46,8	Владимир Куц (URS)	1955-09-18
13.40,6	Шандор Ихарош (HUN)	1955-09-23
13.36,8	Гордон Пири (GBR)	1956-06-19
13.35,0	Владимир Куц (URS)	1957-10-13
13.34,8	Рон Кларк (AUS)	1965-01-16
13.33,6	Рон Кларк (AUS)	1965-02-01
13.25,8	Рон Кларк (AUS)	1965-06-04
13.24,2	Кипчоге Кейно (KEN)	1965-11-30
13.16,6	Рон Кларк (AUS)	1966-07-05
13.16,4	Лассе Вирен (FIN)	1972-09-14
13.13,0	Эмиль Путтеманс (BEL)	1972-09-20
13.12,9	Дик Квокс (NZL)	1977-07-05
13.08,4	Хенри Роно (KEN)	1978-04-08
13.06,20	Хенри Роно (KEN)	1981-09-13
13.00,41	Дэвид Муркрофт (GBR)	1982-07-07
13.00,40	Саид Ауита (MAR)	1985-07-22
12.58,39	Саид Ауита (MAR)	1987-07-27
12.56,96	Хайле Гебреселассие (ETH)	1994-06-04
12.55,30	Мозес Киптануи (KEN)	1995-06-06
12.44,39	Хайле Гебреселассие (ETH)	1995-08-16
12.41,86	Хайле Гебреселассие (ETH)	1997-08-13
12.39,74	Даниэль Комен (KEN)	1997-08-22
12.39,36	Хайле Гебреселассие (ETH)	1998-06-13
12.37,35	Кенениса Бекеле (ETH)	2004-05-31

Достижения легкоатлетов измеримы, каждый, кто занимается легкой атлетикой, может быстро и точно оценить свои результаты, сопоставив их с известными этапами. Подобными эталонами для сравнения могyт быть личиные достижения, национальныe или мировые рекорды. Мировые легкоатлетические рекорды, например, с начала настоящего столетия официально регистрируются ФИБА - Международной федерацией легкой атлетики.

Основываясь на мировых достижениях легкой атлетики за последние 50-60 лет, можно косвенно ответить на вопрос: проявляется ли с течением времени в физичесом облике человеческого рода тенденция к регpeccу? Если существует подобная тенденция, то достижения должны были бы быть все ниже и ниже. И наоборот, если ссуществует тенденция к прогрессу, то достижения должны быть все выше и выше. В свое время для мужчин считались исключительными достижениями пробег 100 метров за 10,2 секунды, 5 000 метров - менее чем за 14 минут, 10000 метров - менее чем за 29 минут, прыжок в высоту - выше 2 метров. Бросание молота - дальше 60 метров и толкание ядра - дальше 19 метров. Ныне подобными достижениями могут похвалиться сотни спортсменов. Вот, например, регистрация рекорда бега на 5 000 метров началась с 1912 годa с посредственного для теперешнего времени достижения Х. Колехмайнена (Финляндия) - 14 минут 36,6 секунды. В течение 30 лет мировой рекорд оставался за спортсменами Финляндии. В 1942 годy Г. Хэгг (Швеция) пробежал эту дистанцию за 13 минут 58,2 секунды. Это было феноменальное достижение, и многие специалисты заявляли тогда, что достигнута «грань человеческих возможностей». Впоследствии, однако, эта «грань» отодвигалась все далее и далее, и сегодня уже нет специалистов по легкой атлетике, которые говорили бы о "гранях человеческих возможностей". Таких граней, видимо, не существует.

В Болгарии за период с 1924 по 1944 год было внесено 91 изменение в таблицу национальных рекордов по легкой атлетике, а с 1944 по 1963 год - 445 подобных изменений. Эти факты говорят о возрастании физических возможностей людей. Следовательно, в физическом облике человека есть прогресс.

В пору ли Вам платье Вашей бабушки?

Конечно, некоторую роль в повышении спортивных достижений играют улучшение методов тренировки, лучшее знание функциональных возможностей человеческого организма и применение лучших методов воздействия на них. Но не эта роль является определяющей, главным здесь является изменение физического облика людей, приводящее к более высоким функциональным возможностям человеческого организма. Для того, чтобы увериться в том, что существуют подобные изменения, вспомним любопытный случай, связанный с историей моды. В Западной Европе диктаторами в области моды являются дома моделей Парижа и Вены. Они определяют на каждый сезон модные цвета платья, покрой, необходимыe к ним украшения и принадлежности и т.д. Конечно, вызвано это не бескорыстной заботой о красоте человека, а стремлением к большей прибыли. Частая смена модных цветов и линий одежды умножает доходы владельцев текстильных и швейных предприятий.

Руководители одного из парижских домов моды решили организовать оригинальную демонстрацию мод - часть манекенщиц одеть в подлинные платья и кринолины, взятые из некоторых музеев Франции. Манекенщиц должны были сопровождать кавалеры, одетые в подлинные рыцарские доспехи XVII века, также взятые из музеев. Каково же было удивление организаторов демонстрации мод, когда выяснилось, что старинные кринолины и рыцарские доспехи оказались слишком узкими и короткими для наших современников. Этот факт также указывает на то, что в течение исторически недлительного периода времени, физический облик людей изменился.

Богатырская кольчуга из коллекции оружия государственного исторического музея, как видите, несколько маловата в плечах московскому инженеру - сотруднику института Мосэнергопроект Н.В. Васильеву. Правда, Н.В. Васильев - хороший спортсмен: он имеет первый разряд по спортивной гимнастике, но спортсменов-разрядников у нас десятки тысяч.

Краниометрия - наука о правилах измерения черепа - и её выводы

Результатами краниометрических измерений пользуются такие науки, как анатомия, хирургия, криминалистика, антропология, промышленная антропометрия. При судебно-медицинской экспертизе неизвестного скелета по результатам измерения черепа можно с достаточной точностью определить возраст и достоверно установить пол. При антрополого-археологических исследованиях данные краниометрии нужны для определения возрастного состава населения в древнем поселении и eго демографической структуры. Аналогичные измерения помогaют решить и другой вопрос - об изменениях, наступающих в черепе человека в течение разных исторических эпох.

Более чем 120 лет тому назад шведский анатом А. Ретциус опубликовал научный труд, в котором рассматривал вопросы о форме головы населения Северной Европы. В этом труде он впервые применил классификацию, получившую затем международное признание. Ретциус разделил людей по форме их черепа на две группы - короткоголовых (брахицефалов) и долгоголовых (долихоцефалов). У первых отмечен сравнительно большой поперечный диаметр черепа, а у вторых - сравнительно большой продольный диаметр черепа. Значительное преобладание поперечного диаметра черепа над продольным говорит об увеличенной вместимости черепной коробки. Исходя из этого, следовало ожидать, что в исторических эпохах, отдаленных от нашей, будет больший процент долихоцефалов и меньший процент брахицефалов. Новые исследования подтверждают это. Так, например, во время Великого переселения народов (III-V века н. э.) отношение брахицефалов к долихоцефалам составляло 25: 75.

В эпоху средних веков тех и других было поровну, и упомянутое отношение равнялось 50: 50. В настоящее время брахицефалов подавляющее большинство, и их отношение к долихоцефалам равно 98,8: 1,2. Как видим, человечество за полтора десятка веков сделало огромный скачок в своем развитии - в своем физическом облике.

Данные Болгарской статистики

Некоторые ученые не считают нынешнее преобладание людей брахицефалов свидетельством прогресса в физическом развитии человека. По их мнению, среди стаpого долихоцефального населения поселилась некогда группа брахицефалов. В результате браков между первыми и вторыми и в силу наследственного доминирования брахицефального признака, действие котоpого проявлялось в течение многих поколений, большинство нынешних людей имеет короткоголовый тип черепа.

Иное объяснение связывает изменение черепа человека с изменениями, происшедшими в условиях жизни. Какое из двух объяснений ближе к истине? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно сначала выяснить, -отмечены ли наряду с изменениями в черепе изменения в других частях человеческого тела. И если да, то за какое время? Если подобные изменения произошли и происходят на протяжении короткого периода, то вероятно, что они вызваны изменениями в условиях жизни людей.

Для сравнительной антропологической оценки в нашем распоряжении имеются сведения о физическом развитии болгарского народа. Первые данные были собраны профессором Ст. Ватевым в начале 20-го столетия и относятся к 1904 году, а вторые - Болгарской Академией наук приблизительно 60 лет спустя - в 1961 году. Эти данные недвусмысленно указывают на то, что население нашей страны за истекшие 60 лет стало выше ростом, причем эта разница составляет около 2-4 сантиметров для мужчин и около 1-11 для женщин. Увеличились люди и в весе-мужчины приблизительно на 2,4-8,6 килограмма, и женщины - на 2,6-8,3 килограмма. Соответственно увеличилась окружность грудной клетки: на 3-12 сантиметров у мужчин и на 6-8 сантиметров у женщин.

Графики свидетельствуют о том, что менее чем за 60 лет население Болгарии стало заметно выше ростом, более сильным и здоровым. Кривые составлены на основе данных, собранных в 1904 году профессором Ст. Ватевым и в 1961 году Институтом акушерства и гинекологии Болгарской Академии наук.

Следовательно, изменения в физическом облике населения очень разнообразны, они относятся не только к форме черепа, но и ко всем частям человеческого тела. Вместе с тем они проявляются за сравнительно короткий исторический период - только в течение смены 2-3 поколений. Аналогичные данные получены и при исследовании физического развития других народов Европы и Америки. Отсюда можно сделать вывод, что объяснение изменениям физического облика населения следует искать прежде вceго в прогрессивных изменениях условий жизни людей.

Причины, вызвавшие изменения физического облика населения

Для полноты изложения необходимо конкретно указать на те причины, совокупность которых приводит к изменениям физического облика населения. За минувшие 60 лет Болгария прошла длинный исторический путь - из слаборазвитой и отсталой сельскохозяйственной страны она превратилась в высокоразвитую, промышленно-аграрную. Улучшилось материальное благосостояние населения. Наступили революционные изменения в питании и быте людей. Например, треть населения страны живет сегодня в новых просторных и светлых домах, выстроенных за последние 20 лет. Улучшилось медицинское обслуживание населения, повысилась eго культура - не только общая, но и санитарная. Спорт стал жизненной необходимостью не только для молодежи, но и для всех других групп населения. Можно привести любопытные цифры: в 1944 годy в стране насчитывалось 170 тысяч членов физкультурных обществ, а в 1964-м их стало более двух миллионов.

Факты говорят о том, что биологическое развитие человеческого рода не закончено. Прогресс продолжается и проявляется не только в духовном, но и в физическом развитии людей.

Д. Сепетлиев, А. Карауланова, научные сотрудники Института акушерства и гинекологии, г. София (Болгария).

Многих интересует, продолжается ли эволюция человека сегодня, и если да, то куда она идет. Станем ли мы умнее, чем теперь? Будут ли у нас пудовая голова на тщедушном тельце и пальчики, приспособленные под раскладку QWERTY? Или нет, под QWERTY только левая. Правая – мышевая. А может, мы просто возьмем да и вымрем под грузом вредных мутаций?

Как правило, серьезные ученые воздерживаются от подобных прогнозов, отговариваясь недостаточностью данных, недоразработанностью моделей и высокой степенью стохастичности рассматриваемых процессов (то есть большой ролью случайности в эволюции вообще и в эволюции человека в частности). Все это верно. Но я уже пару раз намекал на свое отношение к чрезмерной серьезности. Тем более что некоторые обоснованные утверждения сделать все-таки можно.

Начнем с того, что биологическая эволюция человека не прекратилась и вряд ли когда-нибудь прекратится. Это нетрудно доказать, что называется, на пальцах, чем мы сейчас и займемся.

Эволюция – это прежде всего изменение частот аллелей (генетических вариантов) в популяции. Два основных механизма изменения частот аллелей – генетический дрейф и естественный отбор. Начнем с дрейфа.

Генетический дрейф – это случайные, ненаправленные колебания частот аллелей. Под "юрисдикцией" дрейфа находятся в первую очередь нейтральные генетические различия, то есть такие, которые не влияют или слабо влияют на репродуктивный успех особи (число оставляемых потомков). Случайные колебания частот аллелей абсолютно неизбежны хотя бы просто потому, что в силу огромного количества всевозможных случайных причин разные особи оставляют разное число потомков. Пример действия генетического дрейфа мы рассмотрели в главе "От эректусов к сапиенсам", когда говорили о митохондриальных Евах. Неизбежность появления этих Ев – одно из следствий генетического дрейфа. Этот пример показывает, что при всей своей случайности генетический дрейф приводит к вполне предсказуемым последствиям.

За счет дрейфа частоты аллелей все время потихонечку меняются. А это значит, что эволюция идет. Остановить дрейф может только чудо. Для этого нужно, чтобы аллель, частота которого в данном поколении составляет, положим, 25,0632001%, в следующем поколении имел точно такую же частоту. С точностью до всех знаков, соответствующих целому числу людей. И чтобы в третьем поколении его частота осталась точно такой же. И в четвертом, и в пятом, и всегда.

Как этого добиться? Ну, можно заставить каждого человека иметь ровно двух детей – не больше и не меньше. Одного мальчика и одну девочку. Это поможет, но не сильно. Потому что каждому ребенку достается случайно выбранная половина ваших генов. Каким-то генам обязательно повезет больше, каким-то меньше. Какой-то из ваших генов достанется обоим детям, какой-то – никому. Чтобы полностью остановить дрейф, нужно взять под контроль еще и образование половых клеток – гамет. Специально брать от каждого человека две такие гаметы, в которых нет ни одного повтора, в которых представлены абсолютно все гены данного родителя, причем каждый – ровно в одном экземпляре. Простым выбором из имеющегося разнообразия гамет тут не обойтись, особенно у женщин. Они производят слишком мало яйцеклеток. Придется конструировать геномы гамет искусственно. Адский труд – и при этом совершенно никому не нужный.

За счет дрейфа, как мы видели на примере с митохондриальными Евами, любой нейтральный аллель рано или поздно обязательно достигнет либо нулевой, либо стопроцентной частоты. То есть либо зафиксируется в популяции, либо исчезнет. Причем вероятность первого исхода (закрепления аллеля в популяции) равна частоте аллеля в данный момент времени. Если популяция большая, ждать фиксации придется долго – тысячи, десятки тысяч поколений. В маленькой популяции нейтральные аллели исчезают и фиксируются быстрее.

Но в маленькой популяции возникает и меньше новых мутаций. Например, у каждого новорожденного человека, по имеющимся оценкам, примерно 100 новых мутаций, которых не было у его родителей. Большинство этих мутаций – нейтральные, некоторые (возможно, около десятка) – вредные, и крайне редко появляются полезные мутации. Будем пока для простоты считать, что все мутации нейтральны. Значит, в популяции из тысячи человек в каждом поколении возникает 100 тыс. новых нейтральных мутаций. В популяции из миллиона человек – 100 млн мутаций. Часть из них впоследствии исчезнет из генофонда, часть зафиксируется, то есть достигнет стопроцентной частоты.

Вероятность того, что новая, только что появившаяся нейтральная мутация в итоге зафиксируется в популяции, а не исчезнет, обратно пропорциональна численности популяции. Количество мутаций, появляющихся в популяции, прямо пропорционально ее численности. В итоге, если мы захотим рассчитать, с какой частотой будут фиксироваться в популяции новые мутации, то численность в нашем уравнении просто-напросто сократится. Скорость фиксации мутаций не зависит от численности популяции! Она зависит только от скорости мутагенеза (в нашем случае – 100 мутаций на особь за поколение). Более того, скажу вам по секрету, она просто-напросто равна этой скорости. Если темп мутагенеза у нас 100 мутаций на особь за поколение, то из этого следует, что в каждом поколении в генофонде человечества примерно 100 нейтральных мутаций достигают 100-процентной частоты.

В результате дрейфа популяция неуклонно меняется, накапливая нейтральные мутации. Причем "нейтральные" – это не значит "не проявляющиеся в фенотипе". Они очень даже могут проявляться, просто они не оказывают заметного влияния на репродуктивный успех. В качестве примера такого признака, определяемого одним-единственным геном и, по-видимому, никак не влияющего на репродуктивный успех, можно привести способность сворачивать язык в трубочку. Может быть, через тысячи поколений этой способностью будут обладать все люди на земле. Или, наоборот, никто. Это тоже эволюция.

Впрочем, на одном дрейфе далеко не уедешь. Дрейф не может обеспечить длительное эволюционное движение в какую-то определенную сторону. Он не может придать эволюции направленность, потому что распоряжается в основном нейтральными генетическими различиями. Он не способен создать новую адаптацию.

Все это может сделать естественный отбор. Действует ли отбор на современных людей? Многие почему-то считают, что не действует. Трудно сказать, откуда пошел этот миф. На самом деле остановить отбор ничуть не легче, чем положить конец генетическому дрейфу. Судите сами: чтобы отбор перестал действовать на людей, нужно добиться, чтобы никакие генетически обусловленные различия между людьми абсолютно никак не влияли на число оставляемых потомков. Для этого нужно, например, чтобы самые тяжелые наследственные заболевания влияли на репродуктивный успех ничуть не сильнее, чем умение сворачивать язык в трубочку. Ясно, что в среднем люди, отягощенные множеством вредных мутаций, оставляют меньше потомков, чем люди, у которых вредных мутаций мало (под "вредностью" будем пока понимать вред для здоровья).

Дело, конечно, не ограничивается наследственными болезнями. Вспомните первый закон генетики поведения: все поведенческие признаки зависят от генов! Можно ли, оставаясь в здравом уме, предположить, что количество детей, произведенных человеком, не зависит от его поведения?

Несомненно, отбор продолжает на нас действовать. Но вот как именно – вопрос непростой, и конкретных фактов известно пока мало. Ясно, что направленность отбора в постпалеолитических обществах самым радикальным образом зависит от культуры, от принятого в данном социуме образа жизни. Японцы, возможно, отбирались на способность переваривать водоросли, скотоводческие племена – на производство лактазы во взрослом состоянии, многие африканские народы – на устойчивость к малярии, кочевые охотники-собиратели Южной Америки – на авантюризм и стремление к новизне. Но вот для племен, не употребляющих молоко, производство лактазы во взрослом состоянии – бесполезный и даже немножко вредный признак (тратятся ресурсы на синтез лишнего белка). Для оседлых земледельцев немножко вреден "ген авантюризма". И так далее. Направленность отбора разная в разных культурах.

Между тем культурная эволюция в последние столетия в большинстве социумов идет такими семимильными шагами, что факторы отбора, наверное, успевают сменить направление по нескольку раз за время жизни одного поколения. Пока образ жизни людей не "устаканится", социальная среда не стабилизируется – в общем, пока не наступит остановка социального и культурного развития человечества (а я, честно говоря, надеюсь, что в ближайшие тысячелетия этого не произойдет), говорить о надежных и детальных эволюционных прогнозах довольно бессмысленно. Пусть историки и социологи распишут биологам во всех подробностях социально-культурное развитие человечества на ближайшие 100 тыс. лет, и тогда биологи, возможно, сумеют дать обоснованный прогноз дальнейшего хода биологической эволюции Homo sapiens .

В общем, если читатель разочарован отсутствием в этой книге внятных прогнозов, пусть знает: во всем виноваты историки с социологами.

Что касается конкретных фактов о направленности отбора в наши дни, то они пока не очень впечатляют: слишком мало таких исследований проведено, и в круг внимания исследователей попало слишком мало признаков, которые потенциально могут влиять на репродуктивный успех.

Например, есть данные о связи между числом детей и такими чертами личности, как экстраверсия и невротизм. Обе эти психические характеристики в значительной мере наследственны (Viken et al., 1994 ). Экстраверсия у мужчин, как правило, положительно коррелирует с числом половых партнеров и социальным статусом. Для некоторых современных обществ показано, что мужчины-экстраверты оставляют больше детей по сравнению со своими соплеменниками – интровертами. Однако экстраверты в среднем чаще попадают в опасные переделки и получают травмы. Возможно, этим уравновешивается их преимущество (и поэтому интроверты до сих пор не вымерли). Высокий уровень невротизма у женщин может повышать плодовитость, но при этом снижать "качество" потомства (детям достается меньше заботы, что уменьшает их шансы на успешное воспроизводство). Низкий уровень невротизма, наоборот, ассоциируется с меньшим количеством детей, в каждого из которых вкладывается больше ресурсов. Максимальный репродуктивный успех в итоге могут иметь женщины со средним уровнем невротизма. К сожалению, такие исследования пока выполнены лишь на отдельных культурах, и неясно, насколько всеобщими могут быть подобные закономерности (Alvergne et al., 2010 ).

Еще один пример: по результатам 60 лет наблюдений за 5000 женщин, проживающих в Северной Америке, удалось показать, что отбор в настоящее время благоприятствует следующим женским фенотипическим признакам (Coyne, 2009 ):

1. рост немного ниже среднего (можно ожидать уменьшения среднего роста североамериканских женщин на 2,1 см в течение следующих десяти поколений);

2. вес немного выше среднего (женщины поправятся на 1,4% за десять поколений, если характер отбора не изменится);

3. невысокий уровень артериального давления и холестерола (холестерол упадет на 3,6%, давление – на 1,9% за десять поколений);

4. более ранние первые роды (средний возраст, в котором североамериканская женщина рожает первого ребенка, уменьшится за десять поколений на 1,7%: от 26,18 до 25,74 лет);

5. более позднее наступление менопаузы (увеличится на 1,6%, или 0,8 лет, за десять поколений).

Впрочем, даже эти (честно говоря, не очень интересные) выводы не являются окончательными и бесспорными. В расчетах учитывалась степень наследуемости признаков, оценить которую в ряде случаев можно лишь приблизительно. И потом, все эти прогнозы основаны на допущении – совершенно, кстати, нереалистичном, – что образ жизни (включая диету) и факторы отбора, действующие на североамериканских женщин, не изменятся в течение десяти поколений.

Вырождаемся?

Ходят упорные слухи, что человечеству грозит генетическое вырождение. Об этом твердят многие журналисты и философы. И надо признать, что слухи эти возникли не на пустом месте. Многие ученые всерьез рассматривают такую возможность. Похоже, у нас действительно есть повод для беспокойства.

Проблема в том, что культурно-социальный и научно-технический прогресс ведет к ослаблению очищающего отбора – того самого, что отвечает за отбраковку вредных мутаций. Речь идет прежде всего о так называемых слабо вредных мутациях, каждая из которых сама по себе не очень сильно снижает жизнеспособность и плодовитость, но когда их накапливается много, суммарный эффект становится ощутим.

Люди или другие животные, отягощенные множеством слабовредных мутаций, отличаются слабым здоровьем, у них могут быть понижены иммунитет, интеллект, энергичность, быстрота реакции, плодовитость, продолжительность жизни, сексуальная привлекательность и все прочее, для чего нужны "хорошие гены". Слабовредные мутации возникают в каждом поколении, и если отбор их не отсеивает, они накапливаются. Каждый новорожденный человек несет в своем геноме, вероятно, около десяти новых слабовредных мутаций, которых не было у его родителей.

Для начала представим себе ситуацию, в которой отбора нет вообще. Выше мы говорили, что такого не бывает, но вообразить-то можно что угодно. Допустим, мы пытаемся спасти вымирающий вид животных и у нас остались только две особи: самец и самка. Мы их скрестили и получили потомство – одного сына и одну дочь (поколение 1). Допустим, что по каким-то причинам мы не можем получить от пары родителей больше, чем одного сына и одну дочь. У сына будет десять новых слабовредных мутаций, у дочери – тоже десять, но других. Скрещиваем теперь брата с сестрой: у нас просто нет другого выхода, если мы хотим сохранить вид. Вредными последствиями инбридинга (близкородственного скрещивания) давайте для простоты пренебрежем. Получаем потомство – девочку и мальчика. Каждый из них унаследует от каждого родителя в среднем половину его вредных мутаций (5 + 5 = 10), плюс еще появится десять новых. Итого, в поколении 2 каждая особь будет иметь в среднем по 20 вредных мутаций. В поколении 3 будет уже 30 мутаций, и т.д. Вырождение в таких условиях (когда нет никакого отбора) происходит быстро и неотвратимо. Очень скоро мы получим поколение настолько слабое, чахлое, болезненное и бессильное, что никакая суперсовременная медицина не поможет получить от этой пары потомство. Без отбора любой вид должен быстро выродиться и погибнуть. Просто потому, что: 1) мутагенез остановить невозможно; 2) большинство не нейтральных мутаций вредны.

Генетическое вырождение в условиях ослабленного отбора – не чисто теоретическое построение, а экспериментально подтвержденный факт. В 1997 году известный биолог-эволюционист Алексей Кондрашов, ныне работающий в Мичиганском университете, и его коллеги Лев Ямпольский и Светлана Шабалина опубликовали результаты эксперимента на дрозофилах, в котором отбор в подопытных популяциях был радикально ослаблен (Shabalina et al., 1997 ). Авторы брали от каждой пары мух одного случайно выбранного сына и одну случайно выбранную дочь. Отобранных таким образом мух делили, опять-таки случайным образом, на брачные пары. Из потомства каждой пары опять брали одного сына и одну дочь, и т. д. Отбор при этом не был полностью отменен, потому что некоторые пары вообще не могли произвести потомство, из некоторых отложенных яиц не выводились личинки, некоторые личинки не могли окуклиться, а из некоторых куколок не выводились взрослые мухи. Очевидно, такая судьба постигала тех, чьи геномы были уж слишком отягощены вредными мутациями. Но тем не менее отбор стал гораздо слабее, чем в природе или в обычной лабораторной популяции, где мухи, живущие в пробирках с кормом, образуют брачные пары по собственному выбору и свободно конкурируют друг с другом за пищу и жизненное пространство. Если отбор не отключать, он вполне способен противостоять вредным эффектам инбридинга, как показывает опыт выведения чистых линий лабораторных животных или, скажем, история древнеегипетских фараонов, регулярно женившихся на родных сестрах.

Через 30 поколений подопытные популяции мух пришли в жалкое состояние. У них резко упали плодовитость и продолжительность жизни. Кроме того, они стали вялыми и, по словам А. С. Кондрашова, "даже не жужжали" [у нас с А. С. Кондрашовым по этому поводу состоялась занятная дискуссия в интернете, с которой можно ознакомиться по адресам: http://macroevolution.livejournal.com/36027.html (часть 1) и http://macroevolution.livejournal.com/38950.html (часть 2)] . Генетическое вырождение налицо.

Есть основания полагать, что в течение последних 100 лет люди (по крайней мере жители развитых стран) оказались в условиях, напоминающих эксперимент Кондрашова. Благодаря развитию медицины, изобретению антибиотиков, решению продовольственной проблемы и росту уровня жизни резко снизилась смертность (а несколько позже и рождаемость). У жителей развитых стран стали выживать почти все родившиеся дети. Кроме того, слабое здоровье перестало быть серьезной помехой для размножения (см. видеозапись публичной лекции А. С. Кондрашова "Эволюционная биология человека и охрана здоровья": http://www.polit.ru/science/2010/10/22/kondrashov_live.html). По мнению Кондрашова, естественный отбор на человека сегодня почти не действует, по крайней мере в развитых странах. Это значит, что выживаемость и плодовитость людей практически перестали зависеть от их генотипа.

Безусловно, опасность накопления вредных мутаций в человеческой популяции существует. Но каков масштаб бедствия? Для точных оценок данных пока недостаточно, но кое-какие основания для сдержанного оптимизма у нас все-таки есть.

Я уже говорил, что современные данные о генетической предопределенности (пускай лишь частичной) большинства поведенческих признаков не позволяют поверить в возможность того, что репродуктивный успех человека больше не зависит от его генотипа. У нас всё зависит от генотипа – доброта, интеллект, счастье в семейной жизни, даже политические взгляды. А ожидаемое число потомков, репродуктивный успех, говорите, не зависит? Немыслимо. Например, признак "возраст рождения первого ребенка" точно имеет ненулевую наследуемость и находится под действием отбора (см. выше). К тому же он наверняка зависит от кое-каких свойств характера, не правда ли? В том числе и от таких, по которым есть наследственная изменчивость (потому что практически все свойства характера имеют ненулевую наследуемость). Следовательно, репродуктивный успех человека, несмотря на все достижения медицины, все равно зависит от генотипа.

Эффективность отбраковки слабовредных мутаций, конечно, снизилась, но все же не обнулилась. Человек, обремененный множеством слабовредных мутаций, будет в среднем более слабым, болезненным, глупым, некрасивым (кособоким – несимметричным). Помимо всего прочего, он дороже обойдется своим родителям. Если случай будет совсем тяжелый, он заставит родителей призадуматься, а стоит ли им рожать еще одного. Пусть даже этот слабый, болезненный человек благодаря медицине выживет и оставит потомство. Этого мало, чтобы отбор не действовал. Отбор перестанет действовать, только если такой человек в среднем будет оставлять ровно столько же – с точностью до долей процента! – детей, сколько и здоровый, крепкий, умный, красивый, симметричный, доставивший родителям только радость (так что они захотели родить еще одного). Пусть всего на доли процента, но репродуктивный успех таких обремененных генетическим грузом людей даже в самых передовых странах все равно будет ниже, чем у носителей меньшего числа слабовредных мутаций. Отбор не прекратился – он лишь стал слабее, но не исчез и никогда не исчезнет, пока мы живем в своих биологических телах, а не превратились в роботов.

Имеются и прямые фактические подтверждения сказанному. Например, установлено, что репродуктивный успех как мужчин, так и женщин в современном индустриальном обществе положительно коррелирует с внешней привлекательностью. Американцы, родившиеся в 1937–1940 годах, чьи фотографии в возрасте 18 лет оцениваются другими людьми как более привлекательные, произвели в среднем больше детей, чем их менее привлекательные сверстники. Отчасти это объясняется половым отбором – привлекательные люди реже остаются холостыми (незамужними), – но отчасти, по-видимому, и "обычным" естественным отбором, то есть положительной корреляцией между привлекательностью и плодовитостью. Любопытно, что у женщин зависимость репродуктивного успеха от привлекательности нелинейная: больше всего потомков оставили женщины, относящиеся ко "второй четверти сверху", то есть привлекательные, но не самые неотразимые. Суперкрасотки родили больше детей, чем представительницы двух "нижних четвертей", но все-таки меньше, чем просто привлекательные барышни. Чем это объясняется – завышенной самооценкой, заботой о фигуре или чем-то еще, – пока неизвестно (Jokela, 2009 ).

Кроме того, отбор по-прежнему отлично работает на уровне эмбрионов. Зигота (оплодотворенная яйцеклетка), совсем уж перегруженная вредными мутациями, долго не протянет, она будет "отбракована" на ранних стадиях эмбрионального развития. Правда, такой отбор действовал и на дрозофил в опытах Кондрашова – и не спас несчастных от вырождения.

Я возлагаю большие надежды на технологию экстракорпорального оплодотворения (ЭКО), за которую ее создатели недавно получили Нобелевскую премию. Методика "зачатия в пробирке" предполагает создание нескольких "запасных" зигот, которые доращиваются до определенной (очень ранней) стадии эмбрионального развития, а затем из этих зародышей отбирают самых здоровеньких для пересаживания в матку будущей матери ["лишние" эмбрионы при этом погибают. Их можно использовать для научных исследований, весьма важных для развития медицины. Гуманизм и человеколюбие на эти крохотные комочки клеток, по идее, не должны распространяться, потому что у них нет ничего похожего на нервную систему, а значит, и души нет ни на грош, что бы там ни говорили идеалисты и мистики] . Если мы научимся быстро и без вреда для эмбрионов проводить их генетический анализ, то сможем отсеивать вредные мутации гораздо эффективнее, чем это сделал бы обычный естественный отбор.

Очищающий отбор действительно стал слабее, но нам, возможно, сейчас и не нужен сильный. Дело в том, что численность человечества сегодня беспрецедентно высока: нас почти семь миллиардов. Такой численности никогда не бывало ни у одного вида наземных позвоночных нашего размера за всю историю Земли. Между тем численность популяции имеет самое прямое отношение к эффективности действия отбора на слабовредные мутации: чем популяция больше, тем меньше шансов у слабовредной мутации распространиться в генофонде.

Попробуем разобраться, почему это так. Рассмотрим сначала маленькую популяцию из 1000 особей. Пусть половина этих особей несет в своем генотипе слабовредную мутацию, снижающую репродуктивный успех на 0,01% (одну десятитысячную) по сравнению с носителями немутантного аллеля того же гена. Мутация с таким слабым негативным эффектом в популяции из 1000 особей будет просто-напросто невидима для отбора. Говоря упрощенно, если в поколении 1 было 500 мутантов, то в поколении 2 их число должно уменьшиться на 0,01%. Что это будет означать на практике? Попробуем рассчитать среднее ожидаемое число мутантов во втором поколении: 500 – (0,01 х 500/100) = 499,95. Но число особей не может быть дробным. На самом деле мы получим целое число мутантов, близкое к 500: их может оказаться 482, или 512, или 501, или 497. Вероятность того, что мутантов окажется меньше 500, чуть больше вероятности того, что их окажется больше 500. Однако это различие вероятностей будет пренебрежимо малым. Иными словами, данная мутация в популяции из 1000 особей будет вести себя фактически как нейтральная. Ее частота будет меняться по закону случайных блужданий, и в конце концов мутация либо зафиксируется, либо элиминируется. Вероятность фиксации слабовредной мутации в этом случае будет близка к 0,5, как и у любой нейтральной мутации (при исходной частоте 0,5).

Но если популяция большая, допустим, состоит из 7 млрд особей, то такая мутация уже будет очень хорошо заметна для отбора. Ее частота в каждом поколении будет по-честному снижаться примерно на 0,01%. Если мутантов изначально было 50% (3 500 000 000), то в следующем поколении их станет меньше в среднем на 350 000 особей (а не на 0,05 особи, как в предыдущем случае). Конечно, и в этом случае будет случайный разброс. Однако вероятность того, что в силу случайности число мутантов в поколении 2 окажется больше, чем в поколении 1, на этот раз будет не около 50% (как это было в маленькой популяции), а около 0%. То же самое справделиво и для вероятности фиксации (элиминации). В маленькой популяции вероятность того, что мутация зафиксируется, близка к 50%. В большой – фактически равна нулю. Вот вам и влияние численности. В большой популяции даже мутация с очень слабым негативным эффектом будет отбраковываться отбором и никогда не сможет достичь стопроцентной частоты. В маленькой, напротив, она легко может зафиксироваться. Таким образом, огромная численность человечества сама по себе является хорошей защитой от распространения слабовредных мутаций.

Между прочим, колоссальный размер популяции в сочетании с ослаблением очищающего отбора дает нам дополнительные шансы на появление очень маловероятных (то есть редких) полезных мутаций. Мутация, вероятность возникновения которой составляет одну миллиардную, в популяции численностью в 1000 особей будет происходить в среднем один раз за миллион поколений. То есть фактически никогда. В семимиллиардной популяции такая мутация почти наверняка произойдет уже в первом поколении. Что касается ослабления очищающего отбора, то оно дает нам дополнительный шанс выйти из так называемых ловушек локальных максимумов приспособленности (см. главу "Жертвы эволюции"). Чтобы выработать какую-то ценную новую адаптацию, нам может быть необходимо пройти через этап временного снижения приспособленности. Например, для этого могут быть нужны три мутации в комплексе, причем первая и вторая мутации сами по себе вредны, однако в сочетании с третьей они дают положительный эффект. Медицина позволяет нам теперь проходить такими эволюционными траекториями, запрещенными для популяций, находящихся под действием сильного очищающего отбора, потому что дает шанс на выживание перспективным мутантам – носителям двух первых "вредных" мутаций.

Кроме того, как бы ни была сильна медицина, избирательность граждан при выборе долговременного полового партнера никто не отменял и не отменит. Всегда будут суперпринцессы искать суперпринцев, всегда будут граждане похуже качеством вынужденно усмирять свою привередливость и выбирать себе в партнеры примерно таких же (подобная избирательность, или "положительная ассортативность", при образовании брачных пар действительно существует у людей, как и у других моногамных животных). Люди, обремененные множеством слабовредных мутаций, будут скрещиваться преимущественно друг с другом, как и везунчики с хорошими генотипами. Такая избирательность, между прочим, резко повышает эффективность очищающего отбора. На одном краю спектра будут то и дело рождаться совсем уж нежизнеспособные заморыши. Они будут погибать на ранних стадиях эмбриогенеза или чуть позже вместе со своими мутациями.

Положительная ассортативность по интеллекту у людей тоже существует (умные женщины склонны выбирать умных мужчин, глупые мужчины избегают общения с женщинами умнее себя). Это позволяет надеяться, что если мы в будущем и поглупеем, то только в среднем, не радикально и не все.

Можно привести еще несколько соображений, позволяющих надеяться, что накопление вредных мутаций из-за ослабленного отбора, возможно, представляет не такую уж большую опасность для человечества.

Во-первых, нужно решить, что же все-таки мы подразумеваем под "вредностью". В эволюционной биологии вредная мутация – это мутация, снижающая приспособленность (репродуктивный успех). Степень вредности мутации определяется величиной, на которую эта мутация снижает приспособленность. Если мутация не снижает приспособленность, то она не вредная с эволюционной точки зрения, даже если ее фенотипический эффект лично нам не нравится. С этой точки зрения следует признать, что вредность мутаций непостоянна: она меняется в зависимости от развития медицины и прочих благ цивилизации.

Например, высокая детская смертность Homo sapiens была во многом обусловлена инфекциями, от которых теперь мы защищены антибиотиками и вакцинами. Для наглядности рассмотрим гипотетическую вредную мутацию, снижающую сопротивляемость вирусу черной оспы. Допустим, эта мутация повышает вероятность заболеть оспой при контакте с вирусом или повышает вероятность смерти в случае заболевания. Такая мутация была очень вредной 100 лет назад (допустим, она снижала приспособленность в среднем по человечеству на 2%). Когда появилась вакцинация, вредность этой мутации уменьшилась (допустим, теперь она снижала приспособленность только на 1%). А сейчас, когда вируса оспы больше нет в природе (о чем было торжественно объявлено в 1980 году), вредность этой мутации полностью улетучилась. Мутация вообще перестала быть вредной, что бы мы ни понимали под "вредностью". Она стала нейтральной и может теперь спокойно претерпевать случайные колебания своей частоты под действием дрейфа.

Большинство болезней, конечно, не исчезли подобно оспе. Они по-прежнему могут угробить человека, но благодаря наличию антибиотиков вероятность такого исхода сегодня гораздо ниже, чем раньше. Мутации, повышающие восприимчивость ко всем этим болезням, раньше очень сильно снижали приспособленность, а теперь их вредность уменьшилась. Мы можем сказать, что очищающий отбор, действующий на эти вредные мутации, ослаб. Но можно сказать то же самое и другими словами: эти мутации стали менее вредными.

По-видимому, многие вредные мутации, которые сейчас стали накапливаться в генофонде человечества из-за ослабления отбора, – это как раз такие мутации, вредность которых благодаря медицине радикально уменьшилась.

К сожалению, во многих случаях "вредность" эволюционная не совпадает с "вредностью" человеческой. Естественный отбор может защитить нас только от тех мутаций, которые снижают репродуктивный успех. Но он не защитит нас от мутаций, которые снижают качество нашей жизни, не влияя на число оставляемых потомков.

В эксперименте с дрозофилами, когда в живых оставляли двух потомков от каждой самки, экспериментаторы тем самым как бы сказали мухам: "Дорогие мухи, отныне все мутации, снижающие вашу плодовитость до десяти, пяти или даже до двух потомков за жизнь, больше не будут для вас вредными. Сколько бы вы ни нарожали, все равно в живых останутся ровно двое". Мухи обрадовались и быстро накопили мутации, снижающие плодовитость, но при этом совершенно безвредные для них в условиях эксперимента. Потом экспериментаторы пришли и сказали: "Вообще-то мы пошутили. Эти мутации все-таки вредные, и мы их сейчас у вас подсчитаем. Ах, как вы выродились!"

Глядя на ситуацию под таким углом, можно заметить, что с эволюционной точки зрения мухи в этом эксперименте, возможно, не так уж сильно и выродились. Но вот с точки зрения самих мух (если бы они обладали сознанием и могли немного порефлексировать) дела их действительно были плохи. У них пропала жизненная энергия, сократилась продолжительность жизни, они стали вялыми и даже перестали жужжать. Боюсь, от всего этого не застрахованы и мы. Вымереть не вымрем, но вот стать в среднем более чахлыми, вялыми и глупыми очень даже можем.

Более того, вполне возможно, что именно это с нами и происходит в течение последних 10 тыс. лет (со времени перехода от охоты и собирательства к земледелию и скотоводству) . Или даже 40 тыс. лет – со времени верхнепалеолитической революции.

Жаль, конечно, что мы не становимся с течением поколений добрее, умнее и талантливее. То есть не становимся генетически; развитие культуры нас пока выручает. Но все-таки хотелось бы еще и генетически. Есть ли надежда? Трудно сказать. Я лично очень надеюсь на принцесс. Лишь бы они не стали неразборчивыми в связях. Дорогие принцессы! Помните, пожалуйста, что при выборе спутника жизни политкорректность неуместна. Вы заслуживаете большего. Внимательно следите за индикаторами приспособленности. Не путайте подлинные большие, красивые и дорогие павлиньи хвосты с дешевыми подделками.

И напоследок – еще одно обнадеживающее, хотя и чисто гипотетическое соображение. Насколько четко коррелирует уровень смертности с эффективностью отбора? Да, мы знаем, что сейчас люди в развитых странах стали рожать очень мало детей, и почти все эти дети выживают, то есть постнатальная смертность резко снизилась. Но следует ли из этого, что и эффективность постнатального отбора уменьшилась ровно на такую же величину? Мне кажется, что не следует, потому что есть еще одна важная переменная: степень зависимости смертности от генотипа. Многие особи погибают или остаются бездетными не потому, что у них гены плохие, а просто потому, что "не повезло". Иными словами, существует некая вариабельность по репродуктивному успеху среди особей, и весь вопрос в том, какая доля этого разброса определяется наследственной изменчивостью. Ясно, что эта величина всегда меньше 100% и всегда больше 0%. Эффективность отбора зависит от нее не меньше, чем от уровня смертности.

По идее, с переходом организмов от r- к К-стратегии (то есть от производства множества слабо защищенных потомков к производству небольшого количества хорошо защищенных) степень зависимости репродуктивного успеха от генов (а не от случайности) должна возрастать. Если бы это было не так, то мы наблюдали бы очень четкие различия между r- и К-стратегами по скорости накопления вредных мутаций, по темпам генетического вырождения и вымирания видов. Мы наблюдали бы, что К-стратеги вымирают быстрее и вообще в конечном итоге всегда оказываются в проигрыше. Ведь К-стратеги по определению производят меньше потомков, и у них более низкая смертность. Однако этого не наблюдается. В палеонтологической летописи мы видим много примеров того, как переход к К-стратегии явно улучшил "генетическое благополучие" и эволюционное процветание группы. В эволюции наземных животных и растений прослеживается четкая тенденция к развитию все более качественной заботы о потомстве, то есть к движению в сторону К-стратегии. При этом средние темпы вымирания видов в целом не растут, а снижаются.

То, что сейчас происходит с человечеством, – это ярко выраженный сдвиг в сторону К-стратегии: детей рождается меньше, зато в каждого вкладывается очень много ресурсов и почти все выживают. Не была ли высокая смертность в прошлом, в том числе детская, гораздо более зависящей от случайностей (а не от генов), чем сейчас? Дети умирали как мухи в основном от антисанитарии и недоедания. Голод мог охватывать целые районы, эпидемии смертельных болезней прокатывались по целым континентам. Не было ли это похоже на массовую гибель криля в пасти кита, когда от генотипа конкретного рачка почти ничего не зависит?

Сегодня в развитых странах большинство людей более или менее обеспечены материально, медицина всем доступна, голод не грозит, в солдаты на 25 лет самых здоровых юношей не забирают. Не приводит ли это к радикальному уменьшению влияния случайности на репродуктивный успех? И к увеличению влияния на него – да, как ни странно, генов? Если социально все более или менее равны (ну хотя бы в идеале) и стихийные силы вам больше не угрожают, то от чего еще будет зависеть ваш успех, в том числе и репродуктивный, если не от генов, над которыми никакая демократия и никакая политкорректность пока не властны и которые все равно у всех разные? Может быть, "выравнивание шансов", обеспеченное цивилизацией (а также усиленной заботой о потомстве и другими характерными признаками К-стратегии), на самом деле не уменьшает, а увеличивает зависимость репродуктивного успеха от генотипа? Если так, то оно должно способствовать не только снижению эффективности отбора (за счет снижения смертности), но и увеличению этой эффективности (за счет роста влияния генотипа на репродуктивный успех).

К сожалению, для количественной оценки всех этих предполагаемых механизмов пока не хватает данных. В конечном счете вполне может оказаться, что перечисленные "защитные эффекты" все-таки недостаточны и генетическое вырождение через несколько поколений действительно станет для нас серьезной проблемой. Не смертельной, но противной.

Что такое хорошо и что такое плохо

Как наверняка заметили внимательные читатели, автор не считает этот вопрос напрямую относящимся к теме книги. По-моему, это вовсе не дело биологов – решать, какие из эволюционно обусловленных (или привитых культурой) особенностей нашей души следует сегодня считать "хорошими", а какие "плохими". Тем более что все это так легко и быстро меняется: и во времени, и от страны к стране, от сообщества к сообществу, даже от семьи к семье. В Европе и США плакаться в жилетку считается нормальным, в Корее – не очень. Давать деньги в рост когда-то считалось аморальным, сейчас все банки этим занимаются с гордостью. Улыбаться, глядя на незнакомого человека, где-то считается неприличным, где-то наоборот. Убийство – страшный грех, но в военное время по приказу старшины – пожалуйста. Перечислять подобные примеры можно до бесконечности. Биологическая эволюция ко всему этому имеет весьма косвенное отношение.

Эволюционная психология и антропология отвечают на другой вопрос – они помогают понять, почему мы такие, какие есть. И они хранят гробовое молчание по поводу того, какими нам следует быть, к чему мы должны стремиться, какие способы поведения брать за образец. Данные этих наук можно сравнить с этимологическим словарем. Читать о происхождении слов интересно, это расширяет кругозор и даже помогает решать некоторые специальные задачи, но не влечет за собой никаких оргвыводов, касающихся повседневной речи. Если ваша цель – научиться грамотно писать и говорить, то знание праиндоевропейских корней, к которым восходят те или иные слова, едва ли вам сильно поможет. От орфографического словаря и справочника по грамматике будет куда больше пользы. Еще больше – от общения с образованными людьми.

Биологическая эволюция нашей психики, по-видимому, еще не закончена, но она идет медленно. На временных интервалах порядка нескольких веков ею вообще можно смело пренебречь. Гораздо большее влияние на развитие моральных норм, законов, традиций и стилей поведения людей вот уже много тысячелетий (как минимум начиная с верхнего палеолита) оказывает культурно-социальная эволюция. Она основана на избирательном размножении мемов, а не генов. У нее свои законы, о которых мы почти не говорили, потому что эта книга посвящена биологической, а не культурно-социальной эволюции человека.

Эволюция снабдила нас крупным мозгом, в котором от рождения уже есть кое-какие заготовки и шаблоны, помогающие работать с поступающей информацией. Мы не рождаемся с девственно чистой душой и пустой памятью. Гипотеза чистого листа давно отвергнута психологами и нейробиологами. Но эти шаблоны пластичны, и в разной культурной среде одни и те же врожденные склонности могут проявиться совершенно по-разному. Одна и та же мутация, влияющая на уровень секреции окситоцина, в одной культурно-социальной обстановке может способствовать дружбе с жителями соседней деревни, в другой – вражде с ними.

Но есть у нас и такие врожденные склонности, которые проявляются похожим образом в самом разнообразном культурном окружении. Это не значит, что их проявления вообще не зависят от культуры. Но это все-таки значит, что они мало зависят от тех культурных различий, которые имеются сегодня на планете. Это в свою очередь позволяет предположить, что данные шаблоны проявлялись схожим образом и у наших палеолитических предков, и что именно поэтому они и были поддержаны отбором. Среди таких устойчивых шаблонов – поведенческих стереотипов, предположительно выгодных палеолитическим охотникам-собирателям, – есть вполне благопристойные по нынешним меркам. Например, те наши врожденные склонности, которые у многих людей воплощаются в осознанную моральную установку – идеал реципрокного альтруизма, золотое правило этики: "Поступай с другими так же, как хочешь, чтобы поступали с тобой".

Но они очень разнообразны, эти шаблоны, и порой противоречат друг другу. У нас явно есть генетическая предрасположенность к формированию эмоциональной привязанности к брачному партнеру – и это тянется, возможно, еще со времен ранних гоминид, перешедших к моногамии. Но у нас (в отличие от прерийных полевок) есть и явная склонность легко избавляться от таких привязанностей, "не становиться их рабами". У нас есть склонность к супружеским изменам и кое-какие свойства, которые можно интерпретировать как адаптации, направленные на предотвращение измен (к ним, возможно, относится чувство ревности). Все это тоже, скорее всего, тянется за нами с очень давних времен. Что здесь хорошо, а что плохо? Эволюционная психология скромно, но твердо воздерживается от ответа. Решайте сами! А не хотите брать на себя ответственность – можете переложить ее на общество в лице его избранных представителей (друзей, родителей, соседей, писателей, телеведущих, популярных исполнителей – кому что нравится). Они вам охотно объяснят, как должна вести себя приличная девушка и что должен совершить достойный юноша, чтобы заслужить всеобщий респект.

Как и у всякого человека, у меня есть свои представления о добре и зле. Но они не выводятся напрямую из данных эволюционной психологии – и не должны выводиться. Они выводятся из накопленных человечеством культурных богатств, реалий сегодняшнего дня, обстановки в обществе и атмосферы в социальном окружении. Например, я терпеть не могу ксенофобию во всех ее проявлениях, от нацизма до гомофобии и идеологической нетерпимости, хоть и понимаю, что эволюционные корни этого гадкого свойства психики весьма глубоки и прочны.

Главное – понять, что эволюционный подход к человеку ничего и никого не оправдывает. Он объясняет происхождение, а это разные вещи. Мне непонятна логика тех граждан, которые считают, что эволюция якобы оправдывает безжалостное истребление слабейших (эта ошибочная теория известна под именем "социал-дарвинизма"), равно как и тех, кто требует запретить преподавание эволюции в школах под тем предлогом, что "если детям сказать, что они произошли от обезьян, то дети и будут вести себя как обезьяны". Фантастическая чушь! Давайте тогда уж скрывать от детей, что они состоят в основном из воды, а то еще начнут растекаться и принимать форму сосуда.

Мы не произошли от обезьян. Мы – обезьяны, но обезьяны особенные, культурные (в том смысле, что наше поведение определяется культурой, а не только генами) и к тому же умные, аж с семью регистрами кратковременной рабочей памяти. С какой стати нам брать пример с шимпанзе, этих реликтовых лесных гоминоидов, не способных изготовить простейший олдувайский отщеп? Мы ведь даже со своих совсем недавних предков – палеолитических охотников-собирателей, людей бронзового века или средневековых европейцев – если и берем пример, то очень избирательно. И правильно делаем. Эти ребята считали "добром" многое из того, что сегодня является безусловным злом.

Если серьезно, то я считаю, что десакрализация и демистификация человеческой психики, вскрытие ее подлинных эволюционных и нейробиологических корней – это путь к переводу нашего самосознания на новый, более высокий уровень. Многие считают, что главная отличительная черта человека – способность к рефлексии, осознанию собственного существования. Этого мало. Следующим шагом должно стать осознание собственной природы и происхождения. Честно говоря, я надеюсь, что когда-нибудь парадоксальная фраза "человек происходит от Дарвина" будет восприниматься как банальная истина.

Наша внутренняя "модель себя", эта первооснова нашего социального интеллекта, очищенная наконец-то от примитивных сказок и страшных призраков, а заодно и от чрезмерно раздутого чувства собственной важности, с переписанными и учтенными скелетами в шкафах, станет куда более эффективным рабочим инструментом, чем тот полуфабрикат, с которым эволюция выпустила нас в мир культуры. А ведь на "модели себя" основано все то, что издавна считалось хорошим (пусть и в узком, "парохиальном" смысле): взаимопонимание, любовь, сочувствие. Мы сможем лучше понимать друг друга. Мы сможем стать великодушнее.

Да, способность манипулировать ближними тоже основана на этой модели, но вы попробуйте применить свои макиавеллиевские штучки к собрату, который не хуже вас все знает о макиавеллиевских штучках.

Хватит уже быть жертвами эволюции, друзья. Хватит чуять нутром и думать желудком. У нас есть семь регистров, мы еще не окончательно угробили эту планету, мы уже поняли, откуда мы взялись, и мы уже гуляли по Луне. Все еще может быть не так плохо.

Величие

Есть величие в этом воззрении, по которому жизнь с ее различными проявлениями Творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм; и между тем как наша планета продолжает вращаться согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм.

Что касается "Творца", то в первом издании "Происхождения" его еще не было. Вместо "Творец вдохнул" стоял безличный оборот. В последующих изданиях Дарвин не только добавил слово "Творец", но и под давлением критики внес в книгу много других изменений, которые с позиций сегодняшнего дня выглядят неудачными. Кто-то даже пошутил, что шестое издание правильнее было бы назвать "Происхождение видов путем естественного отбора и множеством всяких других путей". Добавленное в текст упоминание Творца смущало Дарвина, судя по его письмам. Вообще-то он склонялся к мысли, что жизнь могла сама зародиться "в каком-нибудь теплом пруду". Но аргументов у него не было, и он решил поберечь свою репутацию. Ну да ладно, не в том дело. Дело в величии.

Просто удивительно, как удается до сих пор некоторым людям не замечать подлинного величия, захватывающей дух красоты научной картины мира. В том числе – уже во многом прояснившейся благодаря усилиям ученых истории нашего собственного биологического вида.

Человечество в своем культурном развитии породило много волнующих, талантливых, эстетически привлекательных мифов о происхождении и устройстве мира. Я и сам их люблю с детства. Эти истории отбирались по способности воздействовать на психику: самые впечатляющие запоминались и пересказывались, скучные забывались. Неудивительно, что некоторые из них обладают завораживающим, гипнотическим действием. Завладев мозгом, они не хотят его отпускать. Они приспособлены именно к этому.

Выводы науки не отбираются по своей чарующей силе. Они отбираются по соответствию фактам. Казалось бы, уже по одной этой причине у них не может быть шансов на победу в конкурентной борьбе мемов за овладение массовым сознанием. Но не тут-то было. Картина мира, складывающаяся постепенно из открытий науки, оказывается изысканно сложной, гармоничной и величественной. Словом, не менее чарующей, чем специально отбиравшиеся по этому признаку мифы и сказания. Удивительно! А может быть, и нет. Разве мог мир, породивший такую замысловатую обезьяну, как Homo sapiens , оказаться скучным и некрасивым?

К счастью, все больше людей начинают это понимать. Вот, например, чудесная цитата из "Живого Журнала" пользователя zlata_gl (публикуется с разрешения автора):

Меня подвигли на эту тему разговоры с людьми, гордящимися тем, что сам Бог их сотворил. Посему декларирую: Я горжусь своими славными предками!

Я горжусь обезьяной, которая додумалась взять камень и разбить им орех. Может быть, у нее были больные зубы… Это очень сложная операция для объема мозга обезьяны. На пределе способностей. Как для нас – Ньютон или Эйнштейн. Нужно объединить три предмета в одном месте: камень, на который кладут орех, камень, которым бьют, ну и сам орех. Я горжусь питекантропом, который первым подошел к страшному зверю – огню, ужасу всех зверей. Он взял в руку горящую ветку и понес. И стал подкармливать огонь другими ветками. Его смелость сравнима с подвигами всех героев исторических времен.

Я горжусь неандертальцем, который впервые стал ухаживать за раненым сородичем или товарищем. Мы знаем о нем из раскопок в Шанидаре, где найдены останки людей, проживших долгое время после тяжелых ранений. Один из них был инвалидом без руки и глаза. Никакое животное не смогло бы жить с такими увечьями.

Я горжусь кроманьонцами, разрисовавшими стену пещеры картинами охоты на оленей. И людьми неолита, бросившими в землю зерна.

Их реальные подвиги – выше и интереснее всех чудес религиозной мифологии.

То же самое следует сказать и о тайнах человеческой души, открываемых нейробиологией и экспериментальной психологией. Они оказались куда интереснее и глубже любых мистических фантазий. Интереснее хотя бы потому, что их действительно можно открывать. Их можно проверять фактами и экспериментами, а не просто придумывать и принимать на веру. Глубже – хотя бы потому, что любые тайны мистического свойства, если проследить их до основания, очень быстро упираются в какую-нибудь "беспричинную первопричину" или другой абсурд и непознаваемость. Поначалу это завораживает, но вскоре становится скучно. Сети из миллиардов нейронов, между которыми связей больше, чем звезд в Галактике, завораживают куда сильнее, стоит только начать в них разбираться.

Наука не убивает душу. Она ее открывает и даже в каком-то смысле создает. А еще – берет ее за ручку и выводит из детского сада со сказочными картинками на стенах в огромный и прекрасный мир реальности.