Эмили Элизабет Дикинсон – американская поэтесса – родилась 10 декабря 1830 года в Амхерсте (штат Массачусетс в Новой Англии) в пуританской семье, жившей в Массачусетсе с XVII века.

Отец, Эдвард Дикинсон, был юристом и политиком, долгое время входил в палату представителей и сенат штата, был конгрессменом США. Мать - Эмили Дикинсон, урождённая Норкросс. Эмили была средней из трёх детей: брат Уильям Остин (известен как Ости) был на год старше её, а сестра Лавиния - на три года младше. В доме в Амхерсте, где родилась Эмили Дикинсон, сейчас находится её мемориальный музей.

Посещала начальную школу на Плезэнт-Стрит. В 1840 начала одновременно с сестрой обучение в Академии Амхерста, которая только за два года до этого стала принимать девочек. В академии провела семь лет, пропустив несколько семестров по болезни. Изучала английский, латынь, литературу, историю, ботанику, геологию, психологию и арифметику. Многие знакомства, начатые в Академии, продолжились в течение всей жизни Дикинсон. Закончила она академию летом 1847 , затем по март 1848 обучалась в женской семинарии Маунт-Холиоук (в 16 км от Амхерста). Причины её ухода из семинарии неизвестны, после этого вернулась в семью родителей в Амхерст и всю оставшуюся жизнь прожила там, редко удаляясь от дома более чем на пять миль.

В апреле 1844 двоюродная сестра Эмили, София Холланд, с которой она была в близких отношениях, умерла от тифа. Это оказало на Дикинсон серьёзное влияние, она стала столь меланхоличной, что родители отправили её в Бостон для восстановления. Позже она некоторое время проявляла интерес к религии и регулярно посещала церковь, но в 1852 прекратила, так и не сделав формального заявления о своей вере.

Несмотря на строгие пуританские нравы в семье, Дикинсон была знакома с современной литературой. В частности, друг её семьи Бенджамин Франклин Ньютон познакомил её с поэзией, в частности, Вордсворта и Эмерсона.

Весной 1855 вместе с матерью и сестрой совершила одно из самых дальних своих путешествий, проведя три недели в Вашингтоне, где её отец представлял Массачусетс в Конгрессе, а затем две недели в Филадельфии. В частности, в Филадельфии она познакомилась со священником Чарльзом Уодсуортом, который стал одним из её ближайших друзей, и, несмотря на то, что впоследствии они виделись только дважды, вплоть до своей смерти в 1882 оказывал на неё серьёзное влияние.

Соседи считали её эксцентричной, в частности, за то, что она всегда надевала белое платье и редко выходила приветствовать гостей, а позже и вовсе не покидала своей комнаты. Большая часть её друзей не были с ней лично знакомы, а лишь вели с ней переписку.

После расставания в 1862 с человеком, которого она любила, практически перестала общаться с людьми, не считая родных и самых близких друзей.

Дикинсон писала, что мысль о публикации «ей чужда, как небосвод - плавнику рыбы». Первая книга стихов «Poems by Emily Dickinson» вышла посмертно, в 1890 , и имела определённый успех. За этой публикацией последовали многие другие. Ныне Эмили Дикинсон считается одной из важнейших фигур американской и мировой поэзии и самым читаемым в мире и в своей стране американским поэтом всех времён.

Несмотря на то, что Дикинсон продолжала писать в свои последние годы, она перестала редактировать и систематизировать стихотворения. Она также добилась от своей сестры Лавинии обещания сжечь все рукописи. Лавиния, никогда не состоявшая в браке, жила в фамильном доме вплоть до своей смерти в 1899. 1880-е были тяжелым временем для оставшихся Дикинсонов. Неотвратимо отдалившийся от своей жены, Остин в 1882 влюбляется в Мейбел Лумис Тодд, жену профессора Колледжа Амхерста, недавно переехавшую. Тодд никогда не встречалась с Дикинсон, но была заинтригована ей и говорила о ней так: «Леди, которую называют мифом». Остин отдалился от семьи, так как его роман продолжился и его жена болезненно переносила свои страдания. Мать Дикинсон умерла 14 ноябрь 1882 . В следующем году Остин и младший сын Сью - Гилберт, скончались от брюшного тифа.

Видя смерть за смертью, Дикинсон поняла, что ее мир изменился. Осенью 1884 она написала: «Эти смерти слишком отпечатались на мне, и прежде чем я могла оправится от одной, приходила другая». Тем летом, она увидела, что «великая темнота приближается» и потеряла сознание на кухне. Она была без сознания до поздней ночи и затем долго болела. Дикинсон была прикована к постели в течение нескольких месяцев, но сумела отправить последние письма. Последние письма были высланы кузенам, Луизе и Френсис Норкросс, с простым содержанием: «Маленькие кузены, позвали назад. Эмили».

При жизни Дикинсон опубликовала менее десяти стихотворений (большинство источников называют цифры от семи до десяти) из тысячи восьмисот, написанных ею. Даже то, что было опубликовано, подверглось серьёзной редакторской переработке, чтобы привести стихотворения в соответствие с поэтическими нормами того времени. Стихи Дикинсон не имеют аналогов в современной ей поэзии. Их строки коротки, названия, как правило, отсутствуют, и часто встречаются необычная пунктуация и использование заглавных букв. Многие её стихи содержат мотив смерти и бессмертия, эти же сюжеты пронизывают её письма к друзьям.

Хотя большинство её знакомых знали о том, что Дикинсон пишет стихи, масштаб творчества писательницы стал известен только после смерти, когда её младшая сестра Лавиния в 1886 году обнаружила неопубликованные произведения. Первое собрание поэзии Дикинсон было опубликовано в 1890 и подверглось сильной редакторской правке; полное и почти неотредактированное издание было выпущено лишь в 1955 . Хотя публикации вызвали неблагоприятные отзывы критики в конце XIX и начале XX века, в настоящее время Эмили Дикинсон рассматривается критикой как один из величайших американских поэтов. В 1985 в её честь назван кратер Дикинсон на Венере.

Наполовину старая дева, наполовину любопытный тролль,
а в сущности - смелый и «сосредоточенный» поэт,
по сравнению с которым мужчины, поэты ее времени,
кажутся робкими и скучными.
Джон Бойтон Пристли

Судьба - жилище без дверей.
Эмили Дикинсон

Коль чью-то жизнь я сохранила -
Не зря я в мир пришла.
Эмили Дикинсон

Глава из книги И.И.Гарина "Непризнанные гении". Примечания и цитирования указаны в тексте книги.

Для читателей этой книги «случай Дикинсон» интересен тем, что, хотя семья и близкие знали о том, что Эмили Дикинсон (1830–1886) пишет стихи, масштаб ее творчества стал известен только после смерти поэтессы, когда младшая сестра Лавиния обнаружила ее сшитые вручную тетрадки с огромным количеством стихов, которые были созданы в добровольном самозаточении. Тогда выяснилось, что в тетрадях содержится 1775 стихотворений, из которых только семь были опубликованы при жизни поэтессы. Все эти семь стихотворений вышли против ее желания, анонимно и без гонорара и, кроме того, подверглись серьезной редакторской переработке для приведения в соответствие с поэтическими нормами того времени.
Первая книга стихов Эмили Дикинсон «Poems by Emily Dickinson» вышла посмертно: в 1890 году Лавиния убедила издателя опубликовать часть наследия сестры. Сама поэтесса так и не узнала о высокой оценке своего творчества, хотя интуитивно понимала свою значимость как поэтессы:

Если меня не застанет
Мой красногрудый гость -
Насыпьте на подоконник
Поминальных крошек горсть.

Если я не скажу спасибо -
Из глубокой темноты -
Знайте - что силюсь вымолвить
Губами гранитной плиты.

Тогда сборник также подвергся сильной редакторской правке, а полное и почти неотредактированное издание было выпущено только в 1955 году Томасом Джонсоном. Хотя первые публикации стихов Эмилии Дикинсон вызвали неблагоприятные отзывы критики, в настоящее время она признана одной из важнейших фигур американской и мировой поэзии. Ныне она - самый читаемый в США поэт всех времен.
Эмили Элизабет Дикинсон родилась в США в пуританской семье, жившей в Массачусетсе с XVII века. Ее отец, Эдвард Дикинсон, юрист и политик, входил в палату представителей и сенат штата, одно время был даже конгрессменом США. Мать Эмили, урожденная Норкросс, родила троих детей: брат Уильям Остин (Ости) был на год старше, а сестра Лавиния - на три года младше Эмили. В доме в Амхерсте, где родилась Эмили Дикинсон, сейчас находится ее мемориальный музей.
Эмили рано отдали в начальную школу, а с 1840 года она одновременно с сестрой обучалась в Академии Амхерста, которая только за два года до этого стала принимать девочек. Здесь она училась до 17-летнего возраста, пропустив несколько семестров по болезни. Надо признать, что пуритански настроенный отец, как мог, ограждал детей от «тлетворного» влияния светской литературы, поэтому пытливой Эмили пришлось доставать книги тайком с помощью брата и знакомых.
Закончив Академию летом 1847 года, она небольшое время училась в женской семинарии Маунт-Холиоук близ Амхерста, но, по неизвестным причинам, добровольно покинула ее, вернувшись в дом родителей. Всю жизнь Эмили прожила там, лишь изредка и ненадолго покидая родительский дом.
Весной 1844 года двоюродная сестра Эмили, София Холланд, с которой она всегда поддерживала близкие отношения, внезапно умерла от тифа. Эта смерть так сильно подействовала на психику девушки, что родители отправили ее в Бостон для восстановления душевных сил. Некоторое время Эмили проявляла интерес к религии, регулярно посещала церковь, но в 22-летнем возрасте этот интерес сошел на нет. До 25 лет она вела жизнь, типичную для молодой девушки ее времени.
Живя вдали от культурных центров, Эмили не имела ни литературных связей, ни писательских знакомств. Все ее жизненные отношения ограничивались немногими друзьями и многочисленными родственниками. Получив хорошее по тем временам образование, Эмили была неплохо знакома с современной литературой, а друг семьи Бенджамин Франклин Ньютон приобщил ее к поэзии У. Вордсворта и Р. У. Эмерсона.
Весной 1855 года Эмили вместе с матерью и сестрой совершила самое дальнее свое путешествие, проведя три недели в Вашингтоне, где отец представлял штат Массачусетс в Конгрессе, а затем семья провела две недели в Филадельфии. Здесь Эмили познакомилась с коллегой отца священником Чарльзом Вордсвортом, который позже станет ее ближайшим другом по переписке. Хотя после этого они виделись только дважды, Вордсворт вплоть до своей смерти в 1882 году оказывал на нее серьезное духовное влияние. Кстати, с большей частью друзей она также общалась почти исключительно эпистолярно.
Принято считать, что любовная лирика Эмили Дикинсон связана с этим ее знакомством. Она называла Чарльза «самым дорогим земным другом». Принято считать, что отъезд Ч. Вордсворта в Калифорнию привел Дикинсон к внутреннему кризису и последующему «белому затворничеству». Возможно, ее последующее поведение объясняется такого рода «предательством» человека, которого она любила больше всего, предательством, заставившем ее отгородиться от людей, разговаривать с ними через полуоткрытую дверь.

То - что Любовь - это всё -
Вот всё - что мы знаем о ней -
И довольно!

Изредка она включала свои стихи в письма к друзьям, но они оставляли их совершенно равнодушными, обижая ее невниманием или непониманием.

Душа найдет родную душу,
Потом - замкнется изнутри -
Круг Собеседников незримых
Недосягаем с той поры.

Единственным литератором, с кем Э. Дикинсон изредка переписывалась, был малоизвестный у нас писатель и критик полковник Т. У. Хиггинсон. 15 апреля 1862 года Томас Хиггинсон получил странное письмо с несколькими не менее странными стихами. Начинающая поэтесса просила у него ответа на вопрос, «дышат» ли ее стихи и спрашивала совета: «…Я хотела бы учиться - Можете ли вы сказать мне - как растут в вышину - или это нечто не передаваемое словами - как Мелодия или Волшебство? …Когда я допустила ошибку - и Вы не побоитесь указать ее - я буду лишь искренне уважать - Вас».
Ответ не заставил себя ждать: критик сразу ощутил неподдельную искренность стихов Эмили, но его смутила их «дерзость» - «хаотичность и небрежность». Ответ был таков: стихи «живые», но публиковать их пока не стоит. Консервативного полковника Хиггинсона тогда смутило явное «нарушение канонов» классицизма, воспринятое им как поэтическая небрежность. Кстати, здесь следует заметить, что письмо полковнику Хиггинсону Эмили написала в самом начале своего поэтического пути (ей шел тогда 32-й год), об этом свидетельствует такая фраза: «Я не сочиняла стихов, за исключением одного или двух, до прошлой зимы, сэр».

Как раз перед тем, как послать первые образцы своих работ полковнику Хиггинсону, она выиграла решающую битву со своим навыком к легкости. Она нашла мужество писать стихи, «оскорблявшие разум» ее современников. Полковника Хиггинсона шокировало не то, что она иногда прибегала к «плохим» рифмам (столь частым в поэзии миссис Браунинг), и не то, что она подменяла рифму ассонансами, и даже не то, что она подчас отказывалась от рифмы вообще (подобные приемы он принимал у Уолта Уитмена, чьи работы он рекомендовал ей для чтения), - но то, что все эти неправильности соединялись и были глубоко внедрены в наиболее традиционную из всех стихотворных форм.

Критику Т. У. Хиггинсона Эмили выслушала, но его советам не воспользовалась, продолжая писать так, как считала нужным, как чувствовала, как выливались из нее сами стихи. Эмили признавалась, что приверженность правильным рифмам «затыкает меня в прозе».

Ночной восторг не так уж плох,
Босая - так пиши.
Опять застал меня врасплох
Восход моей души.

Как повторить его суметь:
Не подогнать - скорей!
…Он приходил почти как смерть
За матушкой моей…

Единственный совет Хаггинсона тогда был воспринят: писать в стол!.. Она ответила критику: «Я улыбаюсь, когда вы советуете мне повременить с публикацией, - эта мысль мне так чужда - как небосвод Плавнику рыбы - Если слава - мое достояние, я не смогу избежать ее - если же нет, самый долгий день обгонит меня - пока я буду ее преследовать - и моя Собака откажет мне в своем доверии - вот почему - мой Босоногий Ранг лучше».
Это была не вся правда, ибо трудно себе представить человека, пишущего о вечности и не думающего о своей собственной. Эпатажем и «непубличностью» она хотела показать лишь безразличие к одобрению «малых сих», подчеркнуть свое полное отстранение от человеческих суждений и пересудов. Я полагаю, мысль о возможности литературной славы все же не оставляла ее, не случайно она называла Вечность «главной частью Времени». Стихотворение за стихотворением она насмехалась над известностью: «Публикация - продажа Мыслей с молотка». Она сравнивала ее с аукционом и с кваканьем лягушек; но одновременно она приветствовала славу как посвящение в сан, как «жизненный свет» поэта и писала: «Стихи мои - посланье Миру, но он не отвечает мне». И еще:

Бессмертие - лишь слово -
Мы им не дорожим,
Но, из виду вдруг упустив,
Стремимся к встрече с ним.

Ее взгляд на людей становился все более и более абстрактным. Она не отвергла нас окончательно, но ей все больше нравилась мысль, что наша ценность значительно повышается, когда мы умираем. Ей хватило смелости взглянуть в лицо тому факту, что, возможно, нет никакой другой жизни: в стихотворении «Their Height in Heaven Comforts Not» она признает, что всё это лишь «дом предположений… на границе полей возможного».

Она обращалась к потомкам, чтобы засвидетельствовать, насколько ей безразлично его одобрение, но она не уничтожила своего труда. Она не уничтожила даже наброски, черновики, написанные на краю стола.

Эмили Дикинсон могла быть свободной, только спрятавшись от мира, укрывшись в спасительном коконе своего воображения, которое - «лучший дом». Со временем Дикинсон стала почти затворницей, а после 1870-х годов почти не покидала дом. Можно говорить о патологии, аутизме или болезненном случае самоизоляции, необходимой художнику для удовлетворения всепожирающей творческой страсти. Сама она комментировала свой образ жизни очень просто: «Жизнь сама по себе так удивительна, что оставляет мало места для других занятий». В другой раз она назвала самозаточение свободой. Уединение никак не сказалось ни на живости ее ума, ни на обостренном восприятии внешнего мира. «Я никогда не общался с кем-либо, кто бы так сильно поглощал мою нервную энергию. Не прикасаясь, она буквально выкачивала ее из меня», - признавался Т. У. Хиггинсон своей жене, имея в виду Эмили.
Возможно, уединение помогало ей сосредоточиться на своем внутреннем мире, обострив до предела духовное мироощущение. В стихах она часто повторяла одну мысль - только «голодный» способен максимально ощутить вкус, только лишившись можно по-настоящему понять цену потерянного.

Я все потеряла дважды.
С землей - короткий расчет.
Дважды я подаянья просила
У господних ворот.

Дважды ангелы с неба
Возместили потерю мою.
Взломщик! Банкир! Отец мой!
Снова я нищей стою.

Чопорные соседи считали девушку слишком эксцентричной, в частности, за то, что она редко выходила приветствовать гостей, мало общалась с людьми, даже с редкими посетителями разговаривала через едва приоткрытую дверь, а позже старалась вовсе не покидать своей комнаты, за что получила прозвище «белой затворницы». Это случилось после расставания с человеком, которого она любила.
Единственный дошедший до нас портрет Эмили Дикинсон во взрослом возрасте - это дагеротип 1846–1847 гг.
В одном из стихов Эмили есть такая строка: «Смерть - это спор меж Духом и Прахом». В ее случае Дух победил Прах.

Два раза я прощалась с жизнью.
Теперь лишь ждать осталось мне,
Пока отдернется Завеса -
И Вечность разъяснит вполне
Всё то, что дважды не смогла я
Постигнуть много лет назад.
В Прощаниях есть сладость Рая,
Но все же их придумал Ад.

***
Я не спешила к Смерти -
И вот Она за мной
Пришла - c Бессмертьем нас вдвоем
В возок впустила свой.

Умерла Эмили Дикинсон в Амхерсте 15 мая 1886 года. В предсмертной записке она написала: «Маленькие кузины. Отозвана назад». Вряд ли тогда жители Амхерста понимали, что они хоронят величайшую поэтессу страны - возможно, самую великую за всю историю Соединенных Штатов. Здесь можно добавить только то, что поэтам в Америке долгое время не везло: кумира европейских романтиков и символистов Эдгара По, оказавшего огромное влияние на французских проклятых, на родине признали лишь в ХХ веке, Уолт Уитмен долгое время считался возмутительным маргиналом, величайший поэт ХХ века Томас Стернз Элиот эмигрировал из США в Великобританию, объявив Америку «царством вульгарности», а Сильвия Плат уже в наши дни повторила судьбу своей предшественницы, оставшись почти безвестной при жизни.
Академическое собрание стихотворений Дикинсон в 3-х томах было выпущено Торнтоном Уайлдером Джонсоном в 1955 году, через 70 лет после смерти поэтессы; он же издал в 1958 трехтомник ее писем.
Критики считают, что творческое наследие Дикинсон весьма неоднородно: лишь десятая его часть представляет собой настоящие произведения искусства, и только три-четыре десятка стихотворений можно причислить к шедеврам, поражающим необычно богатой образностью, красотой формы и богатством мысли. Это стихи, отражающие богатый духовный мир человека, в котором нашли воплощение два полюса человеческих эмоций - экстаз и отчаяние, надежду на бессмертие в ожидания неотвратимого конца. Некоторые стихи содержат мотивы смерти и бессмертия, эти же сюжеты пронизывают ее письма к друзьям.
Во многих стихах ей так и не удалось преодолеть банальности или восторженности - безвкусицы, по словам Торнтона Уайлдера. Я не исключаю, что это было не нарочито плохое письмо, а полное отсутствие «обратных связей» с читателем. Как поэт, полностью оторванный от поэтической среды, Эмили Дикинсон не могла не испытывать тех трудностей, на которые обращал внимание Торнтон Уайлдер - я имею в виду невероятную легкость стихотворчества в сочетании с увлечением дурными образцами. Но будучи «поэтом от Бога», она довольно легко преодолела эти трудности, устремившись к самым высоким образцам (Шекспир, Мильтон, Вордсворт, Эмерсон) и не подавляя при этом собственную индивидуальность. Неоднородность ее дарования, особенно на ранних этапах творчества, я объясняю наличием или отсутствием поэтических экстазов, но никак не «влиянием церковных гимнов» и, тем более, дурного вкуса. Поразительные новации, уложенные поэтессой в стандартные формы шестистопной строфики, - результат ее просветлений и поэтической смелости, еще - внутренней борьбы с внешней эффектностью и легким пафосом.
Новые высоты в поэзии нуждаются в новых формах. Не отказываясь от привычной ритмики, поэтесса отвернулась от правильных и консервативных рифм, считая их «рабством» и «прозой». А если пользовалась ими, то исключительно для того, чтобы завершить ряд, отказавшись от рифмы вообще. У нее весьма специфическая и непривычная образная и ритмическая системы. Мастер намеков (under- statement), она исключительно изящно и тонко приоткрывает постороннему глазу внутренний мир глубоко чувствующего и страдающего человека.
Изобилие тире для Дикинсон - это инструмент ритмического деления, средство смысловой структуризации и просто универсальный заменитель всех остальных знаков препинания. Критики видят в этом свидетельство психического состояния спешки и нетерпения, способ своеобразного ускорения мысли и письма.
Некоторые видят в особенностях синонимических рядов, просодических характеристиках, синкопах, ассонансах и диссонансах Дикинсон огрехи мастерства, непрофессионализм, но с современных позиций всё это признаки страстной оригинальности и неповторимости поэта, говорящего с вечностью на понятном ей языке. Само ее творчество для меня является отражением той вечности, о которой некогда вдохновенно писал Исаак Ньютон, глядя на камешки на берегу океана.
Модернистские стихи Эмили Дикинсон не имеют аналогов в современной ей поэзии - и дело здесь не в необычной пунктуации, «тиремании» и злоупотреблении заглавными буквами, а в тематике, стилистике, ликах души…
Чтобы вжиться в поэзию Дикинсон, ее надо читать и перечитывать.
Общим местом стало проведение аналогии между Эмили Диккинсон и Мариной Цветаевой, прежде всего касательно ломки канонических стихотворных размеров и способов рифмовки. Но когда наши критики говорят о «цветаевском стиле» Дикинсон, следует помнить хронологию. Дикинсон упредила Марию Цветаеву и Сильвию Плат эмоциональной порывистостью, ассонансами и диссонансами, многими поэтическими «вольностями». Причем у Эмили Дикинсон всё это вполне уживается со стихотворной формой, основанной на размере английских церковных гимнов.
Творчество Эмили Дикинсон оказало влияние на многих поэтов - навскидку назову имена Уильяма Карлоса Уильямса, Карла Сэндберга, Сильвии Плат.
Все переводчики единодушны в мысли о трудности перевода стихов Дикинсон. Эта трудность заложена как в формах, так и в содержании ее поэзии, в уникальности ее поэтики и в самой личности поэтессы. Перевод всегда несет на себе отпечаток личности, а, как вы уже заметили, личности всех моих героев неповторимы. Тем более нельзя позавидовать тем смельчакам, которые берутся ее переводить. Тем не менее лирика Эмили Дикинсон действительно обречена на то, чтобы ее переводили - и обречена на то, что переводы эти заведомо не будут адекватными. Я считаю, что Вера Николаевна Маркова совершила два грандиозных открытия - это переводы японских трехстиший хокку и конгениальные переводы Э. Диккинсон.
Стихи Э. Дикинсон привлекали многих композиторов, среди которых Сэмюэл Барбер, Элиотт Картер, Аарон Копланд, Андре Превин, Майкл Тилсон Томас, Нед Рорем, Освальдо Голихов.
В заключение хочу предоставить читателю неповторимое удовольствие - прочитать несколько стихотворений Эмили Дикинсон, дающих представление о ее внутреннем мире и творчестве.

Она доросла до того, чтобы, бросив
Игрушки, что стали ей не нужны,
Принять почетную должность
Женщины и жены.

И если о чем-то она скучает -
О прежних днях, о тоске,
О первых надеждах или о злате,
Истончившемся на руке,

Она об этом молчит - как море,
Что прячет чудовищ и жемчуга,
И только сама она знает -
Как она глубока.

***
Наши новые руки
Отработали каждый прием
Ювелирной тактики
В детских играх с Песком.

***
Дважды жизнь моя кончилась - раньше конца -
Остается теперь открыть -
Вместит ли Вечность сама
Третье такое событье -

Огромное - не представить себе -
В бездне теряется взгляд.
Разлука - все - чем богато небо -
И все - что придумал ад.

***
Он был Поэт -
Гигантский смысл
Умел он отжимать
Из будничных понятий -
Редчайший аромат
Из самых ординарных трав,
Замусоривших двор -
Но до чего же слепы
Мы были до сих пор!

***
Я ступала с доски на доску -
Осторожно - как слепой -
Я слышала Звезды - у самого лба -
Море - у самых ног.

Казалось - я - на краю -
Последний мой дюйм - вот он…
С тех пор у меня - неуверенный шаг
Говорят - житейский опыт.

***
Душа парит в высотах -
От тела далека.

***
Говорят «Время лечит» -
Нет, ему неподвластно страдание
Настоящая боль каменеет
Так же, как Кости, с годами.

Время - только проверка несчастия
Если справилось с Горем -
Значит, мы волновались напрасно -
Значит, не было боли.

***
Наш Мир - не завершенье -
Там - дальше - новый Круг -
Невидимый - как Музыка -
Вещественный - как Звук.

***
Отличие Отчаянья
От Страха - как разлом -
За миг до катастрофы -
И через миг - потом.

***
Гигант в кругу пигмеев
Пригнется - он смущен -
Свое величие от них
Стыдливо спрячет он.

***
Поучал: «Будь широк!»
Стало ясно - он узок.
Мерка - только стесненье уму.
Правде - вывеска ни к чему.

***
Вглядись в Безумца - иногда
Он чуть ли не пророк,
А Слишком Умных глас толпы
Безумцами нарек.

***
Герой в бою стяжает славу -
Но знаю я - отважней тот,
Кто с целым полчищем Страданий
Борьбу в душе своей ведет.

***
Обида - признак Мелюзги.
Коль ты во мгле не зришь ни зги -
На Горизонт смотри!

***
Душой моей осуждена -
Я дрогнула - то Горний Глас -
Людьми осуждена - смеюсь -
Душа ведь - друг мне в этот час.

***
Страшней утратить веру,
Чем деньги потерять -
Разбогатеть возможно вновь -
Но чем же возместить

Наследство Вдохновенья -
Отписанное нам?
Кто издержал хоть грош один,
Останется нагим.

***
Взгляни на время благодарно,
Оно старалось, как могло;
Как нежно озаряет солнце
Все человеческое зло!

***
Блеск и трагизм - вот сущность славы.
Она на миг дарует Власть,
На имя - что не знало Солнца -
Своим лучам дает упасть,
Его согреет на мгновенье -
И гаснет,
Вновь предав забвенью.

***
Сперва мы просим радости,
Потом - покой лишь дать,
А позже - облегчения,
Чтоб только не страдать.

А после - только бы уснуть,
Когда поймем, что врач
Уже не в силах нам помочь,
А волен лишь палач.

***
В короткой жизни сей,
Что длится час, не боле,
Как много - и как мало -
Того, что в нашей воле.

***
Чтоб свято чтить обычные дни -
Надо лишь помнить:
От вас - от меня -
Могут взять они - малость -
Дар бытия.

***
Вера - прекрасное изобретение
Новые ноги топчут мой сад -
Для «зрящих незримое», господа.
Новые пальцы холят росток.
Но осторожность велит - тем не менее -
На ветке вяза бродячий Певец
И в микроскоп заглянуть иногда.
Одиночество гонит прочь.

***
Новые дети шумят на лугу.
Новые кости легли на ночлег -
И снова - задумчивая весна -
И вновь - пунктуальный снег.

Южноамериканская поэтесса Эмили Дикинсон при жизни напечатала не больше 10 стихотворений, и в начале ХХ – веков не рассматривалась критиками как творец. 1-ое издание стихов Дикинсон практически без редактирования вышло в 1955 году (издатель Томас Джонсон) – в прежних изданиях редакторы стремились привести необыкновенную форму стихов поэтессы (недлинные строчки, необыкновенная пунктуация, отсутствие наименования) для поэтических норм собственного времени. На сегодня Эмили Дикинсон именуются одним из самых значимых американских поэтов.

Родилась будущая поэтесса в Новой Великобритании (Амхерст, штат Массачусетс), 10 декабря 1830 года, в семье Эдварда Дикинсана, юриста и политика, который длительное время входил в палату представителей и сенат штата, также был конгрессменом США, и Эмили Дикинсон (в девичестве Норкрас). В семье было трое дертей: старший потомок Уильяма Остина, Эмиля Элизабет и Лавиния. В доме, где родилась Эмилия, сейчас находится её мемориальный музей.

Эмили была размеренным ребенком с неплохим поведением; тетя будущей поэтессы Лавиния так обрисовывала двухлетнюю Эмили: “Она прекрасная и довольна… очень не плохое дитя, которое создает мало заморочек”. Та же тетя Лавиния позднее упоминала об интересе девочки к музыке и о ее таланту к игре на фортепиано.

Дикинсон получила обычное для викторианской девчонки образование – поначалу посещала младшую школу, после, 7 сентября 1840 года, совместно с сестрой Лавинией поступила в Амхерсцки институт, который только за два года ранее начал принимать женщин, где и провела семь лет, изучая британский и латинский языки и традиционную литературу, ботанику, геологию, историю, математику.

В 1844 году умерла от тифа двоюродная сестра Эмили София Холланд, и эта смерть очень травмировала будущую поэтессу. На некое время ей пришлось оборвать обучение и отправиться в Бостон, чтоб поправиться. В будущем тема смерти стала очень принципиальной в ее творчестве.

Закончив 10 августа 1847 года институт, Эмили начала посещать женскую семинарию, но через 10 месяцев бросила её и возвратилась домой.

Когда Эмили было восемнадцать, она познакомилась с юным адвокатом Бенжамином Франклином Ньютоном, который стал членом семьи, а для поэтессы – одним из числа тех, старших парней, которые очень на нее воздействовали и которых она считала своими учителями. Ньютон познакомил ее со стихами Уильяма Ўордсварта, подарил книжку стихов Ральфа Ўолда Эмерсона и очень уважал ее поэтический талант: умирая от туберкулеза, он писал ей, говоря, что желал бы дожить до времени, когда она достигнет того величия, которое ей суждено.

Весной 1855 года Эмили Дикинсон вместе с мамой и сестрой отчаливает в свое самое дальнее путешествие – она проводит три недели в Вашингтоне, где ее отец представляет штат Массачусетс в Конгрессе. После они на две недели задерживаются в Филадельфии, чтоб посетить родных. В Филадельфии Эмили знакомится с Чарльзом Ўэдсвортом, известным священником, с которым у нее завязывается тесная дружба до самой его смерти в 1882 году. Невзирая на то, что они виделись только два раза после 1855 года, Дикинсон именует его в письмах “моя Филадельфия”, “мой священник”, “мой самый дорогой в мире друг”.

Начиная с середины 1850-х, мама Эмили начинает болеть (болела до самой собственной смерти в 1882 году), и значимая часть домашних обязательств перебежала к поэтессе. Через четырнадцать лет Лавиния отметила, что, беря во внимание приобретенную болезнь мамы, одна из ее дочерей должна всегда быть при ней. Эту роль взяла на себя Эмили.

Все в большей и большей степени удаляясь от мира, летом 1858 года Эмили начала создавать стихи, которые на данный момент числятся самой значимой частью ее наследства, кропотливо переписывая стихи и складывая их в рукописные книжки. О существовании этих книжек никто до ее смерти не знал. Но самым продуктивным временем ее творчества считается 1-ая половина 1860-х годов.

В апреле 1862 году Дикинсон познакомилась с литературным критиком Томасом Ўэнтвартом Хигинсанам (которому написала письмо, прочитав его эссе в The Atlantic Monthly). Меж ними завязалась переписка. Хигинсон увлекался ее творчеством, но задумывался, что она не желает, чтоб ее стихи попали в печать (не зная, что отдельные ее произведения уже были написаны журнале Springfield Republican в конце 1850-х). Она и сама убеждала его, что идея об издании ее стихов “чужая для нее, как небосклон – для плавника рыбы”, но добавляла: “Если слава принадлежит мне, я не смогу избежать ее”.

Дикинсон нравилось обрисовывать себя в письмах к Хигинсону самым загадочным образом: “Я мала, как птичка, мои волосы непослушные, как колючки на каштанах, а мои глаза подобны херасу, который гости оставляют на донышке стакана”. Дикинсон очень ценила советы Хигинсона, с течением времени начав именовать его “дорогой друг” и подписываться “Ваш гном” либо “Ваша ученица”. Его энтузиазм к ее творчеству очень поддерживал Эмили; через много лет после знакомства она писала, что в 1862 году он спас ей жизнь

Во 2-ой половине 1860-х годов поведение Эмили делаются для других людей все более необычными. Она оставляет дом все реже и реже, и даже говорит с гостями через дверь, не выходя к ним. Практически никто ее не видит, а если и видит, то замечает: Дикинсон всегда надевает белое платье. С теми малочисленными соседями, с которыми она поддерживает дела, она обменивается маленькими записками. Невзирая на такую изоляцию, она остается благожелательной в отношении других людей: если к семье приходили гости, она нередко передавала им мелкие подарки, стихи либо цветочки.

Современники лучше знали Дикинсон-садовницу, чем Дикинсон-поэтессу. Она изучала ботанику с девятилетнего возраста и с сестрой ухаживала за садом, который, увы, не сохранился. Кроме этого, она собирала гербарий, для которого сушила растения, а потом систематизировала их. Время от времени Дикинсон посылала друзьям букеты цветов со своими стихами, но, по словам биографов, цветочки ценили больше чем поэзию.

15 июня 1874 года отец поэтессы, находясь в Бостоне, умирает от инфаркта. Ровно через год, 15 июня 1875 года, с мамой Дикинсон также случился удар, что повлекло за собой частичный паралич и ухудшение памяти. Страдая от несчастий, что одолели семью, Дикинсон писала: “Дом так далеко от Дома”.

В последние годы жизни Дикинсон продолжала писать, но уже ничего больше не издавала. Она попросила сестру спалить после ее смерти все ее бумаги. Лавиния, которая тоже никогда не вышла замуж, так и жила в Хомстеде до собственной смерти в 1899 году.

В 1872-1873 годах Дикинсон познакомилась с Отисом Лордом Филлипсом, арбитром. Подразумевается, что после смерти его супруги в 1877 году дела между Лордом и поэтессой стали более близкими, но практически вся их переписка была уничтожена. В 1884 году Лорд умер после долгого и длительного заболевания. Дикинсон назвала его собственной последней потерей, ведь незадолго, ранее, 1 апреля 1882 года умер (тоже после долгого заболевания) очередной близкий ей человек – Чарльз Ўэдсворт, а 14 ноября 1882 года – мама поэтессы (хотя Дикинсон после писала, что близкими они никогда не были).

Здоровье ее усугубилось. В ноябре 1885 года слабость сделалась такой тривиальной, что брат отменил свою поездку в Бостон. Несколько месяцев поэтесса была приковано к постели, но весной еще смогла разослать друзьям письма. 15 мая 1886 года она умерла. Предпосылкой смерти стал приобретенный нефрит, который продолжался около 2-ух с половиной лет. На похоронной службе Хигинсон прочел стихотворение Эмили Бронте “Моя пугливая душа” – любимое стихотворение поэтессы.

После смертиЭмили, Лавиния сдержала свое обещание и спалила гигантскую часть корреспонденции поэтессы. Но стихи, записанные в блокноты, были сохранены. На сегодня она считается значимым творцом американской литературы.

ДИКИНСОН (Dickinson) Эмили (10 декабря 1830, Амхерст, шт. Массачусетс, США - 15 мая 1886, там же), американская поэтесса-лирик.

Дикинсон была второй из троих детей в семье; они оставались близкими всю жизнь. Младшая сестра Лавиния жила в родительском доме и не вышла замуж, а старший брат Остин жил в соседнем доме после женитьбы на подруге Эмили. Ее дед, Сэмюэл Фаулер, был одним из основателей Амхерст-колледжа, а отец, Эдвард Дикинсон, служил казначеем колледжа (1835-1872). Юрист, член Конгресса в 1853-55, он был строгим и скупым на ласку, хотя и не злым отцом. Мать Эмили не была близка с детьми.

Дикинсон училась в средней школе Амхерста в женской семинарии «Маунт Холиок» (1847-48). В семинарии наряду с обычным было обязательное религиозное образование, и на Дикинсон оказывали давление с целью сделать ее практикующей христианкой. Она, однако, устояла и, хотя многие ее стихи говорят о Боге, исповедовала скептицизм до самой смерти. При всех своих сомнениях, она была склонна к сильным религиозным чувствам; этот конфликт сообщил ее творчеству особую напряженность.

Под сильным впечатлением от творчества Р. У. Эмерсона и Э. Бронте Дикинсон около 1850 сама начала писать стихи. Ее литературным наставником был Бенджамин Ф. Ньютон, молодой человек, изучавший юриспруденцию в конторе ее отца. Лишь несколько ее стихотворений можно датировать периодом до 1858, когда она начала переписывать их в маленькие, сшитые от руки книжечки. Из ее писем 1850-х гг. возникает образ живой, остроумной, слегка застенчивой молодой женщины. В 1855 Дикинсон вместе с сестрой ездила в Вашингтон навестить отца, который тогда заседал в Конгрессе. По пути, они сделали остановку в Филадельфии, где она слушала знаменитого проповедника, преподобного Чарлза Уодсуорта - ему предстояло стать ее «дражайшим другом на этой земле». Он являл собой образ несколько романтический; говорили, что он познал в прошлом великое горе, а его красноречие на кафедре лишь подчеркивало склонность к размышлениям в одиночестве. Он и Дикинсон вступили в переписку по духовным вопросам; возможно, его правоверный кальвинизм по контрасту хорошо оттенял ее рассудочные построения. Его суровая строгая вера поколебала прекраснодушные представления о благом мироздании, характерные для Эмерсона и других трансценденталистов.

В 1850 Дикинсон начала переписываться с доктором Джосайей Дж. Холландом, его женой и с Сэмюэлом Баулзом. Холланд и Баулз редактировали «Springfield Republican» (Массачусетс), газету, которая уделяла место литературе и даже печатала стихи. Переписка продолжалась долгие годы, после 1850 Дикинсон адресовала большинство писем миссис Холланд, женщине, способной воздать должное утонченности и остроумию их автора. Дикинсон пыталась заинтересовать Баулза своими стихами, и для нее было большим ударом, когда он, человек ясного ума, но консервативных вкусов, не сумел их оценить.

К концу 1850-х гг., в период возросшей творческой активности, она полюбила человека, которого в черновиках трех писем назвала Мастером. Его невозможно отождествить ни с одним из друзей поэтессы, но им мог быть Баулз или Уодсуорт. Эта любовь просвечивает в строках ее стихов, «На меня права потеряли» и, «Какой восторг! Какой восторг!». Другие стихи раскрывают крушение этой любви, ее постепенное очищение и перерастание в любовь к Христу и духовное единение с ним.

Стихи Дикинсон 1850-х гг. сравнительно традиционны по чувству и форме, но примерно с 1860 они становятся экспериментальными как по языку, так и в просодии, хотя в метрическом отношении во многом опираются на поэзию английского автора церковных гимнов И. Уоттса, Шекспира и Библии короля Якова. Преобладающая у Дикинсон поэтическая форма - катрен трехстопного ямба, описанный в одной из книг Уоттса, находившейся в домашней библиотеке Дикинсон. Она также прибегала ко многим другим поэтическим формам и даже наиболее простым размерам церковных гимнов придавала сложность, постоянно изменяя ритм стиха в соответствии с замыслом: то, замедляя его, то, ускоряя, то перебивая. Она обновила стихосложение, широко используя неточные рифмы, в разной степени, отклоняющиеся от истинных, что тоже помогало передать мысль во всей ее напряженности и внутренней противоречивости. Стремясь к афористической лаконичности, она очищала поэтическую речь от лишних слов и следила за тем, чтобы оставшиеся были живыми и точными. Она свободно обращалась с синтаксисом и любила поставить привычное слово в неожиданный контекст, чтобы, озадачив читателя, привлечь его внимание и заставить открыть в этом слове новый смысл.

15 апреля 1862 Дикинсон отправила письмо и четыре стихотворения литератору Т. У. Хиггинсону, спрашивая его, есть ли в ее поэзии «жизнь». Хиггинсон посоветовал ей не печататься, однако признал оригинальность стихов и оставался «наставником» Дикинсон до конца ее жизни. После 1862 Дикинсон отклоняла все попытки друзей вынести ее поэзию на суд публики. В результате при жизни Дикинсон были опубликованы лишь семь ее стихотворений, пять из них - в «Springfield Republican».

Пик творческой активности Дикинсон - около 800 стихотворений - пришелся на годы Гражданской войны. Хотя темы своей поэзии она искала в себе самой, а не во внешних обстоятельствах, тревожная обстановка военных лет, вероятно, передалась ее творчеству, усилив его внутреннюю напряженность. Самым тяжелым оказался 1862, когда ее друзья были далеко и в опасности: Баулз находился на лечении в Европе, Уодсуорт получил новый приход и отбыл в Сан-Франциско, Хиггинсон служил офицером в армии северян. У Дикинсон началась болезнь глаз, отчего ей пришлось провести несколько месяцев в 1864 и 1865 на лечении в Кембридже, штат Массачусетс. Вернувшись в Амхерст, она уже никуда не уезжала, а с конца 1860-х гг. никогда не выходила за пределы дома и прилегающего к нему участка.

После Гражданской войны в поэтическом творчестве Дикинсон обозначился спад, но она все настойчивее стремилась строить свою жизнь по законам искусства. В ее письмах, которые порой достигают совершенства ее стихов, повседневный опыт поэта запечатлен с классической афористичностью. Когда, например, знакомый нанес ей обиду, прислав им с сестрой одно письмо на двоих, она ответила: «Общая слива - уже не слива. Вежливость не позволила мне претендовать на мякоть, а косточка мне не по вкусу». К 1870 Дикинсон носила только белое и редко выходила к гостям; ее затворничество ревностно охраняла сестра. В августе 1870 Хиггинсон посетил Амхерст и описал Дикинсон как «маленькую заурядную женщину», рыжеватую, во всем белом, которая вручила ему цветы в качестве «визитной карточки» и говорила «мягким, испуганным, задыхающимся, детским голосом».

Последние годы Дикинсон были омрачены скорбью из-за смерти многих любимых ею людей. Тяжелее всего она перенесла смерть отца и 8-летнего племянника Гилберта, что нашло отражение в самых проникновенных ее письмах. Судья Лорд из Сейлема, штат Массачусетс, в которого Дикинсон влюбилась в 1878, был ближайшим другом ее отца. Черновики ее писем к любимому раскрывают нежное позднее чувство, на которое Лорд отвечал взаимностью. Джексон, поэтесса и известная новеллистка, понимала величие стихов Дикинсон и безуспешно пыталась уговорить ее, их напечатать.

Вскоре после смерти Дикинсон ее сестра Лавиния решила опубликовать ее стихи. В 1890 увидели свет «Стихотворения» Эмили Дикинсон («Poems by Emily Dickinson») под редакцией Т. У. Хиггинсона и М. Л. Тодд. Между 1891 и 1957 вышло еще несколько сборников, включавшие неизданные стихотворения Дикинсон.

Главные темы стихов Дикинсон, выраженные языком доверительной домашней беседы, - любовь, смерть и природа. Контраст между спокойной, уединенной жизнью поэта в доме, где она родилась и умерла, и глубиной и напряженностью ее немногословных стихов вызвал множество толков о ее личности и личной жизни. Стихи Дикинсон и ее письма рисуют страстную умную женщину и безупречного мастера, претворившего в искусство не только свою поэзию, но также переписку и саму жизнь.