Формами демократии являются бюрократия олигархия аристократия. Формы политических комбинаций аристотеля

Какая же форма государственного устроения наилучшая? В нашем предыдущем рассуждении о формах государственного устройства мы распределили их так: три формы нормальные - монархия, аристократия, полития, и три формы, отклоняющихся от нормальных, - тирания - противовес монархии, олигархия - аристократии, демократия - политий. .. .Легко может оказаться, что при одних условиях демократия подходит более, чем олигархия, при других - наоборот.

По-видимому, однако, главными формами государственного устройства признаются две - демократия и олигархия... (Арі-стотель тут сперечається з прибічниками того чи іншого державного ладу. - Уклад.). Демократией нужно считать такой строй, когда свободорожденные и неимущие, составляя большинство, будут иметь верховную власть в своих руках, а олигархией - такой строй, при котором власть находится в руках лиц богатых и отличающихся благородным происхождением и образующих меньшинство.

Закон должен властвовать над всеми, магистратам же и народному собранию должно быть предоставлено обсуждение детальных вопросов.

Нужно, конечно, чтобы в государственном строе, прекрасно смешанном, и демократический, и олигархический элементы были представлены, а не один какой-либо из них. ...Различные виды так называемого аристократического строя... отчасти мало применимы для большинства государств, отчасти приближаются к так называемой политий (почему и говорить должно об обеих этих формах как об одной).

Та жизнь блаженная, при которой нет препятствий к осуществлению добродетели, .. .добродетель есть средина, но нужно признать, что наилучшей жизнью будет именно «средняя» жизнь, такая жизнь, при которой «средина» может быть достигнута каждым индивидом. Необходимо установить тот же самый критерий в отношении как добродетели, так и порочности государства и его строя: ведь строй государства - это его жизнь.

В каждом государстве мы встречаем три класса граждан: очень зажиточные: крайне неимущие и третьи, стоящие в средине между теми и другими. Так как, по общепринятому мнению, умеренность и средина - наилучшее, то, очевидно, и средний достаток из всех благ всего лучше. При наличии его легче всего повиноваться доводам разума, напротив, трудно следовать за этими доводами человеку сверхпрекрасному, сверхсильному, сверхзнатному, сверхслабому, сверхнизкому по своему политическому положению. Люди первой категории по преимуществу становятся наглецами и крупными мерзавцами; люди второй категории обычно делаются подлецами и мелкими мерзавцами. А из преступлений одни совершаются из-за наглости, другие - вследствие подлости. Сверх того, люди обеих этих категорий не уклоняются от власти, но ревностно стремятся к ней, а и то и другое приносит государствам вред. Далее, люди первой из указанных категорий, владея преизбытком благополучия, силы, богатства, дружеских привязанностей и т. п., не желают да и не умеют подчиняться; и это наблюдается уже с ранних пор, с детского возраста: избалованные роскошью, с которой они живут, они не привыкли повиноваться даже в школах. Поведение людей второй категории, из-за их крайней необеспеченности, чрезвычайно униженное. Таким образом, они не способны властвовать и умеют подчиняться только той власти, которая проявляется у господ над рабами; а властвовать умеют только так, как властвуют господа над рабами. Получается государство, где одни исполнены зависти, другие - презрения. А такого рода чувства очень далеки от чувства дружбы в политическом общении, которое само по себе должно заключать в себе элемент дружественности. Упомянутые же нами люди даже по одной дороге не желают идти со своими противниками.

Итак, ясно, что наилучшее государственное общение - то общение, которое достигается через посредство среднего элемента; и те государства имеют наилучший строй, где средний элемент представлен в большем количестве, где он пользуется большим значением сравнительно с обоими крайними элементами или, по крайней мере, сильнее каждого из них, в отдельности взятого. Соединившись с тем или другим из этих крайних элементов, средний элемент приобретет влияние и воспрепятствует образованию противоположных крайностей. Поэтому-то величайшим благополучием для государства является то, чтобы его граждане обладали собственностью среднею, но достаточною; а в тех случаях, когда одни владеют слишком многим, другие же ничего не имеют, возникает либо крайняя демократия, либо олигархия в чистом виде, либо тирания, именно вследствии противоположных крайностей в имущественном отношении.

Итак, очевидно, «средняя» форма государственного строя есть форма идеальная, ибо только она не ведет к партийной борьбе: там, где средний элемент многочислен, всего реже бывают среди граждан партийные распри и раздоры. ...Демократия, в свою очередь, пользуется большею, в сравнении с олигархиями, безопасностью; существование их более долговечно благодаря наличности в них среднего элемента, который подавляет своею численностью и бывает сильнее представлен в государственной жизни демократий, нежели олигархий. Но когда за отсутствием среднего элемента неимущий класс подавляет своею многочисленностью, государство оказывается в злополучном состоянии и быстрыми шагами идет к гибели. В доказательство выставленного нами положения можно привести и то, что наилучшие законодатели вышли из среды среднего сословия: оттуда происходили Солон..., Ли-кург..., Харонд и почти большая часть остальных.

Во всяком государственном строе... основных элементов три: .. .первый - законосовещательный орган о делах государства, второй - магистратуры, ...третий - судебные органы.

Законосовещательный орган правомочен решать вопросы о войне и мире, о заключении и расторжении союзов, о законах, о смертной казни, об изгнании и конфискации имущества, об избрании должностных лиц и об их отчетности.

Под кругом действия магистратуры я разумею, например, то, что в ее компетенцию входит заведование государственными доходами или охрана государственной территории.

Различие судов обуславливается тремя факторами: кто судьи, что подлежит их суду, каким образом судьи назначаются. ...Число отдельных видов судов. Их восемь: 1) для принятия отчета от должностных лиц, 2) для суда над теми, кто совершил преступление, наносящее ущерб государству, 3) то же, кто замыслил государственный переворот, 4) для разбора тяжб, возникающих между должностными и частными лицами по поводу оштрафования первыми последних, 5) для разбора гражданских процессов по делам, касающимся крупных торговых сделок, 6) для разбора процессов по делам об убийствах, 7) для разбора процессов, касающихся иностранцев..., 8) суд для разбора процессов по мелким торговым сделкам. ...

Похожая информация.

Бесспорнейшим достоинством аристократии — здесь она ни с кем не сравнима — является умение повиноваться и отдавать приказы (вещи связанные, ибо человек, не умеющий исполнять приказы, никогда не научится их отдавать). Для аристократии это умение традиционно и воспитывается с младенчества. Между прочим, в демократические системы чисто аристократические добродетели (в т. ч. и упомянутую) привносит воинская служба.

Аристократия — хранительница национальной и, шире, великой культуры, ибо никогда не совершает резкой измены собственной традиции. Собственной культуре может изменить монарх (далеко ходить не надо — Петр I), это может произойти с демократическими кругами, но этого никогда не случится с аристократией.

Надо отметить, что, формируя имперскую элиту, или имперскую знать, или имперскую аристократию (это не совсем одно и то же, но можно говорить в т. ч. и об аристократии), создатели империи всегда включают в нее представителей аристократии различных народов и таким образом цементируют империю. Это в высшей степени характерно для русской истории, но не только для нее.

Однако, если целью ставится не созидание империи, а порабощение того или иного народа, любой поработитель наносит первый удар именно по аристократии, стремясь ее уничтожить во что бы то ни стало. При этом способы уничтожения могут быть разными. Аристократию могут истреблять физически. Ее могут уничтожать социально, вытесняя в социальные низы (наиболее сложный путь, ибо сопротивляется и знать, и народ). Ее могут и ассимилировать, т. е. попросту украсть. Так украли, окатоличив и ополячив на протяжении XV-XVII веков, западнорусскую знать. В результате предки тех, кого сейчас зовут украинцами и белорусами, вошли в Новое время вообще без собственной знати. В Польше, пожалуй, больше аристократических фамилий русско-литовского происхождения, нежели исконно польского. Выиграли же от этого не литовцы и русские, а поляки. Даже величайший польский поэт Мицкевич белорусского происхождения, но он себя ощущал вполне поляком.

Не следует ждать от аристократии бурной инициативы, особенно в проведении реформ. Аристократия консервативна. Инициативна демократия, инициативна монархия, а аристократия всегда стабилизатор. Именно эту функцию она с успехом выполняет в составных системах. История Позднего Средневековья и Раннего Нового времени показывает: королевская власть и демократические палаты парламентов Западной Европы были инициативными составляющими, аристократия — всегда стабилизирующей.

Необычайную важность роли аристократии понимали еще в XIX веке, а может быть, и в начале XX. Именно поэтому аристократию, при ее отсутствии, пытались чем-нибудь заменить. Таков итальянский Сенат, включающий в себя известное число пожизненных сенаторов. Таков и Сенат США. Вообще, политическая система США списана с трехсоставной политии Великобритании, но вместо короля в ней учрежден президент, а вместо Палаты лордов квазиаристократическая палата — Сенат (безусловный стабилизатор уже хотя бы потому, что сенатора избирают на 6 лет, т. е. на более длительный срок, чем президента, и сенат каждые 2 года обновляется на 1/3, т. е. в нем всегда заседает большинство тех, кто уже вошел в сенатскую традицию).

Особым достоинством аристократии и, шире, знати является аристократическое воспитание. Так, на Руси в XVII веке молодого человека знатной фамилии с младенчества готовили к тому, что к 15-ти годам он, например, станет рындой (почетным телохранителем при особе государя), а следовательно, будет присутствовать при важнейших государственных церемониях, посольских переговорах и т. д. К 17-ти годам он, собственно, вступит в службу и станет младшим офицером в войске или младшим членом посольства и в этом качестве будет стажироваться ряд лет. Потом он получит функции государственного чиновника — коронного представителя на местах, т. е. городского воеводы. Позднее он начнет командовать самостоятельно полком или поедет вторым послом, далее станет послом или главнокомандующим. И венец его карьеры — заседание в Государевой Думе.

В семьях, причастных к аристократии, воспитывается недосягаемая для других семей ответственность каждого члена семьи. Не случайно в очень многих странах и у многих народов, сохранявших аристократию, было принято отрока знатного рода воспитывать в чужой семье. Там перед ним не заискивали, ибо в нем никто не был заинтересован (ведь он не здесь будет знатным человеком), и не сюсюкали с ним. В итоге он получал мужественное воспитание. Наследников престола также нередко воспитывали при чужом дворе (уважение будет максимальное, но искательства не будет — он же будет чужим королем)!

Даже те общества, которые не управляются аристократиями (повторяю: аристократия — явление достаточно частое, но частое именно в составных политических системах), стремятся сохранить определенный круг аристократических должностей. В Афинах при полном торжестве демократии первый архонт, именем которого назывался год, был эвпатрид всегда. В фиванской системе, более аристократической, стратигами (главнокомандующими) и беотархами (представителями городов Беотийского союза) бывали только аристократы. Великий, если не величайший, полководец эллинского мира Эпаминонд был фиванский аристократ и, кстати, очень бедный, как сообщает его биография. В Великобритании еще относительно недавно большая часть офицеров Королевского флота принадлежала к знатным фамилиям, а Министерство иностранных дел и по сию пору, в основном, комплектуется из представителей аристократии, чего так не хватает нашей дипломатической службе.

Уже говорилось, что аристократия отличается высокой совместимостью. Аристократии с демократиями — не редкость в средневековых городах-государствах. Новгород и Псков управлялись совместно аристократией с демократией вплоть до включения этих городов в состав единой России на рубеже XV—XVI веков. Аристократия бывает очень часто терпима к правам как демократического элемента власти, так и монархического. Все дело в том, что аристократия никогда не сомневается в своем праве управлять. И аристократия более, чем все остальные граждане, все остальные соплеменники считает государство своим, а потому и соплеменников — своими. Но при своей высокой совместимости с другими формами власти именно аристократия наиболее устойчива среди них к отклонениям.

Тирании аристократия никогда не допустит, а если тиран в результате тех или иных обстоятельств (например, восстания толпы) все же придет к власти, он первым делом начинает истреблять аристократию. Есть такой исторический анекдот: тиран Коринфа Периандр (VI век до н. э.) послал к тирану Милета Фрасибулу своего доверенного слугу с просьбой научить, как наилучшим образом управлять полисом, а Фрасибул увел слугу в поле и молча начал сбивать высокие колосья. Так поступали в Элладе. В России тиран Иван IV аристократию уничтожал физически и уничтожил ее настолько, насколько у него хватило сил. А тиран Петр I уничтожал аристократию социально, предельно бюрократизируя систему; своей «Табелью о рангах» он низвел боярскую аристократию до положения низового служилого дворянства. Это не что иное, как проявление страха перед аристократией и ненависти тирана к ней. Аналогично английская аристократия немало понесла потерь в тиранию Генриха VIII. И таких примеров можно привести множество.

Охлократия аристократию ненавидит и, если приходит к власти (что бывает редко), стремится ликвидировать ее немедленно в соответствии с главным своим принципом: «А я не хуже тебя»! Зато демократия аристократию терпит часто. Я уже приводил примеры сохранения аристократических традиций в Элладе, а что касается отечественной истории, то тот же новгородец, человек свободолюбивый, мог с кем угодно поговорить о достоинствах своего посадника, мог покритиковать его и даже заявить, что того надо гнать в шею. Однако он прекрасно понимал, что Господином Великим Новгородом он — замухрышка — управлять не может, что посадничество — дело боярское. Это очень устойчивая традиция.

А олигархия, которая наиболее въедлива и ухитряется спрятаться за спиной как у монархии, так и у демократии (стремясь последнюю превратить в охлократию), вообще невозможна при аристократии даже в составной системе, потому что аристократия — публичная власть немногих — не потерпит тайной власти немногих.

Недостатки аристократии

У аристократии, как и у монархии, есть один серьезнейший недостаток — случайность рождения. Однако для монархии это — явление одномоментное (просто рождается недостойный или неспособный монарх). В аристократии же число недостойных может накапливаться (т. е. может идти процесс вырождения знати). С этим основным недостатком аристократии бороться возможно, пополняя ее. Лучший метод для этого на протяжении ряда веков использовала Великобритания. С давних времен выдающиеся англичане анноблируются, т. е. возводятся в дворянское достоинство (им присваивается рыцарский ранг с титулованием «сэр»). Заслуженные англичане, уже имеющие рыцарский ранг, могут быть в дальнейшем возведены в баронское достоинство и стать лордами, а следовательно, членами Палаты лордов. Причем в английском обществе титула «сэр» удостаиваются не только офицеры, что естественно во всем мире, но и видные предприниматели (как сэр Бэзил Захаров, русского происхождения), видные писатели (как сэр Артур Конан Дойл), видные ученые (как сэр Эрнест Резерфорд), даже видные спортсмены (как футболист сэр Стэнли Мэтьюз и автогонщик сэр Найджел Менсел).

Однако для формирования знати по-английски необходимо иметь уже сложившуюся демократическую элиту общества, чтобы из ее состава успешно черпать пополнение аристократии, а также институт монархии, ибо присвоение ранга парламентским голосованием способно вызвать лишь смех. Иными словами, необходимо иметь реальную демократию и реальную монархию. Заметим, что анноблирование, конечно, воздействует на общество, но воздействует и другое — непреложным образцом поведения в английском обществе стал образец джентльмена. Под этот образец «подтягиваются», прежде всего, буржуа, да и потихонечку все англичане.

Надо сказать, что в России тоже была система анноблирования. Дворянство в России получалось службой, чаще и легче всего военной. Офицеры — дворяне из солдат не были редкостью, а встречались и генералы. Был даже один рядовой солдат из крестьян, дослужившийся до полного генерала (до фельдмаршала ему оставался только один шаг) — первый генерал И. Н. Скобелев, дед знаменитого «Белого генерала» М. Д. Скобелева (которого прозвали «Ак-паша» — «Белый генерал», когда он вел кампанию в Средней Азии в 80-е гг. XIX века). Основатель рода Скобелевых служил в течение четырех царствований — начав служить при Екатерине II, он вышел в отставку и вскоре скончался при Николае I.

Вообще-то он был Кобелев из деревни Кобели и под этой фамилией нес службу солдата, но когда пришло время его анноблировать, в Департаменте герольдии решили, что новому гражданину и основателю рода неудобно иметь такую фамилию и привесили буковку «с», откуда и пошла фамилия Скобелев.

Олигархия

«Искажением» аристократии является олигархия (по-гречески, «власть немногих», или «власть шайки»). В истории это «искажение» встречается наиболее часто. Аристотель описывает лишь одну его разновидность — власть богатых (вероятно, характерную для его эпохи) и относится к ней отвратительно, тогда как существует много разновидностей олигархии.

В олигархию может выродиться аристократия, что бывает редко, но все же бывает. Для этого аристократия должна полностью замкнуться, стать недоступной. Так, в России в олигархию постепенно превратился Верховный Тайный Совет, созданный императрицей Екатериной I и кн. А Д. Меншиковым. Кстати, если доступ в аристократию слишком легок, она тоже перестает быть аристократией. Олигархии пристраиваются негласно в тени монархии и даже ухитряются уцелеть при тираниях, хотя становятся очень тихими, сохраняя некоторое минимальное влияние и готовясь захватить власть после смерти тирана (см., например, А Авторханов «Загадка смерти Сталина»). Олигархии великолепно чувствуют себя при охлократии — что можно лучше придумать, чем дергать толпу за ниточки?! И, наконец, демократия не является абсолютно олигархоустойчивой (А. Кольев «Мятеж номенклатуры»).

Бюрократия и олигархия. Заметим, что ругательным является термин «бюрократизация», а не термин «бюрократия». Наличие бюрократии — это всего лишь наличие категории профессиональных администраторов. Во многих обществах, а в обществах Нового времени обязательно (они без этого жить не могут) существует категория профессиональных администраторов, и это совершенно нормально. Представители бюрократии в первоначальном смысле этого слова, т. е. чиновничество, могут вливаться и в ряды демократической элиты (скажем, быть куда-нибудь избранными), и в ряды аристократии, если таковая имеется, но, разумеется, не толпой, а поодиночке, за особые заслуги. Тут уместно вспомнить, что обращение к русскому офицеру «Ваше благородие» означало для всех, что офицер происходит из благого рода, и когда солдат становился офицером, все понимали, что он именно с этого момента основывает благой род. Однако исключительная опасность бюрократии заключается в том, что, конституируя себя как власть, она может превратиться только во власть олигархическую и ни в какую другую. Причем такое возможно и в монархической, и в демократической системе.

Олигархии тайных обществ. Таковые, видимо, существовали уже в Древности, но стали вполне заметны в Средневековье. Антисистема, приходящая к власти, всегда образует олигархию. Классический пример — правление Фатимидов в Египте, которое было, по сути дела, не монархическим, а олигархическим правлением.

Пресса нашего времени как олигархия. Гласность и публичность — естественная среда существования любой правильной формы власти — и монархии, и аристократии, и демократии. Гласность сама по себе в значительной степени может способствовать неудаче генезиса олигархии, ибо последней легче всего сложиться в темном углу, а не на ярком свету. Однако сравнительно недавно прессу в США стали именовать четвертой властью (речь идет о демократическом обществе, где действует принцип разделения трех властей, а прессу именуют четвертой). Затем такой подход был внедрен и у нас. Но если процесс формирования в демократических обществах трех ветвей власти описывается законом и может совершаться гласно, то редактора или журналиста не выбирает никто, кроме дающих ему возможность печататься в том или ином издании. Поэтому пресса должна рассматриваться, как одна из разновидностей сферы обслуживания граждан. А когда пресса становится властью, гражданам угрожает олигархия.

Аристократия и олигархия

Аристократия
. Достоинства аристократии
. Недостатки аристократии
. Олигархия
. Бюрократия и олигархия
. Олигархия тайных обществ
. Пресса нашего времени как олигархия
. Полицейские режимы

Аристократия

Аристократия — это власть, а точнее, правление лучших.

Надо сказать, на протяжении веков многие термины меняли свое значение. Сегодня термины «аристократия» и тем более «аристократ» утратили свой политический смысл. В современном языке аристократ — это человек, принадлежащий к потомственной знати, причем и в том случае, когда он к власти никакого отношения не имеет. Но говоря об аристократии как о форме власти, необходимо разграничивать понятия «знать» и «аристократия». Аристократия — это знать, обладающая властью, правящая знать. А просто знатных людей эллины называли не аристократами, а эвпатридами, то есть происходящими из благого рода, благородного происхождения (по-гречески, «эв» — благо, «патрос» — отец). Конечно, от каждого аристократа требовалось благородное происхождение, иначе он не мог стать аристократом (справедливо утверждение, что аристократов в первом поколении не бывает). Однако строго юридически и исторически аристократ — это не только благородный человек, а благородный человек, обладающий на этом основании властью или ее частью.

Аристократия, безусловно, догосударственного происхождения, хотя, по-видимому, она моложе не только монархии, но и демократии. Прообразом аристократии было племя. Очень часто племенная аристократия реализуется в форме совета старейшин или собрания предводителей родов. Мы почти никогда не видим аристократию в чистом виде. Обычно она встречается в составных политических системах — вместе с монархией, вместе с демократией или вместе с обеими, и никогда не встречается совместно с одним из «искажений».

Объединение в одной политической системе монархии с аристократией имело место в некоторых греческих полисах. Такое объединение на протяжении большей части Средневековья встречается и в Западной Европе. Аристократии в основном наиболее характерны для сословных обществ. Можно даже утверждать, что наличие аристократии как таковой уже делает общество сословным, потому что хотя бы одно сословие — сословие знатных — уже выделено.

Несмотря на то, что сословное общество, как мы уже говорили ранее, характерно для потомков арийцев, мы можем встретить аристократии и в других странах, и в других культурах. Устойчивая аристократия была в старом Ашшуре (то есть Ассирии древнего периода), а в Новоассирийском царстве, которое представляло собой уже опыт создания империи, мы видим остатки старой ашшурской аристократии и бурно формирующуюся новую (военную) аристократию, уже имперскую. В Китай аристократические традиции и институции попадают в эпоху Чжоу (примерно XII веке до н. э.) и оставляют мощный след в конфуцианстве — весьма и весьма аристократической этической системе.

Вообще, аристократии складываются очень медленно. Особенно медленно этот процесс идет в арийских обществах Востока, так как ему препятствует четкое деление общества на сословия или варны, нельзя же считать аристократией всю варну кшатриев, то есть воинов! Тем не менее аристократия складывается. В Иране, например, она сложилась в период существования империи и дальше уже не исчезала.

Достоинства аристократии

Бесспорнейшее достоинство аристократии — здесь она ни с кем не сравнима — есть умение повиноваться и отдавать приказы (вещи связанные, ибо человек, не умеющий исполнять приказы, никогда не научится их отдавать). Для аристократии это умение традиционно и воспитывается с младенчества. Между прочим, в демократические системы чисто аристократические добродетели (в т. ч. упомянутую) привносит воинская служба.

Аристократия — хранительница национальной и, шире, великой культуры, ибо никогда не совершает резкой измены собственной традиции. Собственной культуре может изменить монарх (далеко ходить не надо — Петр I), то может произойти с демократическими кругами, но того никогда не случится с аристократией.

Надо отметить, что, формируя имперскую элиту, или имперскую знать, или имперскую аристократию (это не совсем одно и то же, но можно говорить в т. ч. об аристократии), создатели империи всегда включают в нее представителей аристократии различных народов и таким образом цементируют империю. Это в высшей степени характерно для русской истории, но не только для нее.

Однако, если целью ставится не созидание империи, а порабощение того или иного народа, любой поработитель наносит первый удар именно по аристократии, стремясь ее уничтожить во что бы то ни стало. Притом способы уничтожения могут быть разными. Аристократию могут истреблять физически. Ее могут уничтожать социально, вытесняя в социальные низы (наиболее сложный путь, ибо сопротивляется и знать, и народ). Ее могут ассимилировать, то есть попросту украсть. Так украли, окатоличив и ополячив на протяжении XV-XVII веков, западнорусскую знать. В итоге предки тех, кого сейчас зовут украинцами и белорусами, вошли в Новое время вообще без собственной знати. В Польше аристократических фамилий русско-литовского происхождения, пожалуй, больше, нежели исконно польского. Выиграли же от этого не литовцы и русские, а поляки. Даже величайший польский поэт Мицкевич белорусского происхождения, но он себя ощущал вполне поляком.

Необычайную важность роли аристократии понимали еще в XIX веке, а может быть, и в начале XX. Именно потому аристократию, при ее отсутствии, пытались чем-нибудь заменить. Таков итальянский Сенат, включающий в себя известное число пожизненных сенаторов. Таков и Сенат США. Вообще, политическая система США списана с трехсоставной политии Великобритании, но вместо короля в ней учрежден президент, а вместо Палаты лордов квази-аристократическая палата — Сенат. Сенат США — безусловный стабилизатор уже хотя бы потому, что сенатора избирают на 6 лет, то есть на более длительный срок, чем президента, и сенат каждые 2 года обновляется только на 1/3, то есть, в нем всегда заседает большинство тех, кто уже вошел в сенатскую традицию.

Особое достоинство аристократии и, шире, знати — аристократическое воспитание. Так, на Руси в XVII веке молодого человека знатной фамилии с младенчества готовили к тому, что к 15-ти годам он, например, станет рындой (почетным телохранителем при особе государя), а следовательно, будет присутствовать при важнейших государственных церемониях, посольских переговорах и т. д. К 17-ти годам он вступит в настоящую службу и станет младшим офицером войска или младшим членом посольства и в этом качестве будет стажироваться ряд лет. Потом он получит функции государственного чиновника — коронного представителя на местах, то есть городского воеводы. Позднее он начнет командовать самостоятельно полком или поедет вторым послом, далее станет послом или главнокомандующим. И венец его карьеры — заседание в Государевой Думе.

В семьях, причастных к аристократии, воспитывается недосягаемая для других семей ответственность каждого члена семьи. Не случайно в очень многих странах и у многих народов, сохранявших аристократию, было принято отрока знатного рода воспитывать в чужой семье. Там перед ним не заискивали, ибо в нем никто не был заинтересован (ведь он не там будет знатным человеком), и не сюсюкали с ним. В итоге он получал мужественное воспитание. Наследников престола также нередко воспитывали при чужом дворе (уважение будет максимальное, но искательства не будет — он же будет чужим королем).

Даже в тех обществах, которыми не управляют аристократии (повторяю: аристократия — явление довольно частое, но частое именно в составных политических системах), стремятся сохранить определенный круг аристократических должностей. В Афинах при полном торжестве демократии первый архонт, именем которого назывался год, был эвпатрид всегда. В фиванской системе, более аристократической, стратигами (главнокомандующими) и беотархами (представителями городов Беотийского союза) бывали только аристократы. Великий, если не величайший, полководец эллинского мира Эпаминонд был фиванский аристократ и, кстати, очень бедный, как сообщает его биография. В Великобритании еще относительно недавно большая часть офицеров Королевского флота принадлежала к знатным фамилиям, а Министерство иностранных дел и по сию пору в основном комплектуется из представителей аристократии, чего так не хватает нашей дипломатической службе.

Уже говорилось, что аристократия отличается высокой совместимостью. Аристократии с демократиями — не редкость в средневековых городах-государствах. Новгород и Псков управлялись совместно аристократией с демократией вплоть до включения этих городов в состав единой России на рубеже XV-XVI веков. Аристократия бывает очень часто терпима к правам как демократического элемента власти, так и монархического. Все дело в том, что аристократия никогда не сомневается в своем праве управлять. И аристократия более, чем все остальные граждане, все остальные соплеменники считает государство своим, а потому и соплеменников — своими. Но при своей высокой совместимости с другими формами власти именно аристократия среди них наиболее устойчива к отклонениям.

Тирании аристократия никогда не допустит, а если тиран в итоге тех или иных обстоятельств (например, восстания толпы) все же придет к власти, он первым делом начинает истреблять аристократию. Есть такой исторический анекдот: тиран Коринфа Периандр (VI век до н. э.) послал к тирану Милета Фрасибулу своего доверенного слугу с просьбой научить его, как наилучшим образом управлять полисом; Фрасибул увел слугу в поле и молча начал сбивать высокие колосья. Так поступали в Элладе. В России тиран Иван IV аристократию уничтожал физически и уничтожил ее настолько, насколько у него хватило сил. А тиран Петр I уничтожал аристократию социально, предельно бюрократизируя систему; своей «Табелью о рангах» он низвел боярскую аристократию до положения низового служилого дворянства. Это не что иное, как проявление страха перед аристократией и ненависти тирана к ней. Аналогично английская аристократия немало понесла потерь в тиранию Генриха VIII. И таких примеров можно привести множество.

Охлократия аристократию ненавидит и, если приходит к власти (что бывает редко), стремится ликвидировать ее немедленно в соответствии с главным своим принципом: «А я не хуже тебя!» Зато демократия аристократию терпит часто. Я уже приводил примеры сохранения аристократических традиций в Элладе, а что касается отечественной истории, то тот же новгородец, человек свободолюбивый, мог с кем угодно поговорить о достоинствах своего посадника, мог покритиковать его и даже заявить, что того надо гнать в шею. Однако он прекрасно понимал, что Господином Великим Новгородом он — замухрышка — управлять не может, что посадничество — дело боярское. Это очень устойчивая традиция.

Недостатки аристократии

У аристократии, как и у монархии, есть один серьезнейший недостаток — случайность рождения. Однако для монархии это — явление одномоментное (просто рождается недостойный или неспособный монарх). В аристократии же число недостойных может накапливаться (то есть, может идти процесс вырождения знати). С этим основным недостатком аристократии можно бороться, пополняя ее. Лучший метод для того на протяжении ряда веков использовала Великобритания. С давних времен выдающиеся англичане аноблируются, то есть возводятся в дворянское достоинство (им присваивается рыцарский ранг с титулом «сэр»). Заслуженные англичане, уже имеющие рыцарский ранг, могут быть в дальнейшем возведены в баронское достоинство и стать лордами, а следовательно, членами Палаты лордов. Причем в английском обществе титула «сэр» удостаиваются не только офицеры, что естественно во всем мире, но и видные предприниматели (как сэр Бэзил Захаров, русского происхождения), видные писатели (как сэр Артур Конан Дойл), видные ученые (как сэр Эрнест Резерфорд), даже видные спортсмены (как футболист сэр Стэнли Мэтьюз и автогонщик сэр Найджел Менсел).

Однако для формирования знати по-английски необходимо иметь уже сложившуюся демократическую элиту общества, чтобы из ее состава успешно черпать пополнение аристократии, а также институт монархии, ибо присвоение ранга (рыцаря или барона) парламентским голосованием способно вызвать лишь смех. Иными словами, необходимо иметь реальную демократию и реальную монархию. Заметим, что аноблирование, конечно, воздействует на общество, но воздействует и другое — непреложным образцом поведения в английском обществе стал образец джентльмена. Под этот образец «подтягиваются» прежде сперва буржуа, а затем постепенно все англичане.

Надо сказать, что в России тоже была система аноблирования. Дворянство в России приобреталось службой, чаще и легче всего военной. Офицеры — дворяне из солдат не были редкостью, а встречались и генералы. Был даже один рядовой солдат из крестьян, дослужившийся до полного генерала (до фельдмаршала ему оставался только один шаг) — первый генерал И. Н. Скобелев, дед знаменитого «Белого генерала» М. Д. Скобелева (которого прозвали «Ак-паша» — «Белый генерал», когда он вел кампанию в Средней Азии в 80-е гг. XIX века). Основатель рода Скобелевых служил в течение четырех царствований — начав служить при Екатерине II, он вышел в отставку и вскоре скончался при Николае I.

Вообще-то он был Кобелев из деревни Кобели и под этой фамилией нес службу солдата, но когда пришло время его аноблировать, в Департаменте герольдии решили, что новому гражданину и основателю рода неудобно иметь такую фамилию и привесили буковку «с», откуда и пошла фамилия Скобелев.

Олигархия

«Искажение» аристократии есть олигархия (по-гречески, власть немногих, или власть шайки). В истории это «искажение» встречается наиболее часто. Аристотель описывает лишь одну его разновидность — власть богатых (вероятно, характерную для его эпохи) и относится к ней отвратительно, тогда как существует много разновидностей олигархии.

В олигархию может выродиться аристократия, что бывает редко, но все же бывает. Для того аристократия должна полностью замкнуться, стать недоступной. Так, в России в олигархию постепенно превратился Верховный Тайный Совет, созданный императрицей Екатериной I и кн. А Д. Меншиковым. Кстати, если доступ в аристократию слишком легок, она тоже перестает быть аристократией. Олигархии пристраиваются негласно в тени монархии и даже ухитряются уцелеть при тираниях, хотя становятся очень тихими, сохраняя некоторое минимальное влияние и готовясь захватить власть после смерти тирана (см., например, А. Авторханов «Загадка смерти Сталина»). Олигархия великолепно чувствует себя при охлократии — что можно лучше придумать, чем дергать толпу за ниточки?! И, наконец, демократия тоже не абсолютно олигархоустойчива (А. Кольев «Мятеж номенклатуры»).

Бюрократия и олигархия. Заметим, что ругательным является термин «бюрократизация», а не термин «бюрократия». Наличие бюрократии — это всего лишь наличие категории профессиональных администраторов. Во многих обществах, а в обществах Нового времени обязательно (они без этого жить не могут) существует категория профессиональных администраторов, и то совершенно нормально. Представители бюрократии в первоначальном смысле этого слова, то есть чиновничество, могут вливаться и в ряды демократической элиты (скажем, быть куда-нибудь избранными), и в ряды аристократии, если таковая имеется, но, разумеется, не толпой, а поодиночке, за особые заслуги. Тут уместно вспомнить, что обращение к русскому офицеру «Ваше благородие» означало для всех, что офицер происходит из благого рода, и когда солдат становился офицером, все понимали, что он именно с этого момента основывает благой род. Однако исключительная опасность бюрократии заключается в том, что, конституируя себя как власть, она может превратиться только во власть олигархическую и ни в какую другую. Причем такое возможно и в монархической, и в демократической системе.

Олигархии тайных обществ. Таковые, видимо, существовали уже в Древности, но стали вполне заметны в Средневековье. Антисистема, приходящая к власти, всегда образует олигархию. Классический пример — правление Фатимидов в Египте, которое было по сути не монархическим, а олигархическим правлением.

Пресса нашего времени как олигархия. Гласность и публичность — естественная среда существования любой правильной формы власти — и монархии, и аристократии, и демократии. Гласность сама по себе в значительной степени может способствовать неудаче генезиса олигархии, ибо последней легче всего сложиться в темном углу, а не на ярком свету. Однако сравнительно недавно прессу в США стали именовать «четвертой властью» (речь идет о демократическом обществе, где действует принцип разделения трех властей, а прессу именуют четвертой). Затем такой подход был внедрен и у нас. Но если процесс формирования в демократических обществах трех ветвей власти описывается законом и может совершаться гласно, то редактора или журналиста не выбирает никто, кроме дающих ему возможность печататься в том или ином издании. Потому пресса должна рассматриваться как одна из разновидностей сферы обслуживания граждан. А когда пресса становится властью, гражданам угрожает олигархия.

Полицейские режимы. Олигархическими являются и самые омерзительные из всех государств, которые только можно себе представить — полицейские режимы (частный случай бюрократических систем). В таких государствах полицейские складываются в касту, и в итоге вместо барина на сцену является постовой. Естественно, полицейский режим, как любая бюрократическая система, будет конституироваться как олигархия со всеми характерными для нее чертами: отсутствием публичности, угнетением частной жизни и стремлением превратить граждан в толпу.

Итак, ни одна из трех правильных форм власти полной устойчивости к олигархии не имеет. Наиболее устойчива к ней аристократия, но она в чистом виде в больших государствах невозможна. Реально от олигархии (и в частности от полицейского режима) лучше всего защищают составные политические системы.

Великий древнегреческий мыслитель Платон, а вслед за ним и Аристотель, считали монархию самой лучшей формой правления потому, что в ней, как ни в какой иной из возможных форм превалирует нравственный принцип. Если этот принцип нарушается, то монархия может перерасти в тиранию, так же, как аристократия в олигархию, а демократия в охлократию. Испокон веков в России боролись две формы правления — монархия и олигархия. Они определяли вектор истории, то ввергая страну в смуту, то выводя ее из нее. А что же происходит сегодня, какая из форм правления ныне становится доминирующей, подтверждает ли новейшая история России наличие этих двух антагонизмов?

Князь и дружина, великий князь и бояре, император и его фавориты, генеральный секретарь и его политбюро, президент и его ближайшее окружение - отношения этих центров силы и власти определяли непростые пути развития российской истории.

Не мною замечено, что укрепление власти монарха приводило к укреплению державы и, напротив, усиление боярской вольницы - ослабляло государство . Вот такими они были «ритмы русской истории».

Впервые попытка возвеличить князя над боярством на Руси была предпринята еще в XII веке при Андрее Юрьевиче Боголюбском. Возникшее при нем Владимиро-Суздальское княжество было самым могущественным государственным образованием на северо-востоке Руси. Именно оно, впоследствии стало ядром современного Российского государства.

Андрей Юрьевич был тем славен, что стремился боярскую вольницу подчинить своему влиянию. Благодаря укреплению княжеской власти Владимиро-Суздальское княжество достигло небывалого расцвета. Однако бояре недолго терпели своеволие князя и вскоре против Андрея Боголюбского возник заговор, в результате которого он был убит.

Вскоре после убийства князя Андрея началась борьба за его наследство. Борьба была длительной и в конечном итоге привела Русь к состоянию феодальной раздробленности. В таком ослабленном состоянии она стала легкой добычей татаро-монгольских завоевателей.

Татаро-монголы, по всей вероятности, хорошо знали особенность русских традиций и охотно манипулировали наиболее знатными князьями и боярами. Например, тверской князь Михаил был в одно время самым сильным властителем на Руси при монголах, а Тверь во много раз превосходила по богатству и развитию соседнюю Москву. Но в Орде Михаилу ярлык на правление не дали, а самого князя уморили. Ярлык же достался менее сильному и менее достойному московскому князю Ивану. Он жестоко подавил восстание в Твери, после чего этот город уже не мог состязаться с Москвой.

В какой-то мере татаро-монгольская администрация использовала систему сдержек и противовесов, когда с одной стороны она не позволяла усиливаться отдельному князю, но, с другой, не допускала и укрепления боярской власти.

По-настоящему власть великого князя начала укрепляться только после освобождения Руси от татаро-монгольской зависимости.

Активней всего самодержавную власть стал укреплять Иван III. При нем не только продолжился процесс «собирания земель вокруг Москвы», но и усилилась борьба с сепаратизмом удельных князей. Именно при Иване III произошло значительное укрепление монархических принципов правления, а боярской вольнице, прежде всего в лице удельных князей, был нанесен чувствительный удар.

И хотя к началу правления Ивана IV Грозного Российское государство уже было централизованным, боярская вольница была еще очень сильна. Бояре воспользовались слабостью юного Ивана Васильевича и попытались укрепить свою власть. Началась длительная и жестокая борьба между боярской олигархией и монархом. Борьба была настолько сложной, что Ивану Грозному пришлось даже разделить Русское государство на части, назвав одну часть земщиной , а другую опричниной .

Те, кто сильно не любит Россию часто рассказывают об Иване IV, как о кровавом тиране. Но стоит только сравнить «дела и дни» европейских монархов, как становится понятным, кто, на самом деле, «жаждал крови». Так, например, современница Ивана IV Елизавета I отрубила голову не только Марии Стюарт, она казнила еще 89 тысяч своих подданных. Правда, в отличие от Ивана Васильевича Елизавета Генриховна не каялась в содеянном ни прилюдно, ни келейно. Убиенных в «Синодики» не записывала, денег на помин души в монастыри не посылала. Европейские монархи таких привычек вообще сроду не имели.

В целом же, если сравнивать с Европой того времени, то опричнина унесла за 6 лет около 5 тысяч жизней, одна Варфоломеевская ночь - 30 тысяч; В Священной Римской империи - Карл V казнил десятки тысяч; в Англии: Генрих VIII - тоже вел счет казненных десятками тысяч. Испанская инквизиция приговорила к смертной казни всех жителей Нидерландов, в ходе подавления восстаний в Нидерландах Филиппом II (1556-1598) за два года было казнено более ста тысяч человек.

За счет «вывода» крупных землевладельцев с их «вотчин» произошло дробление их владений и передача земли в условное пользование мелкого служилого люда. Этим Иван уничтожал старую знать и укреплял новый социальный слой -- «детей боярских», ставших в последствии служилым классом или - дворянством.

Именно Иван IV стал родоначальником той самодержавной, монархической традиции, которая и станет главенствующей на Руси после его смерти. Но истинного родоначальника русской государственности - Ивана Грозного у нас не принято вывешивать в кабинетах. Там предпочитают фигуру Петра I, который не укрепил, а подорвал основы Русского государства.

Но и по смерти Ивана Грозного противостояние монарх и олигархии не прекратилось. Напротив, оно сильно обострилось, что нашло свое выражение в эпохе, получившей название «Смутного времени».

В этот период Россия была готова пойти путем Польши, в которой победу одержал олигархический принцип, при котором не монарх руководит государством, а шляхта (олигархия). В результате этот принцип привел к утрате Польшей своей государственности на целые века.

Из эпохи «Смутного времени» XVII века Россия вышла исключительно благодаря укреплению монархического принципа правления. Дальнейшее укрепление государства - империи продолжалось вплоть до эпохи «Дворцовых переворотов», когда дворянство, получив вольности, вплоть до освобождения от обязательной государственной службы, попыталось возвыситься над монархом. Мало, кто знает, что завершающим актом эпохи «Дворцовых переворотов» было восстание декабристов, а не гибель императора Павла Петровича.

При Николае I, подавившем последний дворцовый переворот, Российская империя достигает пика своего могущества. Именно в этом периоде закладываются основы будущего развития страны.

Еще раз подчеркну, что противостояние олигархического и монархического принципов происходит не потому, что монарх, в свое время, не «додавил гадину», т.е. не перебил всех знатных бояр (князей и графов), а потому, что столкновение этих принципов и есть своеобразная форма движения и развития русской власти. При Иване IV противниками были бояре, а при императрицах - гвардия. При Сталине -- «ленинская гвардия» (или «ленинская олигархия»), при Горбачеве -- «номенклатурная олигархия» и т.д.

Сегодня многие уже забыли историю о том, кто свергал Николая II. А ведь его свергали не большевики, не эсеры, не анархисты и даже не революционные матросы. Его свергала олигархия в лице представителей царской семьи, армейских генералов, крупнейших капиталистов, высших чиновников и политиканов. Свержение императора в феврале-марте 1917 года ввергло Россию в новую смуту, которая, как и смута XVII века продолжалась не менее 10 лет.

Не мною замечено, что всякий раз, когда олигархия стремится к власти, ослабляя, пусть и не формальную, но монархию, в стране наступает смута. Только появление сильного лидера, который, опять таки, исповедует монархический принцип, происходит восстановление страны.

Так было, например, при Сталине. Сталина часто сравнивают с Иваном Грозным. Действительно, между ними есть немало общего, но не столько в характерах, сколько в тех вызовах, с которыми они столкнулись. Иван Грозный сумел положить конец боярскому сепаратизму и распаду страны на удельные княжества, а Сталин совершил крутой поворот от идеи мировой революции, толкавшей Россию на край гибели, к собиранию русских земель и к созданию «красной империи».

При Хрущеве «имперский принцип» еще продолжался по инерции, но через 10 лет правления Никиты Сергеевича «новые олигархи» в лице ленинского политбюро окончательно захватили власть и «медленным шагом, тихим зигзагом» повели Россию/СССР к упадку.

Новая смута наступила тогда, когда монархический принцип пришел в упадок и к власти окончательно пришла олигархия. Та самая олигархия, которая готовилась к захвату власти и собственности еще в тот период, когда она имела, отчасти ограниченную монархическим принципом власть, но не имела собственности. Ведь ни для кого уже не является секретом, что в результате смуты конца 80-х начала 90-х годов к власти в стране пришли вчерашние партийные бонзы и их присные.

Попытка ограничить безмерные аппетиты олигархии, готовой ради своего безумного упоения властью разорить целую страну, были предприняты при Борисе Ельцине. Правда, попытка кратковременной роялистской реставрации закончилась печально. Победившая в стране олигархи «уморили Бориса» и выдвинули на трон «местоблюстителя монархии».

В этом месте хочу особо отметить, что говоря о современной российской олигархии, я не имею в виду, т.н., «дежурных олигархов» типа Абрамовича, Дерипаски, Мордашова, Потанина или Прохорова. Настоящей олигархией является та часть российской элиты, которая меньше светится, да больше имеет . Эта та часть истеблишмента, которая не участвовала, но управляла, например, залоговыми аукционами. Эта та часть, которая не ограничилась захватом собственности, но захватила контроль над властью. К чему, собственно говоря, стремилась олигархия в России во все времена. Мы можем заменить термин «олигархия» термином «новое боярство» -- он лучше характеризует тот слой, который сегодня реально управляет страной.

Летописцы рассказывают легенду о том, как в 1613 году на Земском соборе был избран на царство Михаил Романов. Незадолго до созыва собора собрались виднейшие бояре и «приговорили», что царем будет именно Михаил. Мише в ту пору шел 17-й год. Он был смышленым и способным, но не имел никакого опыта управления. От его имени правили его мать - Марфа и дяди. Боярство при этом полагало, что при неопытном Мише оно сможет вершить свои дела. Но вскоре из плена вернулся патриарх Филарет, который взял бразды правления на себя, а вскоре и Михаил стал понимать, что может править страной самостоятельно.

Как бы там ни было, а «местоблюститель» часто бывает начинает выходить за рамки дозволенного. Чтобы укрепить свою власть и установить монархический принцип правления, как главенствующий «избранному монарху» необходимо расправиться с олигархией. Не надо думать, что такая расправа должна быть обязательно кровавой и жестокой, как это было, например, при Иване Грозном или при Иосифе Сталине. Например, Никита Хрущев (борьба с антипартийной группировкой во главе с Молотовым, Маленковым, Кагановичем, Булганиным и примкнувшим к ним Шепиловым) и брежневско-ленинское политбюро (расправа над самим Хрущевым и его сторонниками) наглядно показали, что для устранения неугодных не обязательно заниматься кровопусканием. Но без изоляции олигархов невозможно укрепление монархического принципа, т.е. такого принципа, при котором, как это показывает наш исторический опыт и происходит укрепление и развитие Российского государства . А теперь обратимся к анализу современной нам ситуации.

Начнем с того, что олигархия («новое боярство») после периода смуты конца 80-х начала 90-х годов прошлого века, пережив «царя Бориса», никуда не делась. Напротив, за последние 20-30 лет она существенно укрепилась. Ни репрессий, ни существенных опал новое боярство не испытало. Если не считать второстепенных «детей боярских», то основной костяк глубокой российской олигархии сохранил все свои позиции.

В 2000 году новое боярство выдвигает из своих рядов «местоблюстителя» неформальной монархии. Будучи наученная опытом это боярство предпочитает пребывание в тени и, неформально принимая решения, формально их не принимает.

Лицо, исполняющее обязанности монарха, находится под контролем «боярства». Ярким доказательством этого может служить отсутствие настоящего развития страны, ибо никогда при олигархии Россия не развивалась, но, напротив, хирела, утрачивая свои позиции.

За верность олигархическому клану, «местоблюститель» получил право быть переизбранным на второй срок, оставаясь подконтрольным «новому боярству». Последующие взаиморотации (замена президента на премьера и обратно) имели исключительно формальный (в рамках легитимнойпроцедуры) характер.

Однако, в 2012 году, когда состоялись очередные выборы главы государства, вновь избранный президент посчитал, что период пребывания его в формальной роли «местоблюстителя» закончился. Вероятно, он счел, что на третьем сроке своего правления, он уже может опираться не на выдвинувших его когда-то олигархов, а на волю избравшего его народа.

Примером этого может служить возникновение, т.н., Общероссийского народного фронта (ОНФ), который должен был выполнить роль этакого связующего звена между неформальным монархом и народом. Но усилиями олигархов роль этой организации довольно быстро была низведена до роли, которую во времена СССР играл такой орган, как Народный Контроль.

Тем не менее, национальный лидер продолжал попытки укрепления монархического принципа вопреки олигархическому. Как мы уже отмечали выше, это невозможно без ограничения (и очень существенного) влияния и власти «нового боярства». По целому ряду направлений началось наступление на олигархию. Это было жизненно необходимо для укрепления страны, которая при олигархическом правлении продолжала медленно деградировать.

Примером такой борьбы и стал, т.н., «экономический кризис». Этот «кризис» стал следствием столкновения двух принципов - монархического и олигархического. Никаких других, более или менее серьезных причин, для его возникновения не было. Иными словами, сторонники монархии попытались отодвинуть от власти и ресурсов «новое боярство», даже посредством использования кризиса на Украине, через присоединение Крыма и оживления ситуации на Донбассе. На эти усилия боярство ответило организацией кризиса.

О том, что он был искусственно спровоцирован, свидетельствует то замораживание кризисных процессов, которые мы можем наблюдать сегодня. В этой связи логично предположить, что наши «западные партнеры» явно стоят на стороне «нового боярства», поскольку объектом их атаки является не политика, а национальный лидер, которого они всеми силами стремятся причислить к изгоям.

Приблизительно в начале марта 2015 года в стране произошел тихий переворот, положивший конец попыткам реставрации монархического принципа правления. «Новое боярство» одержало очередную победу.

В экономике и в политике наступила заморозка. Дело в том, что ситуация сложилась таким образом, что сегодня всякое развитие будет наглядно показывать: в какую сторону начнет движение страна в сторону монархического или в сторону олигархического принципа. В последнее время можно было наблюдать, тенденции разворота в сторону интересов «нового боярства». К чему это приводит мы уже знаем.

Почти самостоятельной частью политологии Аристотеля стало его учение о формах государственной организации и их влиянии на общество. Здесь он не только сделал синтетические обобщения политических размышлений предыдущего периода греческой мысли, но и сформулировал критерии, которые предопределили обсуждение проблемы в политической мысли до XVIII в.

Размышления Аристотеля по этой проблеме (имевшей, помимо прочего, для античного мышления непосредственную практическую ценность: предполагалось, что, выяснив «правильную» форму государственного строя, немного потребуется, дабы ее утвердить в обществе) не были, однако, идентичны идеям его политических трактатов. И поскольку время создания их неизвестно, невозможно говорить о какой-то эволюции взглядов Аристотеля, хотя общие критерии классификации государственных устройств оставались едиными.

Разработанная Аристотелем типология политических форм или режимов выглядит следующим образом. (см. схему).

аристотель философия политический государственный

Ученый полагал, что всякая форма правления, любой сколько-нибудь устойчивый режим может существовать в двух различных состояниях. Во-первых, режим (невзирая на свои структурные характеристики) может быть адекватен ситуации и быть способен в целом действовать в интересах широких слоев общества. Во-вторых, режим, правящая элита, даже в условиях демократии, может отстаивать и стремиться провести в жизнь свои собственные, узкокорыстные интересы. Эллинский мыслитель выделил три основных формы правления: монархию, аристократию и политию . Их он рассматривал как «правильные», т.е. в основном отвечающие интересам общества. Однако, наряду с этими формами существуют также и «неправильные», возникновение которых связано с вырождением правильных. Таким образом, писал Аристотель, монархия вырождается в тиранию, аристократия - в олигархию, а полития - в демократию (или охлократию, как уточнял позднее Полибий).

Для Аристотеля различные государственные устройства - результат политики, нарушения единственно истинной цели государственности, к которой должно стремиться и которой можно достичь. Поэтому никакой консерватизм (включая политический) не свойствен политологии Аристотеля.

В размышлении о содержании формы государственной организации синтезировались все содержательные новации государственно-политической философии Аристотеля, которые далее станут посылками для полагания некоторых вполне конкретных условий организации единственно правильного государства:

различение государственного союза как такового и формы управления или организации власти;

признание различий интересов управляющих и управляемых, вплоть до того, что они могут представлять собой совершенно разные классы;

наконец, признание обязательного для государственной политики следования интересам большинства. Чанышев А. Н. Аристотель / Чанышев А. Н. - М., 1981. - С. 87.

В «Риторике» проблема классификации интересует Аристотеля в связи с тем, насколько те или иные формы отходят от единственно правильной и тем способствуют ее гибели и снижению возможностей достижения блага для общества.

«Я говорю о гибели известной формы правления от свойств, в ней заключающихся, потому что, за исключением лучшей формы правления, все остальные погибают как от излишнего ослабления, так и от чрезмерного напряжения - так, например, демократия гибнет не только при чрезмерном ослаблении, когда она под конец переходит в олигархию, но и при чрезмерном напряжении» (Риторика. I.4). Здесь в зависимости от степени участия населения, т.е. всех, большинства или меньшинства, в отправлении власти в государстве определены четыре формы правления: демократия, олигархия, аристократия и монархия.

«Демократия есть такая форма правления, где должности занимаются по жребию, олигархия - где это делается сообразно имуществу граждан, аристократия - где это делается сообразно образованию граждан. Под образованием я разумею здесь образование, установленное законом, потому что люди, не выходящие из пределов законного, в аристократии пользуются властью - они кажутся лучшими из граждан, откуда получила название и самая форма правления. Монархия, как показывает само название ее, есть такая форма правления, в которой один властвует над всеми. Из монархий одни - подчиненные известного рода порядку, собственно, и составляют монархию, а другие - извращенные, представляя собой тиранию». (Риторика. I.8).

Критерий, однако, не единственный, и, в сущности, здесь выделено пять форм государственного устройства: в одном отношении различающиеся по количеству участвующих во власти - демократия, правление немногих и правление одного, в другом отношении - по содержанию правления и подразумеваемой степени соответствия некоему политическому эталону: и правление немногих, и правление одного могут быть в рамках законного порядка и вне его. Прямое народоправство изначально обозначено Аристотелем только как безупречное во втором отношении правление. Таким образом, здесь обрисовано, пусть не прямым тезисом, наличие ценности, вышестоящей по отношению к количественной организации власти. С этим тесно взаимосвязана оценка политической цели каждой из названных форм: для демократии это свобода, для олигархии - богатство, для аристократии - воспитание и законность, для тирании - защита (ср.: Риторика. 1.8).

В «Этике», а затем и в «Политике» классификация форм государственного устройства более определенна, построена на одновременно логическом и политологическом критериях. Равным образом она почти традиционна для греческой политической традиции, идущей от Сократа и Платона: различие по числу властвующих образует три категории правления, а различие по сущности правления подразделяет каждый на «правильный» и «извращенный» - всего шесть. В «Этике» различение дополнено соотнесением с этическими добродетелями, в частности, с дружбой как связующим началом для общества, семьи и т.д. В «Политике» классификация руководствуется разнесением по видам в зависимости от соблюдения блага как цели вообще государственного союза.

«Существуют три вида государственного устройства и равное число извращений, представляющих собою как бы растление первых. Эти виды государственного устройства - царская власть, аристократия и третий, основанный на разрядах, именно этому виду, кажется, подходит название «тимократия», однако большинство привыкло называть его государственное устройство (politeia). Лучшее из них царская власть, худшее - тимократия. Извращение царской власти - тирания; будучи обе монархиями, они весьма различны, так как тирания имеет в виду собственную пользу, а царь - пользу подданных…

Царская власть переходит в тиранию, ибо тирания - это дурное качество единоначалия и плохой царь становится тираном. Аристократия - в олигархию из-за порочности старейшин, которые делят в государстве вопреки достоинству, причем все или большую часть благ присваивают, а посты старейшин - одним и тем же людям, ставя превыше всего богатство… Тимократия же - в демократию, ибо эти виды государственного устройства имеют общую грань: тимократия тоже желает быть для большого числа людей и при ней все относящиеся к одному разряду равны. Демократия - наименее плоха, ибо она незначительно извращает идею государственного устройства… В основном так происходят перемены в государственных устройствах, потому что такие переходы кратчайшие и самые простые» [подобные переходы случаются, завершает Аристотель, и в семьях. - 0.0] (Этика. VIII. 12.). Итак, различение не осталось лишь историко-социологическим наблюдением либо основанием просто для сопоставлений государственных устройств. Содержательно оно связалось с проблемой прочности и неизменности государственного устройства вообще и с конструкцией единственно полезного для общества типа правления. Полностью оставлен важный ранее для Платона классификационный критерий в соотнесении с уровнем моральности общества и «духа» человеческих душ. Основополагающим, таким образом, стало деление отмечаемых типов на правильные и неправильные правления - т.е. становится только политическим.

К числу правильных, полезных для блага государства устройств власти отнесены:

единоличное правление, имеющее в виду общую пользу, т.е. монархия;

групповое правление лучших, правящих во имя общего блага, т.е. аристократия;

правление большинства ради общей пользы (носителями этого большинства становится военный класс) - тимократия, она же полития.

Напротив, к извращенным формам государственности, когда царит стремление к выгодам только для правящего слоя, относятся:

единоличное правление в целях только лично правителя - тирания;

групповое правление собственников во имя своих выгод - олигархия;

коллективная власть неимущих, подчиненная идее гибельной уравнительности, - демократия. Цыганков А.П. Современные политические режимы / Цыганков А.П. - М., 1995. - С. 79.

Наиболее исторически и географически распространенными видами государственного устройства, а равно наиболее равновесными и стабильными, Аристотель считал олигархию и демократию и в каждой выделял несколько подвидов. Но главное их свойство в том, что поскольку все виды государственного устройства являются лишь отклонениями от одного правильного, то, верный своей политической методологии поисков равновесия везде и всюду, Аристотель предположил, что, следовательно, наибольшим приближением к политической «истине» будет смешанный тип.

Здесь Аристотель возвращается к стабильной ошибке политологии всего античного мышления: будто бы есть лишь единственная правильная государственно-политическая система общества и единственная схема организации отправления власти в обществе, служащие его высшим целям. Не говоря уж о том, что все рассуждение исходят из идеи обязательности этих высших целей - над этим история обществ и политики за последующие века поиронизировала вдоволь. История политических и правовых учений / под редакцией В.С. Нерсесянца. - М., 2006. - С. 78.

Во всех формах государственного правления народная масса должна ощущать себя носительницей верховной власти. Там же, где этого нет на самом деле, мудрые правители должны позаботиться о том, чтобы у «народной массы» налицо была полная иллюзия обладания «верховной властью». Таково, по Аристотелю, непременное условие стабильности любой формы правления. Но из этого следует: чем меньшей властью обладает демос на деле, тем больше нужно заботиться о том, чтобы сохранялась видимость этой власти. И, стало быть, тем больше приходится манипулировать общественным сознанием, создавая и поддерживая подобную видимость. Давыдов Ю. Н. Архетип социальной теории или социология политики // Полис. 1993. № 4. - С. 103.

Аристотелево учение о парах противоположностей («правильный» и «неправильный» режимы) привело к сопоставлению тирании не с демократией, как у Платона, а с монархией. «Тирания - монархическая власть, преследующая интересы только того, кто ее осуществляет» [Аристотель 1984; Aristotelis Politica 1973: 1279b 1-7], иначе говоря, извращение монархической власти. По Аристотелю, если монархия - наилучшее политическое устройство, то тирания - наихудшее, и «как наихудший из видов государственного устройства находится дальше всего от самой его сущности» [Аристотель 1984; Aristotelis Politica 1973: 1289b 2-5].

Смешение этих двух лучших из возможных видов образует и наиболее желательный и хвалимый Аристотелем государственный строй - политию. Так снова в политическом размышлении явно обрисовалась концепция идеального государственного устройства.

Итак, политическая философия Аристотеля расширяет первоначальное представление о тирании, рассматривая последнюю в качестве «извращения» того политического строя, который в наибольшей мере соответствует природе власти (монархии). Большинство мыслителей той эпохи подчеркивали, что в тирании политическое как таковое перестает существовать, а государство прекращает быть государством (поэтому «общим местом» стало положение о том, что она может быть названа формой государства лишь условно). Превращение наилучшего политического режима в наихудший (оказавшееся возможным в силу того, что по формальному критерию - «власть одного» - тирания и монархия совпадают), т.е. максимума, где выявляется полнота потенции политического, в минимум, где политическое исчезает, выступает в качестве некоего прообраза всех прочих трансформаций, обеспечивающих круговорот политических порядков.

Аристотелю принадлежат также интересные и, по-видимому, менее всего оцененные по достоинству замечания о переходных формах правления, самом этапе политической трансформации. Будучи сторонником относительно равномерного распределения политической власти, он усматривает начало перехода, «источник возмущения» в «отсутствии равенства». Причем, равенство, по убеждению мыслителя, может быть двух видов - «по количеству» и «по достоинству». Соблюдение первого вида равенства соответствует демократии, соответствие второго - олигархии или царской власти. Во втором случае достойных, знатных людей может быть хоть и немного в количественном отношении, но достаточно для поддержания политической стабильности. Как только равенство нарушается, возникает ситуация перехода, создающая предпосылки для совершения государственных переворотов или смены форм правления. Соответственно, опасности для демократии заключены во всевластии демагогов, пренебрегающих интересами знати, а для олигархии они исходят либо из чрезмерного притеснения народных масс, либо из концентрации власти «в руках еще меньшего количества лиц». Весьма подробно Аристотель анализирует и причины падения, угрозы, существующие для функционирования монархической власти.

Наиболее важными для современной теории политических режимов являются его замечания о стабильности политической власти. Во-первых, здесь мыслитель четко выделяет социально-имущественные основания политической стабильности. Популярная в наши дни идея «среднего класса» была впервые высказана именно в «Политике» и в связи с размышлениями об умеренности и стабильности. Во-вторых, Аристотель без колебаний связывает свои симпатии со смешанными формами правления (полития и аристократия), где в той или иной форме реализуются права различных социальных страт и количественного большинства граждан. «Устойчивым государственным строем бывает единственно такой, при котором осуществляется равенство в соответствии с достоинством и при котором каждый пользуется тем, что ему принадлежит». Многие его наблюдения заставляют вспомнить о последующей аргументации сторонников «демократии элит». В-третьих, он фактически предвосхищает идею легитимности, но главное - не связывает стабильность режима (как это нередко делается в современной политологии) лишь исключительно с нею: «Сохранению государственного строя способствует не только то, что он далек от всякого разрушающего начала, но иногда и самая близость последнего, внушая страх, побуждает тверже держаться имеющегося государственного строя». Цыганков А.П. Современные политические режимы / Цыганков А.П. - М., 1995. - С. 76.