Футуризм авторы. Футуризм

Футуризм, как одно из течений русского литературного авангарда “Серебряного века”.

Футуризм (название заимствовано у итальянских футуристов, от слова futurum - будущее), возникший в России 1910/12 гг., подобно другим течениям декаданса, был глубоко чужд классическим традициям русской литературы. Подобно символизму, русский футуризм многое воспринял от буржуазной культуры Запада. Вместе с тем он явился продолжением той формалистической безыдейной линии русской литературы, которая ранее уже нашла свое выражение в декадентстве.

Футуризм распадался на несколько группировок: «Ассоциация эгофутуристов» (И. Северянин и др.); «Мезонин поэзии» (В. Лавренев, Р. Ивлев и др.), «Центрифуга» (Н. Асеев, Б. Пастернак и др.).

Общество «Гилея», участниками которого были, например, Д. Бурлюк, В. Маяковский, В. Хлебников и др. именовали себя кубофутуристами, будетлянами, т.е. людьми из будущего. «Мы - новый род люд - лучей. Пришли озарить вселенную» (В. Хлебников).

Из всех групп, в начале века провозглашавших тезис: «искусство - игра», наиболее последовательно воплощали его в своем творчестве футуристы. В отличие от символистов с их идеей «жизнестроения», т.е. преображения мира искусством, футуристы делали упор на разрушение старого мира. Общим для футуристов было отрицание традиций в культуре, увлечение формотворчеством. Скандальную известность получило требование кубофутуристов «бросить Пушкина, Достоевского, Толстого с Парохода современности» (манифест «Пощечина общественному вкусу», 1912).

Группировки акмеистов и футуристов, возникшие в полемике о символизме, на практике оказались весьма близки ему и тем, что в основе их теорий лежали индивидуалистическая идея, и стремление к созданию ярких мифов, и преимущественное внимание к форме.

Были в поэзии этого времени яркие индивидуальности, которые невозможно отнести к определенному течению - М. Волошин (1877-1932), М. Цветаева (1892-1941). Ни одна другая эпоха не дала такого обилия деклараций собственной исключительности.

Русский футуризм, как и другие учения декаданса, характеризуется неоднородностью и внутренней противоречивостью. Наряду с реакционным устремлением в сторону от реальной действительности в нем нашли свое выражение протестантские, бунтарские мотивы, направленные против буржуазной действительности и литературы.

Свою враждебность господствующим, общественным и литературным нравам футуристы старались подчеркнуть всеми средствами, начиная от желтой кофты и разрисованных физиономий и кончая причудливым оформлением своих сборников, печатавшихся на обойной и оберточной бумаге.

Именно в подчеркивании своей «оппозиционности» заключается реальный смысл эпатажа футуристов. «Футуризм для нас, молодых поэтов, - писал Маяковский, - красный плащ тореадора, он нужен только для быков (бедные быки! - сравнил с критикой). Я никогда не был в Испании, но думаю, что никакому тореадору не придет в голову помахивать красным плащом перед желающим ему доброго утра другом».

Таким «помахиванием красным плащом» перед «быком» были футуристические сборники и манифесты с их характерными в этом отношении названиями: «Дохлая луна», «Доители изнуренных жаб», «Молоко кобылиц», «Рыкающий Парнас», «Пощечина общественному вкусу», «Идите к черту» и т.д.

Буржуазная критика набрасывалась на футуристов, считая их писания «невероятными дикостями» и «чистым дурачеством». В своей автобиографии Маяковский писал об отношении «общества» к футуристам: «Газеты стали заполняться футуризмом. Тон был не очень вежливый. Так, например, меня просто называли «сукиным сыном» ... Издатели не брали нас. Капиталистический нос чуял в нас динамитчиков. У меня не покупали ни одной строчки».

Футуристы, в свою очередь, не стеснялись в выражениях, когда речь шла о современной литературе. Символистов они называли «стволятина», акмеистов «свора адамов»; они призывали «вымыть руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных бесчисленными Леонидами Андреевыми».

Футуризм равно отрицал и буржуазную,и революционно - пролетарскую литературу. Футуристы называли себя «новыми людьми новой жизни».

В ломке ритма, во введении свободных размеров» и разговорных интонаций и даже в «зауми» футуристы имели предшественников в символизме в лице, например, А. Белого. В провозглашении самоценности слова футуристы не были «новаторами»; они довершили то дело, которое начали декаденты.

От одного словесного корня футуристы производили целый ряд неологизмов, которые, однако, не вошли в живой, разговорный язык. При всей одаренности и чуткости к слову такого, например, крупного поэта, как Хлебников, нужно сказать, что его новаторство шло в ложном направлении. Хлебников считался открывателем словесных «Америк», поэтом для поэтов. Он обладал тонким чутьем слова и будил мысль других поэтов в направлении поисков новых слов и словосочетаний. Например, от основы глагола любить он создает 400 новых слов, из которых, как и следовало ожидать, ни одно не вошло как в разговорный, так и в поэтический обиход.

Новаторство футуристов оригинально, но лишено, как правило, здравого смысла. Так, в одной из деклараций футуристов в качестве «задач новой поэзии» перечислены следующие «постулаты»:

1. Установление различий между творцом и соглядатаем.

2. Борь6а с механичностью и временностью.

3. Расширение оценки прекрасного за пределы сознания (принцип относительности).

4. Принятие теории познания как критерия.

5. Единение так называемого «материала» и многое другое.

Конечно, нельзя ставить знак равенства между теоретическими положениями футуристов в их коллективных декларациях и поэтической практикой каждого из поэтов в отдельности. Они сами указывали, что к реализации своего главного лозунга «самовитого слова» они шли «различными путями».

Футуристы демонстрировали свою беззаботность по части идей, выступали за освобождение поэтического слова от идейности; но это вовсе не мешало тому, что каждый поэт-футурист выражал свои вполне определенные идеи.

Если взять два крайних полюса футуризма - Северянина и Маяковского, то легко себе представить, насколько была широка амплитуда идейных колебаний внутри этого течения. Но и это еще не раскрывает всей глубины идейных противоречий футуризма. Отрицание города и капиталистической цивилизации у Хлебникова принимало совершенно иные формы, нежели, например, у Каменского. У раннего Хлебникова мы видим ярко выраженные славянофильские тенденции, тогда как Каменский противопоставляет городу старую Русь, тяготеет к крестьянскому фольклору. Тяготение к фольклору можно отыскать у Хлебникова и у Крученых, но у них это значительно менее отчетливо выражено и вовсе не определяет главного направления их творчества в ранний период. Антиурбанизм Хлебникова сказался во всей его поэтике; в его «зауми» мы видим стремление возродить старорусские языковые формы, воскресить архаические обороты. Вот характерное четверостишие из поэмы Хлебникова «Война смерть»:

Немотичей и немичей

Зовет взыскующий сущел

Но новым грохотом мечей

Ему ответит будущел.

Хлебников призывает ради поиска языковых форм уйти в средневековье, в глубь русской истории, перешагнуть через Х1Х век, нарушивший самобытность русского языка. «Мы оскорблены искажением русских глаголов переводными значениями, - пишет он в одном из своих манифестов в 1914 году. - Мы требуем раскрыть пушкинские плотины и сваи Толстого для водопадов и потоков черногорских сторон русского языка». Поэтическое славянофильство Хлебникова органически чуждо Маяковскому, отразившему в своем раннем творчестве содержание и темп современной городской жизни. Но Маяковский в то же время осуждает хозяев современного города, протестует против капитализма, коверкающего и уродующего человеческую личность.

Литература буржуазного декаданса демонстрирует резкий разрыв с традициями реалистического искусства, в котором утверждается примат содержания над формой, в котором форма соответствует содержанию. Все «модернистские» течения провозгласили искусство «чистой формы», которое должно освободиться от «плена» содержания. Такой «плен» они считали гибельным для искусства. Придавая форме самодавлеющее значение, нарочито усложняя ее, подчиняя свои художественные поиски не задаче раскрытия содержания, а стремлении выразить причудливые субъективные переживания, декаденты, акмеисты и футуристы тем самым лишали форму ее ясности, пластичности, жизненности. Вот почему их стихи нередко превращались в причудливую игру звуками, теряли свои коммуникативную функцию.

К концу первого десятилетия 20 века в Западной Европе получает распространение новое модернистское направление с говорящим названием "футуризм" (в переводе с латинского - "будущее").
Родоначальником его принято считать итальянского литератора Филиппо Маринетти, провозгласившего в 1909 году полное уничтожение всех устоявшихся культурных ценностей и традиций в изображении мира. Вместо этого поэты-футуристы обращали внимание читателей на стремительность современной жизни и предпочитали больше говорить о будущем. Все основные положения излагались в Манифестах, автором первого из которых и стал Маринетти.

Создание принципиально было первоначальной целью футуристов как в Европе, так и в России. Литераторов впоследствии поддержали художники, взявшие за основу изображение человека в центре движущегося вперед мира, символически представленного в виде большого количества геометрических фигур.

Особенности лирики футуристов

Герой произведений нового авангардного направления - житель современного города с его динамизмом, высокой скоростью, обилием техники и электрификацией, ведущими к все большему совершенствованию жизни. Лирическое «Я» футуристов настойчиво стремится уйти от классического прошлого, что проявляется в особом мышлении, не принимающем правила синтаксиса, словообразования и слов. Главная цель, которую ставят перед собой поэты-футуристы, - передать свое мироощущение и понимание происходящего вокруг любыми удобными для человека способами.

Становление русского авангардизма

В России новое направление начинает оформляться в 1910 году. Это период, когда обретают известность многие Футуристы очень быстро привлекают к себе внимание. Помимо своеобразной художественной формы стиха (во всех отношениях), этому способствуют скандально-вызывающие выступления на публике и поездки по крупнейшим городам России.

Русский футуризм, в отличие от европейского, не был целостным и отличался разнородностью. Между авангардными группировками порой наблюдались довольно ожесточенные споры. Бывали и случаи, когда поэты-футуристы переходили из одного объединения в другое. Но наибольших успехов все же добились два центра этого направления: Москва и Петербург.

Эгофутуристы

В северной столице поэты-новаторы к 1912 году сплотились вокруг Ивана Игнатьева. Они окрестили себя эгофутуристами, что означало «я - будущее». Лидирующие позиции в этом кругу занял Игорь Северянин (Лотарев), который годом раньше обозначил главные черты и оригинальное название нового направления в поэзии. По его убеждению, «всесильный эгоизм» становится силой, перед которой ничто не может устоять. Именно он, не поддающийся усмирению, достигший апогея торжества, бушующий, по убеждению поэтов, является единственно правильной нормой жизни.

Издательство «Петербургский глашатай» стало трибуной, с которой выступали поэты-футуристы. Стихи их отличались новыми словообразованиями и адаптацией к русскому языку иностранной лексики, преимущественно немецкой и изящной французской. В результате творчество эгофутуристов приобрело черты, мало напоминавшие наследие их итальянских собратьев, стоявших у истоков этого авангардного направления в литературе.

«Гилея»

Несколько отличались от петербургских в плане отношения к изображению действительности московские поэты-футуристы. Список их начинается с братьев Бурлюков, В. Маяковского, В. Хлебникова. Они противопоставляют «Я» более уверенное «Мы» и провозглашают себя кубофутуристами. Идеологической платформой для них стало объединение «Гилея», сформированное в 1910 году в Москве.

Они помнили о своих корнях и гордо носили имя «русские футуристы». Поэты всячески старались отделить себя от итальянских собратьев, а В. Хлебников даже предложил дать направлению новое название - «будетлянство», что подчеркивало бы его самобытность и индивидуализм. Именно тогда был обнародован скандальный манифест «Пощечина общественному вкусу», сразу же привлекший внимание всей российской интеллигенции. Далее последовали зрелищные спектакли и выступления, на которых поэты-футуристы шокировали публику своим внешним видом и эпатажностью (достаточно вспомнить В. Маяковского с его известной кофтой желтого цвета или разрисованные лица поэтов). Вызывающе смотрелись издания их стихов, программ и манифестов, напечатанных то на старых обоях, то на оберточной бумаге, причем не всегда в целях экономии денег. Кого-то возмущало полное игнорирование существовавших литературных норм и создание необычных слов и абсолютно нетрадиционных способов оформления текста, но, как бы то ни было, все это впоследствии обеспечило «хулиганам» (как их часто называли в обществе) громкое и заслуженное звание «Поэты серебряного века». Футуристы «Галеи» заняли прочное место в русской литературе и внесли свой вклад в ее развитие и совершенствование.

Владимир Маяковский

Поэт-революционер и бунтовщик - так часто отзывались о самом известном представителе русского футуризма. На 1912-1914 годы приходится начало творческого пути Маяковского. И можно с уверенностью сказать, что идеи авангардного направления сформировали эстетический вкус поэта и определили его дальнейшую судьбу в литературе. В двадцатые годы многие были уверены, что Маяковский - поэт-футурист, так как для его творчества характерны необычный синтаксис, своеобразная лексика, обилие авторских словоформ, ошеломляющие метафоры. Все эти особенности художественного стиля поэта уходят корнями в раннее творчество, вызывающее и кричащее. И спустя десятилетия именно с его именем в первую очередь ассоциируется деятельность футуристов.

Прочие авангардные направления

В 1913 году оформились «Мезонин поэзии» (Б. Лавренев, В. Шершеневич) и «Лирика», от которой спустя год отделилась «Центрифуга» (Б. Пастернак, Н. Асеев) (их еще иногда называют футуристами второго созыва). Первая группа распалась довольно быстро. «Центрифуга», просуществовавшая вплоть до 1917 года, опиралась на классические литературные традиции, органично соединяя их с футуристическим новаторством. Однако и это большой известности поэтам не принесло. Б. Пастернак, к примеру, очень скоро отошел от данного направления и занял в литературе место независимого лирика.

Известные поэты-футуристы серебряного века

Список мастеров слова, поддерживавших на определенном этапе своего творчества идеи авангардизма, довольно обширен. Участие одних в деятельности футуристов было кратковременным, другие оставались в рамках направления на протяжении всего творческого пути. Вот наиболее яркие представители отмеченных групп.

Кубофутуристы:

  • Бурлюки - основатели;
  • В. Хлебников - идейный вдохновитель;
  • В. Маяковский - наиболее яркая личность, чье творчество впоследствии вышло далеко за пределы направления;
  • А. Крученых.

«Центрифуга»:

  • Н. Асеев,
  • Б. Пастернак,
  • С. Бобров.

Эгофутуристы:

  • основатель - «король поэтов» И. Северянин,
  • С. Олимпов,
  • Г. Иванов,
  • М. Лохвицкая.

«Мезонин поэзии»:

  • В. Шершеневич,
  • С. Третьяков,
  • Р. Ивнев.

Рубежное время Первой мировой и революции

1913-1914 годы - это время пика славы, которой достигли русские футуристы. Поэты были хорошо узнаваемы во всех литературных кругах, организовывали большое количество выставок, докладов, поэтических вечеров. В 1915 году заговорили о "смерти" футуризма, хотя «Центрифуга» существовала еще более 2-х лет. Отголоски футуристических идей слышны и в послереволюционные 20-е годы: в начале десятилетия - в творчестве тифлисских поэтов из группы «41о», затем в стихах петроградских обэриутов. Они по-прежнему активно занимались «усовершенствованием» языка, меняя его лексический, синтаксический, графический строй.

Отношение русской интеллигенции к футуризму

Появление нового направления и неординарные поступки его представителей привлекли внимание со стороны Много противоречивых высказываний за время деятельности услышали в отношении себя поэты-футуристы. Список критиков открывает признанный в то время символист В. Брюсов. В укор «новаторам» он поставил их манифесты, во многом «списанные с итальянских», и негативное отношение к традициям русской культуры. Вместе с тем он отметил рациональные зерна в творчестве московских и петербургских футуристов и выразил надежду на то, что они смогут "вырасти в цветы". Главное условие - учесть имеющийся опыт символистов.

Негативно восприняли новых поэтов И. Бунин и М. Осоргин, углядевшие в их творчестве и поведении хулиганство. М. Горький, напротив, считал появление футуристов в русской литературе своевременным и соответствующим действительности.

Объединение появилось в качестве литературного противовеса «Гилее» с целью превзойти её успех. «Мезонин» испытывал сильное влияние итальянского футуризма, поклонником которого являлся Шершеневич .

  • «Творчество » - дальневосточная группа, сложившаяся благодаря влиянию поэтов Асеева и Третьякова ; группа была объединена вокруг одноимённого журнала , ставшего их «центральным органом» .
  • «Центрифуга » и «Лирень » - «Центрифуга» сложилась в январе 1914 года из левого крыла поэтов, ранее ассоциировавшихся с издательством «Лирика ». Основной инновацией объединения был акцент в произведениях на интонационно-ритмические и синтаксические структуры в большей степени, чем на сами слова .
  • Срок перехода наследия в общественное достояние
    Дата смерти Срок перехода
    1941 (автор не работал во время Великой Отечественной войны
    и не участвовал в ней)
    2011 =1941+70

    1941 (автор работал во время Великой Отечественной войны
    или участвовал в ней)
    2015 =1945+70
    дата реабилитации
    + 70 лет
    Всё, написанное до 1917 года


    Список авторов

    Илл. ФИО Год рожд. Год смерти Группировка Примечание
    А
    Аксёнов, Иван Александрович Центрифуга и Лирень
    Алымов, Сергей Яковлевич Творчество
    Асеев, Николай Николаевич Центрифуга и Лирень Сталинская премия (1941)
    Б
    Баян, Вадим
    Бобров, Сергей Павлович Центрифуга и Лирень

    Божидар Центрифуга и Лирень Покончил с собой.
    Большаков, Константин Аристархович Мезонин поэзии
    Бурлюк, Давид Давидович Кубофутуризм
    Также художник.
    Бурлюк, Николай Давидович Кубофутуризм Расстрелян в Гражданскую войну
    В
    Вечорка, Татьяна (Толстая)
    Г
    Гнедов, Василиск Эгофутуризм
    Гольцшмидт, Владимир Робертович
    Грааль-Арельский Эгофутуризм
    Гуро, Елена Генриховна Кубофутуризм Также художник.
    З
    Зак, Лев Васильевич
    (Хрисанф, М. Россиянский)
    Мезонин поэзии Также художник.
    Зданевич, Илья Михайлович
    (Ильязд)
    Бескровное убийство, 41° Также художник.
    с 1920
    Золотухин, Георгий Иванович
    И
    Иванов, Георгий Владимирович Эгофутуризм с 1922.
    Ивнев, Рюрик Мезонин поэзии

    Игнатьев, Иван Васильевич Эгофутуризм Покончил с собой.
    К
    Каменский, Василий Васильевич Кубофутуризм Также художник.
    Катанян, Василий Абгарович
    Кирсанов, Семён Исаакович
    Кокорин, Павел Михайлович Эгофутуризм
    Кручёных, Алексей Елисеевич Кубофутуризм, 41° Также художник.
    Крючков, Дмитрий Александрович Эгофутуризм
    Кушнер, Борис Анисимович Центрифуга и Лирень
    Л
    Лавренёв, Борис Андреевич Мезонин поэзии Сталинская премия (1946, 1950)
    Лившиц, Бенедикт Константинович Кубофутуризм
    М

    Марр, Юрий Николаевич
    Март, Венедикт Творчество
    Мартынов, Леонид Николаевич «Червонная тройка » Государственная премия СССР (1974)
    Маяковский, Владимир Владимирович Кубофутуризм Покончил с собой.
    Также художник.
    Н
    Незнамов, Пётр Васильевич
    Творчество Погиб в бою во время Великой Отечественной войны, находясь в рядах Московского ополчения
    Низен, Екатерина Генриховна
    О
    Олимпов, Константин Константинович Эгофутуризм Сидел в сумасшедшем доме
    Оредеж, Иван
    (Лукаш)
    Эгофутуризм
    П
    Пастернак, Борис Леонидович Центрифуга и Лирень
    Петников, Григорий Николаевич Центрифуга и Лирень
    Петровский, Дмитрий Васильевич Также художник.
    Платов, Фёдор Фёдорович Центрифуга и Лирень Также художник.
    Пруссак, Владимир Владимирович
    Р
    Розанова, Ольга Владимировна Кубофутуризм Также художник.
    Рубин, Неол
    С
    Игорь Северянин Эгофутуризм с 1918 года.
    Силлов, Владимир Александрович Творчество

    Спасский, Сергей Дмитриевич
    Станевич, Вера Оскаровна
    Т

    Терентьев, Игорь Герасимович 41° Также художник.
    Третьяков, Сергей Михайлович Мезонин поэзии
    Туфанов, Александр Васильевич
    Ф
    Филонов, Павел Николаевич Также художник.
    Фиолетов, Анатолий
    Х
    Хабиас, Нина
    Хлебников, Велимир Кубофутуризм Сидел в сумасшедшем доме
    Также художник.
    Ч
    Чернявский, Николай Андреевич 41°
    Чичерин, Алексей Николаевич
    Чужак, Николай Фёдорович
    (Насимович)
    Творчество
    Чурилин, Тихон Васильевич Сидел в сумасшедшем доме
    Ш
    Шенгели, Георгий Аркадьевич
    Шершеневич, Вадим Габриэлевич Эгофутуризм, Мезонин поэзии
    Широков, Павел Дмитриевич Эгофутуризм
    Шкловский, Виктор Борисович Кубофутуризм до 1923 года
    Я
    Якобсон, Роман Осипович Кубофутуризм

    Напишите отзыв о статье "Русские поэты-футуристы"

    Примечания

    1. . Слова. Серебряный век . slova.org.ru. Проверено 12 сентября 2011. .
    2. Футуризм // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров . - 3-е изд. - М . : Советская энциклопедия, 1969-1978.
    3. Поэзия русского футуризма / Альфонсов, В.; Красицкий, C.. - М .: Академический проект, 2001. - 752 с. - (Новая библиотека поэта). - 2 000 экз. - ISBN 5-7331-0132-6 .
    4. . Энциклопедия футуризма . futurism.ru. Проверено 12 сентября 2011. .
    5. . Энциклопедия искусства . artproject.ru. Проверено 12 сентября 2011. .
    6. . Энциклопедия культурологии . dic.academic.ru. Проверено 12 сентября 2011. .
    7. . Слова. Серебряный век . slova.org.ru. Проверено 12 сентября 2011. .
    8. . Литературная энциклопедия . dic.academic.ru. Проверено 12 сентября 2011. .
    9. Новое литературное обозрение русскоязычного раздела Википедии.

      Отрывок, характеризующий Русские поэты-футуристы

      У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
      Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
      Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
      Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.

      Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
      Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
      Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
      Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
      «Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
      – Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
      – Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
      – Бородино, – поправляя, отвечал другой.
      Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
      – Там наши? – спросил Пьер.
      – Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
      – Где? где? – спросил Пьер.
      – Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
      – Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
      – Это наши.
      – Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
      – Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
      – Так как же наша позиция?
      – Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
      Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
      – За турами ехать надо, – сказал он строго.
      Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
      – Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
      – А вы кто же, не из докторов?
      – Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
      – Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
      – Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
      Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
      Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
      – Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
      – Смоленскую матушку, – поправил другой.
      Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
      Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
      Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
      Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
      В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
      Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.

      Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
      – Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
      Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
      Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
      Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
      Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
      – Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
      – Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
      – Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
      – Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
      – Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
      – Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
      – По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
      – Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
      – Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
      Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
      В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
      За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
      – Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
      – Этот как тут? – спросил Пьер.
      – Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
      Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
      – Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
      – Так, так.
      – А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
      – Так… так…
      – И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
      – Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
      В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
      – Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
      Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
      – Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
      – Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
      – А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
      – Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
      Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
      – Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
      Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
      – Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
      Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
      Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
      – Вам это будет интересно, – сказал он.
      – Да, очень интересно, – сказал Пьер.
      Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.

      Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
      Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
      Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
      Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
      – Вам, я думаю, неинтересно?
      – Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
      С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
      леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
      Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.

    Футуризм (от латинского слова «futurum» - будущее) представляет собой художественное авангардистское движение в литературе и искусстве, образовавшееся в Италии в 1909 году и получившее развитие в России в 1910-1921 гг. Футуристы, провозглашавшие демонстративный разрыв со всеми традиционными правилами и обычаями, в первую очередь интересовались не содержанием, а формой стихосложения, для этого они применяли профессиональный жаргон и вульгарные лексические обороты, использовали язык документов и афиш, придумывали новые слова.

    Общепризнанным основателем футуризма считается итальянский поэт Филиппо Томазо Маринетти, который в «Манифесте итальянского футуризма», опубликованном в газете «Фигаро» в 1909 году, призывал «разрушать музеи, библиотеки, сражаться с морализмом» и, будучи сподвижником Бенито Мусолинни, находил общие черты в фашизме и футуризме.

    Футуризм, как и другие модернистские направления, отрицал старые нормы и классические традиции, но в противоположность им он отличался крайней экстремистской направленностью, полным нигилистическим отрицанием всего предыдущего художественного опыта. Всемирной исторической задачей футуризма, по мнению Маринетти, было «ежедневно плевать на алтарь искусства».

    (Наталья Гончарова "Велосипедист" )

    Адепты футуризма ратовали за полное уничтожение различных форм и условностей в искусстве и создание его абсолютно новой формы, которая бы органично вписались в ускоренные жизненные процессы ХХ века. Для этого направления характерны мотивы преклонения перед силой и агрессией, возвеличивания собственной личности и чувство презрения к более слабым, фанатичное поклонение войне и разрушению. Как одно из направлений авангардного искусства для футуризма было очень важным привлечение к себе как можно большего внимания, для этого как нельзя лучше подходило использование приемов эпатажа, различных крайних приемов в поведении авторов, создание атмосферы литературных скандалов. Например, Маяковский читал свои стихи в желтой женской блузе, Каменский выступал с разрисованным лицом и писал стихи на обрывках обоев, Алексей Крученых везде ходил с диванной подушкой, прикрученной к шее шнуром.

    Главный герой в произведениях футуристов изображался как житель большого, современного города, наполненного движением, динамикой, здесь жизнь проходит на высоких скоростях, вокруг полно разнообразной техники, жизнь постоянно совершенствуется и выходит на новые этапы развития. Для лирического «эго» футуристов характерно отрицание классических норм и традиций и наличие особого мышления, не принимающего синтаксические правила, нормы словообразования и лексическую сочетаемость. Их главной целью было передача своих мироощущений и понимание происходящих вокруг себя событий любыми понятными и удобными для себя способами.

    (Геннадий Голобоков "Памятник" )

    Общественно-политическая ситуация, сложившийся в России в начале ХХ века, привела к тому, что футуризм в России привлек к себе большое внимание молодых поэтов-авангардистов, которые в 1910-1914 годах, создали сразу несколько различных группировок этого движения:

    • Кубофутуристы, объединившиеся в группу «Гилея» и называвшие себя «будетляне»: Давид Бурлюк, Велимир Хлебников, Владимир Маяковский, Алексей Крученых, Василий Каменский, Бенедикт Лившиц. Их сборники «Дохлая луна» (1913), «Затычка», «Рыкающий Парнас» (1914);
    • Московские эгофутуристы умеренного крыла, создавшие группу «Мезонин поэзии» — Вадим Шершневич, И. Лотарев, Р. Ивнев. Сборники «Верниссаж», «Крематорий здравомыслия»;
    • Петербургские эгофутуристы - Игорь Северянин, Иван Игнатьев, Г. Иванов;
    • Футуристическая группа «Центрифуга» - Николай Асеев, Сергей Бобров, Борис Пастернак. Сборники «Руконог», «Лирень», «Второй сборник Центрифуги» (1914).

    История русского футуризма представляет собой сложные взаимоотношения этих четырех групп, каждая из них считала себя представительницей истинного футуризма и настаивала на своей главенствующей роли в данном течении, что в итоге приводило к вражде и разобщенности среди рядов поэтов-футуристов. Что впрочем, не мешало им иногда сближаться и даже переходить из одной группировки в другую.

    (Николай Дюльгеров "Рациональный человек" )

    В 1912 году члены группы «Гилея» публикуют манифест «Пощечина общественному вкусу», в котором они дерзко призывают «сбросить Пушкина, Достоевского и Толстого с парохода современности».

    В своих стихотворениях поэт Алексей Крученых отстаивает права поэта на создание собственного «заумного» языка, именно поэтому его стихотворения часто представляли собой бессмысленный набор слов.

    Василий Каменский и Велимир Хлебников в своем творчестве (поэма «И и Э» (1911-12), «музыкальная» проза «Зверинец» (1909), пьеса «Маркиза Дезэс», сборник «Ряв!», «Изборник стихов. 1907-1914») осуществляли различные языковые эксперименты, отличающиеся свежестью и оригинальностью, в дальнейшем имевшие весьма плодотворное влияние на развитие русской поэзии ХХ века.

    (Г. Егошин "В. Маяковский" )

    Одним из ярких представителей футуризма был выдающийся поэт Серебряного века Владимир Маяковский, активно выступающий не только против различного «старья», а еще и за создание чего-то нового в жизни общества. Его первые стихи, вышедшие в 1912 году, привнесли в данное направление новые темы, которые сразу выделили его среди других представителей футуризма. В своих произведениях (поэмы «Флейта-позвоночник», «Облако в штанах», «Человек», «Война и мир») он отрицал, сложившиеся капиталистические отношения и пропагандировал свои гуманистические взгляды и веру в человеческие возможности. Он был одним из первых русских поэтов, показавших всю правду нового общества.

    (Северини Джино "Бульвар" )

    После прихода к власти в России партии большевиков в 1917 году, футуризм как литературное направление постепенно стал сходить на нет. Судьба многих его представителей печальна и трагична, кто-то из них был расстрелян (Игорь Терентьев), кто-то отправлен в ссылку, некоторые стали эмигрантами и покинули страну Советов, Маяковский покончил жизнь самоубийством, Асеев и Пастернак отошли от идеалов футуризма и выработали свой индивидуальный стиль. Некоторые футуристы, принявшие революционные идеалы, пытались продолжать свою деятельность и создали организацию ЛЕФ (Левый Фронт Искусства), которая прекратила свое существование в конце 20-х годов ХХ века.

    Футуризм как литературное направление в русской поэзии Серебряного века, наряду с символизмом и акмеизмом, сыграл очень важную роль для её дальнейшего развития и привнес немало плодотворных и новаторских идей, ставших основной для поэзии следующего поколения.

    Футуризм

    Футуризм был первым авангардным течением в русской литературе. Отводя себе роль прообраза искусства будущего, футуризм в качестве основной программы выдвигал идею разрушения культурных стереотипов и предлагал взамен апологию техники и урбанизма как главных признаков настоящего и грядущего. Родоначальниками русского футуризма считаются члены петербургской группы «Гилея». «Гилея» была самым влиятельным, но не единственным объединением футуристов: существовали также эго-футуристы во главе с Игорем Северянином (Санкт-Петербург), группы «Центрифуга» и «Мезонин поэзии» в Москве, группы в Киеве, Харькове, Одессе, Баку.

    Русский футуризм -- одно из направлений русского авангарда; термин, используемый для обозначения группы российских поэтов, писателей и художников, перенявших положения манифеста Томмазо Филиппо Маринетти.

    • 1. Основные черты
    • -бунтарство, анархичность мировоззрения, выражение массовых настроений толпы;
    • -отрицание культурных традиций, попытка создать искусство, устремлённое в будущее;
    • -бунт против привычных норм стихотворной речи, экспериментаторство в области ритмики, рифмы, ориентация на произносимый стих, лозунг, плакат;
    • -поиски раскрепощённого «самовитого» слова, эксперименты по созданию «заумного» языка.

    История возникновения футуризма

    Родоначальниками русского футуризма считаются «будетляне», члены Санкт-Петербургской группы «Гилея» (Велимир Хлебников, Алексей Кручёных, Владимир Маяковский, Давид Бурлюк, Василий Каменский, Бенедикт Лившиц), в декабре 1912 года выпустившие манифест «Пощёчина общественному вкусу». Манифест призывал «бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч., и проч., с парохода современности» и формулировал 4 права поэтов:

    1. На увеличение словаря поэта в его объёме произвольными и производными словами (Слово-- новшество).4. Стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования.

    «Гилея» была самым влиятельным, но не единственным объединением футуристов: существовали также эго-футуристы во главе с Игорем Северянином (Санкт-Петербург), «Центрифуга» (Москва), группы в Киеве, Харькове, Одессе, Баку. Члены «Гилеи» придерживались доктрины кубофутуризма; в его рамках появилась заумная поэзия, изобретённая Хлебниковым и Кручёных. С установлением в России советской власти футуризм постепенно стал исчезать. Бывшие футуристы составили ядро ЛЕФа (Левого фронта искусств), распавшегося к концу 1920-х.

    Многие из авторов эмигрировали (Давид Бурлюк, Игорь Северянин, Илья Зданевич, Александра Экстер), умерли (Велимир Хлебников, Александр Богомазов), покончили с собой (1930 -- Владимир Маяковский), некоторые отошли от идеалов футуризма и выработали собственный, индивидуальный стиль (Николай Асеев, Борис Пастернак). Крученых с 1930-х годов, после гибели Маяковского и расстрела Игоря Терентьева, отходит от литературы и живёт продажей редких книг и рукописей, что тогда тоже далеко не приветствовалось. В конце 1920-х годов попытка возродить футуризм была предпринята объединением ОБЭРИУ.

    Помимо общего футуристического письма для эгофутуризма характерно культивирование рафинированности ощущений, использование новых иноязычных слов, показное себялюбие. Лидером движения был Игорь Северянин, к эгофутуризму также примыкали Георгий Иванов, Рюрик Ивнев, Вадим Шершеневич и стилистически приближавшийся к кубофутуризму Василиск Гнедов.

    «Мезонин поэзии»

    Поэтическое объединение, созданное в 1913 году московскими эгофутуристами. В него входили Вадим Шершеневич, Рюрик Ивнев (М. Ковалёв), Лев Зак (псевдонимы -- Хрисанф и Михаил Россиянский), Сергей Третьяков, Константин Большаков, Борис Лавренев и целый ряд других молодых поэтов.

    Идейным вдохновителем группы, а также самым энергичным её участником являлся Вадим Шершеневич. «Мезонин поэзии» считался в литературных кругах умеренным крылом футуризма.

    Объединение распалось в конце 1913 года. Под маркой «Мезонин поэзии» вышло три альманаха: «Вернисаж», «Пир во время чумы», «Крематорий здравомыслия» и несколько сборников.

    «Центрифуга»

    Московская футуристическая группа, образовавшаяся в январе 1914 года из левого крыла поэтов, ранее связанных с издательством «Лирика».

    Основные участники группы -- Сергей Бобров, Николай Асеев, Борис Пастернак.

    Основной особенностью в теории и художественной практике участников группы было то, что при построении лирического произведения центр внимания со слова как такового перемещался на интонационно-ритмические и синтаксические структуры. В их творчестве органично соединялось футуристическое экспериментаторство и опоры на традиции.

    Книги под маркой «Центрифуга» продолжали выходить до 1922 года.

    Русский футуризм в сравнении с итальянским

    Русский футуризм, в отличие от итальянского, был более литературным направлением, хотя многие из поэтов-футуристов экспериментировали и с изобразительным искусством. С другой стороны, футуризм был источником вдохновения для некоторых авангардных русских художников, таких как Михаил Фёдорович Ларионов, Наталья Сергеевна Гончарова и Казимир Северинович Малевич. Примером совместной работы поэтов и художников стала футуристская опера «Победа над Солнцем», либретто которой написал Алексей Кручёных, а декорации оформил Казимир Малевич.

    С точки зрения идеологии между итальянским и русским футуризмом также существовали различия. Итальянский футуризм воспевал милитаризм, а его лидера Маринетти упрекали в шовинизме и женоненавистничестве. Позже Маринетти стал сторонником итальянского фашизма. В то же время, представители русского футуризма характеризовались левыми и антибуржуазными убеждениями; ряд их приветствовал Октябрьскую революцию (Владимир Маяковский, Велимир Хлебников, Василий Каменский, Осип Брик, Николай Ассев, Василий Кандинский) и стремились развивать искусство в революционном духе. В русском футуризме немало антивоенных произведений, в противоположность милитаризму Маринетти (поэма «Война и мир» Маяковского, «Война в мышеловке» Хлебникова).

    Кубофутуризм

    Кубофутуризм -- направление в искусстве авангарда в начале ХХ века, в живописи соединившее в себе наработки итальянских футуристов (например, Боччони) и французских кубистов (таких, как Брак).

    Поэзия футуризма и живопись кубофутуризма (публично этот термин был озвучен в 1913 году Корнеем Чуковским) тесно переплетены в истории. В России «кубофутуризм» было также одним из самоназваний поэтической группы «Гилея», противопоставлявшим её эгофутуризму Игоря Северянина и его последователей (а впоследствии и другим футуристическим группировкам, таким как «Мезонин поэзии» и «Центрифуга»). К поэтам-кубофутуристам относились Велимир Хлебников, Елена Гуро, Давид и Николай Бурлюки, Василий Каменский, Владимир Маяковский, Алексей Кручёных, Бенедикт Лившиц. Многие из них выступали и как художники.

    Эгофутуризм

    Эмгофутуримзм -- русское литературное течение 1910-х гг., развившееся в рамках футуризма. Помимо общего футуристического письма для эгофутуризма характерно культивирование рафинированности ощущений, использование новых иноязычных слов, показное себялюбие.

    В 1909 г. вокруг Игоря Северянина сложился кружок петербургских поэтов, в 1911 г. принявший название «Ego», и в том же году И. Северянин самостоятельно издал и разослал по конторам газет небольшую брошюру под названием «Пролог (Эгофутуризм)». Помимо Северянина в группу вошли поэты Константин Олимпов, Георгий Иванов, Стефан Петров (Грааль-Арельский), Павел Кокорин, Павел Широков, Иван Лукаш и другие. Все вместе они основывают общество эгофутуристов, издают несколько листовок и манифестов, сформулированных в крайне абстрактных и эзотерических выражениях (например, «Призма стиля -- реставрация спектра мысли»); предтечами эгофутуристов были объявлены такие поэты «старой школы», как Мирра Лохвицкая и отец Олимпова Константин Фофанов. Свои стихотворения участники группы называли «поэзы». Первый коллектив эгофутуристов вскоре распадается. Осенью 1912 года Игорь Северянин отделился от группы, быстро набирая популярность среди русских писателей-символистов и затем широкой публики.

    Организацию и пропагандирование эгофутуризма взял на себя 20-летний поэт Иван Игнатьев, основавший «Интуитивную Ассоциацию». Игнатьев деятельно взялся за дело: писал рецензии, стихи, теорию эгофутуризма. Кроме того в 1912 году он основал первое эгофутуристическое издательство «Петербургский глашатай», которое издало первые книги Рюрика Ивнева, Вадима Шершеневича, Василиска Гнедова, Грааль-Арельского и самого Игнатьева. Эгофутуристы печатались также в газетах «Дачница» и «Нижегородец». В первые годы эгофутуризм противопоставлялся кубофутуризму (будетлянтству) по региональному (Петербург и Москва) и стилистическому признаку. В 1914 году состоялось первое общее выступление эгофутуристов и будетлян в Крыму; в начале этого года Северянин кратковременно выступает с кубофутуристами («Первый журнал русских футуристов»), но затем решительно отмежёвывается от них. После самоубийства Игнатьева «Петербургский глашатай» прекращает своё существование. Основными эгофутуристическими издательствами становятся московский «Мезонин поэзии» Вадима Шершеневича и петроградский «Очарованный странник» Виктора Ховина.

    Эгофутуризм был явлением кратковременным и неровным. Бомльшая часть внимания критики и публики была перенесена на Игоря Северянина, который достаточно рано отстранился от коллективной политики эгофутуристов, а после революции и полностью изменил стиль своей поэзии. Большинство эгофутуристов либо быстро изживали стиль и переходили в другие жанры, либо вскорости совершенно оставляли литературу. Имажинизм 1920-х гг. во многом был подготовлен поэтами-эгофутуристами.

    По мнению исследователя русского авангарда Андрея Крусанова попытку продолжить традиции эгофутуризма предприняли в начале 1920-х гг. участники петроградских литературных групп «Аббатство гаеров» и «Кольцо поэтов им. К. М. Фофанова». Если «Аббатство гаеров» было просто кружком, объединившим молодых поэтов Константина Вагинова, братьев Владимира и Бориса Смиренских, К. Маньковского и К. Олимпова, и о его деятельности мало что известно, то созданное в 1921 г. «Кольцо поэтов» (В. и Б. Смиренские, К. Вагинов, К. Олимпов, Грааль-Арельский, Д. Дорин, Александр Измайлов) пыталось организовывать громкие выступления, анонсировало широкую издательскую программу, но было закрыто по распоряжению петроградского ЧК 25 сентября 1922 г.

    Новокрестьянская поэзия

    Понятие «крестьянская поэзия» вошедшее в историко-литературный обиход, объединяет поэтов условно и отражает только некоторые общие черты, присущие их миропониманию и поэтической манере. Единой творческой школы с единой идейной и поэтической программой они не образовали. Как жанр «крестьянская поэзия» сформировалась в середине XIX века. Её крупнейшими представителями были Алексей Васильевич Кольцов, Иван Саввич Никитин и Иван Захарович Суриков. Они писали о труде и быте крестьянина, о драматических и трагических коллизиях его жизни. В их творчестве отразилась и радость слияния тружеников с миром природы, и чувство неприязни к жизни душного, шумного, чуждого живой природе города. Известнейшими крестьянскими поэтами периода Серебряного века были: Спиридон Дрожжин, Николай Клюев, Пётр Орешин, Сергей Клычков. К этому течению также примыкал Сергей Есенин.

    Имажинизм

    Имажинимзм (от лат. imagо -- образ) -- литературное течение в русской поэзии XX века, представители которого заявляли, что цель творчества состоит в создании образа. Основное выразительное средство имажинистов -- метафора, часто метафорические цепи, сопоставляющие различные элементы двух образов -- прямого и переносного. Для творческой практики имажинистов характерен эпатаж, анархические мотивы.

    Происхождение

    На стиль и общее поведение имажинизма оказал влияние русский футуризм. По мнению некоторых исследователей, название восходит к английскому имажизму -- англоязычной поэтической школе (Т. Э. Хьюм, Э. Паунд, Т. Элиот, Р. Олдингтон), знакомство с которым в России произошло после статьи 3. Венгеровой «Английские футуристы» (сб. «Стрелец», 1915)., Связь термина и концепции «имажинизм» с англо-американским имажизмом дискуссионна.

    Имажинизм как поэтическое движение возник в 1918 году, когда в Москве был основан «Орден имажинистов». Создателями «Ордена» стали приехавший из Пензы Анатолий Мариенгоф, бывший футурист Вадим Шершеневич и входивший ранее в группу новокрестьянских поэтов Сергей Есенин. Черты характерного метафорического стиля содержались и в более раннем творчестве Шершеневича и Есенина, а Мариенгоф организовал литературную группу имажинистов ещё в родном городе. Имажинистскую «Декларацию», опубликованную 30 января 1919 г. в воронежском журнале «Сирена» (а 10 февраля также в газете «Советская страна», в редколлегию которой входил Есенин), кроме них подписали поэт Рюрик Ивнев и художники Борис Эрдман и Георгий Якулов. 29 января 1919 года в Союзе поэтов состоялся первый литературный вечер имажинистов. К имажинизму также примкнули поэты Иван Грузинов, Матвей Ройзман, Александр Кусиков, Николай Эрдман, Лев Моносзон.

    В 1919--1925 гг. имажинизм был наиболее организованным поэтическим движением в Москве; ими устраивались популярные творческие вечера в артистических кафе, выпускалось множество авторских и коллективных сборников, журнал «Гостиница для путешествующих в прекрасном» (1922--1924, вышло 4 номера), для чего были созданы издательства «Имажинисты», «Плеяда», «Чихи-Пихи» и «Сандро» (двумя последними руководил А.Кусиков). В 1919 году имажинисты вошли в литературную секцию Литературного поезда им. А. Луначарского, что дало им возможность ездить и выступать по всей стране и во многом способствовало росту их популярности. В сентябре 1919 года Есенин и Мариенгоф разработали и зарегистрировали в Московском совете устав «Ассоциации вольнодумцев» -- официальной структуры «Ордена имажинистов». Устав подписали другие члены группы и его утвердил нарком просвещения А. Луначарский. 20 февраля 1920 года председателем «Ассоциации» был избран Есенин.

    Помимо Москвы («Орден имажинистов» и «Ассоциация вольнодумцев») центры имажинизма существовали в провинции (например, в Казани, Саранске, в украинском городе Александрии, где имажинистскую группу создал поэт Леонид Чернов), а также в Петрограде-Ленинграде. О возникновении петроградского «Ордена воинствующих имажинистов» было объявлено в 1922 г. в «Манифесте новаторов», подписанном Алексеем Золотницким, Семеном Полоцким, Григорием Шмерельсоном и Влад. Королевичем. Потом, вместо отошедших Золотницкого и Королевича, к петроградским имажинистам присоединились Иван Афанасьев-Соловьёв и Владимир Ричиотти, а в 1924 году Вольф Эрлих.

    Некоторые из поэтов-имажинистов выступали с теоретическими трактатами («Ключи Марии» Есенина, «Буян-остров» Мариенгофа, «2х2=5» Шершеневича, «Имажинизма основное» Грузинова). Имажинисты также приобрели скандальную известность своими эпатажными выходками, такими как «переименование» московских улиц, «суды» над литературой, роспись стен Страстного монастыря антирелигиозными надписями.

    Имажинизм фактически распался в 1925 году: в 1922 году эмигрировал Александр Кусиков, в 1924 году о роспуске «Ордена» объявили Сергей Есенин и Иван Грузинов, другие имажинисты вынужденно отошли от поэзии, обратившись к прозе, драматургии, кинематографу, во многом ради заработка. Имажинизм подвергся критике в советской печати. Есенин, по общепринятой версии, покончил с собой, Николай Эрдман был репрессирован.

    Деятельность «Ордена воинствующих имажинистов» прекратилась в 1926 году, а летом 1927 года было объявлено о ликвидации «Ордена имажинистов». Взаимоотношения и акции имажинистов были затем подробно описаны в воспоминаниях Мариенгофа, Шершеневича, Ройзмана.

    К последователям имажинизма, или «младшим имажинистам», относилась поэтесса Надежда Вольпин, известная также как переводчица и мемуарист (мать Александра Есенина-Вольпина, математика и диссидента).

    В 1993--1995 годах в Москве существовала развивавшая поэзию образов группа мелоимажинистов, в которую входили Людмила Вагурина, Анатолий Кудрявицкий, Сергей Нещеретов и Ира Новицкая

    В 2008 году компания сотовой связи МТС запустила два имиджевых ролика, в которых использовала стихотворение А.Блока:

    Ночь, улица, фонарь, аптека,

    Бессмысленный и тусклый свет.

    Живи еще хоть четверть века --

    Все будет так. Исхода нет.

    Умрешь -- начнешь опять сначала

    И повторится все, как встарь:

    Ночь, ледяная рябь канала,

    Аптека, улица, фонарь.

    и И.Северянина:

    И я, и я в разлуке изнемог!

    И я -- в тоске! Я гнусь под тяжкой ношей…

    Теперь я спрячу счастье под замок,--

    Вернись ко мне: я все-таки хороший…

    Данные стиховторения выступили как сопровождение к видеоряду. Поэзия А.Блока оказалась более выигрышной и запоминающейся.