Когда грузчики, бросив работать, рассыпались по гавани шумными группами, покупая себе у торговок разную снедь и усаживаясь обедать тут же, на мостовой, в тенистых уголках, — появился Гришка Челкаш, старый травленый волк, хорошо знакомый гаванскому люду, заядлый пьяница и ловкий, смелый вор. Он был бос, в старых, вытертых плисовых штанах, без шапки, в грязной ситцевой рубахе с разорванным воротом, открывавшим его сухие и угловатые кости, обтянутые коричневой кожей. По всклокоченным черным с проседью волосам и смятому, острому, хищному лицу было видно, что он только что проснулся. В одном буром усе у него торчала соломина, другая соломина запуталась в щетине левой бритой щеки, а за ухо он заткнул себе маленькую, только что сорванную ветку липы. Длинный, костлявый, немного сутулый, он медленно шагал по камням и, поводя своим горбатым, хищным носом, кидал вокруг себя острые взгляды, поблескивая холодными серыми глазами и высматривая кого-то среди грузчиков. Его бурые усы, густые и длинные, то и дело вздрагивали, как у кота, а заложенные за спину руки потирали одна другую, нервно перекручиваясь длинными, кривыми и цепкими пальцами. Даже и здесь, среди сотен таких же, как он, резких босяцких фигур, он сразу обращал на себя внимание своим сходством с степным ястребом, своей хищной худобой и этой прицеливающейся походкой, плавной и покойной с виду, но внутренне возбужденной и зоркой, как лет той хищной птицы, которую он напоминал. Когда он поравнялся с одной из групп босяков-грузчиков, расположившихся в тени под грудой корзин с углем, ему навстречу встал коренастый малый с глупым, в багровых пятнах, лицом и поцарапанной шеей, должно быть, недавно избитый. Он встал и пошел рядом с Челкашом, вполголоса говоря: — Флотские двух мест мануфактуры хватились... Ищут. — Ну? — спросил Челкаш, спокойно смерив его глазами. — Чего — ну? Ищут, мол. Больше ничего. — Меня, что ли, спрашивали, чтоб помог поискать? И Челкаш с улыбкой посмотрел туда, где помещается пакгауз Добровольного флота. — Пошел к черту! Товарищ повернул назад. — Эй, погоди! Кто это тебя изукрасил? Ишь как испортили вывеску-то... Мишку не видал здесь? — Давно не видал! — крикнул тот, уходя к своим товарищам. Челкаш шагал дальше, встречаемый всеми, как человек хорошо знакомый. Но он, всегда веселый и едкий, был сегодня, очевидно, не в духе и отвечал на расспросы отрывисто и резко. Откуда-то из-за бунта товара вывернулся таможенный сторож, темно-зеленый, пыльный и воинственно-прямой. Он загородил дорогу Челкашу, встав перед ним в вызывающей позе, схватившись левой рукой за ручку кортика, а правой пытаясь взять Челкаша за ворот. — Стой! Куда идешь? Челкаш отступил шаг назад, поднял глаза на сторожа и сухо улыбнулся. Красное, добродушно-хитрое лицо служивого пыталось изобразить грозную мину, для чего надулось, стало круглым, багровым, двигало бровями, таращило глаза и было очень смешно. — Сказано тебе — в гавань не смей ходить, ребра изломаю! А ты опять? — грозно кричал сторож. — Здравствуй, Семеныч! мы с тобой давно не видались, — спокойно поздоровался Челкаш и протянул ему руку. — Хоть бы век тебя не видать! Иди, иди!.. Но Семеныч все-таки пожал протянутую руку. — Вот что скажи, — продолжал Челкаш, не выпуская из своих цепких пальцев руки Семеныча и приятельски-фамильярно потряхивая ее, — ты Мишку не видал? — Какого еще Мишку? Никакого Мишки не знаю! Пошел, брат, вон! а то пакгаузный увидит, он те... — Рыжего, с которым я прошлый раз работал на «Костроме», — стоял на своем Челкаш. — С которым воруешь вместе, вот как скажи! В больницу его свезли, Мишку твоего, ногу отдавило чугунной штыкой. Поди, брат, пока честью просят, поди, а то в шею провожу!.. — Ага, ишь ты! а ты говоришь — не знаю Мишки... Знаешь вот. Ты чего же такой сердитый, Семеныч?.. — Вот что, ты мне зубы не заговаривай, а иди!.. Сторож начал сердиться и, оглядываясь по сторонам, пытался вырвать свою руку из крепкой руки Челкаша. Челкаш спокойно посматривал на него из-под своих густых бровей и, не отпуская его руки, продолжал разговаривать: — Ты не торопи меня. Я вот наговорюсь с тобой вдосталь и уйду. Ну, сказывай, как живешь?.. жена, детки — здоровы? — И, сверкая глазами, он, оскалив зубы насмешливой улыбкой, добавил: — В гости к тебе собираюсь, да все времени нет — пью все вот... — Ну, ну, — ты это брось! Ты, — не шути, дьявол костлявый! Я, брат, в самом деле... Али ты уж по домам, по улицам грабить собираешься? — Зачем? И здесь на наш с тобой век добра хватит. Ей-богу, хватит, Семеныч! Ты, слышь, опять два места мануфактуры слямзил?.. Смотри, Семеныч, осторожней! не попадись как-нибудь!.. Возмущенный Семеныч затрясся, брызгая слюной и пытаясь что-то сказать. Челкаш отпустил его руку и спокойно зашагал длинными ногами назад к воротам гавани. Сторож, неистово ругаясь, двинулся за ним. Челкаш повеселел; он тихо посвистывал сквозь зубы и, засунув руки в карманы штанов, шел медленно, отпуская направо и налево колкие смешки и шутки. Ему платили тем же. — Ишь ты, Гришка, начальство-то как тебя оберегает! — крикнул кто-то из толпы грузчиков, уже пообедавших и валявшихся на земле, отдыхая. — Я — босый, так вот Семеныч следит, как бы мне ногу не напороть, — ответил Челкаш. Подошли к воротам. Два солдата ощупали Челкаша и легонько вытолкнули его на улицу. Челкаш перешел через дорогу и сел на тумбочку против дверей кабака. Из ворот гавани с грохотом выезжала вереница нагруженных телег. Навстречу им неслись порожние телеги с извозчиками, подпрыгивавшими на них. Гавань изрыгала воющий гром и едкую пыль... В этой бешеной сутолоке Челкаш чувствовал себя прекрасно. Впереди ему улыбался солидный заработок, требуя немного труда и много ловкости. Он был уверен, что ловкости хватит у него, и, щуря глаза, мечтал о том, как загуляет завтра поутру, когда в его кармане явятся кредитные бумажки... Вспомнился товарищ Мишка, — он очень пригодился бы сегодня ночью, если бы не сломал себе ногу. Челкаш про себя обругался, думая, что одному, без Мишки, пожалуй, и не справиться с делом. Какова-то будет ночь?.. Он посмотрел на небо и вдоль по улице. Шагах в шести от него, у тротуара, на мостовой, прислонясь спиной к тумбочке, сидел молодой парень в синей пестрядинной рубахе, в таких же штанах, в лаптях и в оборванном рыжем картузе. Около него лежала маленькая котомка и коса без черенка, обернутая в жгут из соломы, аккуратно перекрученный веревочкой. Парень был широкоплеч, коренаст, русый, с загорелым и обветренным лицом и с большими голубыми глазами, смотревшими на Челкаша доверчиво и добродушно. Челкаш оскалил зубы, высунул язык и, сделав страшную рожу, уставился на него вытаращенными глазами. Парень, сначала недоумевая, смигнул, но потом вдруг расхохотался, крикнул сквозь смех; «Ах, чудак!» — и, почти не вставая с земли, неуклюже перевалился от своей тумбочки к тумбочке Челкаша, волоча свою котомку по пыли и постукивая пяткой косы о камни. — Что, брат, погулял, видно, здорово!..— обратился он к Челкашу, дернув его штанину. — Было дело, сосунок, было этакое дело! — улыбаясь, сознался Челкаш. Ему сразу понравился этот здоровый, добродушный парень с ребячьими светлыми глазами.— С косовицы, что ли? — Как же!.. Косили версту — выкосили грош. Плохи дела-то! Нар-роду — уйма! Голодающий этот самый приплелся, — цену сбили, хоть не берись! Шесть гривен в Кубани платили. Дела!.. А раньше-то, говорят, три целковых цена, четыре, пять!.. — Раньше!.. Раньше-то за одно погляденье на русского человека там трёшну платили. Я вот годов десять тому назад этим самым и промышлял. Придешь в станицу — русский, мол, я! Сейчас тебя поглядят, пощупают, подивуются и — получи три рубля! Да напоят, накормят. И живи сколько хочешь! Парень, слушая Челкаша, сначала широко открыл рот, выражая на круглой физиономии недоумевающее восхищение, но потом, поняв, что оборванец врет, шлепнул губами и захохотал. Челкаш сохранял серьезную мину, скрывая улыбку в своих усах. — Чудак, говоришь будто правду, а я слушаю да верю... Нет, ей-богу, раньше там... — Ну, а я про что? Ведь и я говорю, что, мол, там раньше... — Поди ты!..— махнул рукой парень.— Сапожник, что ли? Али портной?.. Ты-то? — Я-то? — переспросил Челкаш и, подумав, сказал; — Рыбак я... — Рыба-ак! Ишь ты! Что же, ловишь рыбу?.. — Зачем рыбу? Здешние рыбаки не одну рыбу ловят. Больше утопленников, старые якорья, потонувшие суда — все! Удочки такие есть для этого... — Ври, ври!.. Из тех, может, рыбаков, которые про себя поют:

Мы закидываем сети
По сухим берегам
Да по амбарам, по клетям!..

— А ты видал таких? — спросил Челкаш, с усмешкой поглядывая на него. — Нет, видать где же! Слыхал... — Нравятся? — Они-то? Как же!.. Ничего ребята, вольные, свободные... — А что тебе — свобода?.. Ты разве любишь свободу? — Да ведь как же? Сам себе хозяин, пошел — куда хошь, делай — что хошь... Еще бы! Коли сумеешь себя в порядке держать, да на шее у тебя камней нет, — первое дело! Гуляй знай, как хошь, бога только помни... Челкаш презрительно сплюнул и отвернулся от парня. — Сейчас вот мое дело...— говорил тот.— Отец у меня — умер, хозяйство — малое, мать старуха, земля высосана, — что я должен делать? Жить — надо. А как? Неизвестно. Пойду я в зятья в хороший дом. Ладно. Кабы выделили дочь-то!.. Нет ведь — тесть-дьявол не выделит. Ну, и буду я ломать на него... долго... Года! Вишь, какие дела-то! А кабы мне рублей ста полтора заробить, сейчас бы я на ноги встал и — Антипу-то — накося, выкуси! Хошь выделить Марфу? Нет? Не надо! Слава богу, девок в деревне не одна она. И был бы я, значит, совсем свободен, сам по себе... Н-да! — Парень вздохнул.— А теперь ничего не поделаешь иначе, как в зятья идти. Думал было я: вот, мол, на Кубань-то пойду, рублев два ста тяпну, — шабаш! барин!.. ан не выгорело. Ну и пойдешь в батраки... Своим хозяйством не исправлюсь я, ни в каком разе! Эхе-хе!.. Парню сильно не хотелось идти в зятья. У него даже лицо печально потускнело. Он тяжело заерзал на земле. Челкаш спросил: — Теперь куда ж ты? — Да ведь — куда? известно, домой. — Ну, брат, мне это неизвестно, может, ты в Турцию собрался... — В Ту-урцию!.. — протянул парень.— Кто ж это туда ходит из православных? Сказал тоже!.. — Экой ты дурак! — вздохнул Челкаш и снова отворотился от собеседника. В нем этот здоровый деревенский парень что-то будил... Смутное, медленно назревавшее, досадливое чувство копошилось где-то глубоко и мешало ему сосредоточиться и обдумать то, что нужно было сделать в эту ночь. Обруганный парень бормотал что-то вполголоса, изредка бросая на босяка косые взгляды. У него смешно надулись щеки, оттопырились губы и суженные глаза как-то чересчур часто и смешно помаргивали. Он, очевидно, не ожидал, что его разговор с этим усатым оборванцем кончится так быстро и обидно. Оборванец не обращал больше на него внимания. Он задумчиво посвистывал, сидя на тумбочке и отбивая по ней такт голой грязной пяткой. Парню хотелось поквитаться с ним. — Эй ты, рыбак! Часто это ты запиваешь-то? — начал было он, но в этот же момент рыбак быстро обернул к нему лицо, спросив его: — Слушай, сосун! Хочешь сегодня ночью работать со мной? Говори скорей! — Чего работать? — недоверчиво спросил парень. — Ну, чего!.. Чего заставлю... Рыбу ловить поедем. Грести будешь... — Так... Что же? Ничего. Работать можно. Только вот... не влететь бы во что с тобой. Больно ты закомурист... темен ты. Челкаш почувствовал нечто вроде ожога в груди и с холодной злобой вполголоса проговорил: — А ты не болтай, чего не смыслишь. Я те вот долбану по башке, тогда у тебя в ней просветлеет... Он соскочил с тумбочки, дернул левой рукой свой ус, а правую сжал в твердый, жилистый кулак и заблестел глазами. Парень испугался. Он быстро оглянулся вокруг и, робко моргая, тоже вскочил с земли. Меряя друг друга глазами, они молчали. — Ну? — сурово спросил Челкаш. Он кипел и вздрагивал от оскорбления, нанесенного ему этим молоденьким теленком, которого он во время разговора с ним презирал, а теперь сразу возненавидел за то, что у него такие чистые голубые глаза, здоровое загорелое лицо, короткие крепкие руки, за то, что он имеет где-то там деревню, дом в ней, за то, что его приглашает в зятья зажиточный мужик, — за всю его жизнь прошлую и будущую, а больше всего за то, что он, этот ребенок по сравнению с ним, Челкашом, смеет любить свободу, которой не знает цены и которая ему не нужна. Всегда неприятно видеть, что человек, которого ты считаешь хуже и ниже себя, любит или ненавидит то же, что и ты, и, таким образом, становится похож на тебя. Парень смотрел на Челкаша и чувствовал в нем хозяина. — Ведь я... не прочь...— заговорил он.— Работы ведь и ищу. Мне все равно, у кого работать, у тебя или у другого. Я только к тому сказал, что не похож ты на рабочего человека, — больно уж тово... драный. Ну, я ведь знаю, что это со всяким может быть. Господи, рази я не видел пьяниц! Эх, сколько!.. да еще и не таких, как ты. — Ну, ладно, ладно! Согласен? — уже мягче переспросил Челкаш. — Я-то? Айда!.. с моим удовольствием! Говори цену. — Цена у меня по работе. Какая работа будет. Какой улов, значит... Пятитку можешь получить. Понял? Но теперь дело касалось денег, а тут крестьянин хотел быть точным и требовал той же точности от нанимателя. У парня вновь вспыхнуло недоверие и подозрительность. — Это мне не рука, брат! Челкаш вошел в роль. — Не толкуй, погоди! Идем в трактир! И они пошли по улице рядом друг с другом, Челкаш — с важной миной хозяина, покручивая усы, парень — с выражением полной готовности подчиниться, но все-таки полный недоверия и боязни. — А как тебя звать? — спросил Челкаш. — Гаврилом! — ответил парень. Когда они пришли в грязный и закоптелый трактир, Челкаш, подойдя к буфету, фамильярным тоном завсегдатая заказал бутылку водки, щей, поджарку из мяса, чаю и, перечислив требуемое, коротко бросил буфетчику: «В долг все!» — на что буфетчик молча кивнул головой. Тут Гаврила сразу преисполнился уважением к своему хозяину, который, несмотря на свой вид жулика, пользуется такой известностью и доверием. — Ну, вот мы теперь закусим и поговорим толком. Пока ты посиди, а я схожу кое-куда. Он ушел. Гаврила осмотрелся кругом. Трактир помещался в подвале; в нем было сыро, темно, и весь он был полон удушливым запахом перегорелой водки, табачного дыма, смолы и еще чего-то острого. Против Гаврилы, за другим столом, сидел пьяный человек в матросском костюме, с рыжей бородой, весь в угольной пыли и смоле. Он урчал, поминутно икая, песню, всю из каких-то перерванных и изломанных слов, то страшно шипящих, то гортанных. Он был, очевидно, не русский. Сзади его поместились две молдаванки; оборванные, черноволосые, загорелые, они тоже скрипели песню пьяными голосами. Потом из тьмы выступали еще разные фигуры, все странно растрепанные, все полупьяные, крикливые, беспокойные... Гавриле стало жутко. Ему захотелось, чтобы хозяин воротился скорее. Шум в трактире сливался в одну ноту, и казалось, что это рычит какое-то огромное животное, оно, обладая сотней разнообразных голосов, раздраженно, слепо рвется вон из этой каменной ямы и не находит выхода на волю... Гаврила чувствовал, как в его тело всасывается что-то опьяняющее и тягостное, от чего у него кружилась голова и туманились глаза, любопытно и со страхом бегавшие по трактиру... Пришел Челкаш, и они стали есть и пить, разговаривая. С третьей рюмки Гаврила опьянел. Ему стало весело и хотелось сказать что-нибудь приятное своему хозяину, который — славный человек! — так вкусно угостил его. Но слова, целыми волнами подливавшиеся ему к горлу, почему-то не сходили с языка, вдруг отяжелевшего. Челкаш смотрел на него и, насмешливо улыбаясь, говорил: — Наклюкался!.. Э-эх, тюря! с пяти рюмок!.. как работать-то будешь?.. — Друг!..— лепетал Гаврила.— Не бойсь! Я тебе уважу!.. Дай поцелую тебя!.. а?.. — Ну, ну!.. На, еще клюкни! Гаврила пил и дошел наконец до того, что у него в глазах все стало колебаться ровными, волнообразными движениями. Это было неприятно, и от этого тошнило. Лицо у него сделалось глупо восторженное. Пытаясь сказать что-нибудь, он смешно шлепал губами и мычал. Челкаш, пристально поглядывая на него, точно вспоминал что-то, крутил свои усы и все улыбался хмуро. А трактир ревел пьяным шумом. Рыжий матрос спал, облокотясь на стол. — Ну-ка, идем! — сказал Челкаш, вставая. Гаврила попробовал подняться, но не смог и, крепко обругавшись, засмеялся бессмысленным смехом пьяного. — Развезло! — молвил Челкаш, снова усаживаясь против него на стул. Гаврила все хохотал, тупыми глазами поглядывая на хозяина. И тот смотрел на него пристально, зорко и задумчиво. Он видел перед собою человека, жизнь которого попала в его волчьи лапы. Он, Челкаш, чувствовал себя в силе повернуть ее и так и этак. Он мог разломать ее, как игральную карту, и мог помочь ей установиться в прочные крестьянские рамки. Чувствуя себя господином другого, он думал о том, что этот парень никогда не изопьет такой чаши, какую судьба дала испить ему, Челкашу... И он завидовал и сожалел об этой молодой жизни, подсмеивался над ней и даже огорчался за нее, представляя, что она может еще раз попасть в такие руки, как его... И все чувства в конце концов слились у Челкаша в одно — нечто отеческое и хозяйственное. Малого было жалко, и малый был нужен. Тогда Челкаш взял Гаврилу под мышки и, легонько толкая его сзади коленом, вывел на двор трактира, где сложил на землю в тень от поленницы дров, а сам сел около него и закурил трубку. Гаврила немного повозился, помычал и заснул.

Запятые в сложносочиненном предложении

1. Запятыми разделяются части сложносочиненного предложения, между которыми стоят союзы:

1) соединительные: и, да (в значении «и»), ни... ни . Например: Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливание Кутузова (Л. Толстой); Дикие и даже страшные в своем величии горы выступали резко из тумана, да вдали тянулась едва заметная белая струйка дыма (Короленко); Ни калина не растет между ними [крестами], ни трава не зеленеет... (Гоголь);

2) противительные: а, но, да (в значении «но»), однако, же, зато, а то, не то . Например: Старик явно возмущался, а Григорий морщился... (Шолохов); Я ему верю, да суд-то ему на слово не верит... (Достоевский); Перестрелка затихла, однако ядра и бомбы продолжали летать сюда, как и отсюда... (Сергеев-Ценский); Ржавеют в арсеналах пушки, зато сияют кивера... (Симонов); Ученье и обед делали дни очень интересными, вечера же проходили скучновато (Чехов), Ты сегодня же должен поговорить с отцом, а то он будет беспокоиться о твоем отъезде... (Писемский);

3) разделительные: или, либо, ли... или, ли... ли, то... то, не то... не то . Например: Ни о чем не хочется думать, или бродят мысли и воспоминания, мутные, неясные, как сон (Серафимович); Во сне ль все это снится мне, или гляжу я в самом деле, на что при этой же луне с тобой живые мы глядели? (Тютчев); То он собирался поступить в Зоологический сад учиться на укротителя львов, то его тянуло к пожарному делу (Каверин).

Примечание. В сложносочиненном предложении пара ли... или рассматривается как повторяющийся союз, в отличие от простого предложения с однородными членами, в котором ли... или не образуют повторяющегося союза, вследствие чего запятая перед или в последнем случае не ставится. Ср. также: Слышался ли в открытые окна трезвон городских и монастырских колоколов, кричал ли во дворе павлин, или кашлял кто-нибудь в передней, всем невольно приходило на ум, что Михаил Ильич серьезно болен (Чехов).

4) присоединительные: да, да и, тоже, также . Например: Решение Лизы сняло с его сердца камень, да и весь дом сразу ожил, точно от ниспосланного мира (Федин); Она мне нравилась все больше и больше, я тоже, по-видимому, был симпатичен ей (Чехов);

5) пояснительные: то есть, а именно . Например: Мужская комнатная прислуга была доведена у нас до минимума, а именно для всего дома полагалось достаточным не больше двух лакеев (Салтыков-Щедрин); Время стояло самое благоприятное, то есть было темно, слегка морозно и совершенно тихо (Арсеньев).

2. Запятая перед союзами и, да (в значении «и»), или, либо не ставится, если части сложносочиненного предложения:

• а) имеют общий второстепенный член, например: Тут так же, как и в зале, окна были раскрыты настежь и пахло тополем, сиренью и розами (Чехов) (общий второстепенный член - тут); У Гаврилы смешно надулись щеки, оттопырились губы и суженные глаза как-то чересчур часто и смешно помаргивали (Горький) (общий второстепенный член - у Гаврилы); По утрам кумысный домик привлекал людей со слабыми легкими и пятна солнца, прорвавшиеся сквозь листву на столики, освещали около недопитых стаканов неподвижно лежащие бледные длиннополые руки (Федин) (общий второстепенный член - по утрам); но при повторении союза запятые ставятся: В спальне было и душно, и жарко, и накурено (Чехов) (общий второстепенный член - в спальне);
• б) имеют общее придаточное предложение, например: Когда Аню провожали домой, то уже светало и кухарки шли на рынок (Чехов); Но Леля спала так спокойно и в ее ресницах, казалось, роились такие хорошие сны, что Наталья Петровна не решилась разбудить дочь (Паустовский); Много веков сушили эту землю ветры-суховеи и калило солнце, пока она не стала такой крепкой, будто схвачена цементом (Первенцев) (общий второстепенный член и общее придаточное предложение); Когда он вернулся в залу, сердце его билось и руки дрожали так заметно, что он поторопился спрятать их за спину (Чехов);
• в) выражены назывными (номинативными) предложениями, например: Хриплый стон и скрежет ярый! (Пушкин); Тишина, темнота, одиночество и этот странный шум (Симонов);
• г) выражены двумя вопросительными, или двумя восклицательными, или двумя побудительными предложениями, например: Ты понял меня или ударить тебя? (Булгаков); Неужели впереди болото и путь к отступлению отрезан?;
• д) выражены двумя неопределенно-личными предложениями, если имеется в виду один и тот же производитель действия, например: ...Постояли, потолковали и пошли назад? (Лермонтов); Подсудимых тоже куда-то выводили и только что ввели назад (Л. Толстой);
• е) выражены двумя безличными предложениями, имеющими синонимические слова в составе сказуемых, например: Необходимо срочно рассмотреть авторские заявки и надо дать по ним заключение.

Цель урока: Постижение идеи произведения

Задачи урока :

• ознакомление с биографией и творчеством автора;
• организация эмоционального читательского восприятия текста;
• формирование умения воссоздавать картины, нарисованные автором;
• формирование представлений о способах создания образа-переживания в лирике, о средствах художественной изобразительности и выразительности, умения находить их в тексте и воспроизводить в своей речи;
• обучение выразительному чтению как способу передачи личного восприятия текста, своих представлений и переживаний.

Обеспечение урока : учебник «Литературное чтение» Л.А. Ефросинина, рабочая тетрадь «Литературное чтение» Л.А. Ефросинина, компьютер, мультимедийное оборудование; индивидуальные листы со схемой «Они писали стихи о природе»,

ХОД УРОКА

I. Организационный момент

(Приветствие, проверка принадлежностей)

Отгадайте загадку.

Зимой бело,
Весной черно,
летом зелено,
осенью стрижено.

Молодцы, конечно же, это поле.

А поле – это представитель природы.

СЛАЙД 1 (Виды природы)

II. Подготовка к первичному чтению

Индивидуальная работа

– Заполните, пожалуйста, пустые прямоугольники в схеме «Они писали стихи о природе» фамилиями поэтов.

Коллективная работа.

Проверка ответов и защита своего выбора путём названия произведения того или иного названного автора.

СЛАЙД 2 (Схема)

Сегодня мы с вами познакомимся ещё с одним автором, писавшим стихи о природе.

СЛАЙД 3 (Портрет)

Это Иван Алексеевич Бунин.

Он прожил 83 года. Родился в 1870-м году и происходил из старинного дворянского рода. Детство он провёл в дворянской усадьбе на хуторе Бутырки, неподалёку от города Ельца. Именно здесь пробудилась поэзия в душе Бунина, ведь летом вокруг небогатой, запущенной усадьбы расстилалось море зелени – хлеба, травы, цветы … Зимой хутор тонул в снегах. И всё было пропитано духом Пушкина, так как мать Бунина постоянно читала детям стихи великого поэта «певуче и медленно на старомодный лад».

Отец говорил маленькому Ивану, что жить надо поближе к природе, любить родные поля, солнце, небо.

Счастье – по Бунину – это полное слияние с природой. Тогда ты свободен.

Себя он относил к числу счастливых, так как вместе с крестьянскими ребятишками из ближайшей деревни он бывал в ночном (дети уже знают что это), разглядывая ночное небо, слушая звуки ночи, вдыхая аромат трав…

III. Первичное чтение

Чтение учителем стихотворения «Гаснет вечер, даль синеет…»

Гаснет вечер, даль синеет,
Солнышко садится,
Нива колосится!
Пахнет медом, зацветает
Белая гречиха...
Звон к вечерне из деревни
Долетает тихо...
А вдали кукушка в роще
Медленно кукует...
Счастлив тот, кто на работе
В поле заночует!

Гаснет вечер, скрылось солнце,
Лишь закат краснеет...
Счастлив тот, кому зарею
Теплый ветер веет;
Для кого мерцают кротко,
Светятся с приветом
В темном небе темной ночью
Звезды тихим светом;
Кто устал на ниве за день
И уснет глубоко
Мирным сном под звездным небом
На степи широкой!
1892

IV. Проверка первичного восприятия

• Какие картины вы представляли себе, когда слушали это стихотворение?
• Какие краски, звуки и запахи почувствовали?
• Какие чувства пробуждает у вас это произведение?

V. Постановка учебной задачи

• Стихотворение не имеет названия. Как бы вы его назвали? Почему?
• Подтвердите словами текста, что это «летний вечер» («… зацветает белая гречиха», «…Тёплый ветер веет…»)
• Найдите слова и звуки, рисующие образ вечера. Эти слова взяты из жизни природы или человека?

VI. Анализ произведения

• Почему поэт делит стихотворение на две строфы? (1 – наступление вечера; 2 – наступление ночи)
• Прочитайте первые 4 строки и вслушайтесь в звучание этих строк.
• Какой звук повторяется чаще всего? (звук с . Когда его произносишь, представляешь как колоски на поле («ниве») шевелятся под дуновением лёгкого ветерка )
• Есть ли в этих строках метафоры? Назовите их.
  Гаснет вечер, даль синеет ,
  Солнышко садится ,
  Степь да степь кругом – и всюду
  Нива колосится!
• Прочитайте следующие 6 строк. Что вы заметили? (После каждой фразы стоит знак многоточия. Автор, как бы, чувствует запах мёда и замирает, слышит звон колоколов перед вечерней службой в церкви и останавливается, прислушивается, а из рощи доносится кукование кукушки и, быть может, он считает сколько раз она прокукует. )
• Как вы думаете, почему автор ставит рядом две фразы: «…Пахнет мёдом, зацветает белая гречиха…»? (Когда цветёт гречиха, пчёлы кружат над цветами. Значит, будет гречишный мёд. )
• Какое чувство охватило автора, когда он писал эти строки? (Чувство счастья )
• Каким средством Бунин передаёт это чувство в произведении? (Восклицанием )

СЛАЙД 4 (картина по тексту 1 строфы + звуки колокола + кукование кукушки)

Самостоятельная работа.

• Откройте тетради , вставьте пропущенные слова, описывающие наступление летнего вечера. Укажите паузы. Расставьте логические ударения.
• Как передать в чтении темп чтения, тембр голоса, громкость?
• Чтение 1 строфы
• Проанализируйте выразительность чтения. Удалось ли передать красоту вечера? Какую строчку вы бы прочитали не так?

VII. Физминутка

(Звучит релаксационная музыка)

Закройте глаза, представьте, что вы гуляете по степи, вдыхаете аромат трав, слышите колокола церкви …. Наступает вечер. Садится солнышко. Вы смотрите на небо, а там появилась первая звёздочка. Откройте глаза и посмотрите на неё (на экране). Она хочет с вами поиграть: попробуйте её поймать, глазками водя по экрану. Она вам ярко помигала приветствуя своих друзей.

VIII. Работа в парах.

• Попробуйте найти средства выразительности во 2 строфе
• (метафоры: Гаснет вечер, скрылось солнце, закат краснеет , ветер веет )
• (эпитеты: Теплый ветер, мерцают кротко , в темном небе темной ночью, тихим светом, уснет глубоко Мирным сном под звездным небом На степи широкой !)
• Расставьте паузы и логические ударения.

СЛАЙД 5 (степь, звёздное небо)

• Что должны мы передать при чтении 2 строфы? (Покой вечера )
• Одинаково ли будем читать обе строфы?
• Обратите внимание: Какое средство выразительности объединяет строфы? (Повтор )
• Для чего автор его использует? (Автор подчёркивает основную мысль произведения: «Счастливы те, кто, когда гаснет вечер в степи, сливаются с природой» )

IX. Обобщение

На красивейшее стихотворение И.А. Бунина композиторы А.Л. Панаев, В.И. Ребиков и Н.С. Потоловский сочинили мелодию. Получился великолепный романс «Вечер».

Послушайте. (Звучит запись романса)

• Подтверждает ли И.А. Бунин этим произведением свои слова о том, что «счастье – это полное слияние с природой. Тогда ты свободен»?

«Гаснет вечер, даль синеет…» Иван Бунин

Гаснет вечер, даль синеет,
Солнышко садится,
Степь да степь кругом - и всюду
Нива колосится!
Пахнет мёдом, зацветает
Белая гречиха…
Звон к вечерне из деревни
Долетает тихо…
А вдали кукушка в роще
Медленно кукует…
Счастлив тот, кто на работе
В поле заночует!

Гаснет вечер, скрылось солнце.
Лишь закат краснеет…
Счастлив тот, кому зарею
Тёплый ветер веет;
Для кого мерцают кротко,
Светятся с приветом
В тёмном небе тёмной ночью
Звёзды тихим светом;
Кто устал на ниве за день
И уснёт глубоко
Мирным сном под звёздным небом
На степи широкой!

Анализ стихотворения Бунина «Гаснет вечер, даль синеет…»

Оптимистические интонации определяют особенности произведений, появившихся в полтавский период бунинской биографии. Жизнерадостного героя стихотворения « » ошеломляют шум, запахи и краски наступающей весны: он замечает и журчание ручьев, и свежесть просыпающегося сада, и блеск луж.

Сходным настроением проникнуто произведение, написанное в 1892 г. Личность субъекта речи не типична для поэтики Бунина: фигура добросовестного труженика, находящего счастье в физической работе, восходит к образу знаменитого кольцовского сеятеля, которому «сладок отдых» на снопах, налитых зерном. Близость к народному песенному началу выявляется не только при помощи указанных аллюзий. Молодой поэт стремится продемонстрировать верность традициям и на формальном уровне, обращаясь к хореической строке и сочетая ее четырех- и трехстопные разновидности.

Картины летних вечера и ночи, представленные в тексте, начинает анафора. Определяя художественное время, она выполняет немаловажную идейную функцию, передает приподнятое настроение лирического «я», его поэтический взгляд на обыденные явления.

В начале первой строфы появляется ведущая характеристика художественного пространства - его безграничность. Окидывая взглядом бескрайние плодородные поля, герой испытывает спокойную радость, удовлетворение. Умиротворенное настроение поддерживается колористической гаммой: мягкие вечерние тени, синеющий горизонт, свет заходящего солнца. Живописной картине соответствуют акустические образы. В тишине, стоящей вокруг, слышны отдаленные звуки: колокольный звон из деревенской церкви и песня лесной кукушки. Автор упоминает и о приятных ароматах растений-медоносов, благодаря которым можно довольно точно указать художественное время текста - июль.

В пейзажной зарисовке второй части появляются новые акценты. Красная заря гаснет, уступая место звездам, свет которых определяется комплексом характеристик: кроткий, приветливый, тихий. Герой, оставшийся на ночевку в поле, ощущает дуновение теплого ветра.