Крестьянство на Урале

Крестьянство оставалось основным населением Урала и в XVIII в. Оно подразделялось на различные сословные группы: помещичьи, цер-ковно-монастырские (с 1764 г. экономические), дворцовые (с 1797 г. удельные). Однако преобладающей по численности и значению категорией на Урале были государственные крестьяне. От 12% (1719 г.) до 14,7% (1795 г.) государственных крестьян страны было сосредоточено па Урале.

По данным I (1719 г.) ревизии, их насчитывалось 426,8 тыс. человек обоего пола, а к концу XVIII в. численность государственных крестьян возросла до 1510,3 тыс. человек . В Вятской губ. они составляли в 1795 г. 72% населения, а в Пермской к 1781 г.-70% .

Темпы прироста численности государственных крестьян Урала в целом были наиболее высокими в первой половине XVIII в.: между I и II (1744 г.) ревизиями благодаря мощному потоку переселенцев численность государственных крестьян увеличилась на 83%, а к концу века, между 1782 и 1795 гг., прирост составил лишь 2,4%. К концу столетия переселенческий поток резко уменьшился и численность крестьян стала возрастать преимущественно за счет внутренних резервов: поглощения категории экономических крестьян и других сословных групп, а также естественного прироста .

Формирование и развитие Уральского промышленного района вызвали в XVIII в. появление внутри категории государственных крестьян новых групп населения. Для обеспечения уральских заводов как частных, так и казенных рабочей силой правительство стало приписывать к ним государственных крестьян. Так, по указу от 9 января 1703 г. к Невьянскому заводу Н. Демидова были приписаны Аятская и Красно-польская слободы и с. Покровское с 239 дворами и 917 душ муж. пола. Крестьяне должны были отрабатывать на заводе подушную подать . По мере строительства заводов численность приписных быстро возрастала: в 1727 г. на уральских казенных заводах было 25 тыс. душ муж. пола приписных, а в середине 60-х годов - 58 тыс. крестьян было приписано к казенным и около 63 тыс. к частным заводам. Наиболее высокой была их концентрация в Пермском наместничестве: к 1781 г. приписные составляли здесь свыше 70% всех государственных крестьян .

Второй по численности категорией крестьянства Урала были помещичьи крестьяне. В 1725 г. их насчитывалось 47 222 душ муж. пола, причем абсолютное большинство их (41 429 душ) проживало на терри­тории Пермской губ. К концу XVIII в. численность частновладельческих крестьян возросла, в Пермской губ. они составляли 197,8 тыс. человек обоего пола. Основная масса крепостных принадлежала Строгановым. Еще в 1743-1747 гг. они владели 62 070 душ муж. пола. Тенденция увеличения чдола крупных помещиков и принадлежавших им крестьян наблюдалась и в Оренбургской губ. По I ревизии, частновладельческие крестьяне составляли здесь 0,7% населения, по V ревизии, их удельный вес возрос до 16%, а численность достигла 124,3 тыс. человек*. Более стабильной была численность крепостных в Вятской губ. .

Церковыо-монастырские крестьяне - третий по значимости разряд крестьян Урала - в абсолютном своем большинстве были сосредоточены в Пермской и Вятской губерниях. В 1719 г. их насчитывалось 33 тыс. человек обоего пола (около 6% податного населения). Накануне секу-

ляризацпп их доля возросла до 9,7%, в вятских уездах численность достигла 34 951 душ муж. пола. На территории Южного Приуралья цер-ковно-мопастырских крестьян было менее 1,5 тыс. душ муж. пола. Наиболее крупными в масштабах Урала вотчинниками были Вятский архиерейский дом и Успенский Трифонов монастырь в Вятской губ. В Пермской губ. выделялись владения Вологодского архиерейского дома и Пыскорского монастыря в Соликамском уезде .

Численность дворцовых крестьян на Урале была незначительна: 5168 душ муж. пола в начале XVIII в. и 55 444 в конце столетия. Они составили 4,7% населения Вятской и 3,2% населения Оренбургской губ. .

Таким образом, несмотря на наметившуюся тенденцию возрастания численности крепостных, государственные крестьяне продолжали составлять основную категорию населения. После секуляризации в их состав влились церковно-монастырские крестьяне.

Государственные крестьяне в свою очередь занимали промежуточное положение между свободными людьми и помещичьими крепостными. Они признавались субъектами гражданского и публичного права и в то же время целиком зависели от феодальной государственной власти. В. И. Ленин, употребляя в своих работах понятия «помещичий» и «государственный феодализм», заострил внимание на существования феодальной эксплуатации не только в помещичьей, но и в государственной деревне 2 .

В начале XVIII в. правительство Петра I ввело ряд новых прямых налогов с государственных крестьян: драгунские деньги, корабельные, рекрутские, подводные и пр., сохранив стрелецкую подать и другие прямые налоги, введенные еще в XVII в. Кроме того, взыскивались всяческие чрезвычайные сборы. В 1702 г. на тяглый черносошный двор Кунгурского уезда приходилось около 2 руб. 70 коп. разных сборов в год. Еще тяжелей было положение большей части ясачных крестьян. В 1717 г. в пересчете на ясак совокупность разнообразных податей с русских ясачных составила 9 руб. 61 коп., или около 4 руб. 80 коп. в среднем на двор .

В 1719 г. с целью замены подворного обложения подушным была проведена ревизия мужского населения. Плакат от 26 июня 1724 г. вместе с уточнением состава государственных крестьян ввел сбор подушных денег, окончательно установленный в размере 74 7г коп., и 40-копеечную оброчную подать «вместо тех доходов, что платят дворцовые во дворец, синодского ведения в Синод, помещиковы помещикам». Сбор нового налога был начат уже в 1724 г. К концу XVIII в. подушная подать увеличилась до 1 руб., оброчная подать в 1761 г. была по­вышена до 1 руб., в 1769 г.-до 2 руб., а в 1783 г.-до 3 руб. с ревизской души3 . Таким образом, к концу столетия феодальная рента с государственных крестьян в 3 раза превышала государственный налог. Однако ни подушная подать, ни оброк не исключали всего разнообразия натуральных повинностей и служб крестьян в пользу государства, которые являлись видоизмененной формой отработочной ренты.

Наиболее тяжелой была рекрутская повинность, изымавшая из деревни самых работоспособных мужчин. Только с 1705 г., когда была введена эта повинность, до 1759 г. было проведено 56 рекрутских наборов. До 1793 г. рекрутская повинность для крестьян была пожизненной. Зажиточные крестьяне стремились всеми средствами избавиться от рекрутчины, перекладывая ее с помощью общины на беднейшую часть деревни, прибегая к покупке зачетных квитанций, а также крепостных у помещиков для отдачи в рекруты .

Одна за другой следовали и мобилизации крестьян на строительство Архангельска и Санкт-Петербурга, адмиралтейства и гавани на о-ве Котлин. Многочисленные партии крестьян Урала направлялись на местные казенные работы. Все казенные и часть частных заводов строились государственными крестьянами. Кроме того, они посылались в 1704 г. на строительство крепости Сергиевска за Камой, в 1706 г. на постройку земляного вала на р. Самаре, с 1710 по 1713 г. на лесоразработки и сплав леса, в 1714 г. на строительство судов в Казани, с 30-х годов на сооружение второй Закамской линии. Особенно тяжелыми были трудовые мобилизации во время русско-турецкой войны 1768-1774 гг., когда большие партии крестьян направлялись на работы для сооружения и ремонта укреплений в Азове, Таганроге и т. д. .

Одной из разновидностей отработочной ренты была десятинная пашня, которую отбывало крестьянство Зауралья. Однако в условиях дальнейшего освоения края и развития товарно-денежных отношений десятинная пашня оказывалась все более нерентабельной. Крестьяне не были заинтересованы в повышении уровня агротехники, земля не удобрялась «по 70 и более лет». В 1743 г. крестьяне Исетской провинции были освобождены от обработки десятинной пашни, она заменялась уплатой оброчного провианта в 3 четверти 6 четвериков ржи и столько же овса с каждого двора.

Натуральная хлебная подать в первой четверти XVIII в. сохранялась и для ясачных русских крестьян: они вносили в казну по 1 четверти ржи, по 2 четверти ржаной муки и овса с ясака. В 1737 г. хлебные поборы (по 1 четверику ржи с мужской души) были введены для всех государственных крестьян. Лишь вследствие многочисленных волнений крестьянства в 1743 г. правительство отказалось от этих поборов4
. Однако указом от 23 июня 1794 г. вновь предписывалось брать по 1 четверику ржи и гарнцу круп с ревизской души. Крестьяне должны были поставлять хлеб в казенные магазины, где он хранился на случаи неурожая, засухи и т. п. .

Тяжелыми в условиях Урала были ямская и дорожная повинности: поставка ямских подвод, содержание в надлежащем состоянии дорог, перевозка грузов. Так, по указу 1744 г. по Сибирскому тракту учреждались почтовые станции через каждые 25-35 верст, на каждой станции должны были находиться по шесть крестьянских подвод. С возрастанием интенсивности сообщения и грузооборота ямская повинность становилась тяжелей. Много времени и рабочих рук отрывали и различного рода мирские повинности - исправление должностей старост, целовальников, десятников, вахтеров, караульных при запасных магазинах, лесных надзирателей и т. п. .

Установленные государством принципы раскладки и взыскания налогов и натуральных повинностей по ревизским душам и на основе круговой поруки, при которой приходилось платить подати за умерших, выбывших по тем или иным причинам, увечных, старых и малолетних, приводила к увеличению податного гнета. Именно эту сторону политики царизма имел в виду К. Маркс в письме к Ф. Энгельсу: «…чем прилежнее русский крестьянин, тем больше эксплуатирует его государство, не только посредством налогов, но и системой натуральных повин­ностей, поставок лошадей и т. п. при постоянном передвижении войск, для казенных курьеров и т. д.» 5.

Неудивительно, что хроническим явлением в жизни уральской деревни были недоимки. Так, в 1717-1719 гг. недоимки по платежу ясака составили 77% ежегодного ясачного оклада. К 1708 г. за черносошным населением Вятской земли числилось 45 790 руб. недоимки, на 1743 г. недоимка составила 227 416 руб. Чрезвычайными темпами росли недоимки в неурожайные и следующие за ними годы. В 1787 г. только за крестьянством Удмуртии накопилось 322 164 руб. податных сборов. Жесточайший «правеж» недоимочных денег давал ничтожные результаты. К концу века власти изобрели новый способ ликвидации задолженности государственной деревни: крестьяне-недоимщики принудительно отправлялись на казенные соляные промыслы и винокуренные заводы [НО, с. 172-173; 17, с. 159-160; 97, с. 27].

Еще более хищнической эксплуатации подвергались приписные крестьяне. Так как из числа приписных не более 50% были годными к заводским работам, каждый взрослый вместо 1 руб. 74 коп. должен был отработать около 4 руб. 94 коп. при ничтожной плате летом пешему 5, конному 10, зимой пешему 4, конному 6 коп. в день. Многие селения приписных находились от заводов на расстоянии 300-600 верст. Крестьяне тратили на заводские работы вместе с переходами, по самым средним подсчетам, около 216 дней в году. Земледельческое хозяйство многих приходило в упадок, а зажиточные предпочитали нанимать вместо себя работников, несмотря на то что плата вольнонаемным в 2- 4 раза превосходила плакатную .

Положение приписных, как и всех государственных крестьян, усугублялось грубым произволом, вымогательством администрации заводов и представителей власти. Князю Вяземскому, отправленному на Урал для* подавления волнений приписных, открылась такая картина злоупотреблений, что он «едва смел донесть о них».

Только вследствие массовых волнений приписных в 50-60-е годы XVIII в. правительство несколько повысило расценки и ввело оплату за время, потраченное на дорогу от дома до завода. После Крестьянской войны 1773-1775 гг., в которой приписные крестьяне приняли активное участие, перечень работ, на которых разрешалось использовать приписных, ограничивался рубкой казенных дров, разломкой угольных

куч, перевозкой руды и угля, ремонтом плотин. Вдвое по сравнению с плакатной была повышена оплата за труд. Массовая неявка приписных на работу, бегство с нее приводили к тому, что заводовладельцы все чаще вынуждены были обращаться к труду вольнонаемных. К концу XVIII в. и в правительственных кругах были вынуждены признать необходимость отмены института приписных .

Наиболее тяжелыми были условия жизни и быта частновладельческих крестьян. В помещичьих хозяйствах Урала преобладала отработочная рента. Крупные вотчины были лишь хозяйственным придатком заводов, поставлявшим для последних рабочую силу. В вотчине Строгановых помещичья запашка отсутствовала, труд крепостных использовался на заводах и на судовом транспорте.

С развитием товарно-денежных отношений увеличивалась барщина в помещичьих хозяйствах Южного Урала, ориентировавшихся на производство товарного хлеба. В ряде имений во второй половине столетия она была доведена до месячины, т. е. до предельной эксплуатации крестьянина и до полной ликвидации его хозяйства.

Оброчная форма эксплуатации преобладала в немногочисленных помещичьих хозяйствах Вятской губ., в которых размеры денежного оброка росли, вытесняя натуральный оброк и отработки . Тяжелый экономический гнет сочетался с произволом владельцев над личностью крепостного. Даже за попытку принести жалобу на своего владельца ему угрожала каторга.

Монастырские крестьяне наряду с уплатой государству подушной подати, отбывания рекрутской, дорожной и т. д. натуральных повинностей несли барщинные и оброчные повинности в пользу своих вотчинников - монастырей. Так, крестьяне Вятского архиерейского дома платили оброк в размере от 20 коп. до 1 руб. 75 коп. с души деньгами, а также рожью, овсом и ячменем на сумму 12,7 коп. Сверх того, крестьяне обязаны были поставлять монастырской братии столовые припасы: ягоды, грибы, мед, хрен, хмель и т. п.; конюшенные припасы: вожжи, лубки, гужи, оглобли, а также дрова. Вятский Успенский монастырь взыскивал со своих крестьян по 46 коп. с души деньгами и рожью, овсом, ячменем, пшеницей. Кроме того, крестьяне обрабатывали монастырскую пашню, убирали сено и выполняли разного рода другие работы. Крестьяне Пыскорского монастыря эксплуатировались на соляных промыслах и судах. Крестьяне Исетского монастыря платили вот­чиннику оброк с каждого пятого снопа урожая, возили монастырский хлеб на продажу .

В дворцовом ведомстве барщина - обработка десятинной пашни -сочеталась с оброком. Первая половина XVIII в. была временем непрерывного увеличения десятинной дворцовой запашки. Во второй половине столетия барщина и натуральный оброк стали вытесняться денежным оброком , что в значительной мере облегчалс положение дворцовых крестьян, давая им возможность проявлять пред­принимательскую инициативу.

Необходимо отметить преобладание в уральской деревне, особенно во второй половине XVIII в., денежной ренты, которая, по словам К. Маркса, «предполагает уже более значительное развитие торговли, городской промышленности, вообще товарного производства, а с ними и денежного обращения» 6. Потребность в деньгах вынуждала крестьян обращаться к рынку, па определенном этапе это способствовало проникновению в деревню, в том числе и непосредственно в земледельческое производство, товарно-денежных отношений. В свою очередь, товарное обращение и возникавшее на его базе товарное производство становились одной из причин углубления имущественной дифференциации и перерастания ее в социальное расслоение.

Имущественное неравенство постоянно создавалось и поддерживалось самой феодальной системой. Разорение вследствие непосильности "податного бремени, мобилизаций на работы, рекрутской повинности, войн, стихийных бедствий приводило к росту неимущей прослойки деревни. Бобыли, половники, нищие - категории крестьянства, постоянно фиксируемые в уральской деревне официальными переписями и ревизиями. По данным переписи 1710 г., около 20% крестьян вятских уездов не могли вести самостоятельное хозяйство. По данным I ревизии, на Вятке 10%, в 40-50-х годах около 7% крестьянского населения составляли половники. В 1710 г. дворы, относимые переписчиками к «нищецким», составили 2% населения Хлыновского уезда. Высоким был процент дворов, лишившихся самостоятельного хозяйства, в Кунгурском уезде. В начале XVIII в. более 13% кунгурских земледельцев потеряли свои пашенные земли .

Перерастанию имущественной дифференциации в социальное расслоение способствовала на Урале относительная свобода распоряжения земельными угодьями, свойственная не только государственной, но и дворцовой, а иногда даже и помещичьей деревне . Широкий размах операций по продаже, закладу и аренде земли, особенно среди государственных крестьян, вел к концентрации пахотных и сенокосных участков в руках экономически сильной верхушки. В уральской деревне выделились крестьяне, из поколения в поколение вкладывавшие денежные средства в приобретение земельных угодий. Из документов известны крестьяне Чердынского уезда Девятковы, жители Соликамского уезда Иртеговы, крестьяне Хлыновского уезда Девятьяровы, Долгоаршинные, Дюняшевы, Араслановы и др., на протяжении многих десятилетий концентрировавшие всеми средствами, в том числе ростовщичеством, земельные наделы крестьян своей и соседней округи . «Заживные» дворы, составляя незначительную долю крестьянских хозяйств, сосредоточивали в своих руках большую часть земельных угодий. Так, в Кунгурском уезде в начале XVIII в. у 3% дворов, владевших 10 дес. и более, было столько же пашни, сколько имели ее почти 30% крестьянских семей. В вотчинах Строгановых дворы, располагавшие 10 дес. и более, составляли 28,4%, а имели 48,4% всей пашни, 43 /о сенокоса. Зажиточные хозяйства сосредоточивали в своих руках и значительную часть рабочего и другого скота. Так, в приписной Уткин-сксщ слободе 18% хозяйств, имевших от 3 до 5 лошадей, содержали ’4 /о поголовья крестьянских лошадей. Зажиточные приписные крестьяне Шадринского уезда имели на двор от 9 до 14 дес. посева, от 5 до 96Л°98аД4Й и от 4
до 8 коров’ до 16 овец- и ДРУгого скота . Наемный труд в земледелии отмечен прежде всего в самых развитых в сельскохозяйственном отношении зонах Урала: в Кунгурском уезде, Удмуртии и Вятской губ. в целом, в Южном Зауралье.

Своеобразным явлением в жизни уральской деревни являлся найм крестьян подрядчиками, вышедшими из крестьянской среды и заключавшими с заводами подряды на выполнение самых разнообразных работ.

Нередко наемные работники эксплуатировались в хозяйствах деревенской верхушки на основе полукабальной жилой записи, оформлению которой предшествовал денежный займ. Для зажиточных крестьян, в чьих руках сосредоточивались значительные денежные средства, ростовщическая эксплуатация массы мелких производителей, еще только-только начинающих выходить за рамки натурально-патриархальных отношений, была очень выгодной. В. И. Ленин подчеркивал, что «преобладание натурального хозяйства, обусловливая редкость и дороговизну денег в деревне, ведет к тому, что значение всех этих „кулаков" оказывается непомерно громадным по сравнению с размерами их капитала. Зависимость крестьян от владельцев денег приобретает неизбежно форму кабалы» 7. Однако с постепенным разрывом натурально-патриархальной замкнутости деревни кабальные формы начали отступать на задний план. Так, во второй половине XVIII в. почти полностью изжило себя половничество, да и жилая запись стала приобретать черты, сближающие ее со свободным наймом .

Деревенская верхушка, эксплуатирующая чужой труд, выступала на местных и более отдаленных рынках продавцом крупных партий зерна, животноводческих продуктов и продукции крестьянских промыслов, про­изведенной не только в своем хозяйстве, но и скупленной у крестьян.

Фигура крестьянина-скупщика - заметное явление на небольших местных рынках, он выступает необходимым звеном в развитии товарно-денежных отношений в уральской деревне. Так, в 1747 г. на торж-ках Летской волости Хлыновского уезда действовали 349 скупщиков, в том числе 237 крестьян, в 1751 г. четверть всех операций на Хлыновском рынке находилась в руках скупщиков .

Во второй половине XVIII в. активно действует налаженная система соподчинения скупщиков различного масштаба, начиная с мелких агентов, подчинивших себе крестьян своего селения, и кончая крупными предпринимателями. Нередко крестьяне-предприниматели оперировали крупными денежными суммами и конкурировали с гильдейскими купцами на рынках Кунгура, Уфы, Соли Камской, Чердыни, на Ирбит-ской ярмарке. Не случайно купечество Уфимского магистрата жаловалось, что крестьянская торговля развивается успешнее, чем купеческая. От операций на мелких местных рынках крестьяне-предприниматели переходили к торговле в крупных городах, горнозаводских центрах. Так, почти половина всех лавок в Екатеринбурге принадлежала крестьянам .

Средства, накопленные на неэквивалентной торговле, торгующие крестьяне иногда вкладывали в расширение своего земледельческого хозяйства, промысловые заведения. Однако в условиях феодально-крепостнической регламентации, гнета, преследования и прямого запрещения крестьянского предпринимательства зажиточные крестьяне чаще стремились выйти из сковывавших рамок своего сословия, перейти на посад, в купечество. В уральской деревне это явление стало особенно заметным во второй половине XVIII в. В конце XVII - начале XVIII в. перешли па посад и в другие сословия 335 крестьян Слободского, Орловского, Шестаковского и Соликамского уездов. По данным IV ревизии, в 13 городах Вятской губ. числилось 578 купцов, четвертая часть из них по своему происхождению были крестьянами. В 1796 г. в Удмуртии 224 купца вели свое происхождение от дворцовых и государственных крестьян . Много таких крестьян переезжало на постоянное жительство в горнозаводские центры.

Таким образом, перерастание имущественной дифференциации в социальное расслоение приобретает устойчивый характер. Прослойка крестьян, чье хозяйство производило товарную сельскохозяйственную и промысловую продукцию с использованием чужого труда, становилась все более заметной. Эта группа крестьянства играла противоречивую роль в социально-экономическом развитии уральской деревни. С одной стороны, она способствовала дальнейшему углублению товарно-денежных отношений. С другой стороны, будучи представителем «худших форм капитала - торгового и ростовщического», эта верхушка опутывала деревню целой сетью кабальной зависимости. Крестьянин-производитель «оказался отрезанным от рынка и беззащитным перед властью торгового капитала» 8.

Малоимущая прослойка деревни, чье хозяйство не отмечалось устойчивостью, все чаще лишалась всех своих земельных угодий и возможности вести самостоятельное хозяйство, шла в отход на промышленные предприятия и транспорт, использовалась в качестве наемных срочных и кабальных работников в хозяйствах зажиточных крестьян, нанималась крестьянами-подрядчиками. Речной и гужевой транспорт, обслуживающий торговлю и промышленность, строящиеся и действующие заводы были тем магнитом, который притягивал к себе разорявшиеся слои уральской казенной, помещичьей, церковно-монастырской и дворцовой деревни в поисках средств к существованию и «на расплату» податей. В отход, особенно в извоз, шли и представители зажиточной верхушки, используя дополнительный заработок для расширения земледельческого хозяйства или сколачивания торгового либо ростовщического капитала.

Несмотря на все попытки правительства и представителей местной администрации подчинить крестьянский отход жесткому контролю: введение паспортной системы, издание многочисленных указов о пресечении самовольного ухода (только в первой половине XVIII в. их было свыше 100) , крестьянство продолжало пополнять кадры рабочей силы на транспорте и в промышленности. Часть крестьян оседала в заводских поселках навсегда.

Одним из самых распространенных видов отхожих промыслов являлся судовой, притягивавший большей частью дворцовых и государственных крестьян. В 1722 г. только на судах Волжского речного пути было выявлено 410 крестьян Чердынского и Кунгурского уездов. В конце XVIII в. на сплав железа, соли и других грузов по Чусовой, Вишере Колве, Каме и Волге нанимались крестьяне Пермского, Осинского^ Красноуфимского, Оханского, Обвинского, Соликамского, Чердынского уездов9
. На территории Вятской провинции постоянно действовали агенты казенных металлургических заводов и соляных промыслов, нанимавшие крестьян для сплава караванов с солью и железом. Только в 1744-1748 гг. на караваны Строгановых было наряжено 14 038 крестьян .

Другой характерной формой вовлечения в отход крестьянства Урала являлся извоз, который в 30-40-е годы выделился в особую отрасль. Для перевозки заводской продукции, товаров с Ирбитской ярмарки и на нее нанимались крестьяне Кунгурского и других уездов Пермской губ. Развитию извозного промысла в Вятской губ. способствовало ее положение на путях к горнозаводскому Уралу и Поморью. В 40-х годах только для вывоза хлеба к Ношульской пристани вятские купцы нанимали от 7,5 тыс. до 11 тыс. подвод. В извозном промысле прочно утвердилась подрядная форма найма, зажиточные крестьяне брали крупные подряды на доставку к заводам песка, железной руды, дров, угля, вывозку готовой продукции и нанимали крестьян с подводами10 .

Немало крестьян шло в отход на уральские заводы. Спрос на наемные рабочие руки на заводах Урала во второй половине столетия значительно возрос не только в связи со строительством новых предприятий, но и в силу ряда правительственных мер, ограничивших применение принудительного труда.

Агенты заводовладельцев, действуя во всех губерниях Урала и в более отдаленных районах, использовали все неблагоприятные для крестьянского хозяйства моменты. Часто закабаленные полученным авансом наемные работники вынуждены были оставаться на заводах по нескольку лет, забрасывая свое хозяйство. В этих условиях к работе «по контрактам» сверх положенной нормы перешла и часть приписных крестьян, земледельческое хозяйство которых пришло в полный упадок 11 .

Определенное представление о размерах отхода крестьянства в целом дает число выданных паспортов. Так, крестьяне Пермской губ. с 1782 по 1800 г. взяли в разных инстанциях 114 829 паспортов . Но эта цифра включает далеко не всех крестьян-отходпиков, так как зачастую они без всяких паспортов и без разрешения крестьянского мира направлялись в Москву, Петербург, Поволжье, Сибирь, шли в другие уезды губерний Урала, пополняя формировавшийся рынок рабочей силы для развивавшейся промышленности, торговли, транспорта.

Основная масса крестьян все еще сохраняла преимущественно натуральную основу хозяйства, обращалась к рынку лишь вследствие нужды в деньгах и участвовала больше в товарном обращении, нежели в товарном производстве. В значительной степени процесс социального расслоения затронул уральскую государственную деревню, обладавшую большей хозяйственной самостоятельностью по сравнению с помещичьими и церковно-монастырскими крестьянами. Достаточно быстрыми ^темпами шло расслоение и среди дворцовых крестьян. Однако дальнейшее разложение натурального хозяйства и развитие процессов дифференциации крестьянства сковывали мероприятия правительства по ограничению крестьянского отхода, ликвидации относительной свободы распоряжения землей и введению в уральской деревне уравнительных переделов земли12
. В XVIII в. целым рядом указов запрещались продажа и заклад земли черносошными крестьянами. Право распоряжения надельной землей на черносошном севере окончательно отменялось указами о проведении генерального межевания 1754 и 1762 гг.

Условия жизни и быта всех категорий крестьянства Урала определялись его принадлежностью к низшему податному сословию феодального общества, вынужденному вести тяжелую борьбу за существование в условиях эксплуататорского общества. Для управления крестьянами, удержания их в повиновении феодально-бюрократический аппарат царизма широко использовал крестьянскую общину. Община была связана круговой порукой, поэтому выборные лица несли ответственность за исправное отбывание податей и повинностей всеми ее членами. Жизнь крестьян, решение ими насущных проблем были тщательно регламентированы. При избрании старосты, сотников, целовальников и др. они приводились к присяге и утверждались административными органа­ми 13
. Несмотря на все попытки властей свести значение общины к административно-управленческим и фискальным функциям, в XVIII в. она продолжала сохранять демократические основы. В своей борьбе против усиления социально-экономического гнета крестьянство продолжало прибегать к помощи «мира». На общинных сходах составлялись мирские челобитные, в самые различные инстанции в поисках справедливости направлялись мирские челобитчики. Община всеми мерами отстаивала неприкосновенность земельных угодий, находившихся в ее владении. На мирских советах на основе обычного права решались вопросы, связанные с самыми разнообразными сторонами хозяйственной и бытовой жизни крестьянства, совершался суд по делам о мелких кражах, ссорах, драках, взаимоотношениях между супругами и т. д.14 . Но имущественное и социальное расслоение крестьянства вело к постепенному разложению демократических основ общины. Зажи­точная верхушка деревни использовала свое экономическое могущество для захвата власти в общине, оборачивая мирское самоуправление против основной массы крестьян, перекладывая податное время на их плечи. Попытки «худших» и «непрожиточных» выступить на мирских сходах в свою защиту часто оборачивались физической расправой над ними. Нередкими среди крестьян-общинников были острые социальные и бытовые конфликты.

В повседневной практике и быту крестьянин опирался на эмпирические знания, накопленные поколениями земледельцев и закрепленные в традициях, обычаях. В то же время крестьяне продолжали творить искать новое, занимались приспособлением орудий труда и их усовершенствованием, селекцией культур и выведением новых пород скота .

Энергия и предприимчивость крестьянства сыграли решающую роль в освоении Урала, распространении земледельческой культуры на его огромных просторах. Трудом уральского крестьянина были в XVIII в. заложены и основы уральской промышленности. Трудолюбие, уважение к своему и чужому труду, способность воспринимать прогрессивные элементы культуры других народов были также основными чертами психологии уральского крестьянина. Именно эти черты во многом способствовали мирному сосуществованию и развитию столь различных по быту, традициям, хозяйственному укладу этнических групп и народов.

Горнозаводские крестьяне

Горнозаводские крестьяне - разряд крепостных крестьян в России, обязанных, кроме занятия земледелием работать на горных заводах. Возник в XVII веке в связи с зарождением горной промышленности на Урале и частично на Алтае.

Впервые крестьяне приписаны были к заводам для отрабатывания там податей в 1637 году или 1639 году , по челобитью купцов Марселиса и Акемы (см. Горнозаводское дело). Крестьяне эти рубили дрова, жгли уголь и исполняли др. вспомогательные работы, продолжая считаться государственными крестьянами. Этот способ обеспечения горных заводов рабочими силами широко стал применяться при Петре I . К Невьянскому заводу, отданному во владение Никите Демидову , были приписаны из крестьян Верхотурского уезда две слободы и одно монастырское село Покровское. Подати, хлеб и все, что собиралось прежде в казну и на монастырь, Демидов должен был вносить в казну железом и на эту сумму мог требовать от крестьян различной работы; за излишек работы он должен был платить им деньгами "по правому рассмотрению, чтобы обиды и жалобы дельной от них не было"; в случае ослушания крестьян или лености на работе Демидову разрешено было наказывать их батогами и плетьми и надевать оковы.

Уже начиная с Петра крестьяне, прикрепленные к заводам, стали выделяться из общей массы крестьянства. Процесс этот закончился в г., когда в учреждении министерства финансов все частные горные заводы были разделены на два разряда: владельческие и посессионные. К первому разряду отнесены те заводы, содержатели которых владеют ими по праву дворянства, не получив никаких пособий от казны; ко второму - те заводы, содержатели которых имеют пособия в людях, землях, лесах, рудниках или получили позволение владеть заводом и при нем крепостными людьми, не имея прав дворянства. Образовалась, таким образом, группа посессионных крестьян, которых правительство считало не крепостными, а особым разрядом государственных крестьян. По десятой ревизии на горных заводах считалось посессионных крестьян 186 000 душ муж. пола, но на самом деле их было больше.

Ко времени освобождения крестьян на горнозаводских дачах жили:

1. Государственные крестьяне, ни в каких обязательных отношениях к заводам не состоявшие;
2. собственно горнозаводские крестьяне.

Эти последние распадались на 3 группы, которые при крестьянской реформе недостаточно были разграничены:

1. крестьяне казенных заводов;
2. крестьяне посессионных заводов;
3. крепостные крестьяне владельческих заводов.

Вопрос об освобождении крестьян владельческих заводов обсуждался в общем порядке, правила же освобождения крестьян казенных в посессионных заводах были выработаны в министерстве финансов, а затем обсуждались в особом комитете для устройства поземельных отношений крестьян государственных, удельных, государевых, дворцовых и заводских. Однако по особой просьбе заводчиков, которые не находили никакой почти разницы между посессионными и владельческими заводскими людьми, им предоставлено было образовать три особых комитета заводовладельцев, по округам Замосковскому, Оренбургскому и Уральскому. Проекты заводовладельцев имели несомненное влияние на решение вопроса об устройстве горнозаводских крестьян. В результате получилось следующее. По дополнительным правилам 19 февраля г. о людях, приписанных к частным горным заводам, и по Положению о Г. населения казенных горных заводов все без изъятия Г. население разделено было на два разряда: мастеровых и сельских работников. К первым отнесены те, которые занимаются исполнением технических горнозаводских работ, ко вторым - те, которые, исполняя для заводов различные вспомогательные работы, занимаются и хлебопашеством. Мастеровые и рабочие казенных заводов, а на частных - те, которые считались данными от казны, сохраняли в собственность свою усадебную оседлость безвозмездно; остальные же, как мастеровые, так и сельские работники заводов владельческих и посессионных, должны были платить за нее оброк. Мастеровым, имевшим оседлость, предоставлялись в пользование за повинность покосы, которыми они до тех пор пользовались, но в размере не более одной десятины. Те из оседлых заводских мастеровых, которые до освобождения пользовались участками пахотной земли, сохраняли их в своем пользовании, за повинность, но в количестве не большем, чем высший размер душевого надела, положенного в той местности для крестьян, вышедших из крепостной зависимости. Кто не мог уплатить оброк за землю, тот обязывался отработать его на руднике. Правом выкупа своих угодий заводское население могло воспользоваться на общем основании, но указ 28 декабря г. (об обязательном выкупе) не был распространен на бывших мастеровых владельческих заводов и на все вообще Г. население посессионных заводов, вследствие чего обязательные отношения их к заводчикам до сих пор еще не везде прекратились. Сельские работники на частных заводах получили такое же поземельное устройство, как и помещичьи крестьяне в великороссийских губерниях, а на казенных им предоставлены были земли, находившиеся в фактическом их пользовании, т. е. они получили то же устройство, что и государственные крестьяне. На казенных заводах мастеровые получили в г. право пожизненного безвозмездного пользования росчистями, а в г. сделаны собственниками (безвозмездно) своих покосов и, в известной доле, выгонов. Законом 3-го декабря 1862 г. повелено было уменьшить горную подать, взимаемую с посессионных заводов, на 50-70%, если владельцы их, имеющие данные от казны земли, предоставят всем мастеровым усадьбы в собственность безвозмездно. Предложение это было настолько выгодно, что большинство посессионных заводчиков его приняло. В 1863 г. мера эта сделана обязательной для тех заводов, не имеющих от казны пособия в землях и лесах, но числящихся посессионными, владельцы которых пожелают эти заводы перевести в разряд владельческих. Поземельное устройство как государственных крестьян, живущих на горнозаводских дачах и в обязательных отношениях к заводам никогда не состоявших, так и собственно горнозаводских крестьян встретилось с исключительными условиями, затрудняющими наделение их землею: возникли столкновения между правом крестьян на землю и правом заводоуправлений или других лиц на разработку недр этой земли. В видах соблюдения интересов горной промышленности без нарушения прав крестьян была издана высоч. утвержденная 10 марта г. инструкция о порядке отграничения земельного и лесного наделов государственных крестьян, водворенных в казенных и посессионных горнозаводских дачах. Взамен земель, на которых разрабатывались золотосодержащие россыпи и вообще всякого рода металлические и каменноугольные рудники и копи, предписывалось отвести крестьянам новые удобные земли с вознаграждением крестьян за труд и издержки по разработке вновь отводимых угодий и по переносу усадеб. Высочайшим повелением 12 марта г. как на мастеровых, так и на сельских работников, принадлежавших казенным заводам, распространены все вообще права государственных крестьян.

Законом 28 мая г. определены правила денежного вознаграждения государственных крестьян и Г. людей за угодья, которыми они пользовались на рудниках или приисках, в тех случаях, когда вознаграждение это не может быть, по местным условиям, сделано землею. При осуществлении этих узаконений встретились затруднения. Во многих местах по отграничении наделов завод оказывался отрезанным от лесов; охранение их от порубок и пожаров крайне затрудняется чересполосностью владения, а неопределенность и громадная протяженность пограничной линии угрожает в будущем массой серьёзных затруднений. Поэтому Положением комитета министров, высочайше утвержденным 14 июня

С начала 18 века Урал стал районом формирования крупнейшего отряда мануфактурных рабочих России. В силу технико-экономических особенностей производства металлов, соли и добычи золота мастеровые и работные люди проживали, как правило, за пределами официальных городов, хотя по образу жизни, характеру труда и источникам существования они были близки к городскому населению. В числе мастеровых и работных людей находились не только цеховые, но и множество различных вспомогательных работников: рудокопы, дровосеки, углежоги, плотники, каменщики, кожевенники, свечники, бочары, шорники, гонщики смолы и дегтя и т. п. Все эти люди зачислялись в состав мастеровых и работных людей, но привлекались на заводские работы периодически. Современники четко различали мастеровых от работных: «заводской мастеровой имеет звание по мастерству, а прямо работной человек... приуготовляет заводские припасы». Значительную часть вспомогательных работ (рубка и жжение угля, перевозки, добыча руды и т. д.) выполняли приписные крестьяне. Они не входили в состав официально числившихся «мастеровых и работных». Лишь те из них, кто переводился на постоянное жительство в заводы, попадали в их число. Часть приписных добровольно переселялась на заводы, становясь рабочими, более зажиточные стремились заняться торгово-предпринимательской деятельностью. Материалы ревизского учета населения позволяют составить представление о динамике численности работных и мастеровых людей, а также приписных крестьян за 1719-1795 гг. (I-V ревизии). На промышленных предприятиях Урала в то время число работных, и мастеровых людей возросло с 11,9 тыс. до 86,4 тыс. человек, т. е. более чем в 7 раз. Причем наиболее быстрыми темпами увеличивалось число работников в металлургии (с 5,4 тыс. в 1719 г. до 75 тыс. в 1795 г.-почти 15-кратный рост). Но самым крутым был взлет числа работников металлургической промышленности с I по III ревизию, особенно от 40-х до 60-х годов XVIII в., когда в абсолютных цифрах это составило 20 тыс. и 60 тыс. человек. К V ревизии динамика численности мастеровых и работных людей в металлургии снизилась: за 60-90-е годы XVIII в. прирост составил 15 тыс. человек, или 25%. Куда скромнее был прирост рабочей силы в старинной солеваренной промышленности (соответственно 6,5 тыс. и 9 тыс. - менее чем в 1,5 раза). С середины XVIII в. на Урале появилась золотопромышленность. По числу занятых в ней работников она особенно не выделялась (в 1762-1763 гг.-2 тыс., в 1795 г.-2,4 тыс., рост на 20%. Сюда же включены и работавшие на монетных дворах). Более равномерно росло число приписных крестьян: I ревизия - 25 тыс. человек, II-56 тыс., III - 121,7 тыс. и V ревизия212,7 тыс. человек. На исходе XVIII в. приписных крестьян было в 8,5 раз больше, чем при подведении итогов I ревизии в 1727 г. . Помимо названных категорий работного люда уральской промышленности, существовали и другие, трудноуловимые тогдашней статистикой (например, грузчики и иные временные работники водного транспорта). По данным 40-х годов XVIII в., только на обслуживании судов, доставлявших соль из Прикамья, их числилось до 10 тыс. человек. Источники и методы формирования мастеровых и работных людей существенно менялись в течение XVIII в. Анализ массовых источников, и в первую очередь ревизских сказок, сенатских переписей и заводской документации, показал, что квалифицированные кадры первых казенных металлургических предприятий Урала состояли из мастеров подмосковных, тульских и олонецких заводов и иностранных специалистов, а также местных рудознатцев, плавильщиков и кузнецов. Однако их постоянно не хватало, поэтому с начала существования заводов подготовка профессиональных кадров была неотъемлемым элементом производственного процесса. В результате к началу 30-х годов XVIII в. все звенья производственного цикла уральской металлургии были обеспечены отечественными кадрами. В 1730 г. пермское горное начальство подняло вопрос об увольнении всех иностранных горных мастеров, поскольку к тому времени русские люди уже овладели необходимыми профессиональными знаниями и могли самостоятельно руководить работой рудников. Было вынесено заключение, что в иностранных мастерах «здесь никакой нужды не имеется, ибо по подлинному свидетельству практикою оказалось, что русские горные ученики всю горную работу сами собою без мастеров исправлять умеют». Правда, бурное строительство заводов опережало темпы подготовки кадров, поэтому часты были случаи переманивания заводчиками казенных мастеровых и бегства последних с казенных предприятий на частные, где оплата труда была выше. Но главным источником формирования кадров мастеровых и работных людей было крестьянство. Привлечение крестьян на постоянную работу началось с первых лет существования заводов. Систематический перевод приписных крестьян был санкционирован сенатским указом от 14 июля 1725 г., которым велено было поставлять рекрутов с них не в армию, а «в заводские работы и обучать всякому мастерству». Для казенных заводов приписная деревня стала основным источником формирования кадров: если в 1726 г. рекруты составляли 27% всего персонала казенных заводов, то в 1745 г. - уже 70%. На некоторых же заводах он доходил до 90%. Они жили вблизи родных мест, имели заработок, могли завести семью, дом, хозяйство, как и другие мастеровые и работные люди. Этот чисто феодальный метод формирования рабочих кадров был с точки зрения феодального правопорядка удобным, законным и справедливым способом привлечения крестьян к заводскому труду в интересах государства. Значительно меньшее значение на казенных заводах имел такой источник, как пленные и ссыльные. Принимали на казенные предприятия и пришлых людей. Практика приписки пришлых сложилась на Урале давно. До строительства заводов пришлые приписывались для платежа податей к слободам и становились их жителями на законном основании. В. Н. Татищев писал в 1721 г., что на Урале «все жители пришлые и без отпусков и поселились в крае более 40 л. тому назад». Ведя борьбу с бегством крестьян, правительство неоднократно запрещало принимать беглых, пришлых, сходцев, беспаспортных. Но постоянная потребность заводов в рабочих руках заставляла власти отступать от своих прежних указов и распоряжений. На частных заводах в первой половине 18 века прием разного рода пришлых играл основную роль в формировании кадров. Первой ревизией установлено, что 70% населения Невьянска состояло из людей, «сошедших своей волей» со старого места жительства. Всего на заводах Урала и соляных промыслах I ревизия учла 5389 душ муж. пола «разных губерний всякого чина людей... Вышеозначенные люди не крепостные, и те из тех губерний сошли в давних годах». Этих людей оставили и записали в подушный оклад при заводах 18. Особенно значителен был удельный вес добровольно пришедших на старейших частных и казенных заводах. Между I и II ревизиями на казенные заводы пришло еще 2357 душ муж. пола, а на частные заводы - около 9 тыс. душ муж. пола. Это были выходцы в основном из государственных и дворцовых деревень Архангельской, Казанской, Московской, Нижегородской и Сибирской губерний. Несмотря на разрешение покупать крепостных для заводов (указ 1721 г.), уральские заводчики лишь в 30-е годы начали перевод крепостных на некоторые новые заводы. К 1747 г. на всех частных заводах насчитывалось свыше 11 тыс. ревизских душ. Крепостные составляли немногим более 27%. Но если у Строганова на Билимбаевском заводе их было подавляющее большинство (более 90%), то на заводax Демидова - в среднем менее 23%, хотя и у него существовали различия между отдельными заводами. Так, на Нижне-Тагильском заводе они составляли всего 8%, а на Суксунском - 73%. Купленных и переведенных крепостных заводчики старались обучать мастерству в первую очередь, поэтому к середине века среди квалифицированных работников их процент был выше, чем среди необученных рабочих. На заводах Демидова в 1746 г. среди обученных работников крепостные составляли 38%. На некоторых частных заводах (Турчанинова и др.) крепостных либо не было совсем, либо они насчитывались единицами. Таким образом, и на частных заводах главным источником формирования рабочих кадров была государственная деревня. Однако если на казенных заводах это была уральская приписная деревня, то на частных заводах наибольшее число выходцев давали Архангельская, Казанская, Нижегородская и Московская губернии. На втором месте следует, по-видимому, поставить дворцовую деревню. Особенно много сходцев из нее обнаружила II ревизия. Значительная часть сходцев была старообрядцами. На 12 уральских заводах А. Н. Демидова они составляли 43% учтенных ревизией душ. Хотя подавляющее большинство всех пришлых принадлежало к крестьянскому сословию, одни из них, прежде чем попасть на завод, долгое время работали по найму, другие жили в скитах, бродяжничали, скитались, перебиваясь случайными заработками («ходил по разным местам», «пришел гулящим бытом», «шатался по разным местам»). В ревизских сказках нередко сообщалось, что крестьянин или посадский перед уходом из родных мест сдал тягло или передал его родственникам, что подчеркивало законность ухода. Поэтому нельзя всех пришлых относить к беглым или деклассированным элементам. Весьма показательно, что пришлые крестьяне в качестве последнего места жительства указывали часто город или другой завод, что говорило о длительности их работы в промышленности и по найму. За счет пришлых людей формировались рабочие кадры и соляных промыслов. Сюда, как и на металлургические заводы, приходили люди «от хлебной скудости» из Поморья, центральных губерний. Вольнонаемные составляли основу рабочих на промыслах в первой половине 18 века. (У Строгановых на соляных промыслах работали крепостные крестьяне, на соляных промыслах Пыскорского монастыря и казенных Дедюхинских - монастырские и государственные крестьяне). По указу от 22 февраля 1744 г. на соляные караваны «наряжалось» 7000 государственных крестьян, но оплата им производилась по вольным расценкам. Особенно интенсивно процесс формирования категории мастеровых и работных людей протекал в 50-60-е годы XVIII в., когда началось освоение горнорудных богатств Северного и Южного Урала и продолжалось строительство заводов на Среднем Урале. В тот период произошло существенное изменение в источниках и способах формирования рабочих кадров уральской металлургии. Первые заводчики, как известно, были недворянского происхождения, и правительство нацеливало их на использование вольного труда. В. Н. Татищев считал, что заводы «без вольных работников содержать невозможно». Вслед за ним и Геннин содействовал приему пришлых людей на заводы, надеясь таким образом освободить приписных крестьян дальних слобод от заводской работы. В начале столетия правительство, стремясь развить производство металлов в стране, делало ставку на участие в этом всех слоев феодального общества, привлекая их к делу «государственной важности» различными льготами и привилегиями. Начиная же с середины века проводилась политика максимального благоприятствования представителям дворянства, и особенно его аристократической верхушки. Это выражалось в передаче ей казенных заводов, в щедром субсидировании денежными средствами и наделении широкими привилегиями в использовании труда приписных государственных крестьян. Если раньше на частные заводы в мастеровые переводились лишь рекруты из приписных крестьян, то теперь отдельные сановники получали право переводить на заводы для постоянной работы сверх рекрутской нормы приписных крестьян семьями и чуть ли не деревнями. Такое разрешение получили графы П. И. Шувалов, И. Г. Чернышев и барон К. Е. Сивере. Наилучшей же рабочей силой в глазах заводчиков были крепостные: их можно было переводить с завода на завод, обучать по своему усмотрению мастерству, посылать на любые работы и, главное, платить минимальную заработную плату. В соответствии с этим и правительство меняет курс своей политики. В сентябре 1752 г. Берг-коллегия повелела заводчикам стараться покупать крепостных крестьян и тем освободиться от приписных, которые «потребны для размножения казенных заводов». Именно 50-е годы отмечены массовым переселением крепостных на заводы, а также переводом их из вотчин. На заводах Южного Урала в 50-60-х годах XVIII в. использовался труд более 10 тыс. душ муж. пола крепостных. На 13 предприятиях (из 28) купленные крепостные составляли основной контингент рабочих. Крестьян покупали в разных губерниях, но большинство - у родовитых дворян Среднего Поволжья. Их переводили семьями, иногда целыми деревнями, со скотом и имуществом. При заводах они должны были получать небольшие участки земли под усадьбу, огороды и сенокосы. Большинство таких предприятий были основаны купцами Твердышевым и Мясниковым. Испрашивая позволения на их строительство, они одновременно получали разрешение и на покупку определенного количества крепостных. С 1744 по 1762 г. для 10 заводов на Южном Урале Твердышев и Мясников купили 6849 крепостных душ муж. пола крестьян. Обучаться заводским профессиям крепостных посылали на среднеуральские заводы. Из крепостных мастеровыми становились менее трети. Остальные использовались на вспомогательных работах. По данным 1759 г., на заводах Южного Урала постоянно находилось в работе 4139 крепостных, из них 1350 являлись мастеровыми. Заводские ведомости и материалы III ревизии свидетельствуют, что в тот период проводилось переселение крепостных и на заводы Среднего Урала. Особенно значительной доля купленных и переведенных крепостных была на заводах, построенных в середине века. На старых предприятиях кадры уже сформировались за счет пришлых, отданных «навечно». На новых же заводах формирование рабочих кадров шло в основном из купленных крепостных и переведенных из вотчин. Вотчины Демидовых, например, являлись тем резервуаром трудовых ресурсов, откуда во второй половине XVIII в. они черпали рабочую силу для своих заводов. В 1762 г. вышел указ правительства о запрещении лицам недворянского происхождения покупать крепостных крестьян на заводы. Правительство вновь рекомендовало заводчикам обратиться к вольному найму. Примерно в то же время прекратилась приписка государственных крестьян к частным заводам. Однако заводчики-дворяне продолжали покупать и перевозить крепостных на свои предприятия. В обход указа 1762 г. покупка крепостных крестьян производилась и недворянами через подставных лиц, а правительство разрешало временную приписку крестьян к заводам (М. М. Походяшина и др.), которая в интересах предпринимателей растягивалась на многие годы. Именно санкционированная сверху эксплуатация дешевого труда этих категорий крестьянства явилась причиной того, что заводчики стремились свести до минимума использование вольнонаемных на своих заводах. Дело в том, что принудительный труд оплачивался по плакатным расценкам, установленным властями еще в 30-х годах XVIII в. Длительное время (более полувека) они оставались без изменений и вследствие удорожания жизни все более и более отставали от стоимости труда на вольном рынке. На всех уральских частных железоделательных заводах в 1765 г. (включая заводы Строгановых и Голицыных, где работали только крепостные), по данным С. Г. Струмилина, мастеровые и работные люди крепостного состояния составляли среди постоянного населения заводов около 57% (20 тыс. душ муж. пола). Почти все остальные являлись вечноотданными из пришлых, по юридическому статусу приближавшимися в тот период к крепостным. В медеплавильной промышленности доля купленных и вотчинных крепостных была еще выше - почти 70%. Итак, во второй половине XVIII в. главную роль в формировании заводского населения стали играть принудительные методы: перевод на заводы купленных и вотчинных крепостных, а также приписных государственных крестьян по специальному разрешению правительства. Характерно, что добровольное поселенке пришлых на заводах резко сократилось. Основная масса вольнонаемных становилась временными работниками. Это происходило потому, что, во-первых, правительство облегчило получение крестьянами-отходниками паспортов; во-вторых, укрепление государственных органов управления на местах сдерживало произвол заводчиков в отношении пришлых работников, а те, в свою очередь, опасались быть закрепощенными. Правда, в то время широкое развитие получило закабаление пришлых, которые, задолжав заводчику, оставались на заводе в качестве «вольнопоселившихся». На Богословском и Петропавловском заводах М. М. Походяшина в 1776 г. насчитывалось 500 человек беспаспортных и с просроченными паспортами из Сибирской, Казанской и Архангельской губерний. А к концу века более половины рабочих на его заводах считались «вольнопоселившимися». Это явление в заметных масштабах наблюдалось и на заводах Южного Урала. В комплектовании квалифицированных кадров на вновь строившихся частных заводах Южного Урала существенное значение имел перевод хмастеров с казенных предприятий. Этим источником пользовались по договоренности с властями такие заводчики, как Шувалов, Твердышев, Сивере. Удельный вес казенных мастеровых в составе кадров на этих заводах был, как правило, невелик, однако они играли важную роль, обеспечивая руководство технологическим процессом и подготовку квалифицированных работников. Значительно больше их отмечено на частных заводах Среднего Урала. Это были потомки мастеровых заводов, переданных из казны в частное владение, а также потомки казенных мастеровых, записанных в это звание еще в годы I ревизии и сохранившие его. Что касается рабочих кадров казенных заводов, то они в тот период формировались за счет естественного прироста и рекрутов из приписных крестьян. К 1781 г. на всех казенных заводах Урала числилось 5208 мастеровых. В том числе на семи железоделательных - 1700, на трех медеплавильных - 1375, на монетном дворе - 688, на трех золотопромывальных - 1376, на казенных пристанях - 69. На 76 частных заводах Пермского наместничества было учтено 4411 казенных мастеровых22. На заводах Южного Урала их было немного, по-видимому, не более 300- 400 душ муж. пола. Следовательно, на всех заводах Урала насчитывалось в середине 60-х годов XVIII в. немногим более 10 тыс. казенных мастеровых (в ревизских душах). Таким образом, в источниках и методах формирования мастеровых и работных людей Урала во второй половине XVIII в. произошла существенная эволюция. Преимущественное применение принудительных методов во второй половине XVIII в. объяснялось рядом причин, главными из которых следует считать не только потенциальную возможность в условиях господства крепостничества использования дешевого труда крепостных и феодально-зависимых людей, но и объективную потребность в таковом в эпоху, когда развитие капиталистических отношений в промышленности протекало одновременно с процессом первоначального накопления капитала. Огромная разница в оплате вольного и принудительного труда, а также наличие у заводчиков-дворян большого количества собственных крепостных обусловили обращение в уральской промышленности к традиционным методам эксплуатации. Они-то и служили дополнительным рычагом первоначального накопления капитала, обеспечивая тем самым громадные прибыли и быстрое развитие в условиях господства феодальной системы крупной мануфактурной промышленности, а следовательно, и быстрый рост численности ее работников.
Правовое положение мастеровых людей в социальной структуре феодального общества впервые было определено Берг-привилегией (1719 г.). Она считала их как бы на государственной службе и поэтому освобождала «от поборов денежных и солдатской... службы и всякой накладки» 23. Сами казенные мастеровые подчеркивали, что взяты на заводы по императорскому указу и работают за «государево указное жалование». В Петровскую эпоху правовой статус казенных мастеровых приближался к служилым людям «по прибору». В I ревизию многие мастеровые были «положены в подушный оклад» вопреки Берг-привилегии, однако вплоть до 40-х годов значительная часть мастеровых и работных людей не платила налогов. Указом 1742 г. подушная подать была распространена на всех мастеровых и работных людей. В результате этого они лишились прав служилых людей и перешли на положение тяглого сословия24. Правда, понятие службы осталось. В частности, это выразилось в продолжительности заводской работы, которая, как и служба, предусматривалась с 15 до 60 лет. Освободиться от нее ранее этого срока можно было только по болезни или увечью. Что касается пришлых, то их положение было различным. Многие из них, обучившись, попали в разряд казенных мастеровых и вплоть до записи в подушный оклад при заводах либо платили подати на старом месте жительства, либо не платили совсем. Заводчики Демидовы и Осокины добились разрешения правительства оставить пришлых людей навечно при заводах (указ 1738 г.) «Вечноотданные» отрабатывали подушный оклад на заводских работах, а сверх него работали «из воли». По юридическому статусу они приближались к приписным крестьянам. Строгановы еще в 1725 г. (указ от 29 сентября) получили разрешение оставить на соляных промыслах пришлых людей из разных губерний с условием уплаты за них подушных денег. Они также находились на положении приписных. В 30-40-е годы вышли указы и в отношении пришлых на промыслы Пыскорского монастыря и Соликамска, хотя здесь приписка была временной. На положении крепостных в тот период находились только купленные и собственные крепостные и те из беглых крепостных, за которых заводчики уплатили деньги их владельцам. Однако статус вечноотданных прикрепил пришлых людей к заводам и дал заводчикам возможность все шире применять в отношении них методы внеэкономического принуждения. Стремление иметь в полной своей власти дешевых и покорных работников побудило заводчиков настойчиво добиваться закрепощения всех вечноотданных. Использовав систему подлогов и подкупов, заводчики в конце концов добились этого. Главными вехами в этом процессе были сенатский указ от 30 декабря 1755 г. и деятельность комиссии А. А. Вяземского в связи с подавлением массового движения протеста мастеровых и работных людей в 60-х годах XVIII в. на Урале. Указ от 30 октября 1755 г. предписывал всех вечноотданных «счислить с прочими отданными им с крепостными их мастеровыми людьми» 25. Правда, этот указ был издан в ответ на прошения Демидовых и Осокиных и в соответствии с правовыми нормами того времени имел силу только для их заводов. Позже другие заводчики, пмевшие пришлых, должны были добиваться распространения его на свои заводы. Это, как свидетельствуют документы, удавалось не всем. поэтому на ряде частных заводов (Твердышева и др.) юридический статус вечноотданных оставался формально близким к положению приписных государственных крестьян. На деле же произвол на частных заводах фактически ничем не был ограничен. Положение усугублялось тем, что эти работники, как и казенные мастеровые, на большинстве частных заводов составляли во второй половине XVIII в. меньшинство и растворялись в среде крепостных, что крайне затрудняло их борьбу за своих права. Подавляющее большинство пришлых, выходцев из государственных, дворцовых и монастырских деревень попали в число крепостных. Они считались собственностью не заводчиков, а неотъемлемой принадлежностью заводов, как и купленные к заводам крепостные по указу 1721 г. Позже все эти категории мастеровых и работных людей получили название посессионных в отличие от работников вотчинных заводов. Таким образом, среди мастеровых и работных людей, официально закрепленных за заводами, существовали группы, различающиеся по своему правовому положению: казенные мастеровые; пришлые люди, приписанные к заводам на правах государственных крестьян; вечноотданные, причисленные в 1755 г. к крепостным; купленные и вотчинные крепостные. Наряду со стремлением заводчиков превратить всех этих людей в своих крепостных прослеживается и другой процесс - постепенное превращение мастеровых и работных людей в особую сословную категорию, имевшую права и обязанности, отличные от других податных сословий и групп феодальной России. Главной обязанностью мастеровых и работных людей было обслуживание металлургических мануфактур, рудников и приисков. Функционирование горнозаводской промышленности требовало многочисленных работников различных профессий. Характер труда на заводах оказывал прямое воздействие не только на образ жизни и экономическое положение работника, но и формировал его социальное лицо и поведение. Та часть мастеровых и работных людей, которая постоянно работала на основных заводских работах (при домнах, в медеплавильных печах, молотовом, кузнечном производстве и т. д.), представляла собой слои, наиболее близкий к будущему пролетариату. Именно работа на заводе была главным источником их существования. Близка к ним была и та часть работных людей, которая постоянно работала на различных вспомогательных работах (заготовка руды, древесного угля, горнового камня, кирпича, транспортировка продукции и сырья и т. д.). Как и все сословия и сословные группы позднефеодальной России, мастеровые и работные люди не были однородны по своему социальному составу. Среди них имелись постоянные работники мануфактур, предшественники пролетариата, и люди, лишь периодически привлекавшиеся на вспомогательные работы. Среди последних отмечено наличие торгово- предпринимательской прослойки (торговцев, подрядчиков, владельцев мелких промышленных заведений и т. д.). Для исполнения заводских работ они нанимали вместо себя работников. Социальный облик этих людей был близок к купечеству и мелкой буржуазии. В таких крупных горнозаводских центрах, как Нижнетагильский, Невьянский, Егошихинский. Ижевский, Златоустовский и некоторые другие, численность этого слоя достигала 15% населения.

Весьма показательно, что в сознании мастеровых и работных людей уже к середине XVIII в. сложилось представление об особом характере их труда и положения. «Завоцкая служба не так, как другая,- писали они в одном из прошений.- Например, когда домны, плавильные печи в действии, то не можно для своих нужд отлучитца, но и на квартиру, пока другим сменен будет, отойти не можно». И далее: «...против крестьян мы пашенных земель, сенных покосов и протчих удовольствиев ничего не имеем, но и питаемся от одного только, что получаемой за работы платы» 27. Имеются многочисленные свидетельства о том, что заводская работа была главным источником существования для мастеровых и работных людей, постоянно живших на заводах. Когда в 1728 г. по причине маловодья в прудах казенные заводы дали мало продукции, администрация выражала опасение, что из-за отсутствия в связи с этим денежных средств нечем будет платить мастеровым и работным людям, а тогда «все они врозь разбредутца... унять их от того побега будет нельзя, ибо без денег никто работать не станет» 28. Характерной чертой мануфактурного производства было, с одной стороны, большой объем вспомогательных работ, а с другой - их сезонный характер. Известно, что основные производства останавливались на продолжительное время (до двух месяцев) из-за нехватки сырья, воды в прудах, частых пожаров, починки плотин, неисправности доменных и плавильных печей, горнов и т. д. Так, во время длительных простоев, вызванных жестокой засухой летом 1743 г., горные власти Урала сообщали в Берг-коллегию, что «мастеровые и работные люди имеют быть праздны» и поэтому решено «уволить их на свое пропитание». Мастеровые и работные люди переключались на внезаводские занятия (ремесла, промыслы, мелочную торговлю, извоз и т. д.). Летнее же время использовалось также и для работ в собственном хозяйстве. Поскольку лошадь была главным транспортным средством, наличие своего хозяйства и рабочего скота являлось условием дееспособности заводского работника. Сельскохозяйственные занятия заводских жителей, сводившиеся в основном к содержанию домашнего скота и огородничеству, в тот период были обусловлены прежде всего технико-экономическими условиями самого мануфактурного производства. Важной чертой в социальной характеристике работников мануфактур является их стабильность. Это подтверждается прежде всего ростом слоя потомственных мастеровых. Именно работа на основном производстве, требовавшем длительного освоения профессии, особенности заводского труда и образа жизни, ставшие уже привычными, способствовали формированию преемственности поколений. Не следует забывать, что и феодальный правопорядок, привязывающий работника навечно к заводу, как это ни парадоксально звучит, вносил свою лепту в этот процесс. По-видимому, особенное воздействие он оказывал на ту часть работников, которые предварительно подвергались принудительному «раскрестьяниванию» (приписные и крепостные крестьяне). Бесспорным доказательством устойчивости процесса формирования этого слоя являются все те же материалы ревизий, так как позволяют проследить жизнь нескольких поколений мастеровых и работных людей.

Следует отметить, что дети мастеровых и работных людей начинали рано приобщаться к труду своих отцов. Администрация считала, что дети мастеровых лучше усваивают профессиональные навыки и именно их определяла в ученики. Работа же детей 7-10-летнего возраста, а также женщин на разработке и перевозке руд неопровержимо свидетельствует о беспощадной эксплуатации труда заводских людей. Было бы, однако, неправомерно искать чисто капиталистические формы найма в условиях господства феодально-крепостнических отношений. При низших стадиях развития капитализма, писал В. И. Ленин, «эксплуатация... еще опутана средневековыми формами, разными политическими, юридическими и бытовыми привесками, уловками и ухищрениями». Эта характеристика вполне применима к производственным отношениям на заводах Урала XVIII в., где практиковались не столько чисто феодальные или чисто капиталистические виды эксплуатации, сколько разнообразные переходные формы от первого ко второму. Найм, осуществляемый непосредственно заводской администрацией, как правило, носил характер кабалы и прямого насилия над работником. Договорная плата с выдачей аванса вперед оказывалась значительно ниже рыночной стоимости рабочей силы, и, следовательно, заводчики извлекали из ее эксплуатации дополнительную прибыль. В 1757-1758 гг. приказчики Твердышева наняли в Нижегородской губ. 1359 дворцовых «новокрещеных людей», каждый из которых обязался заработать на его заводах по 10 руб., в счет которых они получили аванс по 5 руб. 50 коп.. Оренбургский губернатор князь Путятин и его канцелярия неоднократно сообщали в Берг-коллегию (1760-е годы), что находящиеся по договорам в работах на заводах разного звания люди задерживаются силой долее указанных в паспортах сроков. Получив при заключении договора задаток по 8-10 руб., эти люди «по вступлении в заводские работы сделаются почти все кабальными и по жизнь их неоплатными должниками потому, что весьма малая им дача за всю их работу там производится». Практиковался и другой вид найма. Заводские люди и приписные крестьяне нанимали вместо себя работников для исполнения заводских уроков. И этот вид найма свидетельствовал о наличии в составе крестьян, мастеровых и работных людей определенного контингента лиц, живших продажей своего труда. Широко использовались и подряды. Через них заготовлялись самые разнообразные материалы и сырье (лес, пенька, свечи, мочала, веревки, кирпичи, смола, деготь и т. д.) как для частных, так и казенных заводов. На медеплавильном Троицком заводе А. Турчанинова практически все работы выполнялись «по добровольным договорам подрядом» (данные 1747 г.). Подряды позволяли привлекать вольных людей к обслуживанию заводов, что приобретает особое значение в связи с запрещением принимать на работу беспаспортных людей [гл. 3; 92]. Заключая же договоры с подрядчиком, заводская администрация снимала с себя ответственность за нарушение указов. Заводчики постоянно прибегали к найму вольных работников на внезаводские работы. О Бизярском заводе Петра Осокина сообщалось в справке Берг-коллегии от 17 мая 1743 г., что сверх приписных крестьян «наимываны были вольные работники к рубке дров угольных и в горную работу к добыче руд... против заводских обывателей с передачею». То же сообщалось о Юговском и Курашинском заводах Гаврилы Осокина и Шилвинском И. Небогатова и многих других 32. Практически все заводы Урала в той или иной степени использовали вольнонаемный труд. На некоторых заводах вольнонаемные насчитывались тысячами. В 1759 г. Твёрдышев, например, сообщал в Берг-коллегию, что ежегодное количество наемных работников на его заводах колеблется от 3500 до 6500. Наемный труд играл значительную роль на предприятиях, принадлежавших купцам, т. е. почти на половине южно-уральских заводов (13 из 28). Правда, как уже отмечалось, вольконаемные использовались, как правило, на вспомогательных работах и временно. Но без них заводы не могли бы функционировать. Поставщиками рабочей силы по-прежнему являлись нечерноземные губернии (Нижегородская, Казанская и др.)На среднеуральских заводах Демидова, Осокина, Шувалова и Сиверса также применялся труд наемных работников, хотя и в значительно меньших количествах. Напротив заводы Походяшина на Северном Урале до 1767 г. строились и работали в первые годы на вольнонаемном труде. Это Петропавловский, Николо-Павдинский, Богословский заводы. По данным 1766 г., Николо-Павдинский завод был целиком укомплектован наемными работниками. Только в 1767 г. Вятская провинциальная канцелярия объявила о найме 1211 работных людей, 308 человек было нанято для Дедюхинских соляных промыслов. Все наемщики работников, будь то заводчики, приписные крестьяне или заводские люди, подчеркивали, что нанимают вольных работников за более высокую плату («с передачею»), чем принято по казенным расценкам. Именно дороговизна наемного труда, а не отсутствие вольнонаемных работников заставила Демидова, Осокина и других заводчиков настойчиво добиваться сначала прикрепления навечно всех пришлых и беглых к заводам, а затем их закрепощения. Формы оплаты как нельзя лучше характеризуют переходный характер труда мастеровых и работных людей. Типично феодальные формы (различные виды натуральных выдач, зачетов и отработка за пользование приусадебными участками, лесом, покосами) тесно переплетались с денежными (сдельная, повременная, окладная и т. д.). Одновременное сосуществование этих столь различных по своей социально-экономической сущности форм оплаты труда вполне соответствовали историческим условиям существования мануфактурного производства и генезиса капитализма в целом. Формы оплаты претерпели определенную эволюцию в течение рассматриваемого времени. Выдача хлебного жалованья практиковалась лишь в начале существования заводов, когда заводские поселки не стали еще экономическими центрами и нуждались в непосредственном снабжении продуктами питания. В тот период заводские служащие и мастеровые, как и служилые люди, получали наряду с денежным и хлебное жалованье. В конце же второго десятилетия оно уже начало заменяться продажей хлеба. Более живучими оказались такие виды натуральных платежей, как зачеты и отработки за различные государственные подати, а также поборы. Заводское население, приписанное к казенным заводам из пришлых или приписных, живущее при них, отрабатывало подушную подать, а при заводах Демидова приписные крестьяне и пришлые отрабатывали не только подушную подать, но и другие денежные налоги (за провиант, на канальное перекопное дело, на фураж офицерским лошадям, рекрутские и т. д.). И сами заводчики были весьма изобретательны по части отработок. Мастеровые за право пользоваться лесом (на постройку и обновление своего дома), сенными покосами и т. д. должны были часть работ (главным образом перевозки; выполнять «безденежно».

Что же касается основных заводских работ, то все они за некоторым исключением оплачивались. Денежные формы оплаты были также весьма разнообразны. Заводские служащие, доменные, меховые, кузнечные, плотинные и некоторые другие мастера и подмастерья получали окладное годовое жалованье. Иногда относительно доменных мастеров делалась оговорка, что плата производится только в рабочие месяцы. «Окладное годовое жалованье», по-видимому, ведет свое происхождение от окладов служилых людей по прибору, так как все присланные на заводы по указу мастеровые получали «великого государя денежное и хлебное жалованье, кормовые деньги», а при отъезде в Сибирском приказе им выдавали «на подъем» определенные суммы денег. По ведомости 1724 г. Егошихинского завода не только служащие и мастеровые, подмастерья, но и ученики получали «его императорского величества окладное жалованье». То же записано и в других сказках мастеровых, «взятых по указу». «Государево окладное жалованье» предполагало, что получающий его находится на государевой службе. Это ставило человека в особое положение. Поэтому окладное жалованье вне зависимости от действительной занятости в течение года давалось всем служащим и мастеровым наиболее ответственных и сложных работ. Твердые оклады имел также различный обслуживающий персонал (сторожа, конюхи). Но в этом случае источники не называют их «государевым окладным жалованьем». Заводские ведомости фиксируют и другие виды оплаты. Повременную получали, как правило, неквалифицированные работники, плотники и некоторые подмастерья, а на Алапаевском заводе также кузнечные мастера и подмастерья, кузнецы и плотинный мастер. Значительная часть квалифицированных работников получала сдельную оплату. Так, на всех заводах молотовые мастера, подмастерья и ученики находились на сдельщине. Им платили с пуда изготовленной продукции. Сдельную оплату получали также поличные (очищали металл), котельные, укладные, пушечные, проволошные мастера и подмастерья. Куренные работы тоже оплачивались сдельно. По ведомости, посланной В. Генниным 5 июня 1731 г. в Сенат, окладное жалованье на казенных заводах получали служащие, мастера-иностранцы, плотинный мастер и подмастерья и некоторые другие работники, «прочие же мастеровые люди берут жалованье с заделья по пробам из пудового числа». Таким образом, «мастеровые и работные люди» представляли собой специфическую сословную категорию населения Урала, возникшую в результате развития крупной мануфактурной промышленности.

Основным районом волнений и восстаний работных людей являлся Урал. Обострение классовой борьбы на Урале было обусловлено ростом промышленности и увеличением объема работ приписных крестьян, число которых оставалось почти неизменным. Промышленные предприятия Прикамья, Приуралья и Западной Сибири сосредоточили большую часть различного рода категорий работных людей. Волнения охватили Ижевский и Боткинский заводы, принадлежавшие Шувалову. В 1761 г. приписные крестьяне направили своих челобитчиков в Казань и просили разрешить им по-прежнему вносить подушную подать самим, а не отрабатывать ее на заводе. Считая, что сам акт подачи челобитной освободил их от заводской повинности, крестьяне 13 деревень первыми «совсем отказались от работы». Их примеру последовали крестьяне других сел и деревень. Все попытки властей убедить крестьян вернуться к работе ни к чему не приводили. Крестьяне заявляли, что «работать никогда не будут». Центрами волнения оказались село Костенеево и деревня Нижняя Тойма. Летом 1761 г. до 2 тыс. человек, собравшихся в Костенееве, вооруженных ружьями, луками, стрелами, копьями, бердышами, не пустили воинскую команду, и только после ожесточенного сражения, потеряв убитыми и ранеными более 20 человек, крестьяне ушли в лес. Сильный бой произошел у деревни Нижняя Тойма, где крестьяне ружейным огнем и стрелами вывели из строя много солдат. На усмирение крестьян ушла вся зима. Руководители восстания Знаев, Хлопов и Дьячков подверглись жестокому наказанию, но тем не менее волнения в Тойминской, Шилкинской и других сотнях имели место и в следующем, 1762 году.

Широким размахом, упорством, социальной остротой отличаются волнения приписных крестьян Каслинского, Верхне- и Нижне-Кыштымских заводов Н. Демидова. Поводом к восстанию послужила отправка крестьян на строительство нового завода. Весной 1760 г. крестьяне Масленского острога и Барневской слободы, расположенных у Шадринска, отказались идти на строительство и заявили, что работать на Демидова больше не будут. Восставшие крестьяне вооружились топорами, косами, ружьями, дубинами, луками и бердышами. Они готовились к обороне, производили учение, организовали караульную службу, создали специальный конный отряд в 100 человек, вооруженных ружьями и пистолетами. Малочисленные воинские команды, направляемые в Масленский острог, справиться с ними не могли. К осени властям удалось сосредоточить здесь воинские части численностью около 900 человек с орудиями. В декабре 1760 г. в районе Масленского острога, Барневской слободы и села Воденикова развернулись ожесточенные бои. Восставшие крестьяне упорно сопротивлялись, защищая мирскую избу, ставшую центром их движения. Но превосходство в вооружении и организации правительственных войск сказалось: восстание было подавлено. Начались репрессии. Более 300 крестьян ушло «в бега». В конце 1764 г. волнения крестьян Масленского острога и Барневской слободы возобновились, а в начале 1765 г. в село Охлупьевское прибыл выдававший себя за «сенатского фурьера» казак Чебаркульской крепости Федор Каменщиков (Слудников, «Алтынный глаз»). Человек очень деятельный, настойчивый, преданный делу простого люда, правдолюбец Каменщиков проявил себя непримиримым врагом всех угнетателей. Уже несколько лет он заступался то за обиженных старшинами своих земляков - казаков, то за жителей Буткинской слободы, что и привело его в тюрьму Троицкой крепости. Пользуясь помощью стражи, он вызвал к себе руководителя знаменитой «дубинщины» - восстания крестьян Далматовского монастыря - Кузьму Мерзлякова. Сюда же приехал крестьянин Буткинской слободы Никита Телминов. С сидевшим в Троицкой крепости Каменщиковым сносились, прося его о помощи и поддержке, крестьяне села Охлупьевского, Масленского острога, Барневской и Буткинской слобод. В апреле 1765 г. Каменщиков бежал из Троицкой крепости в Буткинскую слободу. С появлением здесь Каменщикова крестьяне и работные люди приобрели деятельного и преданного вождя. Каменщиков организовывал сходы крестьян, составлял челобитные, грозил властям, а затем двинулся под именем «сенатского фурьера Резцова» по направлению к Петербургу. Торжественно встречаемый крестьянами, которым он обещал расправиться с их помещиками, Каменщиков с челобитной прибыл в Петербург, но здесь был схвачен властями, подвергнут жестокому наказанию. Волнение крестьян улеглось.

В 1762 г. вспыхнуло восстание на Невьянском заводе Прокофия Демидова. Работные люди, мастеровые, приписные крестьяне прекратили работу, создали «по своему своеволию» мирскую избу, которая стала своего рода органом власти восставших, избрали старостой Маркела Молева, а «мирским писчиком» - токаря Романа Олонцева. Мирская изба выполняла самые разнообразные функции, выступая в роли органа восставших. Она привлекала к ответственности и наказывала прежних выборных, предателей, «несогласных», вела переговоры и переписку с заводским начальством, предъявляя ему разные требования. Работные считали себя государственными, приписными и решительно протестовали против причисления их к крепостным крестьянам. Восставшие соглашались отрабатывать подушную подать, вносимую за них в казну владельцем предприятий, зато за все остальные работы требовали «справедливой оплаты». Восставшие держались так уверенно, организованно и стойко, что заводчик Прокофий Демидов и власти вынуждены были пойти на уступки. Работным выплатили деньги, а часть из них по-прежнему стала считаться государственными крестьянами, а не крепостными Демидова. И летом 1763 г. рабочие Невьянского завода возобновили работу.

В ноябре 1762 г. начались волнения на Нижне-Тагильском заводе Никиты Демидова. Приписные крестьяне села Покровского в течение трех месяцев оказывали вооруженное сопротивление. В июне 1763 г. восстание охватило Нижне-Тагильский завод, где была также создана мирская изба. Возглавили восстание работные люди Крюков и Салеутин. Работные люди захватили ружья и пушки заводской команды. Восстание прекратилось только тогда, когда прибывший на завод А. Вяземский признал всех, кто был записан в переписи 1722 г., государственными крестьянами.

Мощное движение работных людей охватило Авзяно-Петровские заводы. Началось оно в 1760 г. сразу же после приписки к заводу крестьян из Казанской губернии. Центром волнения стало Чистое Поле, большое, богатое, многолюдное, оживленное село на Каме. Вторым очагом волнения оказалась Котловка, тоже большое торговое село. Крестьяне посылали челобитные, сопротивлялись воинским командам. Направляемые в «партии», они уходили в свои деревни, возвращались домой. В 1760 г. Авзяно-Петровские заводы перешли от Шувалова к Евдокиму Демидову, что послужило поводом к новой волне выступлений работных людей. В этих волнениях приняли участие не только приписные крестьяне, целью которых было освобождение от заводских повинностей, но и мастеровые, работные люди. Началось с массового бегства с заводов «партичных» и переселенных крестьян. Оно приняло такой характер, что в октябре оба Авзяно-Петровских завода остановились. Началось восстание, во главе которого встали Панфил Степанов и Андрей Катков. В селе Котловке во главе восстания стоял будущий активный пугачевец Карп Карасев и очень храбрый, настойчивый, умный, грамотный крестьянин Борис Алексеевич Тонгусов.

Горели заводские строения, подожженные восставшими, крестьяне уходили по домам, избивая заводских приказчиков. Волнения продолжались несколько лет. Характерно, что мастеровые и работные люди Авзяно-Петровских заводов требуют не только прекращения переселений на завод, т. е. превращения крестьян в работных и мастеровых людей, но и повышения оплаты труда, прекращения избиения работных людей, издевательств со стороны заводских властей и т. д.

Основным требованием всех челобитных является полное освобождение от заводских работ. Но уж если придется на заводе оставаться, то нужно создать более сносные условия труда и существования. Руководители восстания Тонгусов, Дехтярев, Карасев и другие сумели поднять восстание на высокую ступень. Они являлись подлинными вожаками работных людей. С большим трудом властям и заводчикам удалось прекратить волнения. В 1767 г. Дехтярева и Тонгусова навечно сослали на Колывано-Воскресенские заводы.

Волнения приписных крестьян охватили много других уральских заводов. В 1755 г. отказались выполнять заводские работы жители сел Архангельское, Большой Толкиш и Хмелевское, приписанные к Воскресенскому медеплавильному заводу Сиверса. Волнения продолжались 8 лет. С 1759 г. были охвачены волнением приписные крестьяне Полевского, Северского и Сысертского заводов, принадлежавших А. Турчанинову. Началось с того, что государственные крестьяне, ранее знавшие только повинности в пользу государства, отказались повиноваться Турчанинову и признавать себя приписными к его заводу. Наибольшей активностью отличались приписные Багарякской слободы и Колчеданского острога, во главе которых стоял крестьянин Дмитрий Скориков. Вооруженные «огненным ружьем, луками, стрелами, саблями» крестьяне численностью около 2 тыс. человек оказывали длительное сопротивление воинским командам. Все дела восставшие решали на сходах и в мирских избах. Они помогали друг другу и соседям. Волнения продолжались четыре года.

Различного рода и характера волнения работных людей в 60-е годы XVIII в. имели место на Петропавловском заводе Походящина, Алапаевском, Гороблагодатском, Кушвинском, Сылвинском, Юговских и других заводах. Многие из этих волнений перерастали в открытые вооруженные восстания.

Какой же характер носила классовая борьба различных категорий работного люда?

Основным требованием работного люда, и в первую очередь приписных крестьян, являлось требование освобождения от каких бы то ни было повинностей и всяких заводских работ и возвращения в родные села и деревни. Этого требовали приписные крестьяне Масленского острога и Барневской слободы, приписанные к Каслинскому и Кыштымскому заводам, приписные Авзяно-Петровских и Ижевского заводов, крестьяне Ромодановской волости и другие, которым их крестьянское прошлое казалось каким-то утраченным раем. Но по мере того, как усиливалась связь с заводом, как крестьянство все более понимало, что навеки отрывается от сохи и прикрепляется к заводу или руднику, все чаще в челобитных звучал новый мотив, а именно требование повышения расценок и улучшения условий труда. Оторванные от земли и переселенные на заводы крестьяне попадали в полную зависимость от заводчиков, и заработная плата полностью определяла их существование. Они по-прежнему хотели бы в первую очередь освободиться от заводских работ и вернуться в разряд «государственных», «чернопахотных крестьян», но, попадая в зависимость от заводских работ, они, естественно, были заинтересованы в повышении оплаты своего труда, которую и стремились подтянуть до уровня оплаты труда наемных рабочих. Переселенные на завод крестьяне и «партичные» по мере отрыва от земли не прочь были выступить в качестве наемных рабочих, но не больше. В такое же положение попадали купленные крепостные крестьяне, переселяемые на заводы. Не приходится говорить о тех наемных работных людях из обнищавшего населения, для которых заработная плата была единственным источником существования. Следовательно, заинтересованность в заработной плате и условиях труда характеризует не только наемных рабочих, но и работных людей, находившихся во внеэкономической зависимости от предпринимателей, переселенных на заводы приписных и купленных крепостных крестьян. Такого рода требования являются требованиями профессиональными. Они отличаются от требований крестьян. Однако все категории заводских работников не только не противопоставляли себя крестьянам, но вообще не отличали себя от них. Поэтому требования крестьян им были понятны и близки, ибо они были прежде всего их собственными требованиями, поскольку, имея тесную связь с деревней, приписные «партичные» настолько себя еще чувствовали крестьянами, что единственным их стремлением было вернуться в родные деревни и села и освободиться от завода. Но переселенные на заводы работные люди, составлявшие основные кадры квалифицированных рабочих, мастеров, вынужденные порвать с сельским хозяйством, думали уже о другом, а именно: как лучше прокормиться от заводской работы и как легче прожить на заводе. Поэтому классовая борьба мастеровых и работных людей, т. е. постоянных, кадровых, квалифицированных рабочих, несколько отличалась от типичных проявлений крестьянского антифеодального движения. Как боролся наемный люд? Напрасно было бы думать, что наемные рабочие были наиболее активной, революционной силой среди всех групп рабочего люда, занятого в промышленности. Никаких особых новых форм и средств борьбы они не вносили в общую классовую борьбу работных людей. Они, конечно, не собирались жечь заводы или уходить в деревню, с которой давным-давно порвали связь, если она и была когда-то. Но их борьба ничем принципиально не отличалась от борьбы работных людей, находившихся во внеэкономической зависимости от предпринимателей.

Следует отметить нарастание профессиональных требований в процессе роста и развертывания классовой борьбы работных людей 30-х - начала 70-х годов XVIII в. Среди требований работных людей, наряду с лейтмотивом - возвращение в прежнее крестьянское состояние, все больше звучит и другой мотив - профессиональных требований, которые отличают классовую борьбу работного люда от классовой борьбы крестьян. Чисто крестьянским движением назвать волнение работных людей в рассматриваемый период времени нельзя. Следует учитывать и такие обстоятельства, как чувство «локтя соседа», вырабатывавшееся у рабочих на крупном производстве, почти не известное крестьянину, несколько больший кругозор, свойственный работному люду по сравнению с крестьянством, и т. д. В то же самое время надо отметить, что в формах, проявлениях классовой борьбы крестьян и работных людей очень много общего. Деревня приносила даже на промышленные предприятия свои крестьянские методы борьбы с угнетателями: бегство, подача челобитных, отправка ходоков. И крестьянам, и работным людям в одинаковой мере был свойствен наивный монархизм с его глубокой, наивной и нередко трагической верой в справедливость и доброту царя, в какие-то особые царские указы. Даже высшее проявление классовой борьбы трудового люда в феодальной России - восстание и то нередко до мельчайших деталей совпадает и у работных людей, и у крестьян. Одни и те же мирские сходы решали различные мирские нужды, вводили мирское управление и т. д., что вполне естественно, так как тогда «мир был силою, когда среди крестьян почти не было батраков и рабочих, бродящих по всей России за заработком, когда не было почти и богатеев, когда всех давил одинаково барин-крепостник» . Не надо забывать, что в рассматриваемую нами эпоху «о выделении рабочего класса из общей массы крепостного, бесправного, „низшего“, „черного“ сословия не могло быть и речи» . Но при этом надо отметить, что у работного люда и мастеровых, у приписных крестьян имелось в руках еще одно оружие, которым крестьяне владеть не могли, ибо это оружие порождалось самими условиями работы на крупных промышленных предприятиях. Речь идет об отказе от работы или уходе с работы, что вызывало «остановку» промышленных предприятий, т. е. о стачках, забастовках. Подчеркивая преемственность борьбы рабочего класса России, В. И. Ленин указывал на то, что стачки имели место еще в дореформенной России .

Следует сказать, что волнения работных людей, в отличие от мятежей крестьян помещичьих и монастырских, характеризует большая настойчивость, сплоченность, упорство, элементы организованности, обусловленные совместной работой в большом заводском коллективе, трудом в многолюдных «партиях», общностью интересов, которая проявлялась в повседневной жизни, ежедневной и совместной борьбой с заводской администрацией и т. д. Эти элементы организованности и сознательности присущи были всему трудовому люду крепостной России, одним его слоям в большей, другим - в меньшей мере.

В. И. Ленин писал: «…„стихийный элемент“ представляет из себя, в сущности, не что иное, как зачаточную форму сознательности. И примитивные бунты выражали уже собой некоторое пробуждение сознательности: рабочие теряли исконную веру в незыблемость давящих их порядков, начинали… не скажу понимать, а чувствовать необходимость коллективного отпора, и решительно порывали с рабской покорностью перед начальством. Но это было все же гораздо более проявлением отчаяния и мести, чем борьбой » . К. Маркс в «Нищете философии» писал: «Феодализм тоже имел свой пролетариат - крепостное сословие…» .

Поэтому нельзя пройти мимо тех элементов сознательности, имевших хотя бы зачаточную форму, которые характеризуют классовую борьбу крестьянства в крепостной России.

Мог ли крепостной в России быть против отмены крепостного права? Мог, если он был прикреплён к государственному заводу.

Ниже приведён интересный отрывок из книги С.И. Сметанина "История предпринимательства в России" , посвящённый состоянию уральских заводов после отмены крепостного права.

Реформа 1861 г. освободила рабочих Урала от крепостной зависимости и вызвала необходимость перестройки заводов на капиталистические рельсы. Однако крепостные рабочие не встретили свое освобождение с энтузиазмом. Дело в том, что прежде рабочий был на иждивении завода, с обеспеченным будущим. На каждого члена его семьи полагался "провиант", завод за него платил казенные подати. Работа ему была гарантирована, потому что администрации было невыгодно его содержать, не получая его труда, да и потеря работы не грозила ему голодом и нищетой.

С ликвидацией крепостного права ликвидировались и выдача "провианта", и освобождение от уплаты податей, и надежность существования. Поэтому даже имели место выступления рабочих против ликвидации крепостничества.

"Эти люди, — писал академик Безобразов, — родившиеся и выросшие в понятиях, разобщенных со всякою свободою,... готовы и ныне идти на царскую службу, как называет горнозаводское население свой прежний обязательный труд". В новых условиях надо было вступать в конкуренцию на рынке труда, проявлять предприимчивость. У крепостных рабочих, писал тот же Безобразов, не было "привычки к самостоятельности, к попечению о себе самом, — привычки, совершенно чуждой уральскому рабочему народонаселению, испорченному крепостною и административною опекою".

Заработная плата при переходе к наемному труду немного повысилась, однако прекращение затрат на провиант и повышение производительности труда привели к тому, что существенного повышения затрат на оплату труда не произошло. Наоборот, одной из причин застоя была именно низкая зарплата, дешевизна труда. Дешевых рабочих было не так выгодно заменять машинами, и внедрение техники шло очень медленно.

Второй причиной кризиса горнозаводской промышленности было господство административных методов управления. В крепостной мануфактуре рабочая сила не была товаром. Монополия на рабочую силу делала невозможным и свободное переливание капиталов. И рыночные отношения, конкуренция неизбежно заменялись административными методами. Безобразов писал, что в условиях крепостничества не могло быть "коммерческого расчета, необходимого для денежного хозяйства". И после отмены крепостного права надо было переходить не только к наемному труду, но и от административного управления к рыночным отношениям, к "коммерческому расчету".

В особенно тяжелом положении оказались казенные заводы. Поскольку все их хозяйство регламентировалось сверху, задачей заводской администрации было добиваться не рентабельности, качества продукции и увеличения производства, а обоснования расходов в отчетах. Управляющий заводом не мог выходить в расходах за пределы годовых смет. На ремонт требовалось специальное разрешение высших инстанций, а на выполнение заказов со стороны — разрешение министра или даже "высочайшее". Эти методы сохранились и после отмены крепостного права. Естественно, они порождали "теневую экономику", бесхозяйственность. Известны многочисленные факты "строительства" на заводах, которое велось только на бумаге, "противозаконных сделок с подрядчиками" при закупке припасов и провианта, утайки металлов и продажи их на сторону.

Выдвигались проекты перевода казенных заводов на "коммерческий расчет", т. е. приспособить их к рыночным отношениям. Это значило, что управляющие заводами должны были отвечать за убытки и участвовать в прибылях. Однако при сохранении административной регламентации такой перевод был невозможен. Безобразов писал, что перевод на коммерческий расчет казенного хозяйства "без уничтожения его сущности как казенного хозяйства... должно признать химерическим". Очевидно, в наши дни он сказал бы то же самое: невозможно перевести на рыночные отношения государственные предприятия без их приватизации.

Административная регламентация тормозила развитие и частных заводов. Безобразов писал, что все они, в особенности посессионные, "рассматриваются как отрасль государственного хозяйства". Особенно резко он обрушивался на то, что в наше время назвали бы дотациями. Государство покрывало убытки частных заводов ссудами, обычно безвозвратными. Эта поддержка "несостоятельных заводов" служила лишь "поощрением к продолжению бесхозяйственности"2.

Рыночным отношениям мешали не только дотации. Важным элементом административной системы были "обязательные" отношения между рабочими и заводчиками. Государство заставляло поддерживать определенный материальный уровень жизни заводского населения. Дело в том, что после отмены крепостного права половина уральских рабочих оказалась без работы. Надо было найти для них какой-нибудь иной источник существования.

Сначала выход увидели в том, чтобы обеспечить их землей: предполагалось, что они будут заниматься хлебопашеством, т. е. превратятся в крестьян. Но рабочие не хотели превращаться в крестьян, да и рядом с заводами не было достаточного количества пашни. Вопрос о землеустройстве тянулся десятилетиями, а пока он не был решен, приходилось обеспечивать население работой при заводах. "Нигде в мире нет заводов, обязанных вести дело только ради того, чтобы прокормить рабочего, — писал в 1909 г. Фармаковский, один из крупнейших горнозаводских предпринимателей того времени, — а на Урале почти все заводы именно так поставлены".

Третьим фактором, тормозившим развитие уральской металлургии, была окружная система. Как уже отмечалось, предприятием на Урале был не завод, а округ, т. е. группа заводов, связанных не только принадлежностью одному владельцу, но и технологическим процессом. В составе округа были и добыча руды, и заготовка угля. В состав округа входила большая территория с населением. Раньше это давало преимущества: не надо было тратить деньги на покупку руды и угля, а труд заводских крестьян, живущих за счет своих хозяйств, был очень дешевым. Энергия уральских рек дробила производство: при одной плотине можно было построить маленький завод, но это была дешевая энергия. Округ представлял замкнутое на себя натуральное хозяйство, приспособленное к феодализму. Лишь конечный продукт этого хозяйства выходил на рынок.

Теперь преимущества превращались в недостатки. "Своя" рабочая сила была дешевой, "своих" рабочих надо было обеспечить работой, а это сковывало хозяйственную маневренность.