Стихотворение "Лесное озеро" (I, 198) — подлинный шедевр, жемчужина лирики Н. Заболоцкого. Написано стихотворение в 1938 году. Экспозиция стихотворения дает нам возможность увидеть мир природы, в которой царствует закон взаимного уничтожения, войны всех со всеми.

Сквозь битвы деревьев и волчьи сраженья, Где пьют насекомые сок из растенья, Где буйствуют стебли и стонут цветы, Где хищная тварями правит природа, Пробрался к тебе я и замер у входа, Раздвинув руками сухие кусты.

Этот лик природы, явленный человеку, представляет собой вариацию тех представлений, которые были характерны для раннего творчества Заболоцкого. Вспомним хотя бы строки из поэмы "Лодейников":

Жук ел траву, жука клевала птица, Хорек пил мозг из птичьей головы, И страхом перекошенные лица Ночных существ глядели из травы.

Интересно, что в анализируемом нами отрывке "буйство стеблей", и "стон цветов", и "битвы деревьев", и "волчьи сраженья" как бы заслоняют кажущуюся вполне невинной строчку о том, как "пьют насекомые сок из растенья". Но эта строка "невинна" только на первый взгляд. Образы еды и питья у раннего Заболоцкого всегда однозначно связаны со смертью, и цитата из поэмы "Лодейников" показывает нам, что взаимная цепь пожирания отравляет видимую красоту и гармонию природы, в которой зло и добро неотделимы друг от друга.

Но вот оказывается, что в этой самой косной и страшной природе выделяется некий особый участок, живущий по законам, отличным от законов "хищной природы". Это — лесное озеро. Интересно проследить все метаморфозы этого образа, которые мы встречаем в стихотворении. Итак, в самом его начале озеро — "хрустальная чаша во мраке лесном". Далее образ озера трансформируется, и перед нами — целомудренная невеста "в венце из кувшинок, в уборе осок, в сухом ожерелье растительных дудок". Интересно, что рядом с озером изменяются и сами законы жизни "хищной природы":

Но странно, как тихо и важно кругом! Откуда в трущобах такое величье? Зачем не беснуется полчище птичье, Но спит, убаюкано сладостным сном? (I, 198)

Дальнейшая трансформация образа лесного озера идет по двум смысловым направлениям. Во-первых, "хрустальная чаша" превращается в купель, по краям которой, как свечи, стоят сосны, "смыкаясь рядами от края до края". Во-вторых, перед читателем последовательно разворачивается сравнение озера с оком больного человека:

Так око больного в тоске беспредельной При первом сиянье вечерней звезды, Уже не сочувствуя телу больному, Горит, устремленное к небу ночному. (I, 199)

Если вдуматься в это сравнение, то первое, на что мы обращаем внимание, — это скрытое отождествление больного тела человека с "больным телом" природы, и только око, несущее в себе духовное начало, предчувствует иную жизнь, жизнь, соединенную не с землей, а с небом. Это око и есть озеро. Следовательно, закон жизни "лесного озера" иной, чем закон жизни окружающей его "больной" природы, и этот закон — духовен по своей природе, которая жаждет исцеления. Последняя строфа стихотворения ("И толпы животных и диких зверей, // Просунув сквозь елки рогатые лица, // К источнику правды, к купели своей // Склонялись воды животворной напиться") дает нам надежду на то, что зло, лежащее в глубине природы, может быть преодолено и исцелено. Потрясающая по своей силе и метафорической дерзости строка о животных, которые, "просунув сквозь елки рогатые лица", склоняются к животворной воде, тоже показывает нам, что между озером и остальной природой — некая метафизическая преграда, которую нужно преодолеть. Эта преграда существует потому, что два пространства — пространство природы, коснеющей во зле, и пространство озера, соединяющего в себе Истину, Добро и Красоту, так отличаются друг от друга, что их разделяет частокол елок. Сквозь него нужно прорваться, преодолеть эту преграду.

Интересно, что в стихотворении "Бетховен" мы встречаемся с похожей смысловой формулой. Прорыв к "мировому пространству" так описан Заболоцким:

Дубравой труб и озером мелодий Ты превозмог нестройный ураган, И крикнул ты в лицо самой природе, Свой львиный лик просунув сквозь орган. (I, 198)

Характерна для этого стихотворения и лексика света, которая пронизывает все пространство этого текста. "Хрустальная чаша" только "блеснула" в начале этого стихотворения, а потом озеро "в тихом вечернем огне" "лежит в глубине, неподвижно сияя", "бездонная чаша прозрачной воды // сияла и мыслила мыслью отдельной".

Этот без преувеличения неукротимый поток света льется на читателя из самых разных стихов позднего Заболоцкого. В стихотворении "Соловей" природа уподобляется "сияющему Храму", "сияющий дождь на счастливые рвется цветы" в стихотворении "Гроза", "блистает лунным серебром // замерзший мир деревьев и растений" в стихотворении "Еще заря не встала над селом", "колеблется розовый, немигающий утренний свет" в стихотворении "В этой роще березовой". Эти примеры можно продолжать и продолжать. Произошло возвращение Заболоцкого к традиционной метафизике света, который преображает, просветляет, оживляет материю. Поэтическая мысль Заболоцкого в стихотворении "Лесное озеро" близка богословскому пониманию Крещения. Крещение — новое рождение человека, рождение духовное. Природа, которая припадет к озеру, как к купели, тоже должна родиться заново.

Читайте также другие статьи о жизни и творчестве Н. Заболоцкого.

Это стихотворение было написано в далёком теперь для нас 1957 году. Это было время хрущёвской «оттепели», когда поэзия бурно расцветала. Все без исключения, поэты писали о женщинах и для женщин.

Анализ стихотворения Сентябрь Заболоцкого

Это стихотворение «позднего» Заболоцкого, оно больше описательное, немного философское. В молодости Николай Алексеевич любил шокировать читателей своими сюжетами и сравнениями

Анализ стихотворения Заболоцкого Одинокий дуб

Николай Заболоцкий написал стихотворение под названием «Одинокий дуб» в 1957 году. Это стихотворение было написано не просто так, а под влиянием внешних, и особенно внутренних обстоятельств

Анализ стихотворения Заболоцкого Гроза идет

В конце 1957 года Н. А. Заболоцкий написал стихотворение под названием «Гроза идёт». Он очень любил красоту российских лесов и полей и часто восхвалял её в своих работах. Данный стих относится к философскому стилю написания.

Анализ стихотворения Заболоцкого Можжевеловый куст

Стихотворение «Можжевеловый куст» было написано в 1957 году и является частью сборника Заболоцкого под названием «Последняя любовь». Причиной обращения поэта в любовную лирику стало событие

Анализ стихотворения Заболоцкого О красоте человеческих лиц

Автор в своем стихотворении перечисляет типы лиц человека с помощью сравнений, олицетворений и метафор. Стихотворение состоит из 16 строк, в нем 7 предложений. Оно говорит о способности автора размышлять философски

Анализ стихотворения Заболоцкого Гроза

В стихотворении рассказывается о привычном в наших широтах природном явлении – грозе, её можно считать главной героиней этого произведения.

Анализ стихотворения Заболоцкого Не позволяй душе лениться

Николай Заболоцкий известен нам как философ и гуманист, нередко рассуждавший о том, что есть добро и зло, в чем сила человека и что такое настоящая красота. Многие из его текстов звучат как ненавязчивое дружеское наставление или поэтическое размышление

Анализ стихотворения Завещание Заболоцкий

В середине пятидесятых годов поэт возвращается из зоны заключения, где находился на протяжении шести лет. Жизнь в не свободы сильно ухудшает состояние Николая Заболоцкого, и он понимает, его жизнь скоро на этой

Анализ стихотворения Журавли Заболоцкого 8 класс

Заболоцкий написал произведение под названием «Журавли» в 1948 году на этапе своей жизни. Стихотворение само по себе очень печальное, и даже трагичное, так как сам сюжет произведения – очень необычайно

Анализ стихотворения Некрасивая девочка Заболоцкого

Изучив стихотворение «Некрасивая девочка» мне кажется, что лирическим героем в нем является неряшливая, смешная личность. Она как из анекдота. С первых же строк произведения понятно, что это очень особенная девочка, как-будто таких больше не существует

АНАЛИЗ СТИХОТВОРЕНИЯ Н. ЗАБОЛОЦКОГО «СЕНТЯБРЬ». ВОСПРИЯТИЕ, ТОЛКОВАНИЕ, ОЦЕНКА

Стихотворение «Сентябрь» было написано Н. Заболоцким в 1957 году. Оно относится к пейзажной лирике. В нем поэт признается в своей любви к осенней природе. Осень - время, любимое многими поэтами и художниками. Все мы помним «Золотую осень» Левитана. «Унылая пора! очей очарованье!

Приятна мне твоя прощальная краса», - эти строки, став­шие для нас хрестоматийными, не теряют своей ценности до сих пор. Баратынский, Пушкин, Тютчев - все они писали об осени. Свой оригинальный взгляд на осеннюю природу пред­ставляет нам Н. Заболоцкий.

Стихотворение построено на основе антитезы. Компози­ционно мы можем выделить в нем две условные части. Первая часть - это первая строфа, обнажающая мрачный сентябрь­ский пейзаж:

Сыплет дождик большие горошины,

Рвется ветер, и даль нечиста.

Закрывается тополь взъерошенный Серебристой изнанкой листа.

Вторая часть - все остальные строфы. Мы видим, как мерт­вый осенний день вдруг оживает под солнечным лучом, про­бившимся сквозь облака:

Но взгляни: сквозь отверстие облака,

Как сквозь арку из каменных плит,

В это царство тумана и морока Первый луч, пробиваясь, летит.

И вся природа сразу оживляется, становится яркой, дос­тойной кисти живописца. В финале поэт сопоставляет приро­ду и человека: словно девушка, вспыхнув, «засияла в конце сентября» орешина. И это хрупкое деревце напоминает ему «молодую царевну в венце»:

Нарисуй, словно деревце, зыбкую Молодую царевну в венце С беспокойно скользящей улыбкою На заплаканном юном лице.

Поэт использует различные средства художественной вы­разительности: эпитет («серебристой изнанкой листа»), срав­нение («словно деревце, зыбкую Молодую царевну в венце»), олицетворение («Закрывается тополь взъерошенный Сереб­ристой изнанкой листа»).

Произведения для сопоставления: Ф.И. Тютчев «Есть в осени пер­воначальной», А.С. Пушкин «Осень».

Скрепа: антитетичность картин осенней природы; сближение природного и человеческого миров (сравнение осени с «чахо­точной девой» у Пушкина).

Уникальная способность простыми словами говорить о великом была присуща Н.А. Заболоцкому. Взаимоотношения человека и природы, внутренняя и внешняя красота, любовь – это лишь небольшой перечень тем, которые раскрывает поэт в своих произведениях. Мне же наиболее интересны стихи, посвященные творчеству, рассказывающие о том, как рождаются шедевры. Поэт как бы впускает читателей к себе в мастерскую.

В стихотворении «Читая стихи» перед нами предстает и поэт-мастер, и читатель одновременно. Н.А. Заболоцкий обладает уникальной способностью становиться на место другого: ребенка, старой актрисы, слепого. Он мастер перевоплощения, и везде искренен и убедителен «стих, почти не похожий на стих…».

«Любопытно, забавно и тонко» начинает Н.А. Заболоцкий раскрывать тему творчества. Это как бы прелюдия к разговору о большом и важном, и постепенно перед нами возникает портрет настоящего мастера, который понимает «бормотанье сверчка и ребенка», может воплотить в слове «мечты человечьи» и

Вечно верует в животворящий,

Полный разума русский язык.

Его герой помогает понять назначение настоящего, подлинного искусства. Н.А. Заболоцкий четко разделяет истинную поэзию и «бессмыслицу скомканной речи». Признавая за последней «изощренность известную», автор задает риторические вопросы:

Но возможно ль мечты человечьи

В жертву этим забавам принесть?

И возможно ли русское слово

Превратить в щебетанье щегла,

Чтобы смысла живая основа

Сквозь него прозвучать не могла?

Ответы ясны, и все же поэт следующей строфой еще раз подчеркивает, что «поэзия ставит преграды…», она предназначена

Не для тех, кто, играя в шарады,

Надевает колпак колдуна.

Очень важна мысль о значимости русского слова, ибо оно «живая основа» творчества. Поэт обращает внимание на ответственность человека за сказанное и написанное, особенно это необходимо тем, кто сделал слово своей профессией. Ценно, когда оно становится не просто материалом, а настоящей поэзией. В последней строфе возвеличен

Полный разума русский язык.

Постигнуть же «разум языка» способен лишь человек, который «жизнью живет настоящей».

Слово «настоящий» мне кажется главным в этом стихотворении, хотя оно звучит всего один раз. Зато его заменяют контекстуальные синонимы: совершенство, «живая основа». Поэзия – это тоже настоящее, если отражает «мечты человечьи», а не является забавой.

Большое значение в этом стихотворении имеют метафоры, создающие образы живой природы («бормотанье сверчка и ребенка»), творческого процесса («бессмыслица речи», «разум языка»). Благодаря олицетворениям в произведении поэзия оживает: «ставит преграды нашим выдумкам», распознает истинных ценителей и надевающих «колпак колдуна».

Довольно интересен синтаксический строй стихотворения. Наличие риторических вопросов, а также восклицательного слова-предложения говорит об изменении в нем эмоционального фона: от спокойного повествования к размышлению и, наконец, чувственному взрыву. Интересно, что, являясь отрицанием, «нет» в данном случае утверждает мысль, прозвучавшую в риторических вопросах.

Н.А. Заболоцкий не экспериментирует с формой: классический катрен с чередующимся способом рифмовки, трехсложный анапест – все это делает стихотворение легким для чтения и восприятия.

Тема творчества не нова в литературе: и великий А.С. Пушкин, и противоречивый В.В. Маяковский затрагивали ее не раз. Н.А. Заболоцкий не исключение, он придал этой теме новое звучание, внеся исключительные, свойственные только ему мотивы. Поэт соединил классику и современность, недаром стихотворение, написанное в 1948 году, отчасти созвучно с лирической миниатюрой «Русский язык» И.С. Тургенева, созданной в конце девятнадцатого века. Чувство гордости возникает после прочтения подобных произведений.

Ольга Ерёмина

Николай Заболоцкий. Цикл «Последняя любовь»: опыт восприятия

“Очарована, околдована, // С ветром в поле когда-то повенчана…” Мы часто слышим по радио эти стихи, превращённые исполнителями в отдающий вульгарностью шансон. Но искажённый, потерявший одну строфу текст стихотворения Николая Заболоцкого «Признание» даже в этом случае не теряет благородно-сдержанного своего звучания, несёт в себе яркую энергию мужского восхищения тайной женственности, стремлением разгадать загадку женской души. Начинается стихотворение так:

Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана…

Из цикла Николая Заболоцкого «Последняя любовь» (1956–1957) в школьных программах и учебниках по литературе встречаются два стихотворения: «Признание» и «Можжевеловый куст». Но говорить об этих произведениях вне цикла - значит рассматривать отдельные детали ткацкого стана, когда лишь все детали в своём взаимодействии дадут возможность увидеть узор, сотканный автором.

Цикл этот можно сравнить с “панаевским циклом” Н.А. Некрасова и с “денисьевским циклом” Ф.И. Тютчева. По стихотворениям Некрасова и Тютчева можно проследить историю любви, проникнуть в сущность её ключевых моментов, познать её торжество и драматизм. Безусловно, циклы эти интересны нам не только как свидетельства любви их авторов к Авдотье Панаевой и Елене Денисьевой, но важны как художественные творения, как документы развития человеческой личности и даже - в социально-психологическом плане - как отражения динамично развивающихся отношений мужчины и женщины в целом.

Однако между произведениями Некрасова и Тютчева, с одной стороны, и циклом Заболоцкого - с другой, есть существенное различие. Стихотворения первых двух авторов объединены в циклы исследователями их творчества - литературоведами. Заболоцкий же сам объединяет десять стихотворений в единое целое, создаёт цикл - круг, кольцо переплетённых, пересекающихся образов. Рассказывая о своём позднем чувстве, поэт сам ставит заглавную букву - и точку в истории любовных отношений.

Заболоцкий осознаёт «Последнюю любовь» именно как цикл. Он размещает стихотворения не точно по хронологии развития событий: стихотворение «Встреча» помещено девятым номером. По сути, поэт создаёт роман в стихах. Если любовные стихотворения первых книг Ахматовой можно было бы сравнить с разрозненными страницами из различных романов, то цикл Заболоцкого - это законченное и композиционно выстроенное художественное произведение со своей идеей, с развитием действия и кульминацией просветления.

Интерпретация лирического произведения - процесс глубоко индивидуальный. Такой подход к интерпретации позволяет автору статьи говорить о своих личных ассоциациях, впускать в текст поток сознания. В данном случае это не есть нескромность, но закономерность, связанная с особенностями восприятия лирики.

Давайте откроем томик Заболоцкого и вместе прочитаем цикл «Последняя любовь».

Начинается созданный поэтом роман стихотворением «Чертополох» - не с картины первого свидания, а с изображения неожиданно вспыхнувшей душевной драмы.

Принесли букет чертополоха
И на стол поставили, и вот
Предо мной пожар, и суматоха,
И огней багровый хоровод.

Первая же строка вызывает в сознании странный диссонанс: не принято создавать букеты из чертополоха! В народном восприятии это колючее сорное растение, именуемое татарином (татарником), мордвином, муратом (В.И. Даль), соединяется с представлением о вредном, нечистом, злом.

Очевидно, именно слово “мурат” подтолкнуло Льва Толстого к созданию поэтического образа несгибаемого, обладающего поразительной волей к жизни придорожного татарника в повести «Хаджи Мурат». С этих пор в сознании, наполненном литературными ассоциациями, образ этого растения получил ореол страстности и романтизма.

Что же для лирического героя Заболоцкого внезапно вспыхнувшая любовь? Чертополох - чёрт, нечисть, страсть, черта, разделяющая жизнь; полыхание, всполохи, огонь, очистительное пламя, которое не бывает нечистым. Роковое соединение тёмного с высоким. Душевный пожар, сумятица чувств, багровый (не багряный) хоровод огней.

Эти звёзды с острыми концами,
Эти брызги северной зари
И гремят и стонут бубенцами,
Фонарями вспыхнув изнутри.

Звёзды - звезда с звездою говорит - высокий свет, к которому стремишься; но звёзды - с острыми концами, которые могут ранить тело и душу. Северная заря - Аврора - звездою севера явись - лента зари забрызгана звёздами; брызги - это когда что-то разлилось или разорвалось - или брызги фонтана - ворвались, как маленькие черти, в святилище, где сон и фимиам…

Цветы чертополоха - гремят и стонут бубенцами - образ русской дороги - колокольчик звенит - этот стон у нас песней зовётся… Фонарями - ночь, улица, фонарь, аптека - вспыхнув изнутри - и только маленький фонарщик… Пушкинская мелодия и бесконечная русская дорога, долг и неутолимая страстность сплавлены воедино.

Самое первое слово - глагол: принесли . Кто принёс? Нет, не я. Но кто внёс в мою комнату этот букет? И почему у меня нет сил его убрать? Выкинуть вон? Те, кто принёс, обладают особой властью, давая неизбежность и право измученной, испепелённой страданиями душе пережить это внезапно раскрывшееся чувство.

Прислушиваясь к себе, вглядываясь в странный букет, лирический герой видит во вспышках раскрывшихся бутонов полыханье рождающихся вселенных, с ясностью ощущает человека - микрокосмом, душу и тело - воплощением космической борьбы материи и духа.

Это тоже образ мирозданья,
Организм, сплетённый из лучей,
Битвы неоконченной пыланье,
Полыханье поднятых мечей.
Это башня ярости и славы,
Где к копью приставлено копьё,
Где пучки цветов, кровавоглавы,
Прямо в сердце врезаны моё.

Странный букет навевает сон - быль? Навь и явь - как их различить? Образ женщины - “сказочной птицы” - архетип русского сознания - связан с образом “высокой темницы” - башни, терема, где живут царские дочери-невесты. Чёрная, как ночь, решётка преграждает путь герою. Но герой - не сказочный богатырь, не прискачет к нему на помощь Сивка-Бурка.

Но и я живу, как видно, плохо,
Ибо я помочь не в силах ей.
И встаёт стена чертополоха
Между мной и радостью моей.

Это горькое осознание, как образ острого, ранящего, пронзающего насквозь (“простёрся шип клинообразный” в «Чертополохе» - “проколовший меня смертоносной иглой” в «Можжевеловом кусте»), проходит через весь цикл «Последняя любовь».

И последняя строка - “взор её неугасимых глаз” - негасимая лампада - вечная лампада зажжена - ореол святости, ощущение великого таинства.

Пятистопный песенный хорей сменяется трёхстопным, вальсирующим на волнах анапестом «Морской прогулки».

На сверкающем глиссере белом
Мы заехали в каменный грот,
И скала опрокинутым телом
Заслонила от нас небосвод.

Если чертить сюжетную линию романа, то нужно написать: герой со своей возлюбленной едут из города, где трудно встречаться, на море, в Крым. Банальная псевдоромантическая поездка? Подальше от жены, к ласкающему морю? Для лирического героя цикла это не так. Каждый день, каждый взгляд он воспринимает как горький подарок, в событиях видит отражение вечности.

В первом стихотворении - взгляд в небо, соотнесение своего мироощущения с законами мироздания, высшими законами. Во втором - обращение к воде как символу подсознания, погружение в мир отражений, попытка постичь законы превращения тела и движений души.

“В подземном мерцающем зале”, под нависшей неживой массой, вдруг ставшей одушевлённой - телом - скалы, страсти теряют накал, человеческое тело теряет вес и значимость.

Мы и сами прозрачными стали,
Как фигурки из тонкой слюды.

Отражённый мир всегда притягивал внимание поэтов и художников. Бликующие, множащиеся, дробящиеся отражения у Заболоцкого приобретают метафизический смысл. Люди пытаются осознать себя в отражениях, а те, как законченные стихи, уже отделились от своих прототипов-создателей, подражают, но не копируют их.

Под великой одеждою моря,
Подражая движеньям людей,
Целый мир ликованья и горя
Жил диковинной жизнью своей.

Жизнь человека отражается дважды - в космосе и в воде, и вертикаль духа связывает две стихии.

Что-то там и рвалось, и кипело,
И сплеталось, и снова рвалось,
И скалы опрокинутой тело
Пробивало над нами насквозь.

Загадка отражений завораживает, но остаётся нераскрытой: водитель увозит экскурсантов из грота, и “высокая и лёгкая волна” уносит лирического героя из реальной жизни, жизни воображения и духа - в сон быта.

И в конце второго стихотворения появляется образ, который тоже станет сквозным для всего цикла, - образ лица (твоё лицо в его простой оправе) как воплощения жизни души.

…И Таврида из моря вставала,
Приближаясь к лицу твоему.

Не возлюбленная приближается к берегам Крыма, но Таврида, древняя, насыщенная памятью земля, как живая, встаёт навстречу женщине, словно вглядываясь в её лицо, пытаясь распознать, насколько потоки её сознания синхронизированы с глубинными токами рождающей земли.

Кульминация сюжетной части цикла - стихотворение «Признание». Это не простое признание в любви. Женщина, которую любит лирический герой, - необычное существо. Веселье и печаль - земные чувства, которые может испытывать простая женщина. Героиня цикла - “не весёлая, не печальная”, она обвенчана с ветром в поле, она сходит к возлюбленному с неба; соединяясь с ней, он словно бы соединяется с мировой душой. Но её магическое начало не просто затаено, скрыто - оно заковано в оковы - “высокая темница // И решётка, чёрная, как ночь”. Заковано кем? Судьбой? Роком? Это остаётся неизвестным так же, как и кто же принёс букет чертополоха.

Стремление выявить в полной мере подлинную - колдовскую, надмирную - сущность (вечную женственность?) вызывает страстные попытки разорвать оковы. Поцелуи сказочного принца разрывают чары волшебного сна - герой разрывает оковы “слезами и стихотвореньями”, которые прожигают не тело, но душу.

Человек - это мир, замок, башня (отворите мне темницу, дайте мне сиянье дня, чернобровую девицу), в которую надо ворваться.

Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжёлые,
В эти чёрные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.

Мир полуночной тайны не становится плоским: даже слёзы - не слёзы, они только чудятся, может быть, они только отзвук собственных слёз, а дальше, за ними, - ещё одна решётка, чёрная, как ночь…

И вновь, как в «Морской прогулке», кружит нас четырёхстопный анапест - это «Последняя любовь». В первых трёх стихотворениях мы видим только лирического героя и его возлюбленную, здесь же появляется третье лицо - наблюдатель, шофёр. И повествование ведётся не от первого лица, как раньше, а от лица автора, что даёт возможность взглянуть на ситуацию со стороны.

Вечер. Водитель такси привозит пассажиров к цветнику и ждёт их, пока они гуляют.

…Пожилой пассажир у куртины
Задержался с подругой своей.
И водитель сквозь сонные веки
Вдруг заметил два странных лица,
Обращённых друг к другу навеки
И забывших себя до конца.

Заметил не фигуры, не позы - лица! Лица не влюблённые, не восторженные, не восхищённые - странные . Любовь для героев - не лёгкий флирт, не физиологическое влечение, но гораздо больше: забвение себя, обретение смысла жизни, когда человек вдруг понимает: так вот для чего дана душа! Такая любовь освящена свыше.

Два туманные лёгкие света
Исходили из них…

Описание великолепной цветущей клумбы - “красоты уходящего лета” - напоминает стихи Заболоцкого раннего с его дерзкими и красноречивыми сравнениями. Но тогда это было самоцелью - здесь же становится средством создания контраста между торжеством жизни, праздником природы и неизбежностью человеческого горя.

Цветочный круг, по которому молча идут наши герои, кажется бесконечным, но шофёр - наблюдатель - знает, что кончается лето, “что давно уж их песенка спета”. Но герои пока этого не знают. Не знают? Почему же они идут молча?

Южное счастье действительно кончилось. Снова, как в первом стихотворении, пятистопный хорей, повествование от первого лица, Москва и невозможность встречаться: “Голос в телефоне”. Лицо живёт отдельно - и голос тоже отделяется от тела, словно обретая собственную плоть. Сначала он “звонкий, точно птица”, чистый, сияющий, как родник. Затем - “дальнее рыданье”, “прощанье с радостью души”. Голос наполняется покаяньем и пропадает: “Сгинул он в каком-то диком поле…” А где же ещё должен был пропасть голос красавицы, обвенчанной - в поле - с ветром? Но это не летнее ковыльное поле - это поле, по которому гуляет вьюга. Чёрная решётка темницы превращается в чёрный телефон, голос - пленник чёрного телефона, душа - отражение духа в теле - кричит от боли…

Шестое и седьмое стихотворения теряют названия, их заменяют безликие звёздочки. Строки становятся короче, стихотворения - тоже. Шестое - двустопный амфибрахий, седьмое - двустопный анапест.

“Клялась ты до гроба // Быть милой моей” - до гроба не получилось. “Мы стали умней”? Счастье до гроба… Бывает ли оно? Вновь возникают мотивы воды, отражений, лебедь - птица сказки, мечты - уплывает к земле - любовная лодка разбилась о быт; вода блещет одиноко - дай войти в эти очи тяжёлые - в ней уже никто не отражается - только ночная звезда.

Торжествующие цветы куртины осыпались - только посредине панели лежит полумёртвый цветок. Лежит не в свете огней, а в белом сумраке - в белом саване - дня - “Как твоё отраженье // На душе у меня”.

Букет чертополоха с клинообразными шипами словно возвращается в «Можжевеловом кусте». Мы снова входим вместе с лирическим героем в причудливые переплетения образов сна, связываем начало и конец любовной истории сквозными мотивами.

Я увидел во сне можжевеловый куст,
Я услышал вдали металлический хруст,
Аметистовых ягод услышал я звон,
И во сне, в тишине, мне понравился он.

Можжевельник наших среднерусских лесов - куст, ветвями которого устилают дорогу уходящим в последний путь - ягоды не вызревают. Можжевеловые кусты Крыма - почти деревья - священные деревья для местных народов - знойное солнце, ароматное облако смолистых запахов - звон цикад - красно-лиловые ягоды. Человек идёт по траве, наступает на сухую ветку - ветка хрустнула под ногой - как хрустит металл? Солнечное полыханье поднятых мечей, звон битвы - превращается в разрушение, в металлический хруст… Парная рифмовка словно бы укорачивает стих, дыхание становится тише и реже.

Стена чертополоха возвращается мраком древесных ветвей, сквозь который просвечивает “чуть живое подобье улыбки твоей”. Уже не видно лица - осталась лишь улыбка - Чеширский кот - которая живёт в сознании лирического героя - ценность - мне было довольно того, что след гвоздя был виден вчера - тает, как развеивается аромат смолы.

Надо растить свой сад!

Но тучи рассеялись, наваждение ушло:

В золотых небесах за окошком моим
Облака проплывают одно за другим,
Облетевший мой садик безжизнен и пуст…
Да простит тебя бог, можжевеловый куст!

Страсти улеглись, прощение послано, любовная история завершена. Казалось бы, цикл закончен. Но лирический герой вглядывается в свою душу, в свой “облетевший садик”, настойчиво вопрошая: зачем? Почему мне была ниспослана эта любовь-испытание? Если всё прошло, то что же осталось?

Ответ на этот вопрос приносит кульминация духовная - девятое стихотворение «Встреча». Эпиграф его - камертон, по которому настроены важнейшие образы цикла: “И лицо с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавевшая дверь, - улыбнулось…” (Л.Толстой. «Война и мир»).

Лирический герой - “вечный мизантроп”, потерявший веру в жизнь, отчуждённый от людей чередой тяжких испытаний - вспоминает о первой встрече с женщиной, благодаря которой скорлупа недоверия дала трещину, а затем и вовсе растворилась в живительных лучах радости.

Как открывается заржавевшая дверь,
С трудом, с усилием, - забыв о том, что было,
Она, моя нежданная, теперь
Своё лицо навстречу мне открыла.
И хлынул свет - не свет, но целый сноп
Живых лучей, - не сноп, но целый ворох
Весны и радости, и вечный мизантроп,
Смешался я…

Неугасимый свет жизни, освящённой любовью, вновь зажёгся для героя, овладел его мыслями и заставил открыть окно в сад - раскрыть свою душу навстречу проявлением мира. Мотыльки из сада помчались навстречу абажуру - я словно бабочка к огню - сама жизнь, сама любовь - один из них доверчиво уселся на плечо героя: “…Он был прозрачен, трепетен и розов”.

Радость существования - это высшее единство, и анализ попыткой классифицировать чувства и ощущения порой разрушает эту радость.

Моих вопросов не было ещё,
Да и не нужно было их - вопросов.

У человеческих поступков есть несколько уровней: уровень событийный, сюжетный, сущность которого понимается обыденным сознанием, и уровень, выводящий на бытие Мировой Души. История любви героя на первом уровне закончилась расставанием, но она подняла его душу над обыденностью, помогла ему познать в себе подлинного человека, до того скрытого коростой недоверия и горя, подарила свет - “целый ворох весны и радости”. И помогает жить дальше - под золотыми небесами, где проплывают облака, над золотыми листьями аллей.

Простые, тихие, седые,
Он с палкой, с зонтиком она, -
Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотемна.

Это эпилог - стихотворение «Старость». Повествование от третьего лица. Осень. Супруги, прожившие вместе жизнь, понимают каждый взгляд друг друга. К ним пришло прощение и покой, души их горят “светло и ровно”. Крест страдания, который несли они, оказался животворным.

Изнемогая, как калеки,
Под гнётом слабостей своих,
В одно единое навеки
Слились живые души их.

С тех пор эти ель и сосна вместе растут. Их корни сплелись, их стволы тянулись вверх рядом к свету… Прекрасная пальма осталась на горючем утёсе.

И пришло осознание, что счастье - “лишь зарница, // Лишь отдалённый слабый свет”. Отсвет иной - высшей - радости. Но не это главное: кроме фатализма, в стихотворении - позитивное утверждение, что счастье - синяя птица, светлый конь - “требует труда”! Труда нашего, человеческого, который один способен создать противовес роковому принесли .

Кольцевая композиция: свет листьев, образ человеческих душ - горящих свечей - в концовке стихотворения.

Огненное смятение чертополоха переплавилось в золото понимания. Цикл - круг, роман - завершён.

Спонсор публикации: каталог онлайн интернет радио http://radiovolna.net/. В каталоге, который для удобства рубрицирован по жанрам, странам и языкам, каждый легко найдет радиостанцию, соответствующую его вкусовым предпочтениям. RadioVolna представляет радио различных музыкальных стилей и жанров – от современной популярной и танцевальной музыки до фолка и кантри, от классики и ретро до рока и техно, от джаза и блюза до шансона и городского романса. Новостные радиостанции предложат самую свежую информацию всем тем, кто намеревается быть постоянно в курсе главных мировых событий, кому интересны комментарии и мнения экспертов, кто хочет следить за котировками ценных бумаг и валют. Благодаря современным технологиям теперь в самом отдаленном уголке земного шара можно слушать любимые радиостанции в прекрасном качестве.