Любому пьющему свойственно тешить себя мыслью, что страшная эта пропасть — алкоголизм — находится где-то далеко впереди, что уж он-то обязательно сумеет остановиться вовремя, заметив ее появление на горизонте. Так думают очень многие и не понимают, что уже давно идут вдоль этой пропасти, что она не впереди, она — притаилась рядом и терпеливо ждет, когда идущий по ее краешку человек поскользнется или оступится.

Водка уже убила нескольких моих друзей и знакомых. Их карьера была блестящей, жизнь складывалась удачно, и ничто в ней не предвещало такого страшного конца. На моих глазах ушел из жизни аспирант философского факультета МГУ, эрудит и умница Славик; я помню, как умер солист Александровского хора — блистательный тенор Вася, певший когда-то по всему миру свою знаменитую «Калинку»; как с интервалом в пол-года друг за другом тихо скончались мои соседи, чета заслуженных врачей-пенсионеров… Все эти люди были верующими, талантливыми и трудолюбивыми, всех их погубил алкоголь, и финал их жизни уже ничем не отличался от горькой судьбы спившегося тракториста или грузчика.
Я сам много лет танцевал над этой бездной на узком карнизе «умеренного пития», и мне невероятно повезло — я успел заметить, что до катастрофы мне остался всего один шаг. Этот шаг я не сделал, но хорошо запомнил, как это было страшно: понимать, что ты больше не властен над собой, что водка стала сильнее и ты уже не в силах сказать ей «нет».

Когда все началось? Трудно сказать. Может быть, началом стал наперсток портвейна, который наши деревенские родственники за семейным столом наливали мне, первоклашке, со словами: «Мужик растет — пускай привыкает». А может — две бутылки крепленого вина, которое мы с приятелем — таким же двенадцатилетним оболтусом, в обстановке строжайшей конспирации распили в лесу без всякой закуски на первомайские праздники. Отравились, конечно, со страшной силой, но все-таки первый практикум по подавлению рвотного рефлекса при выпивке состоялся для меня именно тогда.
Эти упражнения я активно продолжил спустя несколько лет, когда после восьмого класса пошел работать в ремонтные мастерские Управления механизированных работ №14, которое обслуживало строительство газопровода Уренгой-Помары-Ужгород. В мастерские стаскивали для починки «убитые» на трассе бульдозеры, трубоукладчики и экскаваторы, а я был принят туда в качестве ученика слесаря по ремонту строительной техники. Что такое «слесарь», я понял довольно быстро: на бульдозерах у нас работали шофера, которых лишили прав за пьянство, поэтому о пьяницах на Севере так и говорили — пьет, как бульдозерист. А вот спившихся бульдозеристов переводили уже в слесаря по ремонту. К ним-то меня и определили в ученики. Мне было тогда пятнадцать лет.

Слесаря оказались тихими беззлобными алкашами, которые сразу же нашли мне достойное место в своем дружном коллективе. Дело в том, что по тогдашнему КЗОТу никакие санкции за нарушение трудовой дисциплины на несовершеннолетних не распространялись, поэтому наказать или уволить меня с работы было практически невозможным делом. Этим юридическим казусом и воспользовались мои наставники: я стал «гонцом». Спиртным тогда начинали торговать с одиннадцати утра. К этому вожделенному часу я получал от коллег деньги, сумку и отправлялся через дыру в заборе к ближайшему магазину, ничуть не боясь напороться на начальство.
Покупал пару бутылок водки, плавленый сырок или банку консервов и через ту же дыру возвращался на рабочее место.
Слесаря наливали мне вровень, по-взрослому, и лишь поругивали за то, что слишком налегаю на закуску, которую по их понятиям надлежало экономить.
…Через полгода я успешно сдал экзамен на квалификационной комиссии и тоже стал слесарем по ремонту строительной техники второго разряда, сравнявшись со своими учителями в этом высоком звании. Навык пить водку, не морщась, я приобрел именно в тот период своей жизни, хотя тяги к спиртному у меня тогда еще не возникло. Просто все вокруг пили, и я пил вместе со всеми — за компанию безо всякого интереса и удовольствия.
Несмотря на юный возраст, я понимал, что все это — почти самое дно и вовсе не собирался ходить в слесарях пожизненно.

В семнадцать лет я поступил на оркестровое отделение областного музыкального училища, и до сих пор благодарю Бога за этот поворот в моей судьбе. Там меня окружал уже совсем другой народ, живущий совсем другими смыслами, проблемами и радостями. Я тоже потихоньку привыкал к этой новой жизни, а друзья, которых я тогда встретил, и по сей день остаются для меня самыми близкими людьми, хотя с той поры прошло уже двадцать пять лет. Все там было прекрасно, все мне нравилось, и лишь одно обстоятельство перекидывало мосток к моему слесарному прошлому: несмотря на всю свою утонченность и изыск, музыканты пили не слабее бульдозеристов. Примерно раз в неделю мужской этаж в общежитии сдавал пустую винную посуду. Называлось все это дело — операция «баян», поскольку пустые бутылки выносились через вахту в футляре от баяна, и нужно было лишь постараться, чтобы «баян» случайно не звякнул, когда его несли мимо коменданта и воспитателя. Те, кому было лень сдавать «баян», складировали пустую тару за передней стенкой фортепиано, которые стояли у нас в каждой комнате. Несчастный инструмент после этого начинал звучать с ощутимым хрустальным тоном.

…В конце первого курса я был призван в армию и угодил в стройбат. После музучилища это напоминало контрастный душ. Личный состав нашей роты на три четверти был укомплектован мелкими уголовниками, уже успевшими до армии отмотать по первому сроку. Как пили там, я не хочу вспоминать в подробностях. Скажу лишь, что служили мы в самый разгар Горбачевского «сухого закона», благодаря которому вместо водки и портвейна я научился употреблять внутрь одеколон «Русский лес», антистатик «Лана 1», лосьон «Огуречный» и прочие спиртосодержащие жидкости в различных комбинациях, достойных пера Венички Ерофеева. Банальный самогон был в те годы недосягаемым деликатесом, а наши ротные умельцы умудрялись добывать спирт даже из гуталина…
И все-таки даже тогда я не считал, что спился. Хотя, описывая все это сейчас, не знаю — смеяться над этими воспоминаниями или плакать. Не спился… Что же это нужно было еще над собой сделать, чтобы посчитать себя спившимся, как еще себя поуродовать? Если бы только можно было отмотать время назад, если б можно было стереть со своей юности всю эту дрянь, словно похабное слово со стены…
Но я тогда и вправду еще мог жить без алкоголя, и пил скорее — по инерции. Организм дураку достался крепкий.
Демобилизовавшись, я вернулся в музучилище, продолжил учебу, а вместе с ней — кутежи, гулянки и обильные возлияния. Конец моего студенчества совпал с развалом СССР. К тому времени я уже женился, мы ждали ребенка. Нужно было обеспечивать семью, но сделать это на музыкантские заработки оказалось в то время невозможно. И я пошел работать на стройку, учеником каменщика, а если проще — подсобником. Опять я стал пролетарием, опять меня окружали поддатые работяги, но теперь я уже категорически отказывался выпить с ними «за уважение» и за все время работы в этой конторе не употребил на рабочем месте ни капли спиртного. Причина была проста: я стал верующим и пришел в Церковь.

Вот здесь бы и сказать, что, уверовав, я бросил пить навсегда, но — увы… Этого не произошло. Дело в том, что в Православии нет категорического запрета на употребление спиртного. Хотя, казалось бы, совершенно ясно сказано в Новом Завете …не упивайтесь вином (Еф 5 :18), и еще, что пьяницы…Царствия Божия не наследуют (1 Кор 6 :10). Но вот ведь заковыка: какой же пьющий человек признает себя пьяницей? Где критерий такой оценки? С блудом, например, понятно: переспал вне брака с женщиной — все! Ты уже блудник. С воровством то же самое, и с убийством… Там есть определенность. А как определить грань, за которой умеренно пьющий человек превращается в пьяницу, не наследующего спасения? Каждый ведь считает, что вполне себя контролирует и пьет в меру.
Вот только меру эту каждый устанавливает себе сам. Я, например, еще совсем недавно мог выпить под хорошую закуску больше литра водки и язык у меня при этом не заплетался, а на ногах я стоял твердо. Ну разве ж это называется — «упиваться», господа хорошие? Не-ет, упивается тот, кто под забором валяется, получку пропивает да жену бьет. А у меня-то все гармонично: семья сыта-одета-обута, деньги в дом приношу исправно, выпиваю исключительно на досуге, ну а на работе — ни-ни! Какой же я вам «пьяница»?
Примерно так я рассуждал лет десять подряд, успокаивая себя знаменитым тезисом: «…веселие на Руси есть пити, без того не можем жити», а также мыслями о том, что «…ее же и монаси приемлют» и что «…вино веселит сердце человека».
Много было всякого за это время, начиная с первого моего Великого поста, когда мы с приятелями путем нехитрых логических умозаключений пришли к выводу, что водка — постный продукт, поскольку ни яиц, ни мяса, ни молока в себе не содержит. Помню, как рьяно мы однажды «постились», закусывая сорокаградусную жидкость сухим черным хлебом, и как после этого я вознамерился прочесть вечернее правило. Строчки в молитвослове налезали одна на другую, я безуспешно пытался сохранить перед иконой вертикальное положение и с тоской думал, что с моей духовной жизнью, видимо, не все в порядке.
За эти десять лет в мой обиход постепенно вошли «сто грамм после работы, для снятия мышечного тонуса»; веселые застолья на встречах со старыми друзьями, которые мы уже не мыслили себе без водки; разговения после постов с обязательным «принятием внутрь» и еще много всего…
Годами я утешал себя тем, что так живут очень многие, что это не пьянство, а все то же злосчастное «умеренное употребление». С такой мыслью, как с ненадежным балансиром, я бродил по самому краю пропасти и не замечал этого, до тех пор пока меня не зашатало всерьез, пока я не увидал, что до настоящего запойного алкоголизма мне остался всего один шаг и я уже занес ногу над обрывом.

Несколько лет я работал в Подмосковье, где строил заказчикам камины по индивидуальным проектам. Работа очень хорошо оплачивалась, за несколько дней я зарабатывал столько, что нашей семье этого хватало на несколько месяцев. Правда, заказов было не очень много и только в сезон, поэтому зимой мы жили на деньги, заработанные летом, но все равно на круг получалось достаточно, чтобы не бедствовать.
Я очень уставал на этих заказах, и не только физически. Здесь у меня не было ни начальников, ни подчиненных, абсолютно все приходилось делать самому. Я сам размещал рекламу, сам договаривался с заказчиком и разрабатывал проект, сам составлял смету, занимался закупкой и доставкой материалов на объект, наконец — строил камин. Но главная забота начиналась потом, когда нужно было получить с клиента деньги за выполненную работу. И, хотя кидали меня всего пару раз, теоретически такая возможность присутствовала на каждом заказе. Приходилось постоянно быть настороже, поэтому даже когда все благополучно заканчивалось и я получал оговоренную сумму, нервное напряжение меня все равно не отпускало.
От Москвы до нашего поселка — шесть часов езды на автобусе. Я покупал себе в дорогу пару банок какого-нибудь слабоалкогольного коктейля — «джин-тоника» или «отвертки», выпивал их, и только после этого чувствовал, что все уже действительно закончилось, что деньги у меня в кармане и я, наконец, еду домой.
Однажды мне попалась какая-то совсем уж мерзкая «Отвертка», и я подумал — а чего, собственно, заниматься ерундой? Это же просто низкокачественный спирт, разбавленный вонючей апельсиновой эссенцией. Если купить чекушку хорошей водки и апельсинового сока, получится то же самое, только без побочных эффектов. И я стал снимать напряжение после заказов водкой. Очень скоро вместо чекушки я уже покупал в дорогу нормальную поллитровку, которую за шесть часов принимал на грудь полностью. Повторюсь — я тогда вообще не пьянел и дома жена лишь по запаху могла определить, что в дороге я пил. Был для меня в этом даже такой дурацкий шик типа: «Во я какой орел! Целую бутылку засадил, и — ни в одном глазу!»
Тогда я еще не знал, что с водкой такие номера не проходят, что она может ждать очень долго, но потом обязательно возьмет свое. Довольно скоро мне пришлось убедиться в этом на практике.

Как-то раз я приехал в Москву всего на один день по делам, не связанным с работой. Такая поездка была, скорее, в удовольствие, чем в напряг, никакой усталости или нервного напряжения в тот день у меня не было и в помине. Но когда вечером я сел в свой автобус на обратный рейс, то почувствовал непонятный, но очень сильный дискомфорт. Больше всего это было похоже на нехватку воздуха в легких, когда дышишь и никак не можешь продышаться. Организм, помимо моей воли, властно чего-то требовал, а я никак не мог разобрать — чего именно. И вдруг с удивлением и ужасом понял: водка! Нужна водка, причем не мне, а моему организму, который я так старательно приучал к ней много лет подряд. Это было не осознанное желание, и вообще не психический процесс, а скорее, физиологический: на автобус из Москвы у моего организма выработался самый настоящий условный рефлекс. Точь-в-точь как у собак академика Павлова на лампочку.
Ох, как же я закручинился, когда все это понял… Сердце сжала тоска, в голове вяло ворочалась какая-то банальность вроде: «Вот оно как бывает-то, оказывается. Ну ты и попал…» Но времени на осмысление случившегося уже не оставалось, автобус вот-вот должен был отправляться и я… быстренько побежал в магазин за поллитровкой.

Так я стал настоящим алкоголиком, перед которым уже не стояло выбора — «пить, или не пить?». Довольно быстро я обнаружил, что рефлекс на автобус у меня отнюдь не единственный. Ну вот, к примеру, закусывать в автобусе — проблема. Консервы или салатик с собой в дорогу не возьмешь, неудобно это. И я брал к водке нарезку какого-нибудь мясного деликатеса, который обычно не покупал из-за дороговизны. А тут чего экономить — с заказа ведь еду, денег полный карман! Так и привык, что вкусная еда — приложение к водке. Поэтому, когда дома жена готовила котлеты или жаркое, я уже не мог воспринимать их иначе, как — закуску. И опять бежал в магазин…
А дальше пошло-поехало: стресс снять — чекушка, с женой поссорился — чекушка, тоскливо стало долгими зимними вечерами — три дня подряд по чекушке.
Как-то я подсчитал, что если бы раз в неделю выпивал, скажем — литр водки, это было бы почти вдвое меньше, чем мой ежедневный «чекушечный» аперитивчик. С такими объемами моя бедная печень уже не справлялась. Я начал пьянеть. Описывать это противно, да и нет тут ничего интересного. Скажу лишь, что из самого трезвого человека в любой пьющей компании я превратился в обыкновенного пьянчужку, тупо косеющего уже через сорок минут после начала банкета.
Было совершенно ясно, что это — последний звонок, что дальше со мной начнет происходить то, что я уже много раз видел раньше на примере других, но тешил себя самодовольной мыслью о том, что уж с моей-то способностью — пить, не пьянея, мне такая беда не грозит. А теперь она не просто грозила, она уже победно ухмылялась, глядя мне в лицо. И выбор передо мной был совсем небольшой: падать в этот мрак дальше, до упора, или все-таки напрячь остатки воли и хотя бы попытаться из него выбраться.

Совсем завязать с выпивкой уже не получалось. Чтобы хоть как-то упорядочить свое пьянство я твердо решил: больше ни в коем случае не пить в одиночку. Со стороны эта решимость может показаться смешной, но другого выхода я для себя тогда не видел и как мог держался этого правила. Если уж совсем поджимало и прихватывало — покупал бутылку и шел в гости. Усаживаясь в автобус из Москвы, я с надеждой осматривал салон в поисках знакомого лица, и если находил себе собутыльника, то с облегчением бежал в магазин… Но один больше не пил.
Так прошел год. Пить я стал намного меньше, но тяга к спиртному не исчезала, зато стремительно сузился круг людей, с которыми можно было хлопнуть по рюмочке. Практически все мои друзья годам к 35 вышли на тот же рубеж, что и я. Каждый спасался от своего алкоголизма как мог, и никому из нас даже в голову не приходило предложить другому скоротать вечерок за бутылкой. Все мы уже поняли, что больны и старались не искушать друг друга.

Ни о зашивке, ни о кодировке никто из нас даже не думал, по очень специфической и важной причине: зашитым и кодированным алкоголикам нельзя причащаться. Дело в том, что при зашивке человеку вгоняется, с интервалом минут в десять, несколько препаратов контрастного действия, от которых его последовательно бросает то в жар, то в холод. А потом ему очень убедительно объясняют, что теперь даже капля спиртного, попав в его организм, вступит в реакцию с этой «волшебной смесью», превратится в смертельный яд и убьет его. Клин вышибают клином, рефлекс побеждается другим рефлексом, а страх смерти намного сильнее тяги к алкоголю. Во всяком случае, все зашитые, которых я знаю лично, испуганно шарахаются даже от кефира и кваса, опасаясь мизерной доли спирта, образующейся там при брожении.
А ведь православная Евхаристия совершается на виноградном вине. Следовательно, для зашитого человека дорога к Причастию заказана. Вернее, он может, конечно, подойти к Чаше, но только при условии, что вера в истинность Тела и Крови Христовых окажется у него сильнее страха смерти. Но о таких случаях я не слыхал ни разу.
Хотя один мой друг умудрился найти выход и из этой дилеммы. Он зашивается на год, по окончании этого срока идет в храм, причащается и… зашивается еще на год, до следующего причастия. Такой вот странный у человека ритм евхаристической жизни. Я не сторонник подобных методов, но в данном случае просто не знаю, как к этому относиться. Потому что без зашивки этот мой друг за несколько месяцев превращается в настоящее животное, пьющее беспробудно с интервалом дней в пять-шесть между трехнедельными запоями. Страшнее всего то, что он до сих пор не считает себя алкоголиком и уверен, что пьет умеренно, его запои лишь — досадное недоразумение, а зашивается он — так, «на всякий случай»…

Время шло, я старался пить как можно реже и меньше, но иногда, совершенно неожиданно для себя, все-таки срывался в штопор. Не знаю, сколько бы еще тянулась эта моя позиционная война со своим алкоголизмом, если бы однажды Господь не сотворил чудо.
…В очередной раз я сорвался, когда приехал к друзьям в подмосковный Обнинск. Дело было Великим постом, накануне праздника Благовещенья. Мы сидели с другом в его музыкальной студии, он показывал мне материал для своего нового альбома, я рассказывал ему о своих немудреных делах, а на следующий день мы собирались вместе пойти в храм, где настоятелем был еще один мой старый друг. Я приехал именно к ним, я вообще не думал о выпивке, потому что оба они — абсолютно непьющие люди. И вдруг… Какой-то полузнакомый гитарист Колян, случайно забредший в студию… Какой-то сомнительный повод — вроде бы дочка у него родилась, что ли… какая-то нелепая убежденность в том, что — «святое же дело, нужно же обмыть…»
Короче, напился я тогда ужасно. На следующий день мы пришли в храм уже к концу праздничного богослужения. Там меня многие знали, любили и очень обрадовались, когда я появился. Ребята с клироса звали меня попеть на молебне, я вяло отнекивался и норовил стать поближе к выходу. Голова раскалывалась, мутило до темноты в глазах, а на душе было так мерзко, что жить дальше не хотелось.
Я смотрел на икону Богородицы, но молиться не мог даже в уме. Слов не было. Я просто стоял и плакал от собственного бессилия, оттого что так и не смог победить в себе эту мерзость, оттого что большая часть жизни уже прожита, и — так глупо…

Недели через три я вдруг с изумлением понял, что с тех пор ни разу не выпил. Более того — я целых три недели вообще не замечал, что не пью. Это было невероятно, этого просто не могло быть, но факт — упрямая вещь. Мне больше не хотелось выпить нигде и ни при каких обстоятельствах. Теперь я спокойно мог сидеть за праздничным столом, уставленным водкой, и никакого желания или стремления к спиртному не испытывал. Все мои рефлексы на алкоголь исчезли настолько одномоментно, что я даже не заметил, как это произошло. Будто Господь взял меня и опять поставил на тот самый перекресток, с которого я много-много лет назад ушел не по той дороге. Только теперь я уже хорошо знал, куда она ведет. Слишком хорошо…

Тут бы этой сказке и кончиться счастливо. Да только не получилось из меня добра-молодца. Мало-помалу, разок, другой, третий… Нет, я очень аккуратно сейчас пью, и отлично понимаю, что каждый мой глоток — шаг по той самой проклятой дороге. Но единственное, на что меня сегодня хватает, это всего лишь — не частить, шагать пореже. А ведь был шанс, была прекрасная возможность вообще никогда больше не прикасаться к этой отраве, забыть о ней навсегда. Почему же я ею не воспользовался? Не знаю… Видно, кроме алкоголизма есть во мне что-то еще, что толкает и толкает к краю, переламывая даже опытное знание, так дорого мне доставшееся.

Когда я слышу о чудесном исцелении уверовавшего пьяницы, то не радуюсь за него. Мне за него страшно. Да, Господь может исцелить алкоголика чудесным образом, и я знаю об этом не понаслышке. Но вот запретить себе пить после такого исцеления человек может только сам. Потому что Бог никого не кодирует, не зашивает и никому не завязывает горло на узел. Он лишь обращается к каждому из нас словами пророка Моисея: жизнь и смерть предложил Я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое. (Втор 3 :19) И не от чудесного исцеления зависит дальнейшая судьба такого человека, но от его решимости и твердости в выборе между жизнью и смертью.
…А я все топчусь на своем перекрестке. То пробегу несколько шажков по дороге к смерти и проклятию, то испуганно отпрыгиваю обратно в жизнь. Это и есть для меня сегодня — умеренное питие. И чем оно закончится, знает один лишь Господь…

Бытует мнение, что женский алкоголизм неизлечим. Женщины алкоголички, как правило, спиваются за несколько лет, и процесс этот в большинстве случаев необратим. Но есть несколько "но". И с такими "но", в рамках успешной истории избавления от алкоголизма, мы сегодня познакомимся.

Я всегда считала, что алкоголики - это опустившиеся и социально опасные люди, которые валяются под забором и достойны исключительно презрения и порицания. Мне никогда не приходило в голову, что никто из них не родился таким, что это такая болезнь, и уж тем более, что жертвой этой болезни окажусь и я…

Мои родители расстались, когда мне было 3 месяца от роду, так как отец сильно пил. Впоследствии он пил и в следующей семье, упустил множество возможностей, раз 18 лежал в наркологии, впал в депрессию и умер от воспаления внутренних органов в возрасте 59-ти лет. При этом выглядел он как 86-тилетний дед.

Я выросла в совершенно непьющей атмосфере с мамой, бабушкой и дедушкой, и они совсем не употребляли спиртное. Но особой любви к себе я не испытывала, скорее чувствовала себя везде отверженной, какой-то не такой, - и дома, и в садике, и в школе, а впоследствии и в университете. Почти все время я находилась в состоянии уныния, подавленности и мечтала о том счастливом дне, когда я вырвусь из-под семейного крылышка и поеду учиться в столицу. В том, что это случится, я не сомневалась.

Со второго раза я поступила на филологический факультет одного из лучших университетов страны. Поселилась в общежитии, начала подрабатывать. Было тяжело, крутилась как белка в колесе, и тут я открыла для себя, что бутылка пива, пару рюмок водки в парке с однокурсниками, банка слабоалкогольного напитка или бокал коньячку существенно меняют мое настроение, делают меня уверенной в себе, радостной, полной сил и драйва. Я могла очень много выпить, а редкие тяжелые похмелья совсем меня не пугали – ну с кем не бывает. Жизнь заиграла новыми красками.

Я устроилась на работу в очень престижную компанию, у меня появился очень любимый мною человек, подвернулась перспектива уехать жить в другую страну, в один из самых красивых городов на земле. Употребление алкоголя стало ежедневным, мне это нравилось, вокруг меня собирались люди, которые разделяли мою симпатию к спиртному, попойки и вечеринки стали главными в моей жизни. Какое-то время все это было весело, безвредно для меня и окружающих.
Я была центром внимания, постоянно придумывала интересные поездки, головокружительные идеи, окружающим было со мной интересно.

Потом мне стало становиться плохо на следующий день, я начала похмеляться. Вялотекущее употребление длилось неделями. Каждое утро в ванной стояла банка с марганцовкой, чтобы очистить желудок. Иначе выйти на работу мне было крайне сложно. Но уже к обеду очередная рюмка дарила мне тепло и легкость. И так по кругу...

Наряду с потерей физических сил, я стала вести себя все более и более неадекватно. Стала раздражительной, настоящей хамкой, могла наорать на мужа и членов его семьи, оскорбить человека в транспорте, мне было плевать на всех и на все. Я считала себя пупом земли и была уверена, что способна решить все проблемы и рассказать всем, как им нужно жить. Если же кто-то со мной не соглашался – он сразу становился врагом.

На этом этапе я разругалась с матерью, которая настаивала на наличии у меня проблемы с алкоголем, а я упорно доказывала ей, что это у нее проблемы с головой и вообще она мне больше не мать. Я стала терять память во время попоек, муж часто практически приносил меня домой, начались необоснованные страхи, депрессии, приступы отчаяния.

Я пользовалась любой возможностью, чтобы остаться дома и пить в одиночку, я перестала ходить в кино и читать, от меня отвернулось большинство бывших собутыльников – после 30 минут застолья я, как правило, приходила в состояние анабиоза и могла произнести только 2 слова – «такси» и «домой». Со мной стало совсем неинтересно. Более того, я могла оскорбить и высказать все гадости, которые были в тот момент в моем воспаленном мозгу. Я стала пить с соседями, неважно с какими - лишь бы наливали.

В это время пришли эмиграционные документы на выезд за рубеж. Уж там-то, думала я, брошу пить - и все наладится. Здесь я пила потому, что страна такая, повсюду одни глупцы, проблем много. А там, в другой сказочной стране, все будет по-другому. Как же я ошибалась…

Пить я начала еще в такси по дороге в аэропорт. Не помню, как мы долетели, ночью в доме наших друзей мне было страшно плохо, и впервые у меня случилась посталкогольная депрессия. Я боялась выглянуть на улицу. Муж не знал иностранного языка, мне пришлось взять на себя все вопросы обустройства, поиска работы, квартиры и т.д. Но выпивка уже мешала мне принимать правильные решения, делать правильный выбор. Я стала пить еще больше и еще чаще...

Я меняла работы, пробовала не работать вообще, в конце концов, решила стать актрисой (о чем всегда мечтала) и даже пошла на актерские курсы. Но ничто уже не могло меня остановить. Моим любимым времяпрепровождением стала бутылка водки и сидение на лавочке в конце улицы или большая бутыль коньяку и разговоры по телефону с родными и друзьями из Украины. Я начинала в 6 утра, засыпала пьяная, отсыпалась и потом начинала снова.

Появилась возможность вернуться на родину, и я приняла решение ехать, так как разочаровалась в эмиграции. Мне казалось, что я ошиблась, надо вернуться к дальнейшим поискам счастья. Но в то время я уже понимала, что у меня проблемы с выпивкой, так как остановиться я не могла, сколько я не принимала таких решений, а я считала себя волевым человеком. Дошло до того, что для того чтобы нормально себя чувствовать, мне нужно было закидывать каждые 15 минут рюмку коньяку. Я понимала, что в таком состоянии я много не наработаю.

По возвращении в Украину, я закодировалась. На 5-й день я напилась, а буквально через пару дней после этого у меня начались такие сильные страхи, что пришлось увеличить и без того большие дозы спиртного для того, чтобы выйти на улицу, дойти до работы, ходить гулять и т.д. К тому моменту, вся моя жизнь уже свелась к тому, чтобы пить. Начались панические атаки. Я боялась ездить в метро. Мы шли гулять в парк – я искала глазами любую забегаловку и под любым предлогом тянула туда мужа, шли в театр – я рвалась в буфет, в кино - сеанс не начинался без 2-3х бокалов пива.

По утрам я кое-как собирала себя в кучу и еле дотягивала до обеда, чтобы выпить вновь. Алкоголь перестал приносить удовольствие и облегчение. Я просто не могла не пить. Пришлось обратиться к врачу. Тот прописал сильные успокоительные, которые привели к ухудшению состояния. Я стала как зомби, появился шум в ушах. В это время я начала изменять мужу. Не потому, что мне кто-то нравился, а потому, что перестала понимать что хорошо, а что плохо. Мы отдалились друг от друга.

Однажды я обнаружила в квартире следы пребывания другой женщины. Если бы я была здорова, то трагедию можно было бы предотвратить. Мы все-таки прожили вместе 7 лет. Но я, как страус, спряталась за бутылку и предпочла ничего не замечать. Само рассосется. Так, к сожалению, думают алкоголики.

Муж практически не появлялся дома. А я даже была этому рада. Я могла совершенно спокойно напиваться и при этом еще и его винить – мол, это ты виноват. Последний месяц 2006-го года я почти не помню. Дозы алкоголя становились неуправляемо объемными, поведение все более неадекватным, а как я умудрялась ходить на работу - мне до сих пор непонятно.

В один «прекрасный» пьяный вечер я так напилась, что не открыла мужу дверь – просто не слышала. Он ждал под дверью на холоде 4 часа, а потом плюнул и ушел к другой женщине… навсегда. Это стало последней каплей. Жить со мной стало невозможно.

В шоковом состоянии я вдруг резко перестала пить. Совсем. Я не знала, как вернуть мужа, страшно мучилась, жизнь превратилась в кошмар, я не ела 14 дней и потеряла в весе 15 кг, выглядела как тощая моль, по лицу пошли прыщи, полезли волосы, усугубились страхи, бессонница... Пришлось обратиться к психиатру.

Мне диагностировали депрессию и выписали кучу антидепрессантов и транквилизаторов. Пить запретили, а мне и не хотелось. Я была уверена, что с этим покончено. Ведь я не притрагивалась к алкоголю целых 3 месяца. Под таблетками настроение поднялось, я набрала вес, забыла о расставании с мужем, нашла нового претендента на руку и сердце, с которым была знакома без году неделя и стала жить дальше уверенная, что все теперь будет хорошо. Как только меня сняли с препаратов – через 10 дней я снова впала в депрессию. В этот раз пришлось лечь в больницу и провести там 3 недели под капельницей.

По совету друзей, мы с моим новым другом уехали в Турцию, и там я сорвалась после 6 месяцев воздержания. Я выпила целый поднос коктейлей, пила, пока не стало очень плохо, пришлось вызывать врача и чистить желудок. Через 3 месяца случился очередной срыв, мы поссорились с моим мужчиной, и я в состоянии алкогольного опьянения улетела в другой город, где случился первый случай приближающейся белой горячки.

В первую ночь вызывали одна за другой 3 бригады скорой помощи. Утром меня увезли в психбольницу, где после рассказа о том, что со мной будут там делать, мама написала заявление на отказ от госпитализации. 3 дня я прожила как в тумане, потом подействовали лекарства, и я вернулась обратно в город, в котором жила, в сопровождении мамы.

Через какое-то время я выгнала маму, выгнала бойфренда и решила начать все с начала. Устроилась на новую работу, купила абонемент в хороший спортзал, бросила курить. Но жизнь меня не радовала, успехов на работе я не делала – мне было все равно и через 3 месяца меня попросили собрать вещи, вручили зарплату и указали на дверь.

Отчаяние и одиночество заставило меня вернуться к бывшему другу, а через 5 дней я по непонятной причине снова напилась, совершенно не задумываясь о последствиях. По случайности, мы в тот же день попали в автомобильную аварию. Тут я напилась, всласть оправдывая себя стрессовой ситуацией. Потом снова анабиоз, снова скорые и таблетки.

В этот раз решили отвезти меня в монастырь, вдруг пребывание там пойдет мне на пользу. Через неделю меня оттуда отправили обратно, так как я ничего не хотела делать, все время плакала и жаловалась. По дороге обратно я напилась прямо в автобусе, и пришлось везти меня снова в больницу и откачивать. В этот раз я пила уже прямо в больнице.

Через какое-то время была еще одна попытка справиться с проблемой. Снова новая работа, новая квартира, новые планы. Я напилась на Пасху. Не помню как и не помню зачем. В результате я сама себе вызвала бригаду скорой помощи и попала в острое отделение центрального сумасшедшего дома. Когда я пришла в себя, то пришла в ужас от осознания своего положения. Меня не хотели выпускать, но через 4 дня выпустили под ответственность моего «жениха». Ну, думала я, после такого я уж точно пить никогда не стану. Но не тут то было…

Работу найти мне уже не удавалось. Люди, на чьи рекомендации я ссылалась, видимо не были обо мне высокого мнения. Я присела на безалкогольное пиво и поначалу выпивала по 1-2 банки в день. Через пару недель я пила уже по 10-12 бутылок в день. Потом очередной срыв – бессмысленный и непонятный, очередная больница – воспаление поджелудочной железы и снова безнадежность.

Тем летом мне исполнялось 30 лет... Я чувствовала отчаяние, одиночество. Мама непрестанно настаивала на моем возвращении домой. Но я упорно не хотела даже слышать об этом. Ведь я столько лет мечтала оттуда уехать совсем не для того, чтобы возвращаться туда вновь, мое самолюбие не выдержит такого удара, думала я.

Я почти полностью потеряла сон, муки бессонницы стали непереносимыми. Я не пила, но постоянно думала о водке. И наконец, наступил еще один день, когда у меня мозг горел от желания выпить, и я снова пошла в магазин. В этот день я узнала, что мой друг - наркоман, употребляет кокаин и разные другие вещества. Если бы я не пила и не была так занята своими переживаниями, я бы поняла это раньше.

Болезнь сделала из меня социопата, я боялась выйти из дома, не соображала что делаю, ругалась с соседями, напивалась и вызывала милицию, страшилась высоты и боялась окон и балконов, - мне казалось, что я туда прыгну. По ночам я бродила по близлежащим магазинам в поисках бутылки и пила прямо с утра, усердно делая вид, что я трезвая. Я превратилась в сумасшедшую. Мне стало по-настоящему страшно. До сих пор я считала, что я могу всем управлять. Тут я поняла, что ситуация гораздо хуже.

Моя жизнь висела на волоске, и я сделала последнее усилие и рванула к единственному человеку, которому была небезразлична, - к маме. Дома меня пришлось освобождать от зависимости от транквилизаторов, пройти курс лечения в больнице. Страхи были невыносимыми, я боялась ходить по улице, оставаться одна в квартире, общаться с людьми и т.д. Мы ходили с мамой в церковь в надежде вымолить у Бога облегчение в обмен на стояние на службе.

Я практически ни с кем не общалась, никуда не ходила. Мне становилось все хуже. Зимой 2008-го года по совету друзей я решила сменить обстановку и отправилась в Египет. Я провела неделю в номере, мне было страшно дойти даже до ресторана и поесть. Меня ничто не радовало. В последний день я решила, что лучше выпить и страдать, чем просто страдать, и пошла в бар. Там я глотнула вина, испугалась и больше не пила, а прочистила желудок. Думаю, что если бы я выпила больше, то до дома бы не долетела.

По возвращении домой, я потеряла интерес ко всему, я могла лежать днями на диване, уставившись в потолок и ни о чем не думая, я не знала, как прожить следующую минуту. Пришлось уволиться с работы. Один раз я сделала попытку выпить с подругой немного шампанского. Закончился эксперимент уже через сутки. Был выпит ящик спиртного, осуществлен загул в ночном клубе, а проснулась я вообще одетая в постели с подругой и незнакомцем, а также бешеным желанием продолжить пить. Еще один раз решила выпить чуть-чуть мартини в ресторане с друзьями – конец помню слабо, так как было выпито несчетное количество бутылок спиртного, и я несколько раз возвращалась по непонятной причине в ночной клуб в поисках приключений.

Меня пробовали колоть уколами от тяги к спиртному, водить к экстрасенсам, целителям, выливали воск, подвергали разным видам психотерапии. Я допилась до того, что стала брать деньги в долг у соседей, так как мама отняла у меня документы и деньги. Я проклинала спиртное, но без него не могла. Я лила его в себя, оно уже не лезло, я рвала и тут же пила его вновь.

Последней надеждой стал некий монах, который в далеком закарпатском селе вроде бы как отмаливал от пьянства. Я была уверена, что мне можно еще выпить. Ведь я еду лечиться. Теперь меня вылечат, и я больше не наслажусь этим сладким чувством эйфории. Увы, моя память помнила все только хорошее о моем друге-алкоголе. Я не помнила ни ночей, проведенных в обнимку с унитазом, ни клятв Богу и близким и кому угодно, что брошу пить, если только мне станет легче, ни унижений связанных с презрением ко мне окружающих. Заработанные за годы профессиональных успехов деньги были истрачены на бесконечное лечение.

В общем, я снова напилась. В этот раз мне не было хорошо вообще. Через 10 минут я качалась и падала, я пила стаканами, не соображая, что я пью. Мне было все равно, лишь бы горело. Мартини, паленый коньяк на вокзале. Потом я пыталась выбить окно в купе, ругалась с милицией, проснулась по уши в собственной рвоте, хотела выйти на первом же полустанке и отправиться куда глаза глядят, начала похмеляться всем подряд.

Когда мы доехали до заветного села, я уже сходила с ума от отвратительного и нескончаемого желания пить дальше. Я бродила по селу в поисках опохмелки и готова была отдать все за стакан любого пойла. Под церковью нищий бросил мне вслед крепкое словцо, я схватила его за грудки и хотела с ним драться. Мама вынуждена была купить мне бутылку вина, чтобы немного утихомирить.

По дороге обратно я приставала к незнакомым людям, подралась с мужчиной, который пытался со мной флиртовать в вагоне. Когда я очнулась на верхней полке на подъезде к дому, то поняла, что это конец. Надежд я больше не имела. Все методы были опробованы. Впереди маячила обмоченная раскладушка, пустые бутылки, жизнь на мамину пенсию и вонючая гнилая смерть.

Ни жить, ни работать я не могла и не хотела. Каким-то непонятным последним усилием я притащилась в больницу, где уже лечилась ранее, и взмолилась о помощи. Врачи не трогали меня первые два дня. Меня ничем не кололи. Я просто лежала и отходила. Четко помню пришедшую мне в голову мысль – лучше сойти с ума, умереть, бегать голой – но не пить. Я еще верила, что мне дадут таблетку – и все пройдет.

Мне предложили полную изоляцию на месяц. Это называлось психотерапевтической рамкой. Врачи считали, что мне нужно дойти до дна в своих эмоциональных страданиях, перестать жалеть себя, начать выбираться самой. Алкоголизм не лечится, сказали мне. Выбирайся девочка из этого болота сама. Я бесконечно благодарна медперсоналу за эту честность. Один врач в течение 3-х недель отвечал на мои бесконечные глупые вопросы, психотерапевт помогла разобраться с внутренними проблемами.

Но все это не принесло бы результатов, если бы я вдруг не поняла, что жить все равно как-то надо, что жизнь не закончится по моему желанию, что солнце будет вставать и садиться со мной или без меня, а еще, что никакие проблемы не стоят такого кошмара, к которому привел меня алкоголь и к чему еще приведет, если я не получу помощи.

Кто-то принес мне в больницу Библию. Я вставала со слезами и через «не хочу» и «не могу» делала простые вещи – чистила зубы, умывалась, стирала белье, ела, рисовала и через силу читала. Сначала это было страшно трудно. В выходные, когда остальные пациенты палаты уходили домой – я рыдала как бешеная корова и прямо на стены лезла, так мне себя было жалко.

Я считала, что жизнь кончилась и никак не могла смириться с тем, что такая королева как я будет теперь прозябать в захолустье. Но потихоньку пришло понимание того, что лучше жить в захолустье, чем не жить совсем. И что я ничем не руковожу, что я могу только принимать обстоятельства и жить с миром в душе или беситься и доказывать свое, обвиняя всех и вся и медленно уничтожать себя.

У меня не было выхода. Мне пришлось просто жить. Кнопки «Выпивка» уже не существовало на клавиатуре моего компьютера. Я поняла, что от человека, который лежит под забором меня отличает глоток спиртного. И что мы с ним больны одной и той же болезнью, только лишь на разных стадиях.

Из больницы я вышла, смирившись со своей долей и со своей болезнью. Все методы лечения алкоголизма были перепробованы. Оставалось надеяться на чудо. Кто-то сказал моей матери, что есть такое общество Анонимных алкоголиков (АА), что такая группа есть и в нашем городе, и что люди остаются трезвыми годами, посещая собрания этого сообщества.

Я была готова на все, лишь бы не возвращаться к прежнему образу жизни. Я пошла на самую простую работу, занялась простыми домашними делами и стала ходить на собрания АА. Я с легкостью назвала себя алкоголиком, ведь люди, которые ходили на группы делились со мной теми же проблемами, симптомами, чувствами, мыслями и эмоциями. Оказалось, что я не одна такая уникальная, исчезло чувство одиночества, появилась цель в жизни. С тех пор прошло почти 7 лет. Столько трезвой я не была никогда с тех пор, как в 12 лет попробовала свое первое спиртное.

Программа обретения трезвости в АА не является религиозной. Это путь духовного развития личности, который, в свою очередь, ведет к избавлению от тех недостатков личности, которые вели когда-то к пьянству.

Ко мне вернулось уважение и любовь окружающих. Я стала сама себя уважать. У меня появились теплые, близкие и дружеские отношения с мамой, о которых я мечтала с детства. Будучи трезвой и не теряя данных мне талантов и возможностей, я очень быстро достигла надежного финансового и профессионального положения.

Путешествия, новые впечатления, новый образ жизни, - все это дала мне трезвость. А самое главное – мне нравится быть трезвой. Я обнаружила, что не существует таких проблем, которые нельзя было бы прожить без бутылки, что все трудности проходят, что в радостные моменты есть намного более интересные способы отметить праздник, и что жизнь стоит того, чтобы жить.

АА стало для меня источником новых сил и надежд, подарило единомышленников, помогло найти себя. Духовный рост - это задача на всю жизнь. Но я к ней готова. Ведь я хочу жить и не просто жить, а жить хорошо!

Для справки: Что такое «Анонимные алкоголики?»

Письмом Министерства Охраны Здоровья Украины от 25.02.2003г. засвидетельствовано, что группы Анонимных Алкоголиков (АА) или Анонимных Наркоманов (НА) принадлежат к всемирно известному движению групп самопомощи, которые помогают в лечении и реабилитации больных алкоголизмом и наркоманией, руководствуясь принципами и идеями Программы выздоровления «12 Шагов» и «12 Традиций». Эффективность этой программы, которая существует более 70 лет, подтверждена мировым опытом и множеством научных исследований. Программа «12 шагов» - как основа реабилитации химически зависимых – применяется в США, Польше, Италии, Канаде и многих других странах мира.

С 1991 года программа «12 Шагов» используется и в Украине при лечении и реабилитации больных, страдающих алкоголизмом и наркоманией, она внесена в Отраслевые унифицированные стандарты медицинских технологий наркологической помощи населению в лечебно-профилактических учреждениях Украины, утвержденных приказом МОЗ Украины от 27.07.98 №226. Группы самопомощи существуют за счет самофинансирования и не ведут никакой хозяйственной деятельности.

Анонимные Алкоголики – это добровольное, всемирное товарищество мужчин и женщин из всех слоев общества, которые встречаются вместе, чтобы обрести трезвость и поддерживать трезвость. Единственное условие для членства – желание прекратить пить.АА не связаны ни с какой сектой, религией или политическим направлением. Помощь сообщества бесплатна и доступна каждому, кто о ней попросит.

Движение берет свое начало с 1935-го года, было основано в США. На сегодняшний день более 2000000 мужчин и женщин во всем мире выздоравливают от алкоголизма благодаря Сообществу Анонимных алкоголиков по базовой программе «12 шагов».

В 1951 году Анонимным Алкоголикам была вручена премия Ласкера. Премия Ласкера (англ. Lasker Award; Ласкеровская премия) - американская премия в области медицинских наук, которую рассматривают как «вторую Нобелевскую для США».

Следующая выдержка, в частности, гласит: «Американская общественная ассоциация здравоохранения по итогам 1951 года вручает Анонимным Алкоголикам премию Ласкера в знак признания организации ими уникального и высокоэффективного подхода к решению этой вековой проблемы здравоохранения и общества – алкоголизма… Подчёркивая, что алкоголизм – это болезнь, можно постепенно снять пятно общественного позора, связанное с ним… Когда-нибудь историки, возможно, признают, что Анонимные Алкоголики стали замечательным предприятием в деле общественных первопроходцев, которые изобрели новый инструмент для совместного действия; совершенно новую терапию, основанную на общности и сходстве страданий и имеющую огромный потенциал в вопросе лечения несметного количества других проблем человечества».

Контакты Сообщества Анонимных Алкоголиков в Украине.

Это длинная и тяжелая история. Такая длинная, как целая жизнь, и такая тяжелая, какой только может быть судьба человека, загнавшего себя в лапы страшной болезни. Кто знает, могла ли эта история развиваться по другому сценарию. Да это и не важно. Важно то, что подобных судеб, увы, слишком много. И в каждой из них есть хотя бы один переломный момент, когда можно начать свою историю с чистого листа. Хочется верить, что для кого-то той самой точкой отсчета новой жизни станет эта пронзительная исповедь.

Знакомьтесь: ее зовут Вера. Ей 36 лет. Она - инвалид с детства. И она – алкоголик.

В круге первом

Я родилась в Минске, в семье рабочих. Папа – воспитанник детдома, мама – родом из деревни, колхозница. Оба тяжело и много работали на заводе. Все, что сумели нажить: государственную «двушку» в «рабочем» районе столицы и двоих детей (меня и моего старшего брата Витю).

Я впервые попробовала алкоголь в неполные 5 лет. Мы гостили у бабушки в деревне. Каждый наш приезд туда сопровождался застольями. Пригубить самогонку предложили родители. Я отчетливо помню, как жидкость огнем полыхнула во рту и горле. Но тут же перед глазами появился зыбкий туман, все вокруг как будто напиталось воздухом и запарило. Необыкновенная легкость наполнила тело ощущением полета… Это были настолько сильные эмоции и переживания, что я помню их до сих пор. Годы спустя я подспудно искала именно их повторения.

Мне было 10, когда развалился Советский Союз. Папа ушел с завода, подался в «перекупы». В силу возраста, тонкости его бизнеса меня волновали мало. Но в конце концов он куда-то вляпался, был осужден на 12 лет, отсидел половину срока и вышел по амнистии.

В круге втором

Еще до того, как отца осудили, родители развелись, хотя продолжали жить в одной квартире. За то время, что папа сидел, мама стала больше пить.

У нас изначально не сложилось с мамой близких доверительных отношений. Ее любовь была суровой, мы не получали ни ласки, ни нежных слов. При этом она никогда нас не била. И прикладывала максимум усилий, чтобы вылечить мои суставы. В свое время мама бесконечно возила меня по врачам и больницам, добывала путевки в санатории, влезала в долги, скупая дорогостоящие лекарства...

В какой-то момент она просто сломалась. Не было рядом отца, не на кого было опереться, не с кем было разделить ответственность… Она не нашла другого способа глушить свою женскую слабость и бессилие, кроме как алкоголем. Когда я подросла, ее попойки были мне даже на руку: мама пьяная, значит, могу покурить, выпить, гулять допоздна и никого не спрашивать…

Второй раз я в 12 лет… в школе, сидя за первой партой на уроке истории. Учитель был пьющий, от него всегда разило перегаром. Он частенько похмелялся втихаря, чтобы избавиться от тремора. Подруга принесла из дому самодельное вино, мы наклонялись под парту и пили его из пробки. А сколько там надо в 12 лет! Учитель истории ничего не заметил. А вот другая учительница все поняла и отвела нас к медсестре... Шума было много, но выходка фактически сошла нам с рук. Родителей отчитали, предупредили, что ситуация будет на контроле, дома мы получили по первое число и - все на этом.

А я второй раз испытала то же чувство эйфории, которое всколыхнуло детские воспоминания. В общем-то, это и предопределило мои будущие 15 лет жизни. Но еще 2-3 года я дружила с алкоголем «на расстоянии»: изредка пила пиво, причем налить стаканчик могла и мама.

В круге третьем

Лет с 15 я стала употреблять алкоголь постоянно. Собирались компанией, покупали вскладчину вино, пили у кого-то дома, или на даче, в подъезде, на улице. Перед тем как выпить, глотали подсолнечное масло, чтобы запаха не было и опьянение наступало не сразу…

11 классов я окончила с трудом. Это при том, что с 5-го класса обучалась на дому. Маме с самого начала предлагали такую возможность. Но я ходила в школу, чтобы не отрываться от сверстников. После случая на уроке истории мама посчитала, что действительно будет лучше перевести меня на надомное обучение. До 9-го класса учеба складывалась неплохо, а потом пошло-поехало. Папа сидел. Брата забрали в армию. И я в сложный подростковый период осталась одна.

Мама уходила в сильные запои, а я - на улицу, к друзьям. Бывало, когда приходили учителя, я не открывала дверь, потому что мама спала дома пьяная, в квартире висел запах сигарет и перегара… Нередко сама звонила учителям и говорила, что у меня процедуры в поликлинике. Поскольку я инвалид, все выглядело правдоподобно. Мной двигал стыд и желание прикрыть маму, естественная потребность спрятать некрасивое от посторонних глаз. Но объективно: я всегда была одета и накормлена. Как бы сильно мама ни пила, для нее существовало непреложное правило: заполнить холодильник, купить все необходимое. Она и сама, несмотря на злоупотребление, хорошо питалась (может поэтому до сих пор вполне сносно себя чувствует, в отличие от отца).

В круге четвертом

К моменту окончания школы я полностью увлеклась свободной жизнью, которая ни к чему не обязывает. К работе интереса не было. При этом мне хотелось курить «нормальные» сигареты, скидываться в компании на выпивку не меньше других… «Свои» деньги давали свободу и независимость, возможность чувствовать себя взрослой и самостоятельной.

К этому времени вернулись папа из тюрьмы, брат из армии. Мы с отцом ездили в Раков продавать комбикорм. В 4 часа утра уезжали, в 9-10 уже были дома. Я получала зарплату, «левые» деньги тоже оставляла себе.

Брат после возвращения из армии устроился на работу в крупный универсам охранником, с первой зарплаты купил мне игровую приставку, маме – дорогой набор посуды. Ему очень хотелось показать, кто в доме настоящий мужчина. Не срослось. Скоро он связался с не очень хорошей компанией. Хотя это фактически было неизбежно. Все – друзья детства, почти все – из нашего подъезда. Повзрослев, каждый из них пошел своей дорогой. Пока брат служил, многие из его друзей отбывали сроки. В какой-то момент их дороги снова пересеклись.

В той компании брат попробовал героин. Банально: просто поругался с подругой, ему предложили унять душевную боль уколом. Я не скажу, что до этого Витя вел нездоровый образ жизни. Наоборот. Занимался велоспортом (еще со школы, он даже на соревнования ездил в Болгарию и Чехию), ходил в бассейн, бегал по утрам, боксировал… Тот единственный укол перечеркнул все разом.

Помню героиновые ломки. Собственно, так мы и обнаружили, что Витя подсел на иглу. Я наблюдала разные ломки от разных препаратов. Героиновые – самые страшные. Мне было физически больно видеть, как страдает брат. Ведь он фактически заменил мне отца, когда тот сидел, и мать, когда та пропадала в пьяном угаре. Он для меня был всем: и царем, и богом. Я очень ждала его из армии, надеялась, что вот тогда мы и заживем…

Отец сначала хотел отправить Витю в больницу, но мама запретила, потому что это подразумевало учет и контроль, метку на всю жизнь. Тогда папа стал покупать спиртное и просто вливать в Витю, чтобы тот спал беспробудно. Две недели его продержали дома. Тогда, нам казалось, мы его спасли. На самом деле все только усугубилось. Помимо наркотиков брат пристрастился и к алкоголю. («Многоборец» - так называли между собой брата его «сотоварищи», потому что он мог уколоться, потом залить это дело водкой, потом дешевым вином, а в довершение покурить травы).

В компанию Вити попала и я. Во-первых, наивно надеялась, что так смогу контролировать брата. Во-вторых, мне нравилось быть «своей девочкой» среди фактически взрослых мужчин. У меня тогда появился кавалер, на 13 лет старше, несколько раз судимый, но для меня, 16-летней, это не имело значения.

В это же время мы стали пить и дома. Мама могла покричать, но больше для приличия, мол, она в отличие от нас пьет только по выходным, работа тяжелая, имеет право расслабиться. При этом сама покупала нам спиртное для опохмелки. В итоге мы стали пить все вместе. Могли пьянствовать выходные напролет. И это было нормально для нас. Когда заканчивались деньги, мама запросто могла сдать в ломбард мало-мальски ценную вещь и купить алкоголь, часто не ради собственного опохмела, а чтобы нам с братом плохо не было.

В круге пятом

По мере взросления я нашла для себя еще одну причину пить: алкоголем снимала свои физические комплексы. Он давал иллюзию абсолютного совершенства. Хотя в реальности все выглядело безобразно и отвратительно: и внешность, и поступки.

Подшофе мы запросто могли избить первого встречного, отнять деньги, обмануть, обокрасть квартиру... Драки и свары между своими тоже были обычным делом. Несмотря на мою любовь и преданность брату, однажды он «продал» меня, как проститутку (выпить хотелось, а денег не было). «Товар» не отдал: ударил мужчину по голове, забрал деньги, на них пила вся компания. Стыдно и больно об этом вспоминать. Тогда же никто угрызений совести не испытывал. А брат получил свой первый срок.

И этот сценарий был предсказуем. Потому что сначала ты пьешь, когда есть за что. Как только заканчиваются деньги и друзья, которые могли бы «угостить», идешь на любые поступки, чтобы получить алкоголь или наркотики.

При этом кайфа уже нет и не будет, и ты это знаешь. Ты знаешь, что будет бить дрожь, тошнить и выворачивать изнутри, бросать то в жар, то в холод, ты будешь мучиться бессонницей, балансируя между явью и беспамятством … Тебе будет плохо. Очень плохо. Но не выпить еще хуже. Страшное состояние, когда пить не можешь, и не пить не можешь. Ты продолжаешь оправдывать свой алкоголизм: все пьют, и я пью; не стою под магазином, не бомжую. Значит проблемы нет. Мне бы вот только сейчас «поправить здоровье» и больше в рот ни капли... И ведь ты свято веришь в это! Но чудес не бывает. Начинаешь с 50 грамм и пьешь столько, что потом уже не помнишь, ни что с тобой происходило, ни где ты был, что делал, что делали с тобой, и сколько времени прошло: час? Сутки? Неделя? ... Бывало, меня приносили домой, ставили возле двери и звонили. Мама открывала, и я просто падала в квартиру. Мне было чуть за 20…

В круге шестом

В это время я работала продавцом на рынке у маминой подруги. Обзавелась очередным ухажером. Он, естественно, был алкоголиком, причем тяжелым: с алкогольной эпилепсией. На рынке перебивался случайными заработками, поила я его фактически за свои. Но мне было комфортно. Я нашла себе человека по духу и разуму. Ни один день не был для нас «сухим».

Я допилась до того, что по утрам на рынок со мной ездил папа: поднимать роллеты у меня не было сил, практически не уходил тремор. При этом мне не хотелось, чтобы соседки видели мое состояние и пыталась делать хорошую мину при плохой игре. Хотя все давно уже все знали. Мне говорили в глаза: «У тебя родители проблемные, брат. Так хоть ты за ум возьмись. Есть же больницы, центры реабилитационные…» Но я не слушала; людей, которые пытались мне помочь, люто ненавидела.

Последние месяцы работы на рынке я, казалось, пила, не переставая. Чернило, самое дешевое, по 3-4 «полторашки» в день. Могла закрыться внутри киоска и спать. В выходные с мамой на двоих запросто «уговаривали» 3 бутылки водки. Напивались вусмерть. Падали, спали, просыпались, снова пили…

Я стала быстро хмелеть. Сильно похудела.

Мне периодами было так плохо, что папа на руках носил меня в туалет. При этом я ползла на работу, потому что знала: будут покупатели, - значит, будут деньги, - значит, смогу выпить. Сначала часть выручки я просто забирала себе, записывала и клялась, что все верну. Я не вернула ни копейки и в конце концов обанкротила подругу своей матери (та, к слову, любила меня как дочь, жалела, поэтому никаких жестких мер не принимала, все пыталась достучаться до меня словами).

Однажды я попросила у нее несколько выходных. Мне было очень плохо. Отлежалась. В рот ни капли не брала эти дни. Вышла на работу. И… купила джин-тоник. Выпила. Что потом произошло, не помню. Очнулась, когда вокруг была толпа народа, врачи... Со мной случился эпилептический припадок.

После того случая у меня впервые появилось желание и робкие попытки завязать. После выписки из больницы маме сказала: больше пить не буду.

Мои подруги, одноклассницы, знакомые, у которых нет и не было проблем с алкоголем, давно вышли замуж, детей нарожали, у них семьи, квартиры, машины… А у меня что? Я помню, свой страх, что мне уже никогда не подняться, у меня ничего нет и не будет. И растерянность: что делать? Как жить дальше?

Ответов не нашла и… снова запила. Но уже с перерывами. Неделю пила – неделю бросала. В один из таких периодов трезвости ко мне пришла «белочка».

Спать легли, а я не могу глаз сомкнуть которую ночь подряд. Чувствую, кто-то по мне ползает, под одеялом букашки, все тело чешется. Пошла в душ в надежде смыть с себя эту грязь. Папа влетел в ванную, когда я размахивала перед собой лезвием, отбиваясь от чертей. Пока ждали скорую, я сидела у папы на коленях: там по мне никто не ползал, на меня не нападал. Стоило мне слезть с колен – все черти снова на меня…

Лечилась я в «Новинках». Мне не забыть глаза мамы, полные боли и слез, когда меня выводили на «свидание»… Не дай бог такого ни одной матери. Ее дети были живы, но она их потеряла. 25-летняя дочь хронический алкоголик, физический и моральный инвалид. И 31-летний сын – законченный наркоман. Без семьи, без работы, в постоянном дурмане и абстинентных муках. Не жизнь – ад.

В круге седьмом

8 месяцев после больницы я не пила. Мне было страшно от мысли, что все может повториться: приступ эпилепсии, белая горячка. В это же время алкоголь стал забирать у меня близких. В запое от инсульта умерла родная сестра моей матери. Совсем скоро – в 22 года – от цирроза печени умер ее сын, мой двоюродный брат.

Но в остальном все было по-прежнему, даже мои отношения с рыночным кавалером. Я все так же покупала ему алкоголь, но не пила с ним.

Постепенно страх стал уходить, а пустоту, которая образовалась после того, как я исключила алкоголь, ничем не удалось заполнить. Через 8 месяцев все снова понеслось с утроенной силой. Я пила, не переставая 2 месяца. Пыталась сниматься «фунфыриками» (спиртосодержащими настойками). Скупала корвалол, боярышник, пустырник и сердечные капли. Заканчивалось всегда все одинаково: я пила «лекарство» и запивала алкоголем.

9 лет назад 14 октября я стояла на коленях перед пол-литровой банкой чернила, отлитого с вечера на опохмел, и рыдала. Мне было страшно, плохо, стыдно, мучительно. Я жалела о 8 месяцах трезвой жизни, которые потеряла. И понимала, что сама не остановлюсь. Мысли о самоубийстве появлялись не первый раз и виделись единственно возможным вариантом спасения. Потому что я точно знала, что меня ждет. И это «что» – ничего хорошего. Естественно, я напилась.

А на следующий день пришла нарколог. После лечения в психушке я состояла на учете, но за 8 месяцев так и не появилась ни разу в диспансере. Врач поставила меня перед выбором: или я завтра же прихожу на прием в диспансер, или она вызывает милицию, меня везут на освидетельствование и отправляют в Новинки.

Я выбрала диспансер. На приеме врач рассказала, что на Передовой открыли женское наркологическое отделение, и предложила «полежать». Собственно, о нем я уже была наслышана. Там лечилась моя соседка – одноклассница брата. Она «подшилась» и уже год как не пила, преобразилась внешне, устроилась на работу, купила дубленку.

В общем, я согласилась. Но накануне вечером перед госпитализацией напилась так, что меня снова принесли домой и поставили у двери.

Возрождение

Сейчас точно могу сказать: я счастлива, что попала в Минский городской наркологический диспансер. Там я встретила доктора от бога Пикуса Георгия Исааковича. Он первый, кто смог объяснить и донести до меня, что алкоголизм – это болезнь. Как ревматизм, сахарный диабет, астма… Он дал мне надежду, что и с этим можно жить, но при условии, что я сама буду стараться не дать болезни развиваться дальше. Очень помогла работа с психологами. Именно они раскрыли мне глаза на мою «рыночную любовь». Оказывается – и это было очевидно всегда и всем, кроме меня, - нас ничего не связывает, никаких общих интересов и целей, только алкоголь.

Желание бросить пить каждый день становилось все отчетливее и сильнее. Одновременно присутствовал страх выйти из больницы: здесь поддержка, есть, кому выслушать, не обвиняя. А вне стен больницы все то же окружение – собутыльники, наркоманы... Я сама попросила Пикуса оставить меня еще хотя бы на неделю в стационаре. Он согласился, но с условием: эту неделю я буду ходить на собрания группы анонимных алкоголиков (АА).

Первое собрание стало для меня шоком. Я услышала много историй, как две капли воды, похожих на мою. Разница была в деталях, но суть одна: алкоголь разрушает жизни и коверкает судьбы. Я увидела людей, которым удалось вырваться и стать сильнее своего врага. Понимание, что в них мое спасение, пришло сразу. Я стала посещать собрания и начала выздоравливать.

После выписки первым делом рассталась с ухажером. Он встретил меня у больницы со словами: «Айда купим пойла и отметим выздоровление». Честно, обложила его матом и ушла. Больше мы не общались. Я не переехала жить на другую квартиру, соседи остались прежними, и семья моя все та же. Но между нами как будто выстроилась стена. Их образ жизни уже меня не трогал, не интересовал, не казался привлекательным и единственно возможным.

Я поменяла сим-карту, удалила все прежние контакты, полностью изменила распорядок дня, чтобы минимизировать возможность срыва. Перестала общаться со своими «друзьями», стала обходить магазины, где продавали алкоголь, и если мне нужно было купить хлеб, я не шла через вино-водочный отдел, как делала обычно (хотя бы поглазеть). Если родители выпивали, старалась уйти из дома. Чаще всего – на собрания сообщества. Начала искать работу.

Образовавшуюся пустоту во времени заполняла сообществом. Там у меня появились друзья. Я 9 лет не пью. И 9 лет дружу с некоторыми членами группы АА. Все самые близкие мне люди – из АА. И кумовья, и друзья. Других нет. Потому что и не было никогда.

С будущим мужем тоже познакомилась на собрании группы АА. Он интересный собеседник, с ним весело было ходить в кино, кафе, гулять по городу. Через полгода он предложил жить вместе. Спустя год трезвой жизни я бросила курить, а через 2 недели узнала, что забеременела.

Мой сын – мое счастье, подарок судьбы. И в то же время, незаживающая рана. Я родила его 8-месячным, с целым букетом болячек. Помню, когда приехала в «Мать и Дитя» и мне дали понять, что у сына мало шансов, первая мысль была: напиться. От боли. Если бы не поддержка сообщества, я вряд ли бы устояла.

Сейчас моему мальчику 7 лет, он веселый и открытый паренек, ходит в сад. От большинства диагнозов мы уже избавились. А те проблемы, что остались, решаем по мере поступления. Но меня то и дело посещает мысль, что своим здоровьем сын платит за ошибки моей молодости.

Вместо эпилога

7 лет я с семьей жила под одной крышей с родителями-алкоголиками и братом-наркоманом. В свою собственную квартиру мы переехали 2 года назад.

Чуть раньше - 2,5 года назад - умер Витя. У него был весь букет болезней хронического алкоголика и наркомана: цирроз печени, ВИЧ, гепатит…

За год до смерти брат стал плохо ходить, нарушилась речь. Я таскала его по врачам, как меня мама когда-то. Но чаще всего мы получали от ворот поворот: наркоманов не особо хотят брать на лечение. Однажды нам повезло, его госпитализировали. Молоденькая лечащая врач искренне и участливо ухаживала за ним. При этом честно сказала: жизнь брату продлит только пересадка печени, но наркоману орган никто не даст.

Он после той лежки не пил с полгода. Посветлел, бросил курить, стал вес набирать. С племянником много времени проводил, души в нем не чаял. Брат меня всегда наставлял: «Чтобы тебе завязать с алкоголем, нужно выйти замуж и родить». Я обычно отшучивалась: кому я такая нужна, мало того, что инвалид, так еще и алкоголичка. Но он верил и меня убеждал, что обязательно найдется мой человек, с которым у меня все будет хорошо.

И у меня действительно все хорошо: семья, любимый муж, желанный ребенок, собственная квартира. Трезвый и ясный рассудок. Я стараюсь не оглядываться назад, но мое сознание вольно или невольно не дает забыть: алкоголь – это всегда боль и страх. Много боли и еще больше страха. К сожалению, понять это ты можешь только трезвым, когда теряешь то, что тебе особенно дорого.

…Брат не выдержал, сорвался. Из того запоя он уже не вышел. Больница. Кома. Перед самой смертью он пришел в себя, чтобы уйти… с улыбкой. Он всегда улыбался. Особенно тогда, когда ему было больно и страшно. Эта привычка у него сохранилась с детства. Когда родители дрались в пьяном угаре, он, чтобы не плакать от страха, улыбался… Ему не было и 40.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram, группы в

Недавно утром я стала невольным свидетелем такой сценки: группу молодых людей от 18 до 22 лет, окликнул парень. Прилично одетый, но несколько помятого вида. По громким репликам его приятелей стало ясно, что накануне они вместе провели вечер, и после обильных алкогольных возлияний, все разбрелись по домам. Только этот парнишка не дошел до дома, заснул прямо там, где выпивали, благо на улице еще было сухо и достаточно тепло. А его сотоварищи даже не заметили «потери бойца», сами были «хороши». Все весело обсуждали ситуацию и, похоже, никуда не спешили ­ ни на учебу, ни на работу.

Почему для некоторых людей проводить вечер с бутылкой ­ норма? Что это ­ дурная привычка, стиль жизни или все-таки болезнь?

Боль матери

Летом в нашем городе 25-летний парень был осужден за жестокое убийство — 18 ножевых ударов. Об этом рассказала его мать. Виновник не помнит абсолютно ничего — настолько был пьян. Как это произошло, откуда и зачем появился нож в его руке, кого он убил, как и почему? В памяти только одно — хотелось выпить, зашел к знакомому, выпили — и все. Ни единой подробности. Пить он начал сразу после школы, забросил учебу и работу. Жил за счет эпизодических заработков и на деньги матери. Она водила его к наркологу, пыталась изолировать, прятала выпивку. Ничего не помогло — ни ее слезы, ни мольбы. Нет денег на водку, закрыт магазин — появлялись приятели-собутыльники и в любое время суток покупали, брали взаймы самогонку — есть такие «добрые» люди. Их адреса хорошо известны тем, кто не может справиться со своей тягой к горячительным напиткам. Да, ввели ограничения по продаже спиртным, а кто прикроет лавочки самогонщиков?

И сколько их таких бедолаг, которые не ведают, что творят…

Исповедь алкоголика

Павел Новиков (имя, фамилия изменены) не пьет уже почти три года. Он сам пришел в редакцию со своей исповедью и с надеждой, что его история может кому-то помочь.

­ В 2007 году я проходил лечение в наркологическом отделении ЦРБ. Попал туда в тяжелом физическом и психическом состоянии. Уже тогда мне был поставлен диагноз «Хронический алкоголизм», сам я, конечно, так не считал. После курса лечения у врача В.С. Розума, почувствовал себя настолько хорошо, что впервые за долгое время появилось хорошее настроение, желание начать новую жизнь. Была работа, машина, профессия автослесаря, появилась надежда наладить личную жизнь. Я стал спокойным, решительным и уверенным. Увы, это было не так долго. Мне было 28 лет, но болезнь оказалась сильнее меня. Я опять начал выпивать. Получал травмы, попадал в вытрезвитель. Конфликтовал дома с родителями, на работе с сотрудниками и начальством. Мне казалось, что меня никто не понимает, и я все больше замыкался в себе. Обиды на людей и жалость к себе душили. К тому же материальная нестабильность… Получал зарплату и шел бухать. Все проблемы сразу же уходили в сторону. Не понимают дома и на работе? Зато у меня есть «друзья» — собутыльники, с ними я все решал быстро, конечно, на словах. Мне льстило, что здесь меня уважают, я имею некий авторитет. Так казалось…

А на утро опять головная боль, куча тех же проблем и несделанного, упреки родных, штрафы, пропитые телефоны, отсутствие денег, тревожный сон, слуховые галлюцинации.

Через два года, отмечая свой день рождения ушел в «штопор» на трое суток. Как себя чувствовал потом ­ жуть: голова раскалывается, сердце болит, ломает, прогул на работе и страшная жара. Чтобы только не вылететь с работы, плетусь из последних сил в наркологию. Тут меня, знаю уже, спасут. Уколы, капельницы, УЗИ -обследование. Интересуюсь у врача:

­ алкоголизм по наследству передается, у меня папа пьет?

­ Да, вероятность передачи на генетическом уровне есть. Нельзя пить.

Понятно, значит я точно алкоголик! Но доверия врачу все же нет. Он ошибается, ведь через неделю я чувствую себя отлично. Настроение ­ супер, пишу благодарность персоналу, шучу с молодыми медсестрами. Пожилая санитарка сочувствует: ­ ну что тебе не живется трезво? Живи, радуйся, женись, работай!

Все, решено ­ с пьянкой завязано раз и навсегда! Машину, которую подарили на 20-летие дед и бабушка давно по пьяни разбил. Ну, да ладно, куплю новую, познакомлюсь с девушкой, все будет хорошо. Устаиваюсь на вторую работу, «заколачиваю» без выходных. Хватило на две недели. Банка пива в перерыве — кайф на пару минут и опять плохо. трещит голова, жмет сердце. Через полтора месяца ­ срыв в запой прямо на работе. Как тогда не умер?.. С этой работы выгнали, ничего не заплатили. На основной работе получаю отпускные, думаю купить машину. А ну ее, поеду отдыхать по горящей путевке на море! На отдыхе держался поначалу, потом стал пить для здоровья красное вино… в общем, итог ясен. Вернулся домой, без денег, злой. Вышел на работу. Держусь, день, два, потом простыл, заболело горло. А тут у одноклассника — «днюха». Пришел поздравить, тут и полечили от простуды водкой с перцем. В общем рюмка за рюмкой, не закусывая. Поехали покататься на новой машине друга. Немного развеялся, домой не хочу. Звоню знакомой девушке, встречаемся в кафе, выпили пиво ­ через несколько минут скучно, тоска и нет уже ни настроения, ни девушки…Утром иду на работу, злой, а мысли только об одном: «Когда же этот день закончится».

Вот такая жизнь. От запоя к запою. Сколько раз он стоял стоял на грани жизни и смерти. Каждый раз врачи в наркологическом отделении ЦРБ вытаскивали. Бесконечные искренние обещания матери и себе самому. Пытался обращаться к Богу. Молился, думал о кодировании. Устал сам, а как извел маму, можно догадаться…

Случайно в отделении наркологии узнал о реабилитационной группе анонимных алкоголиков «АА», о программе «12 шагов». Узнал, что можно жить нормально и успешно, от тех ребят, вместе с которыми сейчас он встал на путь отрезвления. По признанию Павла:

­ Здесь я узнал, что выздоровление начинается, прежде всего, с честного признания себе и громко вслух: «Я - алкоголик»! Сегодня я верю, что я не один и вместе мы сможем держаться и преодолевать невозможное. У меня появился выбор. Раньше мог работать только там, куда возьмут. Сейчас - я могу решать сам. Знаю, что некоторым помогает жизнь в монастыре. Я тоже был трудником три месяца в Пощупово, но осталось много обязательств дома, пришлось вернуться. Сейчас появилось, правда пока еще смутное желание, построить свой дом, семью. Но, главное, я не пью уже почти три года! Спасибо ­ врачам В.С. Розуму, Е.А. Фоминой, И.М. Слугиной, социальному работнику Н.А. Русиной и психологу А.С. Луканиной. Это они помогли мне на первом этапе. Я понимаю, теперь дело за мной.

Что будет завтра?

Сегодня он работает в Москве, там через день ходит в группу АА.

Его душа - пленница вины, смятения, неуверенности. Из нее до сих пор не ушел страх, что он сорвется и никто не сможет ему помочь, как например, его близкому другу, который умер от алкоголя и другой дряни. Жить в череде запоев, перемежающихся тревогой и ужасом невозможно: страшно напиться и страшно не найти выпивку, остаться без семьи, работы, и в тоже время, избегая какой-либо ответственности за свою и чужую жизнь. Страх смерти давил, когда видел, как уходят друзья, а ты цепляешься за свою никчемную, в общем-то, жизнь, и осознаешь это. А окружающие не могут понять, почему ты не можешь собрать волю в кулак и перестать пить. В нашем мире алкоголик ­ вообще бранное слово.

Сказать, что сейчас у Павла все хорошо, было бы неверно и пока еще рано. На мой вопрос, мечтает ли он о семье, о своем будущем, Павел честно ответил:

­ Теоретически хочу, а на деле… Я боюсь ответственности. Мне нечего дать сегодня семье, причем не в материальном смысле. Нет еще в душе стабильности, тут ­ за день настроение столько раз меняется…

А о мечте сказал так:

­ Раньше мечта была, дожить хотя бы до пятницы и не напиться. А сегодня живу от одной группы «АА» до следующей.

По настоящему страшным, наверное, было его признание, что первый раз он выпил в 10 лет в деревне, куда отправили его на каникулы. Рюмку ему поднес родной дядя. Потом было плохо, но запомнилось особенное чувство бесшабашности и смелости. Накануне своего 16-летия он напился уже по-настоящему и появилось желание повторить. Такого яркого ощущения у него нигде и никогда не было ­ ни дома, ни в школе. Там он был скромным, незаметным, боязливым. Пристрастия своего он все-таки стеснялся, и до поры, до времени скрывал. Окончил техникум, служил в доблестной Таманской дивизии, но в армии он еще понял, что такое опохмелиться. Его, как бесплатную рабочую силу, взяли однажды на строительство чьей-то дачи, а ­ там была почти вольная жизнь…

Вернувшись после армии, трудно адаптировался к гражданской жизни, потерял общие точки соприкосновения с одногодками, а хотелось красивого, интересного и яркого. Все это ему заменил алкоголь. Только сейчас начал понимать, сколько лет он потерял, вдруг осознав, что ему уже 32 года…

Но, с егодня он впервые может трезво оценивать свою жизнь, свои поступки. Поэтому он сам решил рассказать о своей жизни, сам написал свою исповедь, которая, он в это верит, кому-то поможет. Вы увидели только ее часть… Пусть его услышит тот, кто еще может и хочет остановиться. Павел уверен, что выбор все-таки есть!

Мы беседуем с Денизой — выздоравливающим алкоголиком, как она сама себя называет. Передо мной красивая, взрослая, уверенная в себе женщина, и сложно поверить, что когда-то она не могла прожить дня без алкоголя.

Дениза рассказывает, что такое зависимость и как ей удалось начать трезвую жизнь, которую она ведет уже более 10 лет.

— Какова была ваша история отношений с алкоголем? Почему вы употребляли алкоголь, что заставляло вас пить? Удовольствие от вкуса, эмоциональная разрядка, за компанию...

— Я всегда была робкой, закомплексованной и тихой девочкой, считала себя некрасивой, никчемной. Мама моя не уделяла внимания воспитанию женственности и умения общаться с людьми. Для нее главным была только хорошая успеваемость.

Чисто случайно в 15 лет попробовав алкоголь, я вдруг показалась себе привлекательной, раскованной, мальчишки общались со мной на равных.

На следующий день я испытала первое в жизни похмелье. Нормальный человек скажет себе: больше никогда эту пакость в рот не возьму, еще не хватало так мучиться! Моя же первая мысль была такая: в следующий раз надо выпить что-нибудь другое и не в таких количествах, чтобы плохо не было.

Это включилось и активизировалось дремлющее до того алкогольное мышление и поведение.

Этот эмоциональный подъем, чувство полета, своей уникальности и заставляли меня пробовать вновь и вновь. Я еще не знала, что это капкан, и он уже захлопнулся.

А вкус мне всегда был противен - даже у самых дорогих напитков. Цель пития не во вкусе, а в «ударе по мозгам». Это САМОЕ ГЛАВНОЕ для алкоголика - как можно быстрее улететь в параллельную реальность. И в этой реальности есть иллюзия бурной и активной жизни, отсутствие одиночества.

— А как вы поняли, что это именно зависимость? Как быстро вы это осознали? Многие отрицают факт зависимости, считая, что могут бросить в любой момент...

— То, что это зависимость, я долго не понимала. Года в 24 стала смутно подозревать, что что-то в моей жизни не так. Хотя к этому времени я уже бросила институт, поступила в другой, тоже бросила, потеряла две работы, а похмеляться по утрам начала уже в 19.

Полностью осознала я, что зависима, уже после тридцати лет. А раз так, то пить мне по жизни положено. В общем, особого стресса я не испытала. И стала активно и бурно отстаивать право пить, когда хочу, делать то, что я считаю нужным. Собственно, это уже развивалась морально-этическая деградация.

А отрицание болезни - совершенно нормальный симптом алкоголизма. И не многие грешат отрицанием, а все. Такова психическая составляющая болезни.

— Был ли какой-то поворотный момент, когда вы осознали, что это уже зависимость?

— Есть такое понятие — ощущение дна. Это личное, глубинное, душевное переживание, которое заставляет человека решиться поменять свою жизнь.

У кого-то торкнуло после угрозы смерти. А кто-то приходит в АА (Анонимные алкоголики — Прим. ред. ) и говорит: «Я мерседес пропил, на жигулях езжу». Это его дно. Оно у всех разное. Но суть его одна: Я ТАК БОЛЬШЕ НЕ МОГУ!

У меня это произошло так. Как обычно, вечером, с трудом дождавшись, когда уснет мой маленький сын, я ушла к себе в комнату и выудила из загашника свои ежевечерние пять пузырьков пустырника (я уже пила суррогаты - они сильнее забирали), налила в пузырек водички, чтобы заглотнуть сразу, поднесла ко рту - и тут внезапно, откуда-то сверху свалился леденящий ужас.

У меня задрожали руки-ноги, и как будто кто-то из-за плеча четко сказал: «Подруга, а ты ведь без этого больше не можешь жить!»

Чтобы заглушить этот ужас, я ушла в штопор - получился он с короткими перерывами почти на полгода.

И вот сижу я дома после этого длительного запоя, мне плохо физически. А морально еще хуже. И вдруг, неожиданно, как удар изнутри, как щелчок в голове, пришла мысль - а ведь меня уже нет!!!

Я рассматривала фотки, где я, маленькая первоклашка, с белым бантом на макушке и букетом в руках. И я поняла, что этой девочки нет. Что я убила ее своими собственными руками.

И тут же всплыло, как четыре года назад моя подруга говорила мне об АА. Я к телефону, звоню - она после первого же гудка сняла трубку. Я ничего не стала говорить, просто выпалила - дай адрес!!! Она даже не переспросила, какой. Вздохнула - слава богу, пиши… Через 40 минут я уже была на своей первой группе.

Потом уже в АА мне объяснили, что это было дно. Оно так и приходит - единомоментно, как удар. Мама вечером сказала, что у меня выражение лица, глаз стало другим. Сразу! Меня уже не надо было уговаривать, в чем-то убеждать. Я уже все поняла сама.

ДЛЯ СПРАВКИ

Любой, кого интересует проблема алкоголизма и ее решение, может совершенно свободно посетить ОТКРЫТОЕ собрание АА в своем городе. В расписаниях групп указано, какие собрания открытые, для всех желающих, а какие закрытые - только для алкоголиков.

Группы АА можно найти также в интернете на специальных форумах и сайтах.

— Сколько времени вы уже пили к тому моменту и в каких количествах?

— Вообще, стандартная доза для нормального, хорошего настроения - примерно 250 г водки. Но дело в том, что, в отличие от здоровых людей, алкоголь влияет на зависимых по-другому. Мы не можем остановиться.

Для поддержания такого хорошего настроения необходимо постоянно добавлять еще и еще, причем в геометрической прогрессии. Если первый всплеск хорошего и легкого настроения наступил от 100 г водки, а через час все пошло на спад, то выпить уже надо 150 г, потому что такие же 100 г настроение не вернут, надо уже больше.

У меня уже начались псевдозапои, возникли постоянные проблемы со здоровьем, депрессии.

В общей сложности я пила с 15 до 36 лет. Сейчас мне 47.

— Как относилась ваша семья к зависимости, поддерживала ли или вы остались одна с проблемой?

— Мама мучилась из-за меня, переживала. И конечно, она была очень рада, что я пошла в АА. Сложностей было много. Ведь люди, живущие с алкоголиком, сами становятся больными - созависимыми. И у них отрицание намного сильнее, чем у алкоголиков. Моя мама и по сей день не признает, что у нее что-то не в порядке.

— Как удалось бросить пить, победить зависимость? Только при помощи АА?

— Во-первых, победить зависимость НЕЛЬЗЯ. Это равнозначно тому, как если бы человек пытался остановить силой на ходу поезд.

Первое и основное, конечно, АА. Именно там я узнала: чтобы разорвать этот замкнутый круг, надо просто признать свое бессилие - перед алкоголем и перед жизнью. Тогда автоматически отпадает необходимость с чем-то бороться, и можно спокойно заняться исправлением себя.

Представьте себе: человек взял себе дурацкую привычку пытаться вновь и вновь пройти через стену. Он бьется об нее головой, получает синяки, ссадины, сотрясение мозга в конце концов. А все продолжает долбиться.

Но как только он признает свое бессилие перед этой стеной, признает, что бетон крепче его головы и он все равно никогда эту стенку не победит, то пропадает желание в нее биться. Он просто обходит ее и проходит в дверь. Стена есть, она никуда не делась, только человек ее больше не замечает, она для него больше не существует.

Так и тут. Я не могу пить, как все нормальные люди, мой организм реагирует на алкоголь не так, как у других. Я сдаюсь, я признаю, что он сильнее меня. И пусть он там где-нибудь сам по себе, а я и без него проживу.

Я не виновата, что так получилось. Я оказалась больной. И нечего с болезнью воевать. Надо смириться, принять, что она есть, и начать ее лечить, то есть работать над собой.

Зависимость не возникает. Это врожденная, наследственная предраположенность. А вступит ли она в активную фазу, или нет — это лотерея. Генетика — это мозаика. Как пазл сложится, так и сложится.

И борьба в вопросе лечения зависимости — заведомо проигрышный вариант. Борьба всегда приводит к поражению. Выигрывает бой тот, кто его вообще не начинает.

Естественно, я применяю еще кое-какие методики, полезные лично для меня. Это вообще каждый для себя сам решает - ограничиваться ли только программой или еще что взять.

— Расскажите немного об АА. Как на самом деле работает эта организация? Почему программа АА действительно помогает?

— Если в двух словах, то АА - психотерапевтическая программа самопомощи. Работает она по программе 12 шагов. Принцип работы - групповая терапия. На собраниях групп читается литература, написанная самими же алкоголиками, обсуждаются главы этих книг, в соответствии с расписанием группы. Люди делятся опытом прохождения шагов, рассматривают свои житейские ситуации применительно к шагам. В общем - учатся жить трезво. Ведь иногда всему приходится учиться с нуля.

Почему помогает программа и почему она эффективна? Да потому что она основана на взаимопомощи. На обмене опытом, на общении людей с одной и той же проблемой. Лучше всего может помочь тот, кто на своей шкуре испытал беду, знает ее изнутри.

Но самое главное — работа по шагам. Она учит стать другим, предлагает полностью провести анализ своих проблем, восприятия, обид, злости и прочих эмоций, нарушающих душевный покой. То есть провести инвентаризацию самого себя, проработать недостатки.

Мало перестать пить. Без личностных изменений ничего хорошего не получится. Непьющий алкоголик, но при этом не меняющий своего мышления, становится отвратительным и невыносимым человеком.

А суть программы в том, чтобы так поменять свою собственную систему координат, чтобы, во-первых, алкоголю там не осталось места, во-вторых, чтобы измениться самому.

У нас поразительные примеры есть. Люди меняют в своей жизни ВСЕ. Получают другие профессии, на 180 градусов меняют свои вкусы, привычки, увлечения. Заводят новые семьи.

Я сама вышла замуж в трезвости, в 43 года. И впервые по любви. Потому что в пьянке за любовь принимается все, что угодно: страсть, зависимость от человека, невроз. Но любовью это не бывает.

Алкоголизм — болезнь замороженных чувств. И их тоже в АА «размораживают», человек вновь может чувствовать, как все нормальные люди.

А поначалу новички в ответ на вопрос «Что ты чувствуешь?» начинают рассказывать, что они думают. Они не видят разницы!!!

— Есть ли у вас какие-то практические советы тем, кто хочет бросить пить, но не может справиться с собой?

Все эти советы дает АА. От себя могу добавить.

Выздоровление имеет в основе АБСОЛЮТНУЮ честность перед собой. Ведь никому мы так не врем, как самим себе. Поэтому и родственники все должны знать и стараться понять. Другое дело, что некоторые не в состоянии понять.

Но если человек перед собой честен, осознает, принимает свою проблему, работает над ней, то никакие провоцирующие моменты ему не страшны.

Сейчас мне даже странно вспоминать, что я когда-то пила. Неужели это была я??? Такое чувство, что это я просто книгу прочитала про какую-то странную женщину, которая никак не могла найти простой путь выхода.

В компании и гости где пьют, я не хожу. Не потому что боюсь соблазна. Просто мне совершенно неинтересно в таких компаниях. Люди ведь себя со стороны не видят. Но, глядя трезвыми глазами, видишь удручающую картину. Даже неалкоголики становятся похожими на бездарных, переигрывающих актеров. И резко глупеют после каждой рюмки.

Мне элементарно жалко бездарно и тупо тратить время. В моей семье не пьют. И ни малейшей потребности в допинге у меня нет вот уже почти десять лет. С того самого момента, когда я на уровне души признала свое бессилие.

Я ничего себе не запрещаю. И в АА никто и ничего не запрещает. Я спокойно могу пойти, купить бутылку и выпить - только НЕЗАЧЕМ. Мне это просто больше не надо.

Я свободна!!!

Как бросить пить: комментарий эксперта

Сергей Минаев, врач-психиатр

«При постановке диагноза «алкогольная зависимость/алкоголизм» в клинической практике врач обязан следовать формальным указаниям МКБ-10.

На деле же для врача стационара имеют принципиальное значение два признака: повышение толерантности к алкоголю (когда каждый раз требуется большая доза для достижения того же эффекта) и сформированный абстинентный синдром (когда проходят первичные явления опьянения и на первый план выступает интоксикация).

Основные признаки абстиненции — сухость слизистых оболочек, потливость, тремор конечностей, головная боль, тошнота, рвота, кишечная дисфункция, колебания АД и температуры тела.

Для врача абстинентный синдром и похмелье разные вещи. Для преодоления абстинентного синдрома помогает исключительно прием очередной дозы алкоголя, а похмелье может проходить самостоятельно.

Именно поэтому на второй стадии алкоголизма человек попадает в замкнутый круг, когда для снятия неприятных физиологических симптомов требуется прием спиртного и возникает запой.

Вторая стадия алкоголизма может длиться до десятков лет. В клинической практике для понимания «запущенности» конкретного случая врач всегда интересуется, сколько мл водки (или иного спиртного напитка в пересчете на водку) требуется пациенту для снятия абстинентного синдрома.

Выделяют и первую стадию алкоголизма, когда появляются первые признаки зависимости, в первую очередь психологические: стремление к ситуационному употреблению, то есть когда человек подсознательно ищет какой-либо повод для приема спиртного; также потихоньку, но пока еще не явно, начинает повышаться толерантность к алкоголю, что наутро проявляется похмельем.

Что касается бытового пьянства — термин больше обиходный, в настоящее время в клинической практике практически не используется. По сути к бытовым пьяницам можно относить любого человека, который прибегает к употреблению алкоголя с целью снять стресс, расслабиться, но без физической зависимости и выраженного поискового поведения. При бытовом пьянстве достаточно психотерапевтических методик.

Убедительных лабораторных данных за то, что предрасположенность к алкоголизму передается по наследству, пока нет, никто еще не отыскал конкретный ген. Однако действительно дети алкоголиков часто идут по тем же стопам. В среде врачей считают, что это связано в первую очередь с психологическим фактором. Когда дети полжизни наблюдают за своим вечно пьяным родителем, у них может сформироваться схожий стереотип поведения.

В зависимость от чего-либо чаще попадают люди у которых есть некая личностная дисгармония, неудовольствие собой или окружающим миром. Люди рождаются с разным темпераментом, базовыми личностными характеристиками, и это генетика. Но в ходе созревания человек обычно становится волен выбирать себе окружение, сопротивляться негативным моделям поведения. Именно волевые качества имеют значение.

Лечение алкогольной зависимости

Успех в лечении любого расстройства влечения, одно из которых алкоголизм, — это: признать, что имеет место проблема; не искать ей досужих оправданий и, как следствие, не искать виноватых; довериться объективному взгляду на свою проблему (будь то близкий человек или специалист) и начать лечение.

Особое внимание следует уделить нравственному и духовному развитию и поиску альтернативных инструментов купирования стресса.

Большинство людей, к сожалению, не находят подобных способов, поэтому остаются зависимыми навсегда, и для таких людей единственный способ это никогда не пить.

Но встречаются и такие, кто действительно нашел альтернативу (для кого-то это религия, для другого занятие по душе), и, думаю, для таких людей становится доступна адекватная культура употребления.

Но вопрос сложный в оценке, поэтому, чтобы не ошибиться, лучше не пить вовсе.

Медицинские подходы к лечению алкоголизма очень просты: первое — это снять абстинентный синдром, далее начинается психотерапия. Психотерапия бывает разной. Считаю, что психотерапия должна длиться долго, в идеале всю жизнь. У человека всегда должно быть место или люди, где он сможет выговориться, рассказать о проблеме без страха быть порицаемым. К специалистам-психотерапевтам обращаться для среднестатистического человека в России зачастую просто не по карману, что уж говорить о длительном курсе. Из этих соображений АА мне видится отличным решением».