БАШКИРСКИЕ НАРОДНЫЕ ПРЕДАНИЯ ОБ ИСТОРИЧЕСКИХ И ЭТНОКУЛЬТУРНЫХ СВЯЗЯХ КАЛМЫКОВ И БАШКИР А. М. Сулейманов Статья посвящена башкирским народным преданиям и отдельным архивным источникам, которые свидетельствуют о тесных контактах башкир и калмыков. Взаимосвязи башкир с калмыками начинаются с XVII в., когда отдельные этнополитические объединения ойратов, давшие начало калмыцкому этносу, мигрировали по ряду причин в запад- ном направлении. В истории их взаимоотношений отмечены разные аспекты: появление мигрантов на уже заселенных территориях не могло ни привести к определенному столкновению интересов, однако «были периоды и мира и даже совместных выступлений в различных политических актах» . Разнообразные этнокультурные контакты получили отражение в ряде источников, в том числе в народных преданиях башкир. Как отмечает Р. Г. Кузеев, «в XVII–XIX вв. имело место смешение юго-восточных племен [башкир] с другими народами», в том числе и с калмыками. «Этноним калмык (в составе бурзян, усарган и тангауров зафиксирован 17 [раз]) закрепился за потомством некоторых калмыцких семей, поменявших веру (ламаизм на ислам) и оставшихся среди башкир» . На юге Башкортостана, где находились традиционные места проживания этнических групп, перечисленных Р. Г. Кузеевым, можно обнару- жить предания, в которых упоминаются контакты башкир и калмыков. Так, «в наиболее старом… ауле Шокурово», где проживают представители группы башкир - Упей, было записано предание, в котором говорится о приходе «в самой глубокой древности» предков шокурупийцев «из Сибири или Иртыша», которых «называют то калмыками, то кунгурами» . У зауральских башкир-катайцев этноним калмык встречается 10 раз. Среди башкир, называемых башкир-калмыками, можно услышать предание о том, что их родоначальником был некто Буранягарка, к башкирам с Иртыша. Это подтверждается наличием у башкир-калмыков малых этнических групп типа ара, аймак Буран, Буранягарак . Наличие среди башкир этнических групп калмыков, а также предания можно связать с появлением в среде башкирского этноса представителей калмыцкого народа, которые дали начало целым родам. Так, происхождение малого рода калмыков, ныне живущих в Миякинском районе Республики Башкортостан, связывается с одним из конфликтов между соседними народами: после отражения натиска некоторых племен местные башкиры-минцы обнаружили люльку, висящую на ветке дерева, а в ней малышку-калмычку. В предании заключается, что «род калмыков, живущий в этих краях, является ее потомками» . Согласно преданию «Мамыт-батыр», башкиры-калмыки, ныне живущие в Зилаирском районе Республики, произошли от калмыка Мамыт-батыра, который, будучи еще ребенком, был пленен башкирским богатырем Букат-батыром и усыновлен Уляй-батыром. Другие предания также повествуют о генезисе малых башкирских этнических групп, носящих этноним калмык, которые якобы произошли от калмыка, плененного еще ребенком (предание «Деревня Убалар»), или от ребенка-найденыша («Кашкар»). Сведения, дошедшие до нас в преданиях, подтверждаются письменными источниками. Так, по свидетельству депутата Уложенной комиссии 1767–1768 гг. от башкир Исетской провинции Мякотинской волости, ставшего позже фельдмаршалом Е. И. Пугачева, - Базаргула Юнаева, «между нашего тарханского и башкирского народов именуются сартами и калмыками некоторая часть, но все единаго магометанского закона, которое их название произошло в древние времена, сарты, вышедшие из-за границы. Самопроизвольно от владении степных народов, а калмыки также в древние времена получены были нашими башкирами при войнах в малолетстве, которые из древних лет именуются с нами единым званием башкирами с отличеством, что одни произошли от сарт, а другие - от калмык, почему как землями и всеми угодиями общее владение имеем и почитаемся все башкирцами, равно же в государственных службах обще и наряду обращаемся без всякого отличительства от башкирцев». Вестник Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН № 2 2010

Массовое вторжение калмыков в пределы Уфимского уезда в конце 20-х – начале 30-х годов XVII века осложнило деятельности местной администрации. Вся система охраны южных и юго-восточных границ государства была призвана предотвращать набеги кочевников. К примеру, на южных рубежах России служилым людям Белгородской или Воронежской черты противостояли крымские татары, главной целью которых являлся не захват территории, а добыча ясыря, т.е. пленных. Татары избегали крупных боевых столкновений, не оставались подолгу в одном месте, спешили уйти с добычей. Так же действовали в 20-30-е годы XVII века в Башкирии ногаи и кучумовичи. Однако вторжение калмыков было не грабительским набегом, а крупномасштабной этнической миграцией. Согласно исследованию С.К. Богоявленского, общая численность калмыков, приблизившихся к границам России в начале XVII века, превышала 280 тысяч человек.

Главной целью калмыков являлось обретение территории для безопасного кочевания. Подчинение ногаев, башкир и сибирских татар было вызвано потребностью калмыков в их пастбищных угодьях. Численность башкир и ногаев не позволяла им оказать серьезное сопротивление военной мощи калмыков. С.К.Богоявленский пишет, что бывшие властители края – ногаи, впадали в панику при одном слухе о приближении калмыков, не проявляя никакого желания вступать с ними в бой. Калмыки к концу 30-х годов XVII века беспрепятственно утвердились на лучших степных землях Уфимского уезда по долинам рек Яик, Орь, Илек, Кизил и Сакмара.

Калмыцкие тайши провозгласили себя приемниками власти Ногайской орды над башкирами. В 1623 году калмыки заявили башкирам Катайской волости: «Прежде вы платили ясак ногаям, а ныне дадите ясак мне, и я пришлю к вам для ясака послов своих. Таким образом калмыки не признали российское подданство башкир.

Российское правительство, в соответствии с условием подданства, стремилось защитить башкир и ногаев, но калмыки нанесли несколько чувствительных поражений русским войскам. В 1634 году ногаи попросили у астраханских властей военной помощи, ибо калмыки «побили их жен и детей в полон имали и животину отняли». Астраханские воеводы, которым было из Москвы указано защищать ногайских татар, выслали в степь ратных людей. В результате самое значительное в Поволжье астраханское войско в открытом бою с калмыками потерпело сокрушительное поражение. По донесению воевод служилым людям «стоять им было не в силу». После этого события ногаи, кочевавшие в Поволжье, были вынуждены подчиниться калмыкам.

В начале 30-х годов XVII века правительство опасалось потерять контроль и за территорией Башкирии. С целью противодействия калмыцкой экспансии в начале 30-х годов XVII века вносятся принципиальные изменения в организацию охраны территории Уфимского уезда. В первую очередь была значительно увеличена численность уфимского гарнизона. Если в конце 20-х годов XVII века в Уфе несли службу менее 300 человек (219 стрельцов, 36 дворян, 20 новокрещен и иноземцев, 5 пушкарей, затинщиков и воротников), то к 1638 году вместе с казанскими годовальщиками в Уфе было 725 служилых людей. По численности служилого населения Уфа оказалась на третьем месте после Казани и Астрахани из всех городов ведомства Приказа Казанского дворца.

Правительство изменило и структуру уфимского войска. Если прежде основную силу гарнизона составляли пешие стрельцы, то с 40-х годов приоритет отдается конным служилым людям. К 1638 году из уфимских дворян, служилых новокрещен и иноземцев была укомплектована одна конная сотня. К ней была добавлена еще сотня уфимских конных стрельцов. Третью конную сотню составили годовальщики из казанских дворян, литвы и черкас. Примечательно, что нахождение в Уфе 200 пеших казанских стрельцов не было связано с калмыцкой угрозой. В росписи Разряда указывалось, что они были посланы в Уфу для «городового дела». В правительстве осознали бесперспективность использования пеших подразделений для борьбы с калмыками.

Судя по уфимской десятне 1650 года именно в 30-е годы в Уфе заводятся первые станичные книги, в которые заносилась очередность явки на службу. Таким образом, уфимские власти перестали полагаться только на сторожевые посты башкир.

В отличие от юга страны, где станичная служба была налажена еще в 70-е годы XVI века, в Уфимском уезде организация станиц имела определенную специфику. В районе Белгородской или Воронежской черты за передвижениями кочевников следили станицы по 4-7 человек, очень редко из 10 служилых людей. В Уфимском уезде проезжие станицы состояли из 40 – 100 человек. Если на юге станичникам категорически запрещалось не только вступать в бой с противником, но даже обнаруживать себя, то уфимским станичным головам предоставлялось право самостоятельно принимать решения тактического характера. Например, в 1633 году отряд уфимских дво­рян и конных стрельцов, бывший в проезжих станицах на Сибирской доро­ге, вступил в бой с передовым отрядом калмыков. Было нарушено основное положение устава станичной службы. Однако станичников не только не наказали за этот бой, но, напротив, пожаловали за убитых «калмацких воинских людей» денежными придачами по 1 рублю к окладу. При этом только пожалованных дворян было 15 человек, но в этой станице были и дворяне, которые оказались не столь удачливы в сражении, были там и конные стрельцы, иноземцы и новокрещены. Таким образом, уфимские власти не дробили и без того небольшое конное войско Уфы на десятки станиц, но комплектовали из дворян, иноземцев, новокрещен и конных стрельцов два – три тактических соединения, совершавшие рейды по районам возможного передвижения калмыков. Роль информаторов по-прежнему выполняли башкирские конные разъезды, стоявшие на границах уезда.

Организованные в 30-е годы XVII века подобным образом уфимские станицы впервые начинают осуществлять военное и административное присутствие российской власти в отдаленных от Уфы башкирских волостях, прежде эпизодически контактировавших с представителями уфимской администрации.

Устав станичной службы был предельно четок в определении главной цели пограничных сторожей: собрать как можно больше информации о противнике и своевременно донести ее до властей ближайшего города. Никаких иных, тем более, административных задач перед станичниками не ставилось. Однако в Уфимском уезде на отряды станичников возлагался дополнительные функции. А.А Преображенский отметил, что с учреждением официального тракта в Сибирь от Соли Камской на Верхотурье правительство из фискальных соображений стре­милось запретить другие пути за Урал, в том числе и ста­рую Казанскую дорогу, которая проходила через Уфу. Она начиналась в Казани, далее доходила до Уфы, отсюда по долине реки Уфы вела в Зауральскую Башкирию, через волости Кара-Табынскую, Катайскую далее на восток в Ялуторовск. Как правило, регулярные станичные разъезды посылались именно на Казанскую дорогу. Уфимским станичникам особо предписывалось не допускать казанским ясачным татарам и черемисам селиться в Уфимском уезде. Противодействие миграционным потокам постепенно становится приоритетной задачей уфимских станичников. Таким образом, наиболее боеспособная часть уфимского гарнизона была вынуждена контролировать не юго-восточные рубежи уезда, а сравнительно мирную границу с Казанским уездом.

Вторжение калмыков в Уфимский уезд повлияло на цели и характер деятельности уфимской администрации. С начала 20-х годов до башкирского восстания 1662 года практически все мероприятия местной власти были подчинены одной задаче: не позволить калмыцким тайшам подчинить себе башкир. К 30-м годам XVII века все другие кочевники Поволжья и Западной Сибири оказались в сфере влияния наиболее могущественных калмыцких лидеров. Ногайские мурзы, кочевавшие на Южном Урале, потерпев от калмык несколько крупных поражений, передали тайшам право сбора ясака с башкир. В таком же положении были и сибирские царевичи. В конце 1648 года калмыцкий тайша дербетевского улуса Даян предлагал услуги российскому правительству для подавления возможных движений сибирских царевичей. Он всячески подчеркивал подчиненное положение кучумовчией, утверждая что «царевич у меня за холопа место».

Однако большая часть башкирских родов осталась верной российскому подданству. В 1623 году калмыцкий тайша Уруслан, сославшись на подчинение себе ногаев, потребовал от зауральских башкир (катайцев и сынрянцев) выплаты ясачного оклада. Башкиры этих волостей собравшись на общий съезд, решили платить ясак по-прежнему только российской администрации. В том же году калмыки напали на Тамьянскую волость Уфимского уезда и «их башкирцев побили на смерть». В середине 30-х годов XVII века началась башкиро-калмыцкая война, продолжавшаяся вплоть до начала XVIII века.

Еще в 20-е годы XVII века московское правительство и местная администрация пытались дипломатическими средствами изолировать и ослабить наиболее могущественных калмыцких вождей, претендовавших на власть над башкирами. Совместные русско-башкирские военные походы против калмыков сочетались с ежегодным обменом посольств, в которых активно участвовали главы башкирских родов. Уфа в 20-е годы XVII века становится основным центром русско-калмыцких контактов. В Уфе в 1620 году послы от самых влиятельных калмыцких лидеров Далая, Чокура и Урлука принесли формальную присягу русскому правительству, признав себя подданными царя. В 1623 году послы калмыков дали клятву перед уфимским воеводой в том, «что на Уфинской уезд и им, тайшам, с калмацкими людьми войною не приходить».

Московское правительство отказалось от прямых контактов с калмыками, полностью передав дипломатические полномочия уфимским и сибирским воеводам. Исследователь российско-калмыцких отношений С.К.Богоявленский считал, что калмыцкие послы, хотя и получили жалованную грамоту, но произвели в Москве крайне неблагоприятное впечатление. Скудные ли приношения или независимый тон послов были причиной, но местные воеводы получили право самим вести переговоры с калмыками, а калмыцких послов в Москву не пропускать. Действительно, в 1623 году уфимский воевода С.И. Коробьин в последний раз пропустил посланника Мангыта тайши в Москву, после чего ему в самой категоричной форме было указано, чтобы он впредь сам сносился с тайшами, а не отпускал в Москву послов. Московские власти объяснили местным воеводам, что это решение вызвано стратегическими расчетами, «…чтобы калмыцкие многие воинские люди к Москве пути не знали, и не учли так же приходить на наши окраины, что и ногайские люди, а прибыли в них нет, и ссылке с ними быть не о чем, люди не ученые, безграмотные, к ним грамот посылать не для чего, прочитать не умеют и сами писать не умеют».

В отношениях Москвы и калмыцких тайшей существовала еще и территориальная проблема, которая не могла быть решена в Москве. Правительству необходимо было учитывать мнение башкирского населения в том случае, если калмыкам придется выделять земли в Поволжье и на Южном Урале. Калмыки в качестве условия нормализации отношений с российским правительством требовали передать им часть территории Башкирии. В 1630 году тайша Далай даже указал конкретные земли Уфимского уезда, которые по его мнению должны отойти к калмыкам. Это требование калмыцких тайшей противоречило вотчинному праву, т.е. главному условию башкирского подданства.

Кроме того, Уфа имела для калмыков и важное торговое значение. В 1623 году уфимский воевода получил приказ не пропускать в Москву и Киев, Казань, и другие города торговых людей из Сибири и Средней Азии. Все они должны были торговать только в Уфе. Приезжие калмыки имели специально отведенное место для конского торга за острогом. Для калмыков торговля в Уфе была выгоднее, поскольку в сибирских городах цены на степных лошадей были на 2-3 рубля ниже. Нередко успех переговоров зависел от того, насколько удачным для калмыков был конский торг. На лошадей калмыки меняли и пленных. В 1650 году за уфимских пушкарей, стрельцов и башкир, уфимская администрация заплатила калмыцким послам от 10 до 20 лошадей за человека. Случалось, что в интересах дипломатии нарушались таможенные правила и торговый устав. В 1630 году уфимский воевода был вынужден оправдываться перед Приказом Казанского дворца за несанкционированный торг с калмыцкими послами: «…а не дати им, государь, торгу до твоего государеву указу не смел, потому что их от высокой твоей государевой милости не отженуть».

К тому же, местная администрация оперативнее реагиро­вала на изменения ситуации, поскольку была прямо заинтересова­на в нормализации русско-калмыцких отношений. Дипломатические усилия уфимских властей нередко позволяли предотвратить грабительские набеги калмыков. В 1648 году уфимский сын боярский В.И. Голубцов, посланный «для шертной ведомости» к тайше Дайчину, нео­жиданно столкнулся на реке Илеке с войском калмыков, которое направлялось в Уфимский уезд на «русские деревни и башкирские волости». Хотя калмыки были не из улуса Дайчина, В.И. Голубцов все же решил вступить в переговоры с ними. В итоге ему удалось убедить калмыцкого лидера «воротиться назад в свои улусы».

Нередко инициаторами дипломатических посылок к калмыкам выступали сами служилые люди Уфы. В 1641 году после того, как калмыки разорили в окрестностях Уфы дворцовые волости и помещичьи деревни, «по челобитью дворян, детей боярских и всех жилецких людей и башкирцев для выкупа полона» послан был в улусы уфимец А.В. Голубцов. Практически после каждого набега калмыков на русские селения и башкирские волости к калмыкам от­правляли служилых людей для очередного привода к шерти калмыцких тайшей и выкупа пленных.

Возлагая на местных воевод дипломатические контакты с калмыками, правительство избавило себя от необходимости приспосабливаться к особенностям дипломатической культуры калмыцких правителей. Тайши не проявляли никакого уважения к дипломатическому статусу иностранных посольств. К примеру, ногаи в отдельных случаях тоже не церемонились с царскими посланниками. В 1578 году бий Урус продал в рабство в Бухару весь состав русского посольства. Однако подобные нарушения посольского обычая имели единичный характер, и по крайней мере, были обусловлены недружественными шагами со стороны российского правительства. Напротив, калмыки нарушали все посольские обычаи без каких-либо на то мотивов. Ограбление и оскорбления русских послов вполне могли сочетаться с дружественным отношением калмыцких лидеров к царскому правительству. При этом ограбление посольских миссий происходило как в периоды мирных отношений, так и в годы военного противостояния. Сами уфимские служилые люди воспринимали назначение в калмыцкие улусы, если и не как наказание, то, по крайней мере, как признак явного нерасположения со стороны начальства. В этой связи весьма показателен конфликт, возникший и 1646 году между уфимским воеводой Ф.А. Алябьевым и семейством уфимских дворян Гладышевых. Не вдаваясь в подробности, отметим лишь, что воеводе удалось настоять на своем только благодаря угрозе послать двух Гладышевых в калмыцкие улусы под Астрахань.

Калмыки не считали, что дипломатические договоренности обусловлены определенными временными сроками. Нарушая соглашения, калмыцкие тайши оправдывались отсутствием у них письменности, поэтому российские власти были вынуждены постоянно напоминать калмыкам о присяге. Почти ежегодно в течение XVII века направлялись служилые люди из Уфы и сибирских городов для оформления процедуры подданства, обмена пленных, призыва на службу и т.д. Кроме фиксации подданства, посланники должны были «выговаривать об их задоре и непостоянстве», что со временем стало обычной формулой, содержавшейся в наказах, посылаемых в калмыцкие улусы служилых людей.

В первое время уфимской администрации с трудом давалась процессуальная сторона дипломатии. «Посольский обычай» торжественной встречи калмыцких послов часто нарушался из-за неумелых действий калмыцких приставов, выбранных из уфимских детей боярских. Уфимские подьячие не имели представлений о формуляре статейных списков. В 1633 году из посольского приказа последовал жесткий выговор уфимскому воеводе А.П. Загоскину и подьячему М. Козлову в связи с тем, что отчеты о двух калмыцких посольствах были не полными: «…а вы тем колмацким послом против их тех речей сказали, и с чем отпустили, того в вашей отписке не написано. И вы то учинили не дело, что нам о том именно не отписали, с чем вы отпустили, а ты подьячий человек приказной, и тебе того же нашего дела остерегаясь писать к нам справчиво, чтобы по вашим отпискам можно было указ учинить».

В 30-е годы XVII века главная проблема русско-калмыцких отношений заключалась в том, что наиболее влиятельные калмыцкие тайши не признали российского подданства ногаев и башкир. В 1646 году тайша Дайчин заявил русскому послу А.Кудрявцеву: «Земля и воды божьи, а прежде та земля, на которой мы теперь с ногайцами кочуем, была ногайская, а не государева. Мы, пришедши сюда, ногайцев сбили, а как мы под Астраханью ногайских и едисанских мурз за саблею взяли, то и кочуем с ними пополам по этим рекам и урочищам, потому что они теперь стали наши холопи; нам в этих местах зачем не кочевать».

К тому же, у калмыцких тайшей было очень своеобразное представление о единстве Российского государства. Находясь в состоянии войны с жителями Казанского уезда, тайша Далай считал возможным сохранять дружественные отношения с башкирами и администрацией Уфы. В 1644 году он заявил уфимскому послу И. Черникову-Онучнину, что «посылает он ногайцев и калмыков не на Уфимский, а на Казанский уезд, потому что чуваши и черемисы Казанского уезда со мной не в миру, а в миру со мной Уфимского города государевы люди и башкирцы». Русскому послу пришлось разъяснять тайше, что и «Казань и Уфа есть царского величества города, и люди в тех городах и уездах одного государя, а не самовластные, живут под государевой высокой рукой».

Прежний опыт российского правительства в отношениях с кочевниками был связан с государствами, которые образовались на месте Золотой орды. При этом территория бывшего Джучиева улуса в XV-XVIII веках продолжала оставаться в сфере действия государственного права чингизидов. В определенной мере исключением была Ногайская орда, но она в полной мере заплатила за отход от джучиева права слабостью верховной власти и стремительным развалом государства в середине XVI века. Легитимность ногайских правителей вызывала сомнение не только в соседних державах, но и среди самих ногаев.

Государственное право чингизидов не предполагало существование государств, не признающих высший авторитет хана. Со временем потомки основателя империи монголов перестали трактовать это положение во вселенском масштабе. Они были вынуждены смириться с независимостью государств Запада. Однако этот принцип настойчиво проводился в отношении народов, ранее признавших власть монгольского императора. Если в европейском международном праве к этому времени уже сложилось представление о государственном суверенитете, то в евразийских степях считали, что независимость противоречит правовому порядку. При этом признание власти верховного правителя вовсе не означало полной утраты самостоятельности. Подданство часто было номинальным, поскольку охранялись все структуры внутреннего самоуправления и даже право иметь отношения с другими государствами.

Калмыки принесли с собой совершено иной принцип международных отношений. В отличие от ногайцев, башкир и крымских татар, калмыцкие тайши не считали русского царя правопреемником власти хана Великого улуса. Московские дипломаты, по сложившейся традиции, требовали от калмыцких тайшей «прямого холопства» и предоставления аманатов. Калмыцкие тайши отговаривались тем, что «желают быть в совете и мире, а в холопстве быть не хотят». Калмыки категорически отвергли предложение предоставить аманатов и платить какие-либо пошлины или подати, т.е. принципиально отказывались брать на себя какие-либо обязательства.

Что же касается самой процедуры шертования, т.е. принесения присяги на верность царю, то калмыцкие лидеры шли на это легко и даже с охотой. Присяга почти всегда сопровождалась выдачей царского жалования и подарков. Почти ежегодно в Уфе и сибирских городах многочисленные тайши перед строем стрельцов «рассекали собаку и скрозь нее меж пищалей проходили». Впрочем, причудливость обряда калмыцкой присяги не гарантировала ее нерушимости. Калмыки отрекались от клятвы в любой подходящей ситуации. П.И. Рычков объяснял непрочность калмыцкой присяги непостоянством и легкомыслием всех кочевников.

Тем не менее, предшествующая история ойратских племен показывает, что западные монгольские племена отвергли все правовые традиции монгольской империи. В 1688 году они разграбили храмы Чингисхана Эрдени Дзу в Каракоруме. К тому же, происхождение калмыцких тайшей не имело никакого отношения к роду Чингисхана и они этого не скрывали. Легитимность правителей ойратов основывалась на признании их власти духовным лидером в Тибете. Таким образом, сакрализация власти в калмыцком обществе была тесным образом связана с буддизмом. Даже после создания Калмыцкого ханства в составе Российской империи в XVIII веке хан получал регалии власти не из Петербурга, а от Далай Ламы. Ногаи тоже пытались обосновать легитимность своего правящего дома религиозными доводами. Но возведение генеалогии беклярибека Едигея к «святому» Баба-Туклес Шашлы-Азизу, а через него и к одному из четырех «праведных» халифов, не воспринималось серьезно исламскими правоведами и государственными политиками. Совсем иначе дело обстояло с ойратами. В 1566 году правитель Ордоса Хутухтай-Сэцэн-хунтайджи вторгся в Тибет и отправил к трем главным ламам посольство с заявлением: «Если вы нам подчинитесь, мы примем ваше религиозное учение и станем его последователями; если же вы нам не подчинитесь, мы поступим с вами как с врагами». В итоге Алтан-хан дал верховному ламе Тибета титул далай-ламы, а сам стал его представителем, выступая в качестве защитника веры. Таким образом ойраты, создали такую легитимность своей верховной власти, которая не имела ничего общего с традициями Золотой орды.

По этой причине калмыки не признавали особых прав российского царя и рассматривали российское подданство как выгодный тактический ход. Если тайши вдруг понимали, что подданство более не приносит выгод, они легко нарушали присягу. К примеру, в 1620 году после неудачных войн с казахами калмыки попали в тяжелое положение, многие влиятельные калмыцкие тайши присягнули на верность российскому правительству. Однако уже в начале 30-х годов главным предводителям калмыков удалось договориться со своими противниками и их руки снова освободились для агрессивных действий против России. Таким образом, для успешного ведения дел с калмыками необходимо было обладать оперативной информацией, поступающей с огромной территории от Волги до Великой Китайской стены.

Дипломатические сношения с калмыками осложнялись еще и тем, что в этот период у калмыков не было общепризнанного лидера. В XVII веке калмыки этнически представляли собой различные племена, нередко враждовавшие друг с другом. В начале XVII века Халха Алтын хан вынудил четыре ойратских племени покинуть прежние места кочевий. Чоросы были вытеснены к верховьям Енисея, что привело в движение торгутов, которые ушли еще дальше на запад. Лидер торгутов Урлук покинув Джунгарию в 1616 году двинулся в западном направлении через Казахские степи, на территорию к северу от Арала и Каспия. Казахи Малой орды пытались остановить его к западу от Эмбы, а Ногайская орда - возле Астрахани. Под его сокрушительными ударами не устояли оба противника. К северу его сфера влияния распространилась до верховий Тобола. Он удачно выдал свою дочь замуж за Ишима сына Кучума в 1620 году. На юге в 1603 году его улус разграбил Хивинское ханство. В 1643 году он переместил весь свой народ (около 50000 юрт) в район Астрахани, но был убит в битве с местными жителями. Несмотря на эту неудачу, торгуты продолжали занимать степи к северу от Каспия - от устья Волги до полуострова Мангышлак.

Чоросы, или собственно джунгары, владели территорией от границ Южной Сибири и Бухарского Ханства, с одной стороны, до Китая - с другой. Фактически они контролировали пространство от Кобдо до Ташкента. В 1625 году междоусобные столкновения внутри торгоутского племени переросли даже в длительную войну между тайшей Харакуллой и группой Чокура, Далая, Батура и Урлюка. С.К. Богоявленский, основываясь на неясных текстах источников, предполагает, что победила группа Чокура и Урлюка, а потом уже начались столкновения между ними, в результате которых Урлюк был разбит и удалился на запад. В 1628 году Урлюк прикочевал в степи по Тоболу, Яику и Эмбе, подчинив часть ногаев и заявив права на башкир.

Однако наибольшие хлопоты царской администрации доставляли не мощные улусы с 30-40 тысяч человек, а малозначительные калмыцкие предводители. Они не были втянуты в бесконечные войны на востоке и юге с монголами и казахами. Пользуясь слабыми вертикальными связями внутри калмыцкого сообщества, эти князьки пытались проводить свою самостоятельную игру в северном направлении, где объектом их притязаний были богатые охотничьи угодья и ясачные волости Уфимского и Тюменского уездов (особенно по Миассу, Тоболу и Исети). Могущественные калмыцкие тайши не хотели и, очевидно, не могли сдерживать подвластных глав небольших улусов. Наиболее отчетливо эта автономия мелких тайшей проявилась в 1649 году, когда глава уфимского посольства И.И.Черников-Онучин потребовал от тайши Дайчина объяснения по поводу набега его калмыков на Астрахань. Дайчина, правившего с 1644 по 1661 год, в российских документах называли главным тайшей. В начале переговоров Дайчин отрицал причастность своего улуса к набегу, говоря, что в походе участвовали люди его брата Лаузана, который ему не подчиняется. Однако дотошный уфимец заметил, что и в улусе Дайчина находились люди, бывшие под Астраханью. Тайша обещал наказать своих людей по «своей вере», то есть приказал их переграбить, потому что, как он объяснил послу, «...иного наказанья у нас не бывает».

Из отписки Тобольского воеводы Ю.Сулешова 1626 года выясняется, что объединенный поход калмыков и ногаев на русские города в Сибири готовили не главные предводители калмыков, а малые тайши, которые «их де больших тайшей не слушают».

Обычные калмыцкие набеги соответствовали традициям степной войны. Нападения сопровождались угоном скота, захватом охотников и пастухов, находившихся в отдаленных угодьях, вымоганием ясака и т.д. Неудивительно, что больше всего от них страдали зауральские башкирские волости: Катайская, и Каратабынская. Население этих башкирских родов, при относительной малочисленности, занимало обширную территорию, находившуюся на большом расстоянии от Уфы и сибирских острогов.

Крупные сражения между правительственными войсками и калмыками случались крайне редко. За период с 1620 по 1650 год следует выделить только три важных военных события, кардинально повлиявших на расстановку сил в крае. Первый массированный удар по калмыками был нанесен летом 1633 года. Тогда совместный поход уфимских служилых людей и башкир явился ответной акцией на вторжение калмыков в Катайскую волость. Незадолго до этого похода Катайская волость была переподчинена Уфимскому уезду, поэтому именно из Уфы был направлен отряд полкового головы И.И. Черникова с 1380 служилыми людьми и башкирами. Главной целью похода был разгром калмыцких улусов, которые поддерживали кучумовича Аблая. Но царевича, вероятно, предупредили о готовящейся акции и он быстро откочевал за Урал. Черников-Онучин решил не возвращаться в Уфу без победы и трофеев и обрушился на калмыков, которые случайно попали в поле зрения его разведчиков. Переправившись через Яик, русские ертаулы обнаружили улусы калмыцких тайшей Тепшенгена Шукдеева и Иркитета Тейшеева. Черников-Онучин одержал над ними полную победу. Большая часть калмыков была побита, их жены и дети взяты в полон, а бывший с ними скот достался в добычу победителям. Тепшенген был убит а Иркитет спасся бегством.

В дальнейшем уфимские власти не оставляли попыток обнаружить и уничтожить группу калмыков Аблая. Весной 1635 года в Уфе стало известно, что сибирские царевичи Аблай и Тевкель вместе с крупными силами калмыков намереваются повторить набег на кочевья Зауральской Башкирии. В связи с создавшейся опасной ситуацией, «по государеву цареву и Великого князя Михаила Федоровича всея России Указу» уфимский воевода М. Д. Вельяминов 20 июня 1635 года выдал «память» стрелецкому голове Федору Ивановичу Каловскому, в которой предлагалось детям боярским и конным стрельцам, вместе с башкирским конным отрядом отправиться в Кущинскую, Бала-Катайскую, Салжаутскую, Кара-Табынскую и Айлинскую волости, расположенные за Уралом. Башкир указанных волостей следовало переправить на уфимскую (западную) сторону Уральского хребта, устроить их «в крепкие места» для безопасной кочевки, а самим служилым людям собраться вместе с башкирскими ратными людьми и «стоять в крепких местах осторожливо», чтобы «проведывать про сибирских царевичей Аблая з братьею, с калмыцкими воинскими людьми, или про иных каких воинских людей».

Воевода М.Д. Вельяминов приказал Ф.И.Каловскому при обнаружении неприятеля отойти в укрытое место и принять меры к тому, «чтоб Уфимского уезду башкирцов побивать и жен их и детей в полон имать не давать». М.Д. Вельяминов особо предостерег походного голову от того, чтобы «башкирцам от ратных русских людей насильство и грабежу не было». Таким образом, главной задачей служилых людей была эвакуация башкир с территории вероятного набега калмыков и сибирских татар. Что же касается самого сражения, то воевода предписывал вступать в бой только «рассмотря по людям».

Ф.И.Каловский, в отличие от Черникова-Онучина, располагал очень скромными силами. В его отряде было всего лишь 150 уфимцев и 350 башкир. Но полковой голова решил не уклоняться от битвы, в которой объединенное калмыцко-татарское войско было разбито, а сибирские царевичи Аблай и Тевкель захвачены в плен.

Особого внимания заслуживает существующее в литературе разночтение относительно места этого сражения. П.И. Рычков, а вслед за ним некоторые современные авторы, утверждают, что сражение произошло в 15 верстах от города - на левой стороне реки Уфы. Однако переписка воевод свидетельствует, что Каловский дал калмыкам бой у истоков реки Уфы в 10 днях пути от города. По принятой в Уфимском уезде XVII века системе подсчета расстояния, 10 дней пути приблизительно равнялись 850–900 километрам, что географически соответствовало длине пути от истока до устья реки Уфы. Возможно, в источниках, которыми располагал П.И. Рычков, исток реки Уфы ошибочно назван ее устьем. П.И.Рычков пишет о реальной угрозе нападения калмыков на Уфу. Сражение, произошедшее в 15 верстах от города, как будто, подтверждает это указание. Однако бой, имевший место в 900 километрах от Уфы, принципиально меняет смысл события. Никакой непосредственной опасности для города поход калмыков 1635 года не представлял. Сибирские царевичи с калмыцкими тайшами намеревались напасть на башкирские волости на отдаленной границе Уфимского уезда. Если бы калмыки действительно угрожали городу, то разумнее было бы отсидеться за крепостными стенами, учитывая неспособность калмыцкой конницы преодолевать городские укрепления. Кроме того, оборона крепости позволила бы максимально использовать преимущество крепостных пушек и затинных пищалей, поскольку полевой артиллерии уфимский гарнизон в то время не имел.

В начале 40-х годов XVII века калмыцкие отряды стали появляться в окрестностях Уфы. Переписная книга 1647 года отметила несколько помещичьих деревень, расположенных в 5-10 верстах от города, которые подверглись разорению калмыками. В 1644 году местная администрация решается организовать поход на калмыцкие кочевья, расположенные на Волге. В походе приняли участие не только уфимские служилые люди и башкиры, но и казанцы, бывшие в Уфе на годовальной службе. Объединенное войско возглавил казанский воевода В.А. Плещеев. В результате неподалеку от Саратова были разбиты и пленены значительные силы калмыков.

Этот разгром и напугал и раздражил калмыков. В 1645 году калмыцкий тайша Дайчин отправил в Москву посольство с целью подтвердить подданство и выяснить по чьему указанию русские предприняли сражение с калмыками: была ли это инициатива уфимского воеводы или центральной власти. Сами калмыки на всякий случай откочевали подальше в степь. Послы доказывали оборонительный характер действий против русских и башкир: «Царского величества городов и отчин не воевали, и людей в полон не имали, разве где государевы люди на них найдут, и они от себя оборонятся. И змея по земле ползет, и только кто на нее наступит, и она никого не укусит. А кто на нее наступит и того де она укусит. А их де так де только их кто не задерет и они молчат. А буде кто задерет как не оборонится». Дайчин просил отправить к нему специальное посольство, которое могло был урегулировать все спорные вопросы.

Однако когда в 1645 году к ним было отправлено посольство А. Кудряцева, главный тайша заявил, что о подданстве калмыки никогда не просили, а хотят только быть в мирных отношениях с Московским государством. Русским послам не давали продовольствия и угрожали продать в Бухару. Когда же А. Кудрявцев напомнил Дайчину о походе Плещеева, тайша философски заметил, «а что воевода Плещеев наших людей побил и в полон взял, то так повелось из века, на войне побивают и в полон берут». При этом калмыки в очередной раз продемонстрировали свое презрение к приемам дипломатического давления, заявив послу: «Что ты нам грозить приехал… если бы государю нас воевать, то он бы и не грозясь, велел воевать и разорять: это в божьей руке, кому бог поможет». Миссия Кудрявцева окончилась полным провалом.

В середине XVII века калмыки продолжали удерживать за собой башкирские земли по Яику, Ору, Илеку, Киилу и Сакмаре. Не прекращались взаимные нападения башкир и калмыков. Во время частых посольств шел размен и выкуп пленных, причем московское правительство не переставало твердить тайшам, чтобы уходили с башкирских земель на Черные пески и на реку Иргиз.

Вторая половина 40-50-годов была отмечена наиболее активными русско-калмыцкими контактами. В этот период только уфимские служилые люди участвовали по меньшей мере в 12 крупных посольствах в калмыцкие улусы. Активных военных действий уфимская администрация не предпринимала. После 1645 года основные силы уфимского гарнизона не покидали город. Складывалась довольно странная ситуация: башкиры – давние подданные царя, самостоятельно вели войну против калмыков, но уфимские власти устранились от участия в конфликте. В то же время уфимские послы упорно защищали башкир и оправдывали их нападения на калмык тем, что калмыки занимали их вотчинные угодья.

К концу 40-х годов в долгой степной войне чаша весов явно стала клониться в сторону башкир. Они перестали быть беззащитным объектом грабежа для калмыков. В 1648 году башкиры под руководством тархана Тоимбета Яныбаева самостоятельно разгромили отряд тайши Чакула под Табынским городком. В 1651 году в районе Закамских крепостей башкирское войско нанесло поражение калмыкам и ногайцам, отбив при этом чувашский полон.

Возросший потенциал башкирского войска оценил и тайша Дайчин. В 1644 году в ходе переговоров с уфимским дворянином И.Черниковым-Онучиным, Дайчин признался, что под Казань и Астрахань он посылает свои войска, потому что «тех городов ни от кого ничем не опасен. А опасен я только от одного уфимского города от русских людей и башкирцев. Потому что уфимского города русские люди и башкирцы чинят мне шкоду великую, на улусы мои приходят войной и людей моих побивают и в полон емлют. И мне самому от них не оберегатись». Тайша рассказал о неудачном завершении последних походов на башкир: «…а коли мы на них башкирцев хаживали, и мы де с потеркой к себе прихаживали». Дачин поделился информацией о наи

Башкирские земли

как часть государственной территории России

История башкирского народа не будет полной без изучения его взаимоотношений с соседними народами. Поэтому необходимо уточнить юго-восточные рубежи России для рассматриваемого времени, а также выяснить роль башкир в системе взаимоотношений московского правительства с народами, находившимися в непосредственной близости от российских границ.

После признания башкирами российского подданства Башкирия, занимавшая обширные территории к востоку от рек Волги и Камы, оказалась порубежной областью Российского государства.

Прикаспийские степи в рассматриваемое время еще не были окончательно включены в состав Русского государства. Здесь кочевали ногаи, находившиеся в вассальной зависимости от России, а с конца XVI века в низовьях р.Яика появились вольные казаки. Соответственно, Волжско-Эмбинский ра-йон московское правительство рассматривало как вассально-зависимую территорию. Его политика со времени Ивана Грозного и почти до середины XVIII в. была направлена на окончательное подчинение кочевавших здесь народов, а также яицкого казачества, на утверждение влияния России на всем протяжении р.Яик и на прикаспийском побережье 1 .

Территория, на которой кочевали Большие ногаи, затем - калмыки и казахи, непосредственно соприкасалась с вотчинными владениями башкир. Поэтому московское правительство использовало в качестве передовой силы в борьбе с ними башкир, на которых было возложено обеспечение охраны и безопасности юго-восточных границ.

Ввиду обширности территории и относительной малочисленности населения на востоке и юго-востоке Башкирия не имела четких территори альных рубежей. Они были неустойчивыми, в какой-то мере условными. Тем не менее, у российского правительства существовало вполне определенное мнение насчет того, какие земли считать “государевыми”, то есть государственной территорией. Это легко прослеживается по сохранившимся в фондах Посольского приказа РГАДА материалам дипломатической переписки Москвы с калмыцкими тайшами, которые в первой половине XVII в. не только изгнали ногаев, заняв их традиционные кочевья, но и вторглись в вотчины башкир, находившихся в составе России. Так, в документах этого времени содержится четко сформулированное требование, чтобы калмыки не кочевали на “государевой земле”. Государевыми землями, судя по документам, являлись г. Астрахань с прилегающей к ней территорией, река Волга с городами-крепостями на ней, а также земли башкир, включавшие в себя часть р.Яик с ее притоками, - Уфимский уезд в пределах XVII века. Именно применительно к указанным территориям в документах постоянно применяется определение “государев”, “государева”. Так, в грамоте приказа Казанского дворца 1650 г. указывалось, чтобы калмыки “и вперед к государеве отчинек Астарахани и к государевым городом, и к Волге реке не приходили” 2 . Постоянно подчеркивалась также верховная власть царя (сюзерена) на башкирские земли, которые в документах назывались “государевыми башкирскими волостями”, “государевых ясашных людей вотчинными землями”. Вполне конкретно были обозначены вотчинные владения башкир-ского населения, которые простирались по среднему и верхнему течениям Яика и его притокам Илеку, Ори, Сакмаре и Киилу 3 . Эти границы указывались не только в челобитных местных жителей с жалобами на захват калмыцкими тайшами указанных земель, но и в официальных правительственных документах, исходивших из московских приказов и местных воеводских канцелярий. 14 июня 1650 г. уфимский воевода доводил до сведения калмыцких послов, что “по тем рекам: по Яику, и по Сакмаре, и по Илеку, и по Ору, и по Киилу и с малыми речками, которые в те реки впали, земли царского величества; в тех урочищах Казанских, и Уфинских, и Самарских уездов руских людей, и башкирцов … вотчины истари (курсив наш. - Р.Б. ), а с тех своих вотчин они платят государев ясак” 4 . Есть основания считать российскими землями также бассейны рек Большой и Малой Узени, которые были пожалованы башкирам Иваном Грозным 5 .

Исходя из вышеизложенного, можно определить юго-восточные рубежи России для начала XVII в. Граница начиналась от Каспийского моря, между Волгой и Яиком, и шла на север, постепенно поворачивая на северо-восток, к низовьям рек Большой и Малой Узени. Далее она заключала в себя среднее течение реки Яик, его притоки: реки Илек и Орь, - и уходила в верховья реки Тобол 6 . К тому времени Российское государство считало здесь “своими” земли по рекам Иртыш, Омь и Камышлов и требовало от калмыков уплаты ясака за право кочевать на этих землях 7 .

Таким образом, в конце XVI - первой половине XVII в. основная часть Башкирии окончательно была включена в состав Российского государства. Однако говорить об интеграционных процессах в это время не представляется возможным, так как речь идет лишь о защите внешних границ России. Во внутренние дела башкирского общества длительное время российское правительство не вмешивалось.

Башкиры в сфере русско-ногайских отношений

во второй половине XVI - первой половине XVII века

Согласно современной отечественной историографии, Башкирия накануне вхождения ее в состав России являлась наместничеством Ногайской Орды, но слабо вписавшимся в ее политическую структуру 8 . После падения Казан-ского ханства Башкирия оказалась в орбите восточной политики Москвы и почти одновременно с Ногайской Ордой должна была выстраивать с ней свои отношения. Прежде предстояло полностью освободиться от властных притязаний ногайских правителей. Политическая обстановка в середине XVI в. благоприятствовала башкирам: Россия отныне вступала в полосу непрерывной борьбы с Ногайской Ордой.

Ногайская Орда была слабо централизованным государством: она делилась на многочисленные улусы, слабо объединенные между собой. В связи с продвижением Русского государства на юго-восток и утверждением россий-ского владычества на всей Волге, в Ногайской Орде наступил политический кризис. Постоянные междоусобные войны, слабые экономические связи, политическая разобщенность различных частей орды обусловили распад ногайского общества. Орда распалась на Больших и Малых ногаев, Алтыуль-скую и ряд других орд 9 . В результате, в конце XVI - начале XVII в. существовало несколько самостоятельных ногайских орд, разобщенных как территориально, так и политически.

Наибольшую опасность для России представляла собой орда Малых ногаев, кочевавшая в Приазовье от Кубани до Дона. Она, находясь в номинальном подданстве турецкому султану 10 и поддерживая устойчивые отношения с Крымским ханством, участвовала во всех походах крымских татар на российские земли 11 . Алтыульская Орда (иначе энбулуки или Енбулуцкая Орда) кочевала на р.Эмбе и, ввиду отдаленности от российских границ, непосредственных контактов с Российским государством не имела. Враждебная позиция ее стала ощутимой лишь после того, как она примкнула к калмыкам. Более или менее ясными были отношения московского правительства с небольшими ордами юртовских и едисанских татар, кочевавшими под Астраханью. Они были подчинены астраханским воеводам и оберегались последними от нападений со стороны кочевников. Наиболее сложными и противоречивыми были отношения России с Большими ногаями, кочевавшими на обширном пространстве между Волгой и Яиком.

По В.В.Трепавлову, под Большой Ногайской Ордой следует понимать территорию и население, находившиеся под властью верховного правителя - бия. Сначала под Большими ногаями подразумевалась основная часть ногайского ханства, однако впоследствии, вплоть до конца XVIII в., понятие «Большие ногаи» применялось «к многочисленной группе ногайских элей и со временем оказалось в одном ряду с названием прочих «орд» 12 .

Прежде в исторической литературе существовало устойчивое мнение, что с середины XVI в. Большая Ногайская Орда находилась в российском подданстве. В этом случае башкирские бии вряд ли могли бы вступить в самостоятельные переговоры о подданстве с российским царем. Однако А.А.Новосельский отмечал, что в рассматриваемое время между Ногайской Ордой и Российским государством не могли еще сложиться устойчивые отношения и внутренние связи 13 .

По данному вопросу интересно мнение ногайского историка Б.Б.Кочекаева. Исходя из того, что под подданством международное право предусматривает “физическую принадлежность лица к определенному государству, выражающуюся в постоянном распространении на него суверенной власти этого государства, как на территории последнего, так и вне его”, он считает, что для XVI, также и XVII в. по отношению к Большим ногаям речь может идти лишь о “российском протекторате с элементами вассалитета” 14 . Б.Б.Кочекаев спра ведливо указывает на тот факт, что ногаи не платили дань Русскому государству, а напротив, ногайские князья и мурзы сами регулярно получали “поминки” из Москвы. Свои взаимоотношения с Ногайской Ордой Москва осуществляла, как и с другими иностранными государствами, через Посольский приказ 15 . По мнению указанного автора, о подданстве ногаев можно говорить лишь после того, как ногаи Большой Орды окончательно переселились на Северный Кавказ, и в 1822 г. царское правительство ввело у них русскую систему управления. Таким образом, в указанное время в ногайском обществе не наблюдается наличие неотъемлемых атрибутов подданства степных народов: службы в пользу Русского государства, уплаты ясака, выдачи аманатов (заложников) как гарантии выполнения этих обязательств. Несмотря на стремление Москвы полностью подчинить себе Большую Ногайскую Орду, она продолжала сохранять независимость, как во внутренней, так и во внешней политике. Ногаи нередко согласовывали свои действия то с Крымом, то с польским королем, которые пытались вовлечь их в антирусскую коалицию 16 . Вместе с тем, в конце XVI - начале XVII в., находясь в Заволжье, Большие ногаи угрожали, прежде всего, башкирскому населению: они продолжали рассматривать населенную башкирами территорию как свое наместничество и периодически снаряжали военные экспедиции для сбора ясака 17 . Даже в начале XVII в. ногаи наездами продолжали собирать с башкир ясак 18 .

У ногаев, как и у крымских татар, существовали традиционные сакмы или шляхи, по которым они вторгались в пределы Русского государства. О “ногай-ской дороге” или “старом ногайском шляхе” на южнорусской окраине, который был известен как Малым, так и Большим ногаям, говорится в исследованиях В.П.Загоровского и А.А.Новосельского. Этот путь шел восточнее Дона, через верховья Битюга между Польным Воронежем и Цной, к густонаселенным районам Российского государства. А ответвления ногайского шляха вели, кроме того, через р. Воронеж и верховья Дона - к приокским уездам России 19 .

Со времен Батыя существовали ногайские сакмы, ведущие к южнорусским уездам России из-за Волги. Они вели через так называемые “Царицынский” и “Самарский” перевозы 20 . В начале XVII в. крымские татары и ногаи продолжали пользоваться старинными сакмами. На указанных путях татарских вторжений впоследствии были сооружены Белгородская и Симбирская укрепленные линии. Ногайские сакмы существовали и в Заволжье. Одна из них шла вдоль левого берега р.Волги к Казани, другая шла к верховьям рек Яик и Белая вглубь Уфимского уезда.

После присоединения Поволжья и Башкирии царское правительство не могло не вести борьбу с ногайскими мурзами, совершавшими опустошительные набеги на порубежные территории: Казанский и Уфимский уезды. В ходе этой борьбы были сооружены города-крепости на реках Волге, Каме и Белой. Уже в 1557 г. был построен город Лаишев - в том месте, где существовал старинный переход ногаев через р.Кама. На традиционном пути, на переправе через Волгу, возник город Тетюши 21 . В конце XVI века были построены города-крепости Уфа, Самара, Царицын и Саратов. Строительство городов-крепостей на юго-востоке страны было вызвано, прежде всего, необходимостью борьбы с набегами ногайских мурз. Не случайно, узнав о сооружении Самары и Уфы, ногайский князь Урус потребовал, чтобы “городом на Уфе и на Самаре вперед не быти” 22 . Однако известно, что г.Уфа был построен по просьбе самих башкир, которые без военной помощи со стороны России не могли противостоять как ногаям, так и сибирским кучумовичам.

По мере укрепления позиции России в Поволжье и Башкирии ногаи были вынуждены покинуть эти территории. Так, исход ногаев В.В.Трепавлов связывает с усилением присутствия русских сил в Башкирии, когда в Уфе «демонстративно утвердился русский воевода с гарнизоном» 23 . До сооружения -г. Уфы наряды для отражения набегов ногаев посылались из Казани, но дальше Камы, как правило, они не шли. Один из последних крупных походов “по ногайским вестям” был организован в 1586 г., когда из Казани на Каму было направлено два полка 24 .

Таким образом, главной внешнеполитической задачей московского правительства на юго-востоке страны оставалось стремление к максимальному ограничению набегов своевольных степняков на русские окраины. Хотя ногаи в начале XVII в. уже не представляли особой опасности для России, но для башкир они продолжали представлять собой серьезную угрозу. Внешнеполитическая ситуация в этом регионе значительно обострилась в связи с появлением калмыков, что в первую очередь отразилось на положении башкирского населения.

Русско-башкирско-калмыцкие отношения

в первой половине XVII в.

В двадцатых годах XVII в. многочисленные калмыцкие племена торгоутов и дербетов, откочевавшие из Джунгарии, появились у юго-восточных рубежей России. Появление калмыков у границ Русского государства осложнило военно-политическую обстановку в этом регионе. С одной стороны, оживилась деятельность кучумовичей - сыновей и внуков последнего сибирского хана Кучума. Заключив союз с калмыками, они стали нападать на российские окраины 25 . В союз с калмыками вступила также Алтыульская Орда. Алтыульские мурзы отныне принимали самое активное участие в набегах калмыков на россий-ские территории 26 . С другой стороны, не выдержав натиска калмыков, значительная часть Больших ногаев покинула свои традиционные кочевья и перешла “на крымскую сторону” р.Волги. Здесь ногаи оказались вовлеченными в сложный переплет отношений между Персией, Турцией, Крымом и Москвой 27 , и превратились вскоре из “друга” России в его “недруга” 28 .

С уходом большинства вассально-зависимых ногаев Россия потеряла и без того слабое влияние в прикаспийских степях. В Заволжье ей остались верными лишь едисанские и юртовские татары, кочевавшие под Астраханью. Оставшиеся ногаи и часть едисанских мурз были покорены калмыками. По свидетельству А.А.Новосельского, в 1646 г. вместе с калмыками кочевало в общей сложности 1700 ногайских, алтыульских и едисанских дворов 29 .

Калмыки получили в лице ногаев военное пополнение и прекрасных проводников для продвижения вглубь российской территории. Доля участия ногаев в совместных походах с калмыками была, очевидно, значительной. Это давало основание калмыцким тайшам иногда сваливать всю вину за грабительские набеги на своих союзников. Так, например, в 1635 г. калмыцкий тайша Дайчин говорил русскому послу К.Артемьеву: “И те де нагайские и едисанские татаровя... наводят на всякое дурно и велят ему, Дайчину, с улусы кочевать меж Волги и Яика блиско Асторохани, и аманат в Астарахань давать не велят и везде бывают в вожах у калмык” 30 .

Ногаи и едисанские татары, кочевавшие с калмыками, совершали иногда самостоятельные набеги. Так, в 1644 году набег на Каму совершили едисан- ские татары 31 . В 1654 г., незадолго до окончания сооружения Закамской черты, “воинские ногайские люди” прорвали укрепленную линию на участке между Тиинском и Новошешминском и разорили земли сына боярского С.Аристова 32 .

Калмыки значительно превосходили в военном и численном отношении Больших ногаев и поэтому представляли собой немалую угрозу юго-восточным окраинам государства. О достаточно высоком уровне военного дела у калмыков свидетельствуют документы. Они знали огнестрельное оружие 33 . Разнообразным было защитное вооружение, к изготовлению которого привлекались все улусные люди 34 . У калмыков была выработана определенная тактика ведения боя. По мере приближения к врагу они пускали в ход стрелы, затем копья, а когда дело доходило до рукопашной - сабли. Они умело использовали условия местности и погоду, широко использовалась разведка. Как правило, перед крупной боевой операцией для обследования местности и взятия языков посылался небольшой отряд. В качестве вожей использовались ногаи, хорошо знающие местность.

С.К.Богоявленский, исследовавший на основании архивных материалов историю калмыков в первой половине XVII века, отмечал, что калмыки вели почти непрерывные войны со своими соседями - русскими, башкирами, ногаями, бухарцами, хивинцами, туркменами и балхинцами 35 . Организаторами походов, безусловно, являлись представители степной аристократии. Это было обусловлено рядом причин, в том числе стремлением феодальной знати к расширению земельных владений, захвату земельных пространств 36 . Как отметила П.С.Преображенская, частые набеги калмыцких феодалов на окраины Российского государства были обусловлены экстенсивным характером хозяйства, крайней слабостью промышленного производства и обмена, потребностью в обширных территориях для кочевок 37 .

В тридцатых годах XVII в. калмыки окончательно утвердились между реками Яик и Волга. Они заняли также ясачные земли башкир по Яику и его притокам, в верховьях рек Сакмары, Большой и Малой Узени. Таким образом, прикочевка калмыков в Заволжье затронула политические, экономические и торговые интересы России. Ими были захвачены не только исконные территории находившихся под протекторатом России ногаев, но и ясачные и промысловые угодья башкир, подданных Российского государства.

В связи с угрозой со стороны калмыков, роль коренного населения в обороне юго-восточных рубежей значительно возросла. При посредничестве князей, биев, тарханов, московское правительство вовлекло в борьбу с неприятелем все башкирское население. Причем, социальная верхушка пограничного населения, обладавшая широкими иммунными правами, выступила организатором обороны пограничных земель. В обязанность местного населения входило “проведывание вестей” про неприятеля и предупреждение их набегов на государственную территорию 38 .

Активная борьба с калмыками и вступившими с ними в союз ногайскими мурзами началась с тридцатых годов XVII века, после того, как калмыки окончательно утвердились на Нижней Волге. К 30-40 годам относится организация первых военных походов. В 1633 г., когда калмыки впервые появились близ р.Камыш-Самара, из Астрахани был снаряжен стрелецкий отряд. Бой произошел на р.Большой Узени. Вспомогательный отряд, состоявший из ногаев, юртовских и едисанских татар, не оказал никакой помощи русским ратным людям. Бой окончился поражением русских 39 .

В 1644 г. против калмыцких тайшей был направлен объединенный отряд русских ратных людей и башкир под командованием уфимского воеводы Льва Афанасьевича Плещеева. Бой состоялся 1 июля 1644 г. Многочисленный отряд противника был разбит 40 .

Пограничные столкновения башкир с калмыками, занявшими их ясачные угодья, были постоянными. Нападения калмыков на башкирские земли нередко выходили за пределы обычных набегов с целью грабежа и мелких стычек с пограничными жителями. Они приобретали характер хорошо организованных военных походов. Такие походы совершались вглубь российской территории и подготавливались заранее. В сентябре 1645 г. сбежавший от калмыков русский посол - уфимец А.Черников сообщал, что “Лаузан-тайша говорил им не таяся, что хотел итти с воинскими своими людьми войною на низ по Белой реке и по Каме на Уфинской и на Казанской уезды, на чевашу и на черемису, и хочет де воевать до Казани” 41 . В готовящемся походе должны были принять участие также племянники и братья Лаузана-тайши. Такие же вести были получены от “выходцев” из калмыков 42 . Действительно, в сентябре 1645 г. калмыки и ногаи совершили ряд набегов на закамские земли 43 . Кроме того, уфимские служилые люди, побывавшие в проезжих станицах на р.Ике, сообщали, что до них приходил туда калмыцкий разведывательный отряд и взял в плен двух чувашей Казанского уезда. Сведения, поступавшие из разных источников, говорили о подготовке калмыками крупного военного похода.

Крупную военную акцию калмыки готовили и в 1648 году 44 . Однако, башкирам во главе с князем Акбулатом Сулеймановым удалось предотвратить крупное нападение калмыков на Уфимский и Казанский уезды. Весть о готовящейся военной акции принес “выходец из калмыков”, то есть сбежавший из калмыцкого плена, казанский слободской татарин Ишмамет Исаев. Он сообщил, что “Дайчин-тайша послал под Астарахань войною пять тысяч калмыков, да под Самару, и под Саратов, и под Царицын пять тысяч же человек. Да в Казанской и Уфинской уезды вниз по Белой и по Каме рекам пять тысяч же человек, да в Уфинской же уезд вверх по Белой реке для вожей и языков пятьсот человек” 45 . Башкиры разных дорог и волостей, спрятав женщин и детей в недоступных местах, собрали свои военные силы. Под предводительством князя Сулейманова собралось 560 воинов. Отряд, по-видимому, состоял из десятков мелких подразделений, возглавляемых другими биями. Кроме князя, документы упоминают еще 32 человека - “лучших людей”. В поход снарядили своих воинов жители Кипчакской, Минской, Айской, Табынской и других волостей разных дорог Уфимского уезда.

Выехавшие “по калмыцким вестям” башкирские отряды стали разъезжать “по приметным местам…, где бы им наехать на колмытцкую сокму”, и обнаружили следы неприятеля в степи на р.Игене, на расстоянии одного дня езды от Уфы. Отправив послов “с тою вестью” в Уфу и другие города, а также в свои волости, башкиры стали преследовать калмыков. Калмыки тем временем перешли р.Белую и направились к Соловарному острожку 46 . Соловарный острог был не жилым, а стоялым острогом и в период прихода калмыков никого там не оказалось. Не дойдя 2-3 верст до Соловарного острога, калмыки разгромили ясачную мордовскую деревню Телкал, захватили всех ее жителей в плен.

Дальнейший ход событий виден по документу: “…И как де те калмыцкие воинские люди пошли под Соловарной острожек, и они де [башкиры] стали ждать и караулить на приметном месте, на речке Армыте, от Соловарного острожку верст за десять. А того де места тем калмыком минуть было не мочно, и те де калмыки, погромив деревню, пошли назад тем же следом, отколе они пришли. И на той де речке Армыте, перепустя тех калмыков с половину, ударили на них всеми людьми, и на той де речке учели с ними, башкирцы, те калмыки битися; и перекинулись де за ту речку башкирцов человек с 30 и тех калмыков от той речки отбили” 47 . “А ушли де всех калмыков в свои улусы немногие люди”, - докладывали после боя уфимскому воеводе башкиры. Калмыцкий отряд был полностью разбит.

Данное сражение имело крупное военное значение. Пленные калмыки, приведенные в Уфимскую съезжую избу и допрошенные воеводой Х.Ф.Рыльским, признавались, что “Дайчина-де тайши людей ныне в дворе з братьями и с ногаи всего с тритцать тысяч человек. А дожидается де он, Дайчин-тайша, их, калмыков, из Уфинского уезду с языки, и по языком де смотря, хотел идти войною” 48 . Таких примеров было не мало. Фактически вся тяжесть борьбы с набегами калмыцких тайшей, едисанских и ногайских мурз лежала на населении юго-восточной окраины государства, прежде всего - башкирах.

В 1647-1650 годах калмыки кочевали уже непосредственно у Волги. К этому времени относятся сведения о кочевке некоторых калмыцких улусов между Волгой и Хопром, притоком Дона 49 . В связи с этим возросла угроза нападения калмыков на густонаселенные и освоенные уезды Российского государства. Кроме того, появилась угроза вовлечения калмыцких тайшей в антирусский союз. Крымское ханство неоднократно пыталось использовать калмыков в борьбе с Россией. Энергичные меры крымская дипломатия предпринимала зимой 1657, летом 1658, в 1658-1659 и в 1661 гг 50 . В 1658 г. крымские послы калмыцкому тайше Дайчину предлагали: “Крымскому царю воевать русские городы и уезды с ево сторону, а ему, Дайчину-тайше, … воевать Казанской и Уфинской уезды” 51 .

К середине XVII века Российское государство имело значительный опыт борьбы с кочевниками. В сороковых годах XVII в. предпринимается строительство ряда укрепленных линий в Заволжье и, прежде всего, в Закамье. В рассматриваемое время возникли укрепленные остроги в Закамье: Шешминск, Ахтачинск, Мензелинск, Чалнинский городок. Многие из них были построены на башкирских землях. Строительство Мензелинской крепости, в частности, было встречено открытым сопротивлением башкир.

Так же, как и закамские крепости, появившийся в 1640 г. в устье Яика Яицкий городок (впоследствии - Гурьев) главным образом должен был оказывать помощь в сдерживании набегов калмыков, угрожавших Астрахани и всему Нижнему Поволжью 52 . Однако набеги калмыков и их союзников, ногайских и едисанских мурз, на российские окраины не прекратились. Более того, как свидетельствуют источники, жители новопостроенных острогов сами страдали от набегов кочевников. В 1650 г. правительство потребовало от астраханских воевод особый список тех лиц, которых “калмыцкие тайши и их улусные люди в прошлых и нынешнем 158 году под Астраханью, и под Черным Яром, и под Царицыным, и под Саратовом, и под Самарою, и в Казан-ском уезде в закамских острожках, и в посылках, и на промыслах побили и грабили, и в полон поимали” 53 . В приведенном нами документе закамские острожки упоминаются в числе других поволжских крепостей, часто подвергавшихся нападениям со стороны калмыков. Таким образом, строительство отдельных крепостей для борьбы с набегами кочевников в рассматриваемое время не оправдывало себя.

Как показывал опыт организации обороны южных границ России, наиболее эффективным мероприятием в плане обороны от набегов кочевников и наступления на степь оказалось сооружение непрерывной системы укреплений. Вдоль внутренних границ Башкирии, в Закамье, в 1652-1655 гг. была сооружена Закамская черта, которая явилась естественным продолжением непрерывной системы укреплений XVII века: Белгородской, Тамбовской и Симбирской линий. Общая протяженность ее составляла 450 км от р.Волги до р.Ик, левого притока р. Камы. Состояла из крепостей: Белый Яр, Ерыклинск, Тиинск, Новошешминск, Кичуевск (стоялый острог), Заинск и Мензелинск. От Новошешминска до Мензелинска Закамская черта проходила по территории Уфимского уезда и имела наибольшие изгибы, обусловленные географическими особенностями местности. Крепости Новошешминск, Кичуевск, Заинск, Мензелинск были сооружены на возвышенных берегах рек. Преобладающим типом укреплений являлась засека. Гарнизоны крепостей формировались из служилых людей, присланных из Лаишева, Тетюшей, Ахтачинска, Шешминска, Чалнинского городка, дворцовых пашенных крестьян, переведённых в служилое сословие, шляхтичей смоленских и полоцких. Управление территорией Закамской черты было сосредоточено в Приказе Казанского дворца.

Как было показано выше, юго-восточные границы России в указанное время проходили значительно южнее территории будущей черты. Тем не менее, строительство Закамской черты было вызвано причинами внешнеполитического характера. Она была построена для защиты наиболее освоенных районов Заволжья от набегов калмыков и их союзников. Так, в 1670 г. жители Ерыклинска, бывшего острога на Закамской черте, вспоминали, что они были переведены “в пригородок Ерыклинск служить солдацкую службу для обережи от татарского и калмыцкого приходу” 54 . Новая укрепленная линия в Заволжье должна была не только защитить внутренние области России от набегов неприятелей, калмыцких тайшей и ногайских мурз, но и привести к изменению общей политики московского правительства на юго-восточных рубежах.

В связи со строительством Симбирской и Закамской укрепленных линий, роль башкир в обороне юго-восточных рубежей несколько снизилась: линии перекрыли основные пути калмыцких набегов на наиболеезаселенные и освоенные районы Российского государства. Кроме того, завершение сооружения Закамской черты совпало с немаловажным событием в истории русско-калмыцких отношений. В 1655 году калмыки принесли первую письменную шерть. До сего времени шерти калмыцких тайшей носили исключительно уст-ный характер и, как правило, не выполнялись. На ряд уступок пошло и российское правительство. После 1655 г. оно впервые склоняется к тому, чтобы предоставить калмыкам возможность кочевать по Волге. Одновременно правительство запрещает пограничному населению - русским людям, башкирам и иноземцам - нападать на калмыков. Распоряжения об этом были отправлены в Уфу и во все понизовые города 55 .

Таким образом, если прежде российское правительство защищало интересы своих подданных 56 , запрещая калмыцким тайшам занимать башкир-ские земли и требуя откочевки их на прежние кочевья, то со второй полови ны 50-х гг. XVII в. оно заняло совершенно противоположную позицию. Под угрозой смертной казни башкирам было запрещено нападать на калмыков, а калмыкам после 1657 г. официально разрешено кочевать на занятых ими территориях, в том числе и на исконных башкирских землях. Резкий перелом в политике царизма в Башкирии после сооружения Закамской черты: отказ от защиты интересов башкир в их борьбе с калмыками и одновременное усиление со второй половины XVII столетия захвата башкирских земель, рост фискального гнета и злоупотребления местной приказной администрации - все это явилось причиной восстания 1662-1664 гг., охватившего и территорию Закамской черты 57 .

Казахи и башкиры в первой трети XVIII в.

В конце XVII - первой половине XVIII вв. общая политическая обстановка на юго-восточных приграничных территориях определялась взаимоотношениями башкир, казахов и калмыков. Характер этого соседства и контактов был сложным и противоречивым. Взаимные набеги, свойственные кочевникам, сочетались совместными походами на общего неприятеля, участием казахов и калмыков в башкирских восстаниях. Так, калмыки принимали активное участие в башкирском восстании 1662-1664 гг. После поражения восстания около 8 тысяч башкирских повстанцев укрылись в калмыцких степях 58 . П.И.Рычков писал, что предводитель восстания 1676 г. Сеит не только «на ту противность преклонил башкир», но и с казахами «соединясь, года с три то свое бунтовшичье намерение продолжил» 59 . Имеются документальные свидетельства об участии казахов и союзных с ними каракалпаков в башкирском восстании 1704-1711 гг. 60

Вместе с тем, верховная собственность на земли башкир принадлежала русскому государю. В острой борьбе за пастбища на правобережье р.Яик, в Волго-Яицких степях и в предгорьях Южного Урала, правительство старалось не допустить перехода казахов Младшего жуза на башкирские земли в верхнем и среднем течении Яика. В результате набеги соседей на новые территории с целью расширения пастбищ участились. В 1717 г., по данным А.И.Левшина, казахи Младшего жуза дошли даже до закамской крепости Новошешминск, «взяли оный, разорили» и «увлекли с собою много пленных» 61 . Башкиры же, в свою очередь, вторглись в кочевья Младшего жуза, угнали несколько тысяч лошадей 62 . О характере казахо-башкиро-калмыкских отношений можно найти сведения и в донесениях статского советника И.Кирилова. Он, в частности, сообщал властям о том, что «непрестанно российским, казанским, яикским, Уфимскими Сибирским граничным жителям нападения чинили и ежегодно как скот пленников угоняли…» 63 .

В первой трети XVIII в. усиливается натиск казахов Младшего жуза на всем протяжении течения р.Яик. Это было связано с широким наступлением джунгарских войск на казахские земли в 1723 году. Этот год у казахов был назван годом «великого бедствия». Застигнутые врасплох казахи отступили, бросая скот и имущество. Казахи Среднего жуза устремились на север от Сырдарьи на реки Тургай, Ишим, Тобол и Уй, оттеснив кочевья башкир. Казахи Младшего жуза передвинулись на запад в долину р. Эмбы. Тридцать тысяч казахов Младшего жуза перешли Эмбу, приблизились к Яику, к южным пределам Башкирии 64 .

Зимой 1725 г. в Астраханскую губернскую канцелярию поступили сведения калмыкских тайшей о продвижении казахов к Эмбе, Илеку, Яику 65 . В результате этих миграций была нарушена исторически сложившаяся система землепользования и смещены традиционные границы и маршруты кочевания не только казахских родов и племен Младшего и Среднего жузов, но ибашкир и калмыков.

Территориальная близость родственных по культуре и языку народов вблизи границ создавала российскому правительству определенную угрозу. Между тем имелись государственные интересы в этом регионе: расширение торговли с Казахстаном и странами Средней Азии.

Присутствие калмыков на луговой стороне р.Волги больше отвечало интересам России. Здесь они являлись серьезным противовесомтюркоязычным башкирам, казахам и каракалпакам. Так, в 1715 г. калмыцкий хан Аюка писал русскому царю, что “башкирцы, крымцы, кубанцы и каракалпаки ему неприятели, и без помощи русских войск нельзя ему кочевать между Волгой и Яиком”. После этого при Аюке постоянно должен был находиться стольник Дмитрий Бахметев с отрядом, состоящим из 300 регулярных и 300 иррегулярных служилых людей. Бахметев должен был, с одной стороны, охранять калмыков, с другой - следить, чтобы они не вступили в сговор с другими народами, в частности с кабардинцами 66 .

Серьезные опасения у российского правительства вызывали, как было сказано выше, и казахи. Н.Попов писал, что казахи Младшего и Среднего жузов в начале XVIII в. захватили немало земель и рек, которые башкиры когда-то называли своими 67 . Несмотря на это, существовала опасность сближения казахов и башкир. Башкиры, особенно зауральские, имели тесные контакты с казахами Младшего и Среднего жузов, что было обусловлено близостью их культуры и языка. Башкиры, казахи и каракалпаки нередко объединялись в борьбе против калмыков и совершали иногда совместные набеги на пограничные крепости. Так, по некоторым данным, в 1717 г. их объединенное 10-тысячное войско дошло до закамского городка Новошешминска. Традиционные связи башкир с казахами были использованы потом российской дипломатией при присоединении Казахстана к России, но в первой четверти XVIII в. для окончательного покорения народов, находившихся в низовьях Волги и Яика, включая и яицких казаков, у России сил было ещё недостаточно.

В первой трети XVIII в. в юго-восточной части Башкирии, в связи с натиском калмыков и казахов, резко обострился земельный вопрос, принявший форму военных столкновений. Башкиры и волжские калмыки, как подданные Российской империи, неоднократно обращались к правящей власти с просьбой урегулировать земельный вопрос. Однако этотвопрос не был решен: в 20-е годы XVIII в. кровавые стычки между казахами и башкирами из-за пастбищ продолжались и сопровождалисьугоном скота и пленников.

Вплоть до 30-х годов XVIII в. Россия вела себя на юго-восточных рубежах довольно пассивно, ограничиваясь укреплениемпрежних и строительством новых небольших крепостей, а также некоторым увеличением воинского контингента. Так, в 1726-1727 гг. российское правительство предпринимает ряд мер по укреплению юго-восточных рубежей. С целью “удержания калмыцких, и башкирских, и казачьих орд, и каракалпаков, понеже по Волге реке, по луговой стороне, другого города не имеется”, на р.Самаре было решено построить легкую крепость, а также обезопасить “от набега и нападения кара калпаков” Яицкую крепость - “прежний острог починить и палисадником укрепить” 68 . Для удобства сообщения между отдаленными друг от друга крепостями и для защиты от возможных набегов неприятелей по дороге от Самары до Яицкой крепости было сделано 11 застав, которые имели следующие названия: Осиновое, Дубовое, Поветное, Среднее, Перелаз, Каралыцкое, Иргизское, Соляное, Чаганское, Красный колок, Чеваская осада 69 .

В 1727 г. было решено поселить драгунские и пехотные полки близ российских границ, в том числе 10 полков в городах Поволжья: Пензе, Саратове, Самаре и Царицыне, а также 300 яицких казаков в новом, строившемся тогда на устье р.Сакмары городке. По мнению Н.Попова “это было первое звено в той цепи крепостей, слобод и станиц, которые должны были впоследствии отрезать Башкирию от Азии, чрез что разом достигались две цели: владычество над башкирцами и возможность отражать набеги киргиз-кайсаков” 70 .

Однако в это время, судя по действиям московского правительства, четко выработанной стратегии и тактики российской внешней политики в этом регионе еще не было. В первой трети XVIII в. столица с одинаковым недоверием относилась как к казахам и каракалпакам, так и к своим подданным: башкирам, калмыкам, яицким казакам и приграничным татарам. Наряду с защитой внешних границ, предпринимались меры по усилению контроля за пограничным населением. В 1728 г. было предписаносделать укрепления, палисады и маяки в Уфимской и Соликамской провинциях, а также укрепить города и остроги “для защиты от башкирцев, калмыков и татар, но без издержек казны, пока оберутся об этом справки и сведения, как лучше сохранить те места” 71 .

В свою очередь казахи Младшего жуза стремились закрепиться в бассейнах рек Яик, Илек, Тобол, добиться урегулирования отношений с пограничным населением. Так, в 1729 г. хан Младшего казахского жуза Абулхаир отправил в Тобольск посольство в количестве 4-х человек для урегулирования башкирско-казахского конфликта 72 .

Башкиры сыграли решающую роль в установлении дипломатических отношений России с казахами. В мае 1730 г. в кочевья Младшего жуза с дипломатической миссией прибыл башкирский старшина бурзянского рода Ногайской даруги Алдарбай Исекеев* для разрешения спорных вопросов. Итогом этой поездки стало решение Абулхаира отправить специальных послов в Уфу, «чтобы быть с Россией в миру». Казахских послов Сейткула Кайдагулова и Кутлумбета Коштаева сопровождали и представители башкирского народа, в частности, известные башкирские старшины Алдарбай Исекеев и Таймас Шаимов.

В сентябре 1731 г. управление всеми пограничными крепостями россий-ского государства было возложено на известногогосударственного деятеляпервой половины XVIII в. фельдцейхместера, а впоследствии - генерал-фельд-маршала Христофора Миниха. Его полномочия были дополнительно подтверждены указом от 14 февраля 1732 г. 15 Уже в 1731 г. Миних отдает распоряжение о починке крепостей в пределах всей империи и о постройке новых 73 . В декабре 1732 г. им был издан указ, непосредственно касающийся рассматриваемой нами территории. “От нападения калмык, киргис-кайсаков и каракалпаков как в яицком казачьем полку, так и на Черемшанских форпос-тах и в Казанской губернии иметь крепкую предосторожность и чинить отпор и наступление по силе воинских регул, ... не допуская российских подданных до разорения, - говорилось в нем. - И чтоб оные неприятели чрез Волгу не перелезли и на уездных жителей не ударили, расставить между Самарою, и Сызраном, и Саратовым, и в Малыковке, и в Терсе, и в других селах и деревнях пристойное число драгун и солдат из стоящих близ тех мест полков” 74 . Таким образом, в течение 1731-1732 гг. определяются основные цели и задачи внешней политики России на юго-востоке: борьба с набегами казахов, каракалпаков и калмык. Важное значение в системе мер по защите юго-восточных рубежей придавалось строительству новой Закамской линии.

Итак, пограничное положение башкирского народа в составе России в XVI-XVIII вв. оказывало непосредственное влияние на их социально-экономическое и политическое развитие. Им постоянно приходилось вести борьбу не только в интересах Российского государства по охране юго-восточных границ, но и вступать в сложные взаимоотношения с пограничными соседями: ногаями, калмыками и казахами.

Примечания

1 См.: Буканова Р.Г. Закамская черта. - Уфа: БашГУ,1999. - С.66.

2 РГАДА. Ф.127. Ногайские дела. 1650 г. Д.2. Л.131.

3 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1648 г. Д.1. Л.53, 62; 1649 г. Д.1. Л.2,4-5.

4 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1650 г. Д.2. Л.5.

5 См.: Усманов А.Н. Добровольное присоединение Башкирии к Русскому государству. 2-е изд. - Уфа, 1982. - С.56.

6 Буканова Р.Г. Закамская черта. - С. 67-68.

7 Границы России в Западной Сибири применительно к XVI-XVIII вв. были уточнены омским исследователем Колесниковым А.Д. См.: Колесников А.Д. Формирование границы русских владений на юге Западной Сибири в XVI-XVIII вв. //Основные проблемы исторической географии России на современном этапе. Тезисы докладов и сообщений II Всесоюзной конференции по исторической географии России. М.,1980. С.134-135.

8 См.: Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. - М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2002. - С.196, 199; Азнабаев Б.А . Интеграция Башкирии в административную структуру Российского государства (вторая половина XVI - первая треть XVIII вв.) - Уфа: РИО БашГУ, 2005. - С.32-33.

9 См.: Поноженко Е.А. Общественно-политический строй Ногайской Орды в XV - середине XVII вв. Автореф. дисс. канд. юрид. наук. М., 1977. С.22-24.

10 Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. - М.-Л., 1948. - С.15.

11 Сафаргалиев М.Г. Ногайская Орда во второй половине XVI в. // Сборник научных работ Мордовского гос. пед. ин.-та. Саранск, 1949. -С.15.

12 Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. - С.311-312.

13 Новосельский А.А. Указ. соч. - С.40.

14 Кочекаев Б.Б. Социально-экономическое и политическое развитие ногайского общества в XIX - начале XX века. -Алма-Ата, 1973. - С.23.

15 Аналогично трактуется вопрос о подданстве казахов России в XVIII веке в книге: Басин В.Я. Россия и казахские ханства в XVI - XVIII вв. - Алма-Ата. - 1971.

16 Новосельский А.А. Указ соч. - С.16,55.

17 Трепавлов В.В.

18 Азнабаев Б.А. Интеграция Башкирии в административную структуру Российского государства (вторая половина XVI - первая треть XVIII вв.) - С.71.

19 Загоровский В.П. Белгородская черта. - Воронеж,1969. - С. 52; Новосельский А.А. Указ. соч. - С.294.

20 Документ, в котором говорится о старинных путях татарских набегов на Русь, был составлен в Разрядном приказе летом 1681 года и впервые опубликован в “Известиях Тамбовской Ученой архивной комиссии”. Вып. 32. -Тамбов,1892. - С.49. См. также: Воронежский край с древнейших времен до конца XVII века. - Воронеж, 1976. №15. - С.24-25.

21 Тихомиров М.Н. С.504-505.

22 См.: Карамзин Н.И. История государства Российского. Т.10. - СПб., 1892. - С.15; Там же. Примечания к 10-му тому. - С.9; Перетяткович Г.И. Поволжье в XV и XVI веках. (Очерки из истории края и его колонизации). - М.,1877. - С.313-314.

23 Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. - С. 336.

24 Новосельский А.А. Указ. соч. - С.34.

25 Устюгов Н.В. Указ. соч. С.45-48.

26 Русско-монгольские отношения. №76. С.88.

27 Новосельский А.А. Указ. соч. С.88.

28 Кочекаев Б.Б. Указ. соч. С.31.

29 Новосельский А.А. Указ. соч. С.359.

30 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1636 г. Д.1. Л.73.

31 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1654 г. Д.1. Л.15.

32 РГАДА. Ф.1209. Кн.156. Л.33.

33 Русско-монгольские отношения… №18. С.54.

34 Богоявленский С.К. Материалы по истории калмыков в первой половине XVII века // Исторические записки. Т.5. М.,1939. С.95.

35 Богоявленский С.К. Указ. соч. С.87.

36 См.: О патриархально-феодальных отношениях у кочевых народов (к итогам обсуждения) // Вопросы истории. 1956. №1. С.76.

37 См.: Преображенская П.С. К вопросу о социально-экономическом строе калмыков // История СССР. 1963. №5. С.97.

38 См.: Буканова Р.Г. Русско-башкирско-калмыцкие отношения в первой половине XVII века // социально-политические и этнодемографические процессы на Южном Урале. XVII-XX вв. - Уфа: Башк. ун-т, 1993. - С.71-80.

39 Богоявленский С.К. Указ. соч. С.68-69.

40 См.: Устюгов Н.В. Башкирское восстание 1662-1664 гг. // Исторические записки. Т.24. - М.,1947. - С.50; РГАДА. Ф.210. Столбцы приказного стола. Ст.158. Л.397-398.

41 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1645 г. Д.1. Л.112-113.

42 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1645 г. Д.1. Л.114-115, 137.

43 Акты археографической экспедиции. Т.4. №2. С.1-2.

44 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1648 г. Д.1. Л.1-19.

45 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1648 г. Д.1. Л.3-4.

46 Речь идет о стоялом остроге. Соловарный (Солеваренный) городок был построен в 1684 г.

47 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1648 г. Д.1. Л.6-7.

48 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1648 г. Д.1. Л.9.

49 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1650 г. Д.1. Ч.2. Л.361; Ф.210. Столбцы приказного стола. С.172. Л.93-100, 103-104.

50 Очерки по истории Калмыцкой АССР. С.104.

51 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1658 г. Д.1. Л.67, 109.

52 Дариенко В.Н. Город Гурьев. (Хронология исторических событий) // Ученые записки Казахск. гос. ун-та им. С.М.Кирова. Т.53. Вып.9. Алма-Ата, 1962. С.247; Фосс В.Е. Очерки Гурьева городка // Сборник статистических, исторических и археологических сведений по бывшей Оренбургской и нынешней Уфимской губерниям. Уфа, 1868. С.89-90.

53 РГАДА. Ф.127. Ногайские дела. 1650 г. Д.1. Л.2. Л.151-152.

54 РГАДА. Ф.1209. Кн.159. Л.224об.

55 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1655 г. Д.1. Л.99.

56 Материалы по истории Башкирской АССР. Ч.1. №38. С.156-157.

57 Об этом см.: Чулошников А.П. - Феодальные отношения в Башкирии и башкирские восстания XVII - первой половины XVIII в. // Материалы по истории Башкирской АССР. Ч.1. - С.3-64; Устюгов Н.В. - Башкирское восстание 1662-1664 гг. // Исторические записки. Т.24. - М.,1947. - С.30-110; Акманов И.Г. Башкирские восстания XVII первой половины XVIII в. - Уфа, 1978 и др.

58 Кузеев Р.Г. О характере присоединения Волго-Уральского региона к Русскомугосударствуи некоторые вопросы средневековой истории // Этнологические исследования в Башкортостане. - Уфа: «Китап», 1994. -С.134

59 Рычков П. И. История Оренбургская.(1730-1750).- Оренбург, 1896.- С.53.

60 История Казахстана с древнейших времен до наших дней в 5-ти томах. Т.3. - Алма-Ата. 2000. - С. 115-116.

61 Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей. Ч.2. - СПб., 1832. - С.166.

62 Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей. Ч.2. - С. 167.

63 Законы Российской империи о башкирах, мишарях,тептярях и бобылях: Сборник законов и указов. - Уфа: «Китап», 1999. - Док.№75. - С.98

64 Кузеев Р.Г. О характереприсоединения Волго-Уральского региона кРусскому государству и некоторые вопросы средневековой истории // Этнологические исследования в Башкортостане. - Уфа. 1994. - С.70

65 История Казахстана с древнейших времен до наших дней в 5-ти томах. Т.3. -Алма-Ата.2000. - С.117.

66 См.: Буканова Р.Г. Города-крепости юго-востока России в XVIII веке. История становления городов на территории Башкирии. - Уфа: «Китап», 1997. - С.37.

67 Буканова Р.Г. Города-крепости юго-востока России в XVIII веке. Татищев и его время. - М.,1861. - С.170-171.

68 РГАДА. Ф.248. Кн. 456. Лл.300-302.

69 Буканова Р.Г. Города-крепости юго-востока России в XVIII веке. - С.83

70 Попов Н.Н.А. Указ. соч. - С. 175.

71 Иванин М.И. Описание Закамских линий // Вестник Императорского Русского географического общества. - 1851. Ч.1. Кн.2. - С.64.

72 Рычков П.И. История Оренбургская.(1730-1750).- Оренбург, 1896.- С.6.

73 Буканова Р.Г. Города-крепости юго-востока России в XVIII веке. - С.86.

74 РГАДА. Ф.248. Кн. 456. Лл.363-367.

Роза Буканова

Мы пока что не знаем, почему калмыкам отрезали территорию для поселения отдельным сообществом.

Почему сочли возможным это сделать, то есть отвести землю, понятно - выше рассказывалось о том, что практически все перечисленные калмыки не поддержали башкирское восстание.

Окончание. Начало в № 40, 45

«Аймаки» среди «калмаков»

То же можно сказать и о служилых сартах. Очевидно, им, наряду со служилыми мещеряками отвели земли для поселения, как проявившим лояльность к России. Но не совсем понятно, почему не включили их в состав тех же служилых мещеряков, как это произошло в 1737 году с семьей Ямара Зургатаева с детьми? Или они плохо уживались с мещеряками? Как бы то ни было, калмыки поселились на правом берегу реки Чумляк, и образовалась Калмацкая волость. Позже, уже в XIX веке, она объединится с Сартской волостью в одну Сарт-Калмакскую волость…

В 1750-х годах аюкинских калмыков было 32 двора, т. е. около 200 человек, если считать по 6 человек на двор. При этом в состав этой группы вошли и герои моего повествования - Ямар Зургатаев с сыновьями. Одним из старшин аюкинских калмыков в 1770-х годах был Мурзабай Кашкин, по имени которого называется одно из сел современного Сафакулевского района - Мурзабаево. Потомки тех аюкинских калмыков живут в селах Мурзабаево, Аптыкаево, Калмак-Абдрашево. Все они считают себя принадлежащими к роду «калмак». А внутри этого рода существуют подразделения, иначе называемые «аймаки», к которым относятся потомки одного предка. Есть аймаки Кашка, Дорнай, Симка, Кузяк…

То есть многие из сыновей Ямара Зургатаева дали начало кланам в составе группы аюкинских калмыков. При этом потомки одного из братьев, Калмака, скорее всего, просто не могли выделить название своего аймака от названия рода в целом - и имя Калмак, и название рода «калмак» звучат одинаково…

Не изменившие присяге

Число этих калмыков в Челябинской округе в 1782 году составляло 362, из них мужчин 198, а женщин 164. Написал о них ученый И. Г. Георги, выпустивший в конце XVIII века книгу: «Описание всех обитающих в Российском государстве народов»: «В Уфимском наместничестве, в Челябинской округе, на восточной стороне Уральских гор, населены три деревни Калмыками Мугамедданскаго Закона, ис коих каждая имеет из них же старшину. Обращены же они в Мугамедданскую веру Киргизами (казахами, которых тогда называли «киргиз-кайсаками», или «киргизами». - Г. С.), когда были от сих уведены (то есть «уведены ими» (казахами). - Г. С.) из числа Волгских Калмык… Число семей их простирается теперь до ста. Они живут между Башкирцами в особой волости (аймак); жизнь ведут единообразную с ними, имеют зимовники, а летом, с стадами своими, кочуют в войлошных юртах, на разных местах». Очевидно, наряду с такими калмыками, как Ямар Зургатаев, который попал в плен к башкирам, были и те, которых пленили казахи, и уже от них они бежали в Зауралье, где оставались жить среди башкир.

Во время Пугачевского бунта аюкинские калмыки вновь оказались на стороне правительственных войск и участвовали в подавлении восстания, по крайней мере, сотник Мурзабай Кашкин отмечен в документах, как не изменявший присяге.

Вотчинное право

Интересно одно из предложений, прописанное в составе наказа башкир Исетской провинции в Уложенную комиссию в 1767–1768 годах: «Между нашего тарханского и башкирского народа именуются сартами и калмыками некоторая часть, но всеединого с нами магометанского закона, которое их название произошло в древние времена. Сарты, вышедшие из-за границы самопроизвольно от владения степных народов, а калмыки так же в древние времена получены были нашими башкирцами при войнах в малолетстве, которые из давних лет имеются с нами единого звания башкирцами, с отличеством, что одни произошли от сарт, другие от калмык, почему как землями и прочими угодиями общее владение имеем и почитаемся все башкирцами, равно же в государственных службах обще и наряду обращаемся без всякого отличества и отделения от башкирцов. Просим, чтоб оным сартам и калмыкам единственное уже звание иметь и именования башкирцами, а звание сарт и калмык оставить».

Башкиры подчеркивали, что калмыки (и сарты) мусульмане, как и сами башкиры, ведут такой же образ жизни и несут службу наряду с ними. Исходя из этого, просили больше не использовать название «калмык», а называть их башкирами. В данном случае слово «башкир» имело значение не столько обозначение народа, сколько сословное обозначение. Как сословие, башкиры обладали правами вотчинного землевладения, т. е. земля находилась в их родовом владении и отнять у них ее не могли. Фактически в этом заявлении признавалось, что башкиры считают аюкинских калмыков и сартов имеющими такие же права (и обязанности), как и они сами.

Несмотря на это, в документах обозначение «калмык» использовалось еще и в начале XIX века, хотя учитывали их в рамках башкирского сословия. Но надо добавить еще одно замечание - аюкинские калмыки получили землю от государства, а не были допущены на свои вотчинные угодья башкирами. То есть калмыки пользовались вотчинным правом на земли, пожалованные им государством.

С течением времени аюкинские калмыки полностью вошли в состав башкирского народа, и только наименование рода «калмак» напоминает о том, что их предки происходили из другого племени.

Из письма калмыцкого тайши Дайчина русским властям: "Отцы наши и деды, и прадеды от веку в холопстве ни у кого не бывали. Да и в книгах у нас того не написано, чтоб мы у кого в холопстве были. Живем мы сами по себе. Владеем сами собою и улусными своими людьми.

Земля де и воды божьи! А прежде всего та земля за которой мы и ногайцы кочуем, была ногайская, а не государева. И башкирских вотчин в тех местах не бывало..."

Из этого отрывка видно, что одними из первых, с кем познакомились калмыки на новом месте проживания, наряду с русскими, были ногайцы и башкиры, что также нашло отражение в их фольклоре. У башкир это отложилось, главным образом, в преданиях и легендах.
В предании "Идулай и Мура-дын" говорится: "На Урале Му-радын разыскал своего отца. По дороге он встретил сорок калмыцких батыров, похитивших дочь Сатмыр хана Фирдо-ус". Один из героев башкирского повествования "Мэргэн и Малянхэлыу"- калмыцкий хан Зунгур. В легенде "Карасакал" в родословной одноименного героя отмечается: "Отец его Карсакалов Хасан султан был в городе Урганисе ханом, который... выгнан ли был или сам выехал к калмыцкому хану за Волгу с двумя сыновьями Ишимом да Байбулатом".

Одно из башкирских преданий повествует о периоде очередного осложнения калмыцко-казахских отношений. "Когда однажды калмыки разгромили казахов в приалатауской стороне и Прибайкалье, многие казахские роды подались на запад и север. Сами казахи называют те времена "эпохой бедствия", "разорением". Так вот те казахи, которые бежали от калмыков, заселили Дикое поле. А потом вышли к яицким берегам. В конце концов, дошли до того, что казахи стали теснить башкир к Уральским горам".

Также в башкирском фольклоре прослеживается тема калмыцко-ногайских отношений. "Однажды на страну ногайцев напало войско калмыков. Исмагил был низвергнут и убит. Карасай-батыр, который вырос к тому времени могучим богатырем, собрался выступить против калмыков. Но у него не было ни коня, ни оружия. Он стал просить свою бабушку достать ему коня и боевое снаряжение.

Видя, что внук еще слишком молод, бабушка никак не хотела выполнить его просьбу. Она всячески стала отговариваться, ссылаясь на то, что достойного коня и оружия нигде нет и что враг и без того уже далеко. Тогда батыр по имени Гадельсултан собрал вокруг себя сорок ногайских батыров и выступил против калмыков. В битве с ними Гадельсултан потерпел поражение и попал в плен к врагу. Его бросили в тюрьму - зиндан, который находился среди высоких гор, куда не ступала нога человека".

О тесных взаимоотношениях, сложившихся у калмыков с одним из соседних народов, свидетельствует другой отрывок из башкирской легенды: "Кыпсаков мучил и изводил калмыцкий хан по имени Казан. То и дело он угонял их скот, да и самих изгонял из собственных их кочевий и владений, безжалостно вырезал мужчин и выбирал себе в рабство самых красивых девушек.

Сам Казан-хан был необыкновенно сильным, огромным в теле человеком. Голова его была величиной с котел-казан. Потому-то и называли его Казан-ханом. Размах его в плечах достигал нескольких аршинов, а уж о росте и говорить нечего. От одного его крика сотрясались горы и земля, набегали тучи на ясный небосвод, и начинался дождь или снег. Во всем царстве не было батыра, способного одолеть Казан-хана".

Легко заметить, что во всех вышеперечисленных преданиях калмыки выступают как гонители, захватчики, могучие и безжалостные враги. И все же, несмотря на возникавшие споры, столкновения, на протяжении многих веков калмыки мирно уживались с соседними народами, налаживали экономические, культурные и иные связи. Нередки были случаи побратимства, заключения браков, велся оживленный обмен не только материальными, но и духовными ценностями. Именно культурным взаимодействием объясняется то, что в творчестве разных народов встречаются так называемые бродячие сюжеты: похожие сказки, предания и т. д. Подтверждение тому находим в тех образцах фольклора, где речь идет об этногенезе какого-либо народа.

Известно, что калмыки участвовали в этногенезе многих народов, в том числе и башкирского. Калмыцкие подразделения есть в таких башкирских родах, как кармыш, тальтим, татигас, юрматы, баюлы-бурзян, бурзян, шунай, ногай бурзян, янаш, янсары, жанса и другие. О том, каким образом это происходило, остались некоторые свидетельства в старинных преданиях.

"В старину в ауле Юлдыбаево проживал башкирский батыр Букэт, который яростно сражался с войском Батый-хана. Однажды Букэт захватил на поле битвы мальчика по имени Мамыт и привез его к себе домой. Так как мальчик весьма походил лицом на калмыка, то и называть его стали калмыком. Сам Букэт почти все время проводил в разных сражениях, и потому он не имел возможности заниматься воспитанием мальчика. Тогда Букэт передал его другому башкирскому батыру по имени Уляй. Тот отдавал много времени воспитанию мальчика и даже обучил его грамоте. Тогда наш род жил в тесном общении с Тангауровским родом. Когда Мамыт подрос, его назначили главой именно того тангауровского рода. От Мамыта родился сын. Его назвали Калмаком. От Калмака родились сыновья Кашкар, Раим, Баязит".

Интересна легенда о мальчике, который остался в башкирском ауле после нападения калмыков. "Он ходил по полю и плакал, приговаривая: "Акэ, акэ". Один из жителей аула привел того мальчика домой, вырастил его. Стал он егетом (воином). Его сначала прозвали Акэу. Потом решили: "Земля, где он родился, называется Кашгар, так дадим же мальчику настоящее имя - Кашгар". Так его и стали называть. Однажды пришел правительственный указ отправить в столицу посланца. Собрались аульские старики, стали советоваться и решили отправить туда Кашкара. В столице он был назначен начальником нескольких аулов, дали ему специальную бумагу и отправили домой.

Ту реку, на берегу которой был найден калмыцкий мальчик, стали называть Акэу. Аул, где он стал начальником - Кашкаровым. И фамилия Кашкаровых в том ауле ведет свое происхождение от того Кашкара".

Любопытно, что в башкирском фольклоре существует несколько вариантов легенды о калмычке - жене башкирского национального героя Салавата Юлаева. В одном из них говорится: "У Салавата-батыра было три жены. Одна из них была калмычкой. От нее родился ребенок. Когда мать бросила его, ребенка положили в тогос (мешок) и привезли в деревню Кулбаково. В этой деревне теперь живут две родовые ветви: кумыйцы и калмыки. В Кулбаково ребенка Салавата доставили в тогосе (мешке). Поэтому калмыков-кулбаковцев и поныне называют тогосами".

Из башкирских преданий можно сделать однозначный вывод о том, что для каждого народа первостепенное значение имеют общечеловеческие ценности, что все народы, живущие на земле, принадлежат к единой семье человечества.

Арсланг САНДЖИЕВ