МАРЦИАЛ Марк Валерий Марциал (ок. 40 – ок. 102) – римский поэт.* * * Мужествен тот, кто сумел добрым в несчастии быть. Люби, чтобы тебя любили. Уметь наслаждаться прожитой жизнью – значит жить дважды. Грабь, хватай, копи, владей – все придется оставить. Порядочный

Марциал (ок. 43-104 гг. н. э.)

Марциал (ок. 43-104 гг. н. э.) Врач был недавно Диавл, а нынче могильщиком стал он: То, что могильщик теперь делает, делал и врач. * * * Недомогал я, ко мне в помощь, нимало не медля, Ты появился, Симмах, с сотней своих школяров. Начали щупать меня сотня рук, ледяных от мороза: Без

Х, где Марциал упоминает мартовские Календы (т.е. 1 марта) как свой день рождения и говорит, что ему исполняется 57 лет.

Место своей родины Марциал часто и с любовью упоминает в своих стихотворениях. В Бильбиле он получил грамматическое и риторическое образование. В он (возможно для того, чтобы подготовиться к профессии адвоката) приезжает в Рим . В столице он налаживает отношения со знаменитыми соотечественниками: философом Сенекой и его племянником, поэтом Луканом . Это был последний период правления Нерона . В , после раскрытия антинероновского заговора Лукан и Сенека погибают: по приказу императора они кончают с собой, вскрыв вены. Жизнь Марциала меняется к худшему. Долгое время он ведет малообеспеченный образ жизни, почти бедствует, находясь на положении клиента у богатых патронов.

Творчество

Марциал выпустил 15 книг эпиграмм. 3 книги объединены в темы: «Зрелища», «Подарки», «Гостинцы»; 12 - смешанного содержания. До нас дошел сборник в 14 книг и особая книга стихотворений, которые также названы эпиграммами, но относятся только к играм, посвященным торжественному открытию Колизея в . Этот сборник известен под названием «Liber de Spectaculis» («Книга Зрелищ»; сборник называется так по традиции, само название Марциалу не принадлежит).

Из четырнадцати книг две (13 и 14) представляют эпиграммы особого рода и имеют особые заглавия. Сборники составлены из двустиший , предназначенных для сопровождения подарков, которые посылались друзьям и которыми обменивались в праздник Сатурналий , в декабре. «Xenia» («Подарки», заглавие одного сборника) были подарками-подношениями съестного типа; «Apophoreta» («Гостинцы», заглавие другого) - подарками, которые раздавались после праздничной трапезы и уносились гостями с собой (различные полезные и бесполезные «безделушки», предметы домашнего употребления, статуэтки, картинки, сочинения знаменитых писателей).

Остальные 12 книг представляют собственно «классическое эпиграмматическое наследие» Марциала. Из них первые девять написаны и изданы при Домициане (8-я посвящена конкретно Домициану; также как и 10-я в первом издании, но 10-я дошла до нас во второй редакции, сделанной уже по низвержении Домициана, отчего посвящение было изъято). Книги 11 и 12 изданы при Нерве и Траяне; последняя из них прислана в Рим из Испании. Все 12 книг расположены в хронологическом порядке (от года до первых годов II в.).

Для своих сочинений Марциал пользовался как и старыми греческими образцами, которые в Риме были хорошо известны (первые известные нам собрания эпиграмм относятся к I в. до н.э.), так и новыми латинскими. В предисловии к Книге I он указывает: «Скабрезную прямоту слов, то есть язык эпиграмм, я стал бы оправдывать, был бы на то мой пример: так пишет Катулл , и Марс, и Педон, и Гетулик, и всякий, кого перечитывают».

Эпиграммы Марциала от работ предшественников и современников отличаются в первую очередь метрическим разнообразием. Наряду с традиционным элегическим дистихом он использует семь размеров: дактилический гекзаметр , сотадей, фалекейский одиннадцатисложный стих и холиямб (любимые размеры Катулла), холиямбическую строфу, ямбическую строфу, ямбический сенарий. Содержание эпиграмм очень разнообразно: личные замечания; литературные декларации; пейзажные зарисовки; описание окружающей обстановки, явлений и предметов; прославление знаменитых современников, исторических деятелей; лесть в адрес императоров и влиятельных покровителей; выражение скорби по поводу смерти близких, и пр.

Творчество Марциала представляет огромный историко-бытовой интерес (многие аспекты римского быта восстановлены именно по свидетельствам Марциала), и художественный. Марциал - непревзойденный реалист, умеющий ясно и ярко обрисовать явление или событие, отметить «порок», изобразить свое однозначное к ним отношение, и все это мастерски выразить в яркой, задорной, лаконичной, убийственной эпиграмме. Своим искусством Марциал не только приобрел себе первое место в истории римской эпиграммы, стал не только «патриархом эпиграмматистов», но одним из самых заметных поэтов вообще.

Марциал написал 1561 эпиграмму, которые составили 15 книг .

Картина нравов

Творчество Марциала погружает нас в обстановку Рима второй половины I века нашей эры. Со времен последней гражданской войны, когда власть в до н.э. взял в руки Октавиан Август , прошло более ста лет. В течение первого века нашей эры Рим возглавляет череда императоров, характер правления которых непохож. В конце концов, после относительно мягкого режима Веспасиана и затем Тита, признававших права сената, императором становится Домициан (обращения к которому включали формулу «господин и бог»), на правление которого приходится расцвет творчества Марциала.

Марциал - один из немногих римских литераторов, кто избегает «глобальных философских проблем» и оторванных от жизни абстракций. Марциал - «чистый этик», он проповедует здравый смысл психически полноценного, вменяемого человека, который в окружении нравственной вседозволенности верен себе и до конца следует своему пониманию духа. В этом аспекте Марциал свободен от лицемерия; он свободно пользуется любыми средствами, руководствуясь одним принципом: «где надо и сколько надо». Отсюда даже самые «обсценные» эпиграммы едва ли производят отталкивающее впечатление, включая такие случаи, когда Марциал откровенно ругается, понося своих адресатов непристойным образом. Марциал не боится называть явления и людей своими именами и не беспокоится о «негативных последствиях» грубостей (он сам замечает: «lasciva est nobis pagina, vita proba», «страница наша непристойна, жизнь чиста» (I, 4)).

Содержание эпиграмм 12 книг чрезвычайно разнообразно, касаясь всевозможных обстоятельств, явлений и случайностей обыденной жизни и представляя собой яркую картину нравов и быта второй половины первого века Римской империи. Два аспекта в творчестве Марциала заметны более прочего: изображение половой распущенности, которое доходит до бесстыдства, превосходя вольности всех остальных римских литераторов, - и лесть и пресмыкательство перед богатыми и сильными горожанами. При том, что такие стихотворения принадлежат первостепенному поэту эпохи, которого с охотой и увлечением читают современники обоих полов, в творчестве Марциала приходится наблюдать доказательства низкой нравственности литературы и общества эпохи Домициана. От «грязи» свободна только одна книга эпиграмм, восьмая, которую поэт посвятил Домициану и, по собственному замечанию, нарочно избавил от непристойностей, обычных в других книгах. Зато именно эта книга насыщенна наиболее очевидными образцами марциаловой лести.

В оправдание непристойностей, в предисловии к 1-й книге Марциал ссылается как на предшествующих поэтов (в т.ч. на Катулла, которого можно назвать родоначальником римской эротической эпиграммы), так и на то, что он сам «пишет таким языком для людей, имеющих вкус к бесстыдству, любителей разнузданных зрелищ в праздник Флоры, а не для Катонов ». В то же время он не скрывает, что его эпиграммы привлекательны для [всех] читателей главным образом именно в этом аспекте, что даже «строгие на вид женщины» любят «потихоньку его почитывать» (XI, 16).

Справедливо предположить, что человек строгих нравов не станет с таким постоянством приводить «картины разврата», но для Марциала этот аспект не просто дополнительный и верный способ снискать популярность, поиздеваться, но также своего рода метод подчеркнуть и определить отношение к самому явлению в определенных лицах (напр. эпиграммы к Таиде, Зоилу). В свете некоторых «скабрезных» фактов собственной биографии, которые восстанавливаются по его стихотворениям, Марциала осуждают в том, что vita его в действительности была не настолько proba, как он сам утверждает; что lasciva у него не только pagina. В данном случае в неискренности поэта обвинять не следует; вопрос границы пристойности-непристойности субъективен и неоднозначен.

Что касается лести Домициану и его любимцам, придворным из вольноотпущенников и богатым людям вообще, стоит отметить, что во время Домициана подобную роль был вынужден разыгрывать не один Марциал. В этом отношении ему не уступал его современник и соперник, также выдающийся поэт Стаций (о котором Марциал не упоминает ни одним словом, как и Стаций о нем). В видах личной безопасности сам Квинтилиан иногда считал нужным льстить такому чувствительному к собственному «величию» человеку, каким был Домициан. Но никто, бесспорно, не был таким виртуозом в лести и пресмыкательстве, как Марциал; лесть поэта во многих случаях настолько груба и неестественна, что поэта можно заподозрить в скрытом издевательстве, в двойном смысле. В то же время, когда политические обстоятельства изменяются, Марциал, восхваляя преемников Домициана, к последнему относится уже с порицанием и прославляет Нерву за то, что он «в правление жестокого государя и в дурные времена не побоялся остаться честным человеком» (XII, 6).

Художественные достоинства

Эпиграмма, как особый вид литературных произведений, появилась в Риме еще во времена Цицерона , но все поэты, которые пробовали писать в этом роде, были эпиграмматистами только отчасти - эпиграмма не была главным видом их литературной деятельности. (Кальв и Катулл, главные представители эпиграммы прежнего времени, сообщили ей особую едкость, пользуясь как орудием борьбы против политических и литературных врагов.)

Хотя сам Марциал признавал, что в эпиграмме уступает Катуллу, которому он отчасти подражает, именно он довел римскую эпиграмму до возможного совершенства. В литературном отношении эпиграммы Марциала являются произведениями крупного поэтического дарования. Он дал римской эпиграмме, как особому виду лирической поэзии, широкую разработку, какой она до тех пор не имела. Начиная от эпиграммы в основном значении этого термина, он подает ее во многих нюансах: от сатиры-памфлета до элегии, от краткого острого двустишия до средней оды.

Марциал - мастер малой и средней формы, легкой, живой, краткой импровизации. Язык Марциала четок и ясен; он далек от той искусственной риторики , в которой с самого начала, за небольшим исключением, вязла поэзия императорского Рима. Как свои «коронные» приемы Марциал наиболее эффектно и эффективно использует антитезу , параллелизм , сентенцию , повтор, неожиданную клаузулу , в гармонии с собственно стилем. Виртуоз эпиграммы, Марциал в этом жанре, по-видимому, намного превосходил всех современных (и последующих) ему эпиграмматистов.

У Марциала эпиграмма принимает всевозможные оттенки, начиная с простой стихотворной надписи на предметах или подписи к предметам (чем была эпиграмма в своем первоначальном виде как у греков , так и у римлян), до виртуозной по остроумию, меткости, пикантности или просто игривости стихотворной шутки, на разнообразные сюжеты обыденной жизни. Марциалу принадлежит первенство в эпиграмме также, как Вергилию - в эпической поэзии, а Горацию - в лирической (мелической). Понятно, что это сравнение не утверждает равенство Марциала с двумя первенствующими представителями римской поэзии; но в том роде литературы, который составлял специальность Марциала, ему должно быть отведено первое место.

Современники и потомки о Марциале

Ни один из эпиграмматистов-предшественников Марциала не читался с таким желанием и не имел стольких поклонников, подражателей и плагиаторов. (Уже по его собственным эпиграммам рисуется тот масштаб, в котором поэты выдавали его эпиграммы за собственные.) Марциала читали и знали очень многие; он сам был прекрасно осведомлен о своей известности: его читают и в Британии Дальней и даже такой древнеримской глуши, как г. Вьен в Галлии Нарбонской; он сам утверждает, что его читают «в целом мире» (I, 1). Когда ему противопоставляли «серьезные» виды поэзии - эпос и трагедию, он, гордясь популярностью своих эпиграмм, отвечал: «То хвалят, а это читают» (IV, 49).

Отсюда Марциал, вполне в духе Горация, уже в восьмой книге сулит себе бессмертие: «me tamen ora legent et secum plurimus hospes ad patrias sedes carmina nostra feret» («я на устах буду жить, и много с собой иноземцев в отчей пределы страны наши стихи понесут» (VIII, 3)); это пророчество сбылось точно также как у Горация). По поводу смерти Марциала также писал Плиний, что его ожидает слава и бессмертие: «Бессмертными его стихи не будут, как он писал; может быть и не будут, но писал он их так, чтобы были». После смерти Марциала продолжали читать и высоко ценить по всему Риму. Известно, например, что император Элий Вер, приемный сын Адриана , хранил Марциала вместе с «Искусством любви» Овидия у изголовья кровати и называл его «своим Вергилием».

Между IV и VI вв. Марциала часто цитируют писатели-грамматики; ему подражают поэты Авсоний (IV в) и Сидоний Аполлинарий (V в.). В средние века Марциала знали по многочисленным антологиями; его потихоньку читали схоластики, «целомудренные» епископы и даже папы. В XIV в. Джованни Боккаччо обнаружил и опубликовал рукопись с его эпиграммами. Марциал был одним из самых читаемых авторов Возрождения . Он оказал большое влияние на европейскую эпиграмму XVI - XVII вв. В XVIII в. Лессинг брал его в своих эпиграммах за образец и построил на их основе свою теорию эпиграммы; Марциалом интересовались И. К. Шиллер и И. В. Гете . Вяземский называл его «кипящий Марциал, дурачеств римских бич». Про Пушкина, любившего «огонь нежданных эпиграмм», С. А. Соболевский писал: «Красоты Марциала ему были понятнее, чем Мальцову, изучавшему поэта».

В честь Марциала назван кратер на Меркурии .

Источники

Библиография

• Martial, The Unexpected Classic. J. P. Sullivan. Cambridge University Press, .

Ссылки

• Марк Валерий Марциал в библиотеке Максима Мошкова

Wikimedia Foundation . 2010 .

Издавать свои произведения Марциал стал сравнительно поздно. Пышные игры, устроенные в 80 г. при освящении амфитеатра Флавиев, побудили Марциала спешно составить серию льстивых эпиграмм (так называемую «Книгу зрелищ»), прославляющих. отдельные зрелища (бой зверей, гладиаторов и т. д.), и посвятить ее императору Титу. Надежда на императорские милости оправдалась, однако, лишь частично.

Сборник этот содержит эпиграммы описательного типа и составляет единое целое. Через несколько лет вышли два новых сборника. На празднике Сатурналий был обычай посылать знакомым подарки,. а также давать их гостям за трапезой. Сборник, озаглавленный. «Ксении» («Гостинцы»), содержит как бы этикетки, сопроводительные двустишия к подаркам первого типа (преимущественно, всякого рода съестному), «Апофореты» («Уносимое») - такие же двустишия к подаркам второго типа (письменным, игральным, туалетным. принадлежностям, домашней утвари, одежде, книгам и т. д.). Лишь с 85 - 86 гг. Марциал начинает систематически издавать свои эпиграммы. Они имели огромный успех и не раз переиздавались автором в разном отборе и различном издательском оформлении. Даже давние стихи ранних лет поэта нашли своего издателя. Многие эпиграммы получили распространение по Риму еще до книжного издания, и Марциалу приходилось бороться с плагиаторами. Основное собрание составило в конце концов 12 книг. Каждая из них содержит около сотни эпиграмм различного содержания, тона и стихотворного размера, перемешанных между собою во избежание однообразия. Около трех четвертей всего собрания составлено в обычном для эпиграмматической поэзии размере элегического дистиха, но рядом с ним Марциал пользуется также излюбленными размерами Катулла - одиннадцатисложным фалекиевым стихом (стр. 355) и «хромым» ямбом.

Специализируясь на эпиграмме, т. е. на самом малом жанре,. Марциал защищает свой выбор от возможных нареканий. Жанр» этот - не такой легкий, как многим кажется:

написать эпиграмму красиво

Очень легко; написать книгу - претрудная вещь.

«Высоким» мифологическим жанрам, эпосу и трагедии, эпиграмма противостоит, как изображение жизни. Герои мифа, всевозможные Эдипы, Фиесты и Медеи - «чудовища», «пустые игрушки»:

Ты читай, о чем жизнь может сказать: «вот мое».

Ни кентавров ты здесь, ни горгон не отыщешь, ни гарпий,

А человеком одним пахнет страница моя.

Лозунг этот вводит эпиграмму, с точки зрения античного литературного сознания, в ту сферу «жизненной» литературы, к которой принадлежат комедия, мим, сатира, т. е. в сферу насмешливых жанров. Эпиграмме нужны «соль» и «желчь». Этим определяется и стиль эпиграммы, ее свобода от напыщенности и вместе с тем «своевольная правдивость слов», допускающая, в отличие от высокого стиля». любую непристойность.

Не все 1200 эпиграмм, составляющие основное собрание, принадлежат к категории насмешливых стихотворений. Здесь встречаются эпиграммы традиционного типа, надгробные, посвятительные, за-