Стр. 3 из 122

Во дворе было много ремесленников – бараночников, сапожников, скорняков, портных. Они дали мне много слов, много неподражаемых чувствований и опыта. Двор наш для меня явился первой школой жизни – самой важной и мудрой. Здесь получились тысячи толчков для мысли. И все то, что теплого бьется в душе, что заставляет жалеть и негодовать, думать и чувствовать, я получил от сотен простых людей с мозолистыми руками и добрыми для меня, ребенка, глазами».

Из закромов памяти пришли Шмелеву впечатления детства, составившие «Лето Господне», совершенно удивительную книгу по поэтичности, духовному свету, драгоценным россыпям слов.

Конечно, мир «Лета Господня» – мир Горкина, бараночника Феди и богомольной Домны Панферовны, старого кучера Антипушки и приказчика Василь Василича, «облезлого барина» Энтальцева и солдата Махорова «на деревянной ноге», колбасника Коровкина, рыбника Горностаева, птичника Солодовкина и «живоглота» – богатея крестного Кашина, – этот мир одновременно и не существовал и был, преображенный в слове. И эпос шмелевский, поэтическая мощь от этого только усиливаются.

«Шмелев никогда не заимствует канву для своей фабулы у внешнего порядка событий. Он не нуждается в этом. Фабула его произведений развертывается самостоятельно из самого предметного содержания. Но в книге «Лето Господне. Праздники» он строит свою фабулу как бы на внешней эмпирической последовательности времен, а в сущности идет вослед за календарным годом русского Православия.

Годовое вращение, этот столь привычный для нас и столь значительный в нашей жизни ритм жизни, имеет в России свою внутреннюю, сразу климатически бытовую и религиозно-обрядовую связь. И вот в русской литературе впервые изображается этот сложный организм, в котором движение материального солнца и движение духовного религиозного солнца срастаются и сплетаются в единый жизненный ход. Два солнца ходят по русскому небу: солнце планетное, дававшее нам бурную весну, каленое лето, прощальную красавицу осень и строго-грозную, но прекрасную и благодатную белую зиму, – и другое солнце, духовно-православное, дававшее нам весною – праздник светлого, очистительного Христова Воскресения, летом и осенью – праздники жизненного и природного благословения, зимою, в стужу, – обетованное Рождество и духовно-бодрящее Крещение. И вот Шмелев показывает нам и всему остальному миру, как ложилась эта череда двусолнечного вращения на русский народно-простонародный быт и как русская душа, веками строя Россию, наполняла эти сроки Года Господня своим трудом и своей молитвой. Вот откуда это заглавие «Лето Господне», обозначающее не столько художественный предмет, сколько заимствованный у двух Божиих Солнц строй и ритм образной смены».

«Лето Господне» – книга для семейного чтения. Ее лучше всего читать в добрых старых традициях – вечерами, вслух, на пользу не только детям, но и самим родителям, главу за главой. Это пища для ума и сердца и ребенку, и подростку, и юноше, и взрослому человеку. Ибо никогда не поздно подумать над тем, над чем понуждает думать Иван Сергеевич Шмелев: над предназначением маленького человека, вступающего в этот мир.

Олег Михайлов

I. Праздники

Наталии Николаевне и Ивану Александровичу Ильиным посвящаю.

Два чувства дивно близки нам -

В них обретает сердце пищу -

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

Великий пост

Чистый понедельник

Я просыпаюсь от резкого света в комнате: голый какой-то свет, холодный, скучный. Да, сегодня Великий пост. Розовые занавески, с охотниками и утками, уже сняли, когда я спал, и оттого так голо и скучно в комнате. Сегодня у нас Чистый понедельник, и все у нас в доме чистят. Серенькая погода, оттепель. Капает за окном – как плачет. Старый наш плотник-филенщик Горкин сказал вчера, что Масленица уйдет – заплачет. Вот и заплакала – кап… кап… кап… Вот она! Я смотрю на растерзанные бумажные цветочки, на золоченый пряник «масленицы» – игрушки, принесенной вчера из бань: нет ни медведиков, ни горок – пропала радость. И радостное что-то копошится в сердце: новое все теперь, другое. Теперь уж «душа начнется», – Горкин вчера рассказывал: «Душу готовить надо». Говеть, поститься, к Светлому дню готовиться.

– Косого ко мне позвать! – слышу я крик отца, сердитый.

Отец не уехал по делам: особенный день сегодня, строгий, – редко кричит отец. Случилось что-нибудь важное. Но ведь он же его простил за пьянство, отпустил ему все грехи: вчера был Прощеный день. И Василь Василич простил всех нас, так и сказал в столовой на коленках: «Всех прощаю!» Почему же кричит отец?

Отворяется дверь, входит Горкин с сияющим медным тазом. А, Масленицу выкуривать! В тазу горячий кирпич и мятка, и на них поливают уксусом. Старая моя нянька Домнушка ходит за Горкиным и поливает, в тазу шипит, и подымается кислый пар – священный. Я и теперь его слышу, из дали лет. Священный… – так называет Горкин. Он обходит углы и тихо колышет тазом. И надо мной колышет.

– Вставай, милок, не нежься… – ласково говорит он мне, всовывая таз под полог. – Где она у тебя тут, Масленица-жирнуха… мы ее выгоним. Пришел пост – отгрызу у волка хвост. На Постный рынок с тобой поедем, васильевские певчие петь будут – «Душе моя, душе моя», – заслушаешься.

Незабвенный, священный запах. Это пахнет Великий пост. И Горкин совсем особенный – тоже священный будто. Он еще до свету сходил в баню, попарился, надел все чистое – Чистый сегодня понедельник! – только казакинчик старый: сегодня все самое затрапезное наденут, так «по закону надо». И грех смеяться, и надо намаслить голову, как Горкин. Он теперь ест без масла, а голову надо, по закону, «для молитвы». Сияние от него идет, от седенькой бородки, совсем серебряной, от расчесанной головы. Знаю, что он святой. Такие – угодники бывают. А лицо розовое, как у херувима, от чистоты. Я знаю, что он насушил себе черных сухариков с солью и весь пост будет с ними пить чай – «за сахар».

– А почему папаша сердитый… на Василь Василича так?

– А, грехи… – со вздохом говорит Горкин. – Тяжело тоже переламываться, теперь все строго, пост. Ну, и сердются. А ты держись, про душу думай. Такое время, все равно как последние дни пришли… по закону-то! Читай: «Господи Владыко живота моего». Вот и будет весело.

«Лето Господне» по праву можно назвать одной из вершин позднего творчества Ивана Сергеевича Шмелева (1873-1950). Страница за страницей читателю открывается удивительный мир простого русского человека, вся жизнь которого проникнута духом Христовым, освящена Святой Церковью, согрета теплой, по-детски простой и глубокой верой.

«Лето Господне» (1927–1948) является самым известным произведением автора. Был издан в полном варианте в Париже в 1948 г. (YMCA-PRESS). Состоит из трёх частей: «Праздники», «Радости», «Скорби». «Праздники» были изданы отдельно в 1993 г. в Белграде.

Обращаясь к годам детства, Шмелёв запечатлевает в романе мировосприятие ребёнка, принявшего в своё сердце Бога. Крестьянская и купеческая среда предстаёт в книге не диким «тёмным царством», а целостным и органичным миром, полным нравственного здоровья, внутренней культуры, любви и человечности. Шмелёв далёк от романтической стилизации или сентиментальности. Он рисует подлинный уклад русской жизни не столь давних лет, не затушёвывая грубых и жестоких сторон этой жизни, её «скорбей». Однако для чистой детской души бытие открывается, прежде всего, своей светлой, радостной стороной. В «Лете Господнем» чрезвычайно полно и глубоко воссоздан церковно-религиозный пласт народной жизни. Смысл и красота православных праздников, обрядов, обычаев, остающихся неизменными из века в век, раскрыт настолько ярко и талантливо, что роман стал подлинной энциклопедией жизни русского православного человека. Язык Шмелёва органически связан со всем богатством и разнообразием живой народной речи, в нём отразилась сама душа России. И.А. Ильин отмечал, что изображённое в романе Шмелёва - не то, что «было и прошло», а то, что «есть и пребудет… Это сама духовная ткань верующей России. Это - дух нашего народа». Шмелёв создал «художественное произведение национального и метафизического значения», запечатлевшее «источники нашей национальной духовной силы».

Ильин И. А. «О тьме и просветлении»

Мир, представленный в романе, видится глазами мальчика Ивушки. Действие ограничивается церковным годом (от Пасхи до Пасхи). Быт, настроение, душевное состояние людей тесно связаны с каждым из праздников. Название частей произведения определяется взглядом на происходящее, эмоциональным настроем, создаваемым тем, что видит мальчик (Праздники, Радости, Скорби).

Праздники

Мальчик просыпается утром Чистого Понедельника, в Великий Пост. Комната кажется ему унылой и угрюмой. Нет ни пряников, ни игрушек, остается только одно - очищение души. Все вокруг наполняет колокольный благовест, похожий на слова «помни», «помни».

Зима подходит к концу, звенит мартовская капель, и поэтому пост не кажется уже таким страшным. Остатки зимы в виде глыб льда прячут в глубокие погреба» чтобы они хорошо морозили весь год. Ваня смотрит на зеркальные голубовато-зеленые глыбы, и ему кажется, что это саму зиму прячут в землю. Все едут на Постный рынок, на котором чего только нет! Торговцы предлагают клюкву, морошку, чернику, «золотые огурцы» в рассоле, антоновку, морошку, крыжовник, сбитень. Совершенно невероятным кажется мальчику медовой ряд, заполненный медом разных сортов. После такого благолепия дорога домой, под звон благовеста «помни» кажется тихой, печальной.

Все в ожидании Благовещенья. Внезапно среди ночи начинает петь жаворонок. Его принес ровно год назад птичник Солодовкин и на спор обещал, что тот через год запоет. Купаются соловьи - это означает, что пришла настоящая весна. Отец мальчика возится с чижиками, жаворонками, дроздами.

На рассвете Ваню будят чьи-то голоса, он выходит и видит своего отца (Сергея Ивановича), Горкина (помощника отца), Василь-Василича (приказчика) и Дениску (плотника), оживленных и грязных: они только что вернулись с реки, где подгоняли к берегу барки.

Идут приготовления к Пасхе. Лужа во дворе всем мешает. Только Ивушка относится к ней как к любимому другу, потому что видит, как в ней отражаются небо, облака, дом. Люди готовят иллюминацию, пекут куличи, красят яйца - все во славу Спасителя. Руки отца пахнут душистым святым афонским маслом. И страшная беда - в луже плавают скорлупки от яичек, а ведь Пасха еще не началась (то есть не кончился пост). Горкин очень переживает. В конце концов находят богохульника - Дениску. Ваня тоже кается в своем грехе - он раньше времени съел ветчинки.

Наступает Пасха. Земли не видно из-под покрывшей ее цветной яичной скорлупы. Ваня смотрит через золотое хрустальное яичко (подарок Горкина) - и все кажется ему золотым: и люди, и небо, и крыши, и даже звон колоколов.

Утром - икона Иверской Божьей Матери посылает благословение дому.

Проходит Вознесенье с Христовыми лесенками (печенье в форме ступенек, которое, по примете, когда ешь, нельзя ломать, иначе не поднимешься по лесенке в рай). Наступают «именины земли» - Троица. Ивушка смотрит на иконку, на которой изображены трое сидящих под деревом Святых с посохами, а перед иконкой на столе лежат яблоки. Домашние едут в лес за березовыми ветками, цветами. Церковь кажется маленькому Ивушке цветущим садом, а Господь, отдыхающий под березкой, совсем своим, домашним.

На Яблочный Спас люди трясут яблони и собирают яблоки. Ощущения маленького Ивушки переплетаются с воспоминаниями уже взрослого человека (автора):

«И теперь еще, не в родной стране, когда встретишь невидное яблочко, похожее на грушовку запахом, зажмешь в ладони, зажмуришься, - ив сладковатом и сочном духе вспомнится, как живое, - маленький сад, когда-то казавшийся огромным, лучший из всех садов, какие ни есть на свете, теперь без следа пропавший...»

Шестинедельный пост и первые морозы проходят незаметно, наступает праздник Рождества Христова. «Ты хочешь, милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про каше Рождество. ...Как будто я такой, как ты. Снелсок ты знаешь? Здесь он - редко, выпадет - и стаял. А у нас, повалит, - свету бывало не видать дня на три!...» За несколько дней до Рождества на площади устанавливают елки, идет бойкая торговля. Здесь есть и поросячий, и куриный, и гусиный ряды, продают калачики, сбитни, кутью, взвар... Дома пахнет елкой, натертыми полами, мясными пирогами, жирными щами со свининой, гусем и поросенком с кашей...

После святок, наступает Крещенье. Люди ставят крестики на сараях, на коровнике, на конюшнях, на дверях. На Москве-реке для Крещенья устраивают большую прорубь. Василь-Василич спорит с немцем-врачом Ледовиком Карлычем, кто кого пересидит в проруби. Василь Васильич выдерживает почти три минуты. Оказывается, он обхитрил немца, натеревшись заблаговременно гусиным жиром.

Скоро солнце снова разогревает лужи, начинают капать сосульки, «дышать» кадушки с тестом, печься блины... Наступает Масленица. Люди зажигают огни, катаются с ледяных гор, говеют. Остается последний день - Прощеное воскресенье, во время которого все по традиции просят друг у друга прощения за обиды. Назавтра приходит Великий пост - и снова печальный звон, страшная тишина...

Радости

Отец посылает Горкина на Москву-реку, на ледокольню, навести порядок: Василь Васильич запил, а дело стоит. Оказывается, работники справляли Денискин день рождения. Ho взявшись потом за работу» они все наверстывают.

Наступают Петровки (легкий пост петропавловский), в честь самых первых апостолов, мучеников: Петра язычники на кресте распяли, а апостолу Павлу голову мечом отсекли, чтобы не учил людей Христову слову. Все готовятся к Крестному ходу: Спас Нерукотворный пойдет из Кремля в Донской монастырь, а Пречистая выйдет ему навстречу (шествие с хоругвями). Василь Васи-льич с Горкиным идут в баню - очиститься, так как им назавтра предстоит нести хоругви. Начинается шествие. Горкин несет золотую хоругвь, символизирующую Светлое Воскресение Христово. Рядом - Василь-Васклич несет старую хоругвь» похожую на звезду, - это Рождество Христово. Трактирщик Митриев несет преподобного Сергия. «Звонкают и цепляются хоругви: от Спаса в Наливках, от Марона-Чудотворца...»

Проходит какое-то время» и все начинают поговаривать, что скоро Покров. Горкин объясняет, что на покров Владычица Господу скажет: «Вот и зима пришла» все наработались, напаслись... благослови их, Господи, отдохнуть» лютую зиму перебыть, Покров Мой над ними будет». Начинается строгий пост, можно есть только грибной пирог, суп, рисовые котлетки. Зато в это время солят огурцы. Готовят кадки, бочки, кипятят воду для заливки рассола, отстаивают. Идет веселая работа, пахнет зеленой свежестью. На солнце в корыте плещутся огурцы. Наконец, над огурцами читают молитву - и они спят в кадках, эта «тихая жертва радования». А вот и другая радость - рубят капусту. Капусты целых двадцать возов, весь двор завален ею, рубить-не-перерубить. Ho и ее кладут в кадки, пересыпают солью, шепчут молитву. Третья самая большая радость - мочат антоновку. Это любимое занятие домашних. Все едят яблоки, весь дом пропитывается яблочным запахом, который еще долго не выветрится. Ивушка мечтает: «И с какой же радостью я найду закатившееся под шкаф, ставшее духовитее и с лаже антоновское «счастье*!» Наемные работники разъезжаются по домам (так как работы нет) - зиму перебывать.

После Покрова наступает осень, «именинная пора»: осенью именины Ивушки, отца, матушки, Горкина. Именины хозяина празднуются особо. Все долго думают над подарками и в знак особо-, го почтения пекут пироги. Дворовые никак не могут ничего придумать, внезапно Ондрейке, плотнику, приходит мысль, что надо сделать такой крендель, какого еще никто не видывал, и торжественно поднести имениннику. Василь-Василич отправляется в город, к кондитеру Филиппову, делать заказ. На именины собирается множество народу. «Огромный румяный крендель будто плывет над всеми. Такой чудесный, невиданный, вкусный-вкусный». Сверху видны сахарные слова: «Хозяину благому». Отец утирает глаза платочком: подарок удивил и порадовал его. Собравшихся гостей удивляет парадный обед: заливные, соусы, индейки с рябчиками, фаршированные каплуны, фазаны, клюквенное желе, филе дикого кабана, леденцовый Кремль. В конце дня начинает петь соловей (которого в свое время подарил отцу крестьянин Солодовкин), как будто весна пришла.

На Михайлов день празднуют именины Горкина., Ивушка не успел приготовить подарок. Мальчик плачет, забившись к отцу в комнату. Отец стыдит его, потом достает кошелечек из алого сафьяна, кладет туда денежку и отдает Ивушке, чтобы он сделал Горкину подарок от них двоих.

Близится Рождество, теплятся лампадки. Идет Всенощная служба. В церкви Ивушке чудятся и пещерка, где родился Спаситель, и ясли для пастырей, и овечки...

Отец задумал построить ледяной дом, но никто не знает, как его сделать. Отец прочитал книжку Лажечникова «Ледяной дом», но в ней говорится только о том, как в царствие Анны Иоанновны ледяные фигуры делали из живых людей. Наконец Денис с Ондрюшкой разгадывают принцип: надо вначале поставить основа из столбов, скрепленных винтами, а уже сверху помещать снег и ледяные глыбы.

23 ноября Ивушку посылают поздравить крестного с днем Ангела. Ивушка не любит бывать у крестного: крестный велит покормить Горкина на кухне, а его сын отрывает шнурочек-крендель на новой курточке Ивушки. Мальчик счастлив только тогда, когда возвращается домой.

Наступает Крестопоклонная («Христос на страдания выходит»). Дом наполнен странными предчувствиями. Отец видит во сне большую гнилую рыбу, Горкин - крест на могиле... Ивушка боится дурных предзнаменований и пытается узнать у Горкина: не умрет ли кто? Горкин успокаивает его. Ho матушка крестится и говорит, что расцвел змеиный цветок, цветущий раз в тридцать лет, утверждает, что это не к добру.

Вскоре умирает Пелагея Ивановна, тетка отца.

Наступает говенье. Домнушка, няня Ивушки, шьет мальчику «мешочек для грехов», с которым он пойдет каяться.

За Вербным Воскресеньем приходит Пасха. Разносится страшная весть - хозяина убила лошадь.

Скорби

Отец тяжело болен. Он рассказывает, как ехал и радовался кукушке, свежим березовым рощам, воробьям. Лошадь была молодая, еще не объезженная, и когда отец хлестнул ее нагайкой, она метнулась и понесла.

Дома грустно, все мысли возвращаются к болезни отца. Ho происходит чудо - отцу становится лучше, он идет в баню, «болезнь с себя смыть, живой водой окатиться». Баня помогает: у отца перестает болеть и кружиться голова. Все едут кататься, Москву смотреть. Отец со слезами на глазах читает: «Город чудный, город древний!..» Сонечка продолжает любимые строки отца: «Когда церквей и колоколен, садов, чертогов полукруг...» Всех охватывает гордость за Великую Русь.

Отец снова начинает работать, ездить на стройки. Приезжая, он укутывал голову мокрым полотенцем (от головной боли). Однажды на стройке ему становится дурно, Горкин привозит его домой. Отцу становится все хуже. На Троицу ему в вазу ставят букет цветущего шиповника, ландышей и пионов. Отец одевается по-праздничному, обедает вместе со всеми. «Ho змеиный цвет уже «выплеснул» свое жало». В дом ездят доктора, но все их усилия тщетны. Отец исповедуется, причащается, благословляет детей. Вновь наступает Покров, снова рубят капусту, но радости уже нет. Вскоре отец умирает. Все домашние в черном, все вокруг словно чернеет. Выносят гроб, и мальчику непонятно кто в нем - Господь или отец. Льет дождь, ветер ерошит листья на венке. Ивушка прощается с папенькой. И слышно: «...Свя-ты-ый... Без-сме-ртный... По-ми-и-луй на-а-ас...»

В 1948 г. (YMCA-PRESS). Состоит из трёх частей: «Праздники», «Радости», «Скорби». «Праздники» были изданы отдельно в г. в Белграде .

Обращаясь к годам детства, Шмелёв запечатлевает в романе мировосприятие ребёнка, принявшего в своё сердце Бога. Крестьянская и купеческая среда предстаёт в книге не диким «тёмным царством», а целостным и органичным миром, полным нравственного здоровья, внутренней культуры, любви и человечности. Шмелёв далёк от романтической стилизации или сентиментальности. Он рисует подлинный уклад русской жизни не столь давних лет, не затушёвывая грубых и жестоких сторон этой жизни, её «скорбей». Однако для чистой детской души бытие открывается, прежде всего, своей светлой, радостной стороной. В «Лете Господнем» чрезвычайно полно и глубоко воссоздан церковно-религиозный пласт народной жизни. Смысл и красота православных праздников, обрядов, обычаев, остающихся неизменными из века в век, раскрыт настолько ярко и талантливо, что роман стал подлинной энциклопедией жизни русского православного человека. Язык Шмелёва органически связан со всем богатством и разнообразием живой народной речи, в нём отразилась сама душа России. И. А. Ильин отмечал, что изображённое в романе Шмелёва - не то, что «было и прошло», а то, что «есть и пребудет… Это сама духовная ткань верующей России. Это - дух нашего народа». Шмелёв создал «художественное произведение национального и метафизического значения», запечатлевшее «источники нашей национальной духовной силы» (Ильин И. А. «О тьме и просветлении»).

История создания

Основа романа «Лето Господне» - устный рассказ И. С. Шмелева о русском Рождестве своему семилетнему крестнику в декабре 1927 году в Севре . Вдали от родины (в эмиграции) И. С. Шмелёв создал свою знаменитую автобиографическую трилогию: романы «Богомолье» (1931-1948), «Лето Господне» (1933-1948) и сборник «Родное» (1931). Роман «Лето Господне» занимает центральное место среди этих произведений. Работа над романом заняла у писателя около 14 лет. «В ней, - говорил Шмелев о своей книге, - я показываю лицо Святой Руси, которую я ношу в своем сердце». «Богомолье» и «Лето Господне» объединены общей темой, встречаются одни и те же герои; у них схожи внутренние сюжеты. В начале 1928 в парижской газете «Возрождение» был опубликован первый очерк - «Наше Рождество. Русским детям», однако лишь в 1948 г. роман вышел полностью в известном парижском издательстве YMCA-Press, специализировавшемся на русской литературе. В России избранные главы впервые опубликованы в журнале «Новый мир» за 1964 г., полностью книга вышла лишь в 1988 г. В романе «Лето Господне» писатель обращается к воспоминаниям своего раннего детства, которое для него закончилось в семь лет трагической гибелью отца. На страницах книги читатель знакомится с обыденной жизнью купеческого дома и работников, которые считают этот дом своим, уважают религиозные и семейные праздники, крестные ходы. Все это автор запомнил из своего детства, которое провел в купеческом доме в Замоскворечье, построенном еще его прадедом Шмелевым. Существуют различные трактовки как жанровой принадлежности «Лета Господня», так и художественной манеры писателя.

Георгий Адамович скептически замечает, что "…перечитывая Шмелева, хочется воскликнуть: «Не узнаю тебя, Россия». Напротив, Иван Ильин считает: «…эту книгу написала о себе сама Россия - пером Шмелева». Так лирическая поэма, по определению И.Ильина, разрастается до поэмы эпической - о России и основах ее духовного бытия. «Повествование воссоздает обобщающие картины жизни многих поколений русских людей, утверждая мысль о бесконечном жизнетворчестве народа, его силе и мудрости, преемственности его деяний. Жизнь должна строиться не на ломке, а на укреплении фундамента прошлого, на продолжении традиции. Это одна из любимых мыслей автора. В неразрывной связи поколений он видит основу духовного обогащения человека и нации.»

Большинство критиков сходятся в том, что стилистика и герои «Лета Господня» ведут свое начало от автобиографических произведений Л. Н. Толстого («Детство»), С. Т. Аксакова («Детские годы Багрова-внука»), М. Горького , а также от прозы Достоевского и Лескова, «Детства Никиты» А. Н. Толстого и т. д.

Сюжет и композиция

В романе обозначены 3 сюжетные линии: 1) движение церковного года через все главные праздники, 2) история смерти отца главного героя Вани, 3) духовное взросление Вани, под влиянием событий двух первых сюжетных линий. Повседневные дела персонажей тесно связаны с ходом православного календаря: во время Великого Поста запасают на лето лед, на Спас-Преображение снимают яблоки, в канун "Ивана-Постного" солят огурцы, после Воздвижения рубят капусту. Все ритуалы и обычаи повторяются из года в год. "И всего у нас запасено будет, ухитримся потеплее, а над нами Владычица, Покровом Своим укроет... Работай - знай - и живи, не бойся, заступа у нас великая", - такой житейской мудростью делится Горкин. Таким образом, «заложенная в основу композиции данного произведения идея круга придает романному миру облик совершенства, гармонии.» Названия глав “Лета Господня” подчинены православному принципу: “Великий пост”, “Ефимоны”, “Благовещенье”, “Пасха”, “Троицын день”. Названия основных частей "Лета Господня":“Праздники”, “Радости”, “Скорби” - все это в соответсвии с жизнью человека. Через весь роман проходит основная мысль - формирование нравственных качеств. Этой задаче подчинена система образов повести. Ребенок понимает суть праздника через эмоциональную оценку его названия и через знакомство с обыденной жизнью.

Герой следует христианским традициям, участвует в церковных праздниках и в жизни семьи. Семья – это не только отец, сестры Сонечка («очень добрая, все говорят - сердечная; но только она горячая, вспыльчивая, в папашеньку, и такая же отходчивая»), Маня и годовалая Катюша, брат Коля. В жизни Вани семья - это и Горкин, Василий Васильевич, нянька Домнушка, кухарка Марьюшка, кормилка Настя, Антипушка-кучер. Ваня, услышав как отец ругает старшего приказчика Василь Василича за то, что они, пьяные, «чуть не изувечили публику», очень за него переживает. Но все заканчивается благополучно. Маленький герой изи исповеди старого приказчика понимает, что в окружающем мире чтят не деньги, а честь, честность, правду. Ваня принимает все, что делают взрослые в Чистый Понедельник, благоговейно вздыхая «незабвенный, священный запах» Великого Поста». На первой своей исповеди у отца Виктора Ваня искренне кается во всех детских грехах. Покаяние не прошло даром: когда после Причастия на улице его попытался оскорбить местный хулиган - Гришка («матрос... в штаны натрес»), Ваня хотел ответить грубостью, «да удержался - вспомнил, что это мне искушение». В третьей части мы можем проследить духовное взросление Вани: «Святая радость», «Живая вода», «Москва», «Серебряный сундучок», «Горькие дни», «Благословение детей», «Соборование», «Кончина», «Похороны». Три первые главы посвящены прощанию Сергея Ивановича с радостью земного бытия, в остальных - повествование об его уходе в вечную жизнь. Тяжелым испытанием в жизни Вани становится болезнь отца (после несчастного случая на лошади) и последовавшая за этим смерть. Ему трудно смириться: «Богу ведь тоже сирот жалко <...> пусть старые помирают <...> почему Бог нас не пожалеет, чуда не сотворит». Кончина отца - вот ответ на эти страшные вопросы. Перед смертью отца Ваня видит сон: он идет с Горкиным по большому лугу, «а за лугом - Троица (отец перед смертью благословляет И. образом Святой Троицы.) И луг покрыт живыми цветами» (христианский символ жизни).

Главные герои

Ваня является главным героем романа «Лето Господне». Рассказ в романе ведется от имени Вани, следовательно мир романа читатель воспринимает глазами ребенка. Образ присущи автобиографические черты. Ему нет еще и семи лет. Он «забавник», «легкой, как муравейчик!». Ване с детства знакомы ощущения праздничночти бытия: «теперь потускнели праздники, и люди как будто охладели. А тогда... все и все были со мною связаны, и я был со всеми связан...». К его любимым предметам относятся: прабабушкина икона «Распятие» в передней, «вкусная, святая ложка», у которой «на спинке церковки с крестами», позже подаренная Горкину. Ваня, готовясь к школе, плачет над "Вещим Олегом", без труда выполняет грамматическое задание гувернантки в отличие от лоботряса Даньки, сынка богатого крестного Александра Кашина.

Сергей Иванович - отец Вани, представитель хозяев «старого уклада». Члены семьи небогаты и живут только праведными делами. С. И. делает добрые дела: на Рождество устраивает обед «для разных», т. е. для бедных. Сергей Иванович человек духовный, он поклонник творчества Пушкина и помогает в организации открытия памятника поэту. В своих хозяйственных начинаниях он прежде всего преследует нравственные цели (например, его забота о храме в честь Казанской иконы Божьей Матери). Иногда он даже терпит убытки,как случилось при подготовке пушкинского праздника. Поворотным в жизни С. И. становится несчастный случай: С. И. сброшен лошадью и протащен ею по камням, его, полностью разбитого, едва привезли домой. Внезапная болезнь С. И. изменяет все вокруг, делает многих добрее. «С этого момента вся народная Москва сопереживает Сергею Ивановичу, принимает живое участие в борьбе со смертельным недугом". В главах «Живая вода» и «Москва» показано, как народ пытается «остатнюю болезнь» снять со своего любимца». С. И. терпит невыносимые боли, но продолжает верить и говорит врачу, что на все «Воля Божия». Впечатляют его размышления о вечном, хотя и временное ему не чуждо: он хранит на письменном столе «желтик» - «цветок, сорванный сыном», любит лошадей и жалеет даже сбросившую его кобылу.

Горкин Михаил Панкратович (Михаила Панкратыч, Горка) - старый плотник, который «уже не работает, а так, при доме», духовный наставник Ивана. Этот герой - "русский верующий простец" (И. Ильин), понимает все в вопросах уклада и обряда. Фамилия Горкин говорит сама за себя: Красной горкой в народе называют Пасху. Именно поэтому Сергей Иванович зовет старого «филенщика» Горкой. Г. служит людям, следуя православным традициям, поэтому дает возможность своему воспитаннику самому понять смысл православной обрядности. Отец Ивана перед кончиной дает наказ жене: «трудно будет тебе, Панкратыча слушай. Его и дедушка слушал, и я, всегда. Он весь на правде стоит». А сам Иван с детской непосредственностью размышляет о Г.: «кто он будет? <...> свято-мученик или преподобный, когда помрет?» Г. получает медаль из Синода «за доброусердие при ктиторе», и это говорит о том, что его духовный авторитет отмечен и официально. Яркость характера Г. проявляется в сочетании строгости по отношению к себе и глубочайшей терпимости к другим, мудрости с детскостью: Г. «любит возиться на чердаке, где голубятня", да и сам напоминает Сергею Ивановичу «голубя сизокрылого». Посредствам высказываний Г. Шмелев выражает свои мысли.

Василий Васильевич Косой (Косой - прозвище, данное за частые возлияния) - «старший прикащик» у Сергея Ивановича, служил ещё при отце нынешнего хозяина. У него «широкая спина <...> красная шея и затылок», «лицо каленое, рыжие волосы вихрами». Это настоящий богатырь: в марте ходит «в розовой рубахе и жилетке, без картуза <...> прыгает с карандашиком по глыбам, возки считает». Своим упорством ему многое удается, так, например, он в конце концов сумел пересидеть в проруби немца Людвика Карлыча. Его можно назвать сказочно-преувеличенным героем, как и Левшу и Флягина Лескова, т. к. в нем сочетаются богатырская сила и ремесленное мастерство(у В. В. есть волшебная «книжечка-хитрадка», где «прописано все, до малости», причем никто, кроме него самого, в ней разобраться не может). В.В. всегда помнит о своем рабочем долге. Он предан своему хозяину, не помнит обиды: «голову потерял, не спал, не ел», когда Сергей Иванович заболел. Пока болеет хозяин, В. В. выполняет всю его работу. После смерти Сергея Ивановича он обещает хозяйке: «буду служить, как Сергею Ивановичу покойному, поколь делов не устроим. А там хошь и прогоните».

• «Милый мальчик», обращением к которому начинается глава «Рождество» и который именуется далее «Ивушкой» - внучатый племянник и крестник Шмелёва Ивистион (Ив) Андреевич Жантийом, родившийся в 1920 году во Франции и воспитанный в семье писателя, автор книги воспоминаний «Мой дядя Ваня».
• «Лето Господне» значит Юбилейный год .

Издание романа в СССР

• Шмелёв И. С. Лето Господне: [Праздники. Радости. Скорби]; Богомолье; Статьи о Москве / Составление, вступительная статья, комментарий Б. Н. Любимова. - М .: Московский рабочий , 1990. - 576 с. - (Литературная летопись Москвы). - 100 000 экз. - ISBN 5-239-00621-0

Ссылки

Wikimedia Foundation . 2010 .

• Алжирские соглашения (1981)
• Доспешный гарнитур

Смотреть что такое "Лето Господне" в других словарях:

Лето - (ст.слав. – год) – время года, начинающееся со дня летнего солнцестояния 22 июня и заканчивающееся в день осеннего равноденствия 22 сентября. Это по астрономическому летоисчислению в Северном полушарии Земли. В обыденной жизни здесь летом… … Основы духовной культуры (энциклопедический словарь педагога)

Птицы Божьи

Рождество…

Чудится в этом слове крепкий, морозный воздух, льдистая чистота и снежность. Самое слово это видится мне голубоватым. Даже в церковной песне -

Христос рождается – славите!

Христос с небес – срящите! -

слышится хруст морозный.

Синеватый рассвет белеет. Снежное кружево деревьев легко, как воздух. Плавает гул церковный, и в этом морозном гуле шаром всплывает солнце. Пламенное оно, густое, больше обыкновенного: солнце на Рождество. Выплывает огнем за садом. Сад – в глубоком снегу, светлеет, голубеет. Вот, побежало по верхушкам; иней зарозовел; розово зачернелись галочки, проснулись; брызнуло розоватой пылью, березы позлатились, и огненно-золотые пятна пали на белый снег. Вот оно, утро Праздника, – Рождество.

В детстве таким явилось – и осталось.

Они являлись на Рождество. Может быть, приходили и на Пасху, но на Пасху – неудивительно. А на Рождество, такие трескучие морозы… а они являлись в каких-то матерчатых ботинках, в летних пальтишках без пуговиц и в кофтах и не могли говорить от холода, а прыгали все у печки и дули в сизые кулаки, – это осталось в памяти.

– А где они живут? – спрашиваю я няню.

– За окнами.

За окнами… За окнами – чернота и снег.

– А почему у кормилицы сын мошенник?

– Потому. Мороз вон в окошко смотрит.

Черные окна в елочках, там мороз. И все они там, за окнами.

– А завтра они придут?

– Придут. Всегда приходят об Рождестве. Спи.

А вот и завтра. Оно пришло, после ночной метели, в морозе, в солнце. У меня защипало пальцы в пуховых варежках и заломило ноги в заячьих сапожках, пока шел от обедни к дому, а они уже подбираются: скрып-скрып– скрып. Вот уж кто-то шмыгнул в ворота, не Пискун ли?

Приходят «со всех концов». Проходят с черного хода, крадучись. Я украдкой сбегаю в кухню. Широкая печь пылает. Какие запахи! Пахнет мясными пирогами, жирными щами со свининой, гусем и поросенком с кашей… – после поста так сладко. Это густые запахи Рождества, домашние. Священные – в церкви были. В льдинках искристых окон плющится колко солнце. И все-то праздничное, на кухне даже: на полу новые рогожи, добела выскоблены лавки, блещет сосновый стол, выбелен потолок и стены, у двери вороха соломы – не дуло чтобы. Жарко, светло и сытно.

А вот и Пискун, на лавке, у лохани. На нем плисовая кофта, ситцевые розовые брюки, бархатные, дамские сапожки. Уши обвязаны платочком, и так туго, что рыжая бородка торчит прямо, словно она сломалась. Уши у него отмерзли, – «собаки их объели», – когда спал на снегу зачем-то. Он, должно быть, и голос отморозил: пищит, как пищат мышата. Всем его очень жалко. Даже кучер его жалеет:

– Пискун ты, Пискун… пропащая твоя головушка!

Он сидит тихо-тихо и ест пирожок над горстью, чтобы не пропали крошки.

– А Пискун кто? – спрашивал я у няни.

– Был человек, а теперь Пискун стал. Из рюмочек будешь допивать, вот и будешь Пискун.

Рядом с ним сидит плотник Семен, безрукий. Когда-то качели ставил. Он хорошо одет: в черном хорошем полушубке, с вышивкой на груди, как елочка, в розовых с белым валенках. В целой руке у него кулечек с еловыми свежими кирпичиками: мне подарок. Правый рукав у полушубка набит мочалой, – он охотно дает пощупать, – стянут натуго ремешком, – «так, для тепла пристроил!» – похож на большую колбасу. Руку у него «Антон съел».

– Какой Антон?

– А такой. Доктор смеялся так: зовется «Антон огонь».

Ему завидуют: хорошо живет, от хозяина красную в месяц получает, в монастырь даже собирается на спокой.

Дальше – бледная женщина с узелком, в тальме с висюльками, худящая, страшная, как смерть. На коленях у ней мальчишка, в пальтишке с якорьками, в серенькой шапочке ушастой, в вязаных красных рукавичках. На его синих щечках розовые полоски с грязью, в руке дымящийся пирожок, на который он только смотрит, в другой – розовый слюнявый пряник. Должно быть, от пряника полоски. Кухарка Марьюшка трогает его мокрый носик, жалостливо так смотрит и дает куриную лапку; но взять не во что, и бледная женщина, которая почему-то плачет, сует лапку ему в кармашек.

– Чего уж убиваться-то так, нехорошо… праздник такой!.. – жалеет ее кухарка. – Господь милостив, не оставит.

Мужа у нее задавило на чугунке, кондуктора. Но Господь милостив, на сиротскую долю посылает. Жалеет и Семен, безрукий:

– Господь и на каждую птицу посылает вон, – говорит он ласково и смотрит на свой рукав, – а ты все-таки человеческая душа, и мальчишечка у тебя, да… Вон, руки нет, а… сыт, обут, одет, дай Бог каждому. Тут плакать не годится, как же так?.. Господь на землю пришел, не годится.

Его все слушают. Говорят, он из Писания знает, в монахи подается.

Все больше и больше их. Разные старички, старушки, – подходят и подходят. Заглядывает порой Василь-Василич, справляется:

– Кровельщик-то не приходил, Глухой? Верно, значит, что помер, за трешницей своей не пришел. Сколько вас тут… десять, пятнадцать… осьмнадцать душ, так.

– Зачем – помер! – говорит Семен. – Его племянник в деревню выписал, трактир открыл… для порядку выписал.