Разрыв поэта и действительности- важнейшая особенность ранней лирики В.Маяковского. Поэт стремиться отдать себя людям, чувствует, что «я» для него мало, он выступает новых истин, но оказывается не нужным, одиноким, так как окружающий его мир бесчеловечен, жесток и духовно нищ. Каждое столкновение поэта с действительностью кончается трагически, но этот трагизм не ведет пессимизму, напротив, он рождает мысль о действии, о борьбе, о революции. Поэт обличает, проклинает, протестует; он ждет, торопит, зовет революцию, предчувствуя ее приход, и вместе с ней обновление жизни.

В одном из ранних стихотворений Маяковского «А вы могли бы?» намечена главная тема его творчества – «Я и мир». Поэтическое «я» противопоставлено тем, кто никогда понимает поэта, кто навсегда остается в плену пошлости жизни, кто никогда не увидит «на блюде студня» «косые скулы океана», для кого восточные трубы не запоют подобно флейте.

Противопоставление поэтической чуткости и эстетической глухости с особой силой проявилось в завершающих строках стихотворения, динамичных, звучащих резко, как вызов:

Ноктюрн сыграть

На флейте водосточных труб?

Это стихотворение позволят говорить о том, что уже в первых своих опытах Маяковский выступает как поэт самобытный и оригинальный.

В ранней лирике Маяковский заявляет о себе и как о поэте города. Его лирический герой изображен человеком заблудившийся в лабиринтах современного города. Конфликт между ним и средой становиться все более драматичным, острым и напряженным. В стихотворении «Нате!» мотив разъединенности лирического «я» поэт и толпы находит своё развитие. Предельная резкость лексики выражает возмущение, негодование поэта, передает его ненависть, презрение и душевно опустошённым людям, не понимающим искусства, сделавшим из него предмет праздного любопытства. Его резкость вынужденная, а не душевная грубость. Ему хочется встряхнуть этих людей, пробудить их от спячки своим дерзким вызовом:

А если сегодня мне, грубому гунну,

Кривляться перед вами не захочется - и вот

Я захохочу и радостно плюну,

Плюну в лицо вам

Я бесценных слов транжир и мот.

Во многих ранних стихотворениях Маяковский вновь возвращается к рассказу о безуспешном стремлении поэта прийти к людям, рассказать им о своих страданиях, разделить с ними горе. Но каждый раз это оказывается невозможным. Поэт остается непонятым и одиноким. Все новые и новые стороны действительности вызывают неприятие поэта, и все шире раздвигается пропасть между ним и толпой.

Лирический герой Маяковского – это человек большой души, потрясенный противоречиями действительности.

В стихотворении «А вы могли бы?» основное место занимают страдание поэта, враждебный ему мир ещё только намечен. Толпа, подавленная обличениями поэта, униженно молчит. Да и само размежеванием между поэтом и окружающими определяется пока только степенью живописной зоркости и эмоциональной полноты при взгляде на будничные вещи. В стихотворении «Нате!» главнее уже разоблачение мещан, их пошлости, мертвой закостенелости. Ничтожные людишки торжествуют, хохочут; «грязные, в калошах и без калош», они готовы взгромоздиться « на бабочку поэтиного сердца». Протест уже обретает резкий социальный смысл.

В стихотворении «Скрипка и немножко нервно» поэт воспринимается окружающими как чудак и неудачник, его благородные поступки вызывают смех. В жалобах скрипки поэт услышал по человеку, но его порыв встречен хохотам окружающих, воспринимается ими обыденно, пошло.

Влил как!

Пришел к деревянной невесте!

Во всех этих стихотворениях отчетливо звучит ужас одиночества.

Этот мотив звучит и в таких стихах как «Надоело», «Человек», «Себе любимому, посвящает автор эти строки», где также звучит проклятие одиночеству:

Нет людей,

Понимаете

Крик тысячедневных мук?

Душа не хочет немая идти

А сказать кому?

Он готов отдать все, чем владеет, «за одно только слово ласковое, человечье» .

Но куда не бросишь взор, вокруг только жирные, бесформенные существа, не люди- а «два аршина безлицего розоватого теста». В тоске поэт восклицает:

Истомившись по ласке губами

Тысячью поцелуев

Покрою умную морду трамвая.

Поэт любит людей, стремится к ним. Но он одинок, и это для него мучительно и страшно. Молодой поэт с горечью ощущал, как из мира уходит красота, а ее место самодовольно заполняет «обрюзгший жир», исчезают красивые люди, а поэзия становится, не нужна. Тоска и мука звучат в строках стихотворения «Несколько слов обо мне самом».

Я одинок, как последний глаз

У идущего к слепым человека!

Нет примирения между античеловечностью окружающего мира и высотой духа лирического героя Маяковского.

Его стремление сделать мир лучше, человечнее; проще и естественнее встречает только равнодушие и неприятие.

Но и без людей, без мира поэт не может:

Я в плену

Нет мне выкупа!

Оковала земля окаянная.

Я бы всех в любви моей выкупал,

Да в дома обнесен океан ее!

Начинал поэт с громогласных футуристических выступлений, издевательских «пощечин общественному вкусу». С первых шагов он заявил о себе резко и грубо. Со всей бескомпромисностью молодости «бросался» Маяковский в новое искусство, веря, что, выбросив из поэзии «слова с чужими брюхами», он принесет в жизнь новое настроение. Сам поэт истолковал этот период как «формальную работу, овладение словом». Годы, когда Маяковский начинал поэтический путь, были полны сложных противоречий, напряженных духовных исканий. Эта бурная эпоха преобразований требовала от поэзии нового языка. «Борьба наша за новые слова для России вызвана жизнью. Развилась в России нервная жизнь городов, требует слов быстрых, экономных, отрывистых…» - писал Маяковский в 1914 году. Отсюда его приверженность к «самовитому слову», предающему быстрый темп эпохи «растрепанным синтаксисом», отсюда его стремление пополнить «словарь новыми словами». Маяковский призывал отточить поэтический язык для отражения пестрого, бурного жизненного потока.

Ранние стихотворения («Ночь», «Утро», «Уличное», «Адище города» и др.) вводят в мир, где города «повешены», где «распяты городовые», где «у раненого солнца вытекает глаз», где мир «с перекошенной мордой». Главным здесь является ощущение боли, бесцельности существования

В этом мире живет и страдает человек – лирический герой ранней поэзии Маяковского, - рефлексирующий, стремящийся осознать себя (цикл «Я», «От усталости»). В стихах 1913-1914 годов звучат и другие интонации, в частности, анархические, бунтарские («Кофта фата»). Порою стихи раннего Маяковского представляются грубыми, жестокими и даже аморальными («Я люблю смотреть, как умирают дети»). Это был сознательный вызов обществу. В душе лирического героя зреют злость и вызов «грубого гунна», вырывается крик негодования и муки. Он становится «чужим» в чуждом ему мире. При этом автор использует, по словам В. Шкловского, прием «остранения» (умение показать привычное странным) и гротеска, обращается к ораторской интонации. Поэт поражает своей изобретательностью в «конструировании» неологизмов, которые заставляют читателя участвовать в создании зримого образа: «лица не выгрущу», «дикий обезумлюсь» и т. д.

Но рядом с холодным злобным чувством в герое живет и иное. Лирический герой Маяковского мечтает о любви, он хочет отдать все «за одно только слово ласковое, человечье» («Дешевая распродажа»). Герой раннего Маяковского выражает чувства, душевные запросы, свойственные всем людям, но только ему присущи, как он сам сказал, «громада-любовь» и «громада-ненависть». С равной силой он отвергает пошлость, цинизм, глупость. И никто так, как он, не мог в лирике «вывернуть себя», выставить напоказ свои чувства и муку.

Таким образом, можно утверждать, что в ранних стихах Маяковского возникает сложный, подчас противоречивый образ лирического героя:

· В первых стихах поэта («Ночь», «Адище города», «Утро», «Уличное» и др.) лирическое «я» еще не определено. Основой в этих произведениях является критическая направленность против пошлости мира, в котором нарушены нормальные связи. Преобладает урбанистический пейзаж, насыщенный живописными образами. Через выразительные детали («раненое солнце», «дряблая луна», «трамвай, вскинувший зрачки») опосредованно выражается отношение лирического героя к миру.

· Начиная с цикла «Я» (1913) в поэзии Маяковского появляется герой, мучительно стремящийся осознать себя. В стихах этого времени основным все чаще становится желание быть понятым, получить от мира сочувствие, любовь. Уже в этом цикле проявляется двойственность лирического героя, которая будет видна и в более поздних стихотворениях. С одной стороны, он готов вобрать в себя всю скорбь людскую, все человеческое страдание, взамен отдав им свою любовь, с другой – он резко протестует против мира, где жестокость и насилие.

· В герое Маяковского также проявляются исключительно анархически-бунтарские настроения. Его можно назвать бунтарем, мятежником, который наслаждается своей ролью «свободного художника», дающей право выступать от имени «уличных тыщ» («Нате!», «Скрипка и немножко нервно», «Кофта фата» и др.). Основным в этих стихах становится противостояние – «я» и «они», слышны мотивы трагического одиночества, отчуждения людей.

· Тема одиночества в городской толпе, в окружающем мире – основная тема в ранней поэзии Маяковского.

· Поэма «Облако в штанах» - программное произведение Маяковского 1910гг творчества

Облако в штанах». Над этой ранней поэмой Маяковский ра­ ботал с 1913 по 1915 год. Фрагменты её поэт опубликовал в сбор­ нике «Стрелец» и в «Журнале журналов», называя «Облако» «вто­ рой трагедией» и подчеркивая тем самым художественную пре­ емственность её с трагедией «Владимир Маяковский».

Любопытно, что первоначально поэма называлась «Тринадца­ тый апостол», и автор указывал этим на свою роль провозвестни ка нового учения. Цензура усмотрела в этом кощунство над хрис­ тианскими представлениями и устранила это название вместе с шестью страницами текста. Так что, по словам поэта, «Облако вышло перистое». В ответ на недовольство цензурного ведомства тем, что Маяковский соединил «лирику и большую грубость», поэт пообещал быть «безукоризненно нежным, не мужчиной, а - обла­ ком в штанах». Своё заверение он сдержал лишь отчасти. Но этот эпизод дал толчок к возникновению нового названия. Фраза эта отзовётся и в поэтическом тексте. Отдельным изданием поэма вышла в 1915 году с подзаголовком «тетраптих» (то есть произве­дение из 4 частей).

Такое построение было не случайным. Предполагалось, что каждая из частей содержит выражение протеста против сложи­ вшихся в обществе установлений: «Долой вашу любовь», «Долой ваше искусство», «Долой ваш строй», «Долой вашу религию». В Целом свою поэму Маяковский считал программной, своеобраз­ ным «катехизисом» сегодняшнего искусства».

Начинается поэма небольшим, но очень ярким вступлением. В него вошли в спрессованном виде многие мотивы ранней лирики и трагедии Маяковского: противопоставление поэта толпе, вызов Мирным», идеальный образ лирического героя, жертвы города, музыкальные образы, гротескная фигура вывернутого человека с «одними сплошными губами».

Эта хлёсткость и эта ирония антипрославления весьма напоми­ нают сатирические гимны раннего творчества Маяковского. Но вступление содержит и жизнеутверждающую патетику, веру и радостное мировосприятие, противостоящее трагедии и уродству:

У меня в душе ни одного седого волоса, и старческой нежности нет в ней! Мир огромив мощью голоса, иду - красивый, двадцатидвухлетний.

Эти два противоположных по тональности начала в сложном контрапункте присутствуют и в тексте поэмы.

Первая часть тетраптиха содер жит в себе первый крик недовольства: «Долой вашу любовь!» Он ярко реализован в сюжете. Лирический герой ждёт встречи с Ма­ рией (её прототипом была чудесная девушка Мария Денисова, встреченная поэтом в Одессе) согласно их уговору. Но её нет, и тогда окружающие поэта вещи и явления начинают свою стран ную, по существу враждебную возню (вечер «уходит», сменяясь мраком ночи; канделябры «хохочут и ржут» в спину; городской «прибой» «обрызгивает» своим громом; «ляскают» двери, полночь «режет» ножом; гримасничают «дождинки», «как будто воют хи­ меры Собора Парижской Богоматери»). При этом все дано круп но, с превышением привычных размеров. Но вот, наконец, Мария приходит и сообщает, что выходит за­ муж. Кражу любимой сопоставляет с похищением из Лувра «Джоконды» Леонардо да Винчи. А самого себя уподобл яет погибшей когда-то Помпее. Сравнения, привлеченные по­ этом, отличаются яркостью, силой, образностью, выразительнос­ тью. !

Тема любви по-своему подхвачена во второй части тетрапти­ ха, где она получает новое осмысление: речь идёт о любовной ли­рике, преобладающей в современной Маяковскому поэзии.

Поэт населяет городскую улицу персонажами своей ранней ли­рики. Бедняки, нищие и калеки заполняют площадь, требуя внима­ ния к своим нуждам. «Улица присела и заорала: / "Идите жрать!"»

Нежизнеспособному искусству поэт противопоставляет под­ линное, пиликающим «поэтикам» - самого себя: «...я - где боль, везде». Обращаясь к простым людям, поэт заявляет: «...вы мне все- | го дороже и ближе». Он гордится ими, считая, что именно они дер­ жат в своей пятерне «миров приводные ремни» и сами «творцы в горящем гимне». Для них он создает свои строки, ради них готов, словно горьковский Данко, вытащить душу, растоптать её, чтоб стала большою, и окровавленную дать «как знамя».

В третьей части поэмы автор поднимается до отрицания уже всего господствующего строя жизни, бесчеловечного и жестоко го. Вся жизнь «жирных» неприемлема для лирического героя. Не­ выносима их любовь и поэтическая «слякоть». Маяковский под­ хватывает темы первых двух частей, но поворачивает их новыми гранями. Поэт воспроизводит пародию любви, говорит о похоти, разврате, извращениях. Для ненавистных «жирных» вся земля предстает женщиной, которая для них «заерзает мясами, хотя от­ даться»; она кажется «обжиревшей, как любовница, /которую вылюбил Ротшильд!»,

Господствующий строй порождает не только искаженные чув­ ства, извращенную любовь и псевдоискусство. Он чреват война­ ми, расстрелами, убийствами, человеческой «бойней». Поэтому в третьей части поэмы возникают образы «железного Бисмарка, кровавого генерала Галифе, несущего разрушения Мамая- Поэтому «Долой ваш строй». Навстречу сильным мира сего выходит Поэт, становясь «тринадцатым апос толом» (отсюда первоначальное название поэмы).

В четвертой части тетраптиха поэт негодует против всего, что освящает буржуазный строй. А если это делает религия, то свою «громаду-ненависть» он обрушивает и на нее: «Долой вашу религию». Поэт вводит богоборческие мотивы, которые нередко звучат кощунственно и эпатирующе по отноше­ нию к чувствам верующих

И снова, как в начале поэмы, лирический герой обращается к своей Марии. Но взаимопонимания нет, бли­зости не наступает. Душу Марии забирает какой-то современный «ангел». А на долю Поэта-Демона достается кровоточащее серд­ це, которое он несет, «как собака... / несёт перееханную поездом лапу», достоянием лирического героя становится «черствая булка

вчерашней ласки».

Завершается поэма картиной бесконечных пространств, кос­ мических высот и масштабов. Сияют зловещие звезды. «Вселен­ ная спит, / положив на лапу /с клещами звезд огромное ухо». Она не слышит, как скорбно, но гордо идёт Поэт, устремляясь навстре­ чу грядущему.

43. Своеобразие реализма

Общими процессами в искусстве начала века объяснялось и размежевание литературных кругов, и внутреннее их сближение. С начала 1890-х гг. группа символистов провозгласила свое полное неприятие современного им реализма, ошибочно отождествив его с материализмом и объективизмом. С тех пор и началось противоборство двух художественных направлений. Модернисты подозревали чуждых себе писателей (даже самых одаренных, скажем, Ив. Бунина) в неспособности проникнуть в сущность явленияю, в сухо-объективистском отражении жизни. Реалисты отрицали «темный набор» мистических понятий, изощренные формы новейшей поэзии.

При всем различии между собой обе группы полемистов были несправедливы друг к другу. Более того, не вызывает сомнения, что по своему глубинному смыслу творческие поиски и тех и других обладали общей устремленностью (о ней будет сказано ниже).

Молодой реализм порубежной эпохи обладал всеми признаками преобразующегося, ищущего и обретающего истину искусства. Причем его создатели шли к своим открытиям путем субъективных мироощущений, раздумий, мечтаний. Эта особенность, рожденная авторским восприятием времени, определила отличие реалистической литературы начала нашего столетия от русской классики.

Прозе XIX в. всегда был свойствен образ человека, если не адекватный идеалу писателя, то воплощавший заветные его мысли. Из произведений новой поры почти исчез герой - носитель представлений самого художника. Тут чувствовалась традиция Н. В. Гоголя, а особенно А. П. Чехова.

Вспомним, Чехов не раз признавался в своей склонности к «жизни ровной, гладкой, обыкновенной, какова она есть на самом деле». И говорил, что в ней «нет сюжетов, в ней все смешано - глубокое с мелким, великое с ничтожным, трагическое со смешным». «Смешанным» оказался и внутренний облик персонажей писателя. Вл. И. Немирович-Данченко, один из первых постановщиков чеховских пьес, назвал основные их черты: «простые люди, говорящие о самых простых вещах, простым языком, окруженные будничной обстановкой», сочувствие «не этим людям, а через них неясной мечте».

В творчество младших современников Чехова «шагнуло» следующее поколение его героев: «средней руки» интеллигенты, офицеры низших чинов, солдаты, крестьяне, босяки... О зыбкости их внутреннего состояния с одинаковой болью, хотя и по-разному, писали А. Куприн, И. Бунин, М. Горький, Л. Андреев, А. Ремизов, Б. Зайцев. «Скверно ли пахнет, грязно ли - иди наблюдай. Не пристанет, а живых документов не огребешь лопатой»,- советовал Куприн, ссылаясь на опыт Чехова.

Образно определил А. Блок трагедию людей, запечатленную Л. Андреевым (рассказ «Ангелочек»): в теле «необъятной серой паучихи-скуки» «сидит заживо съеденный ею нормальный человек». «Заживо съеденными» выглядят большинство персонажей не только Андреева. Сонность, отчужденность души от мира многократно усилились и в отличие от произведений Чехова стали привычными, незаметными. По наблюдению Андреева, каждый второй нес в себе «холодную золу и пепел». Куприн увидел «непроницаемую преграду, которая вечно стоит между двумя близкими людьми», Бунин - «темное, слепое и непонятное» в обыденном.

Мрачные впечатления побудили писателей обратиться к загадкам самой природы человека. Социально-психологические истоки его поведения отнюдь не замалчивались. Но оно было соотнесено с подсознательными процессами: влиянием «силы плоти» «на силу духа» (Куприн), столкновением разума и инстинкта (Андреев), инстинкта и интеллекта (Горький), одухотворенной души и бездушного механизма (Бунин). Извечно люди обречены на смутные, спутанные переживания, что влечет к печальной и горькой судьбе. Зайцев сопереживал душам, сжигаемым «кровавой своей любовью», так не похожей на высокое чувство. У Андреева есть раздумье о «людях-щепках», бездумно плавающих над «бездонными глубинами». Пестрый, изменчивый, прекрасный и ужасный мир оставался загадкой для героев порубежной прозы. Немудрено, что в произведения пролился поток раздумий, предчувствий, исходящих от самого художника.

Предельно разрослось «авторское начало» в повествовании. У этих истоков началось обновление жанровых и стилевых структур. План событий, общения персонажей был всемерно упрощен, иногда едва обозначен (см. «Поединок» Куприна, «Деревню» Бунина, «Фому Гордеева» Горького). Зато пределы душевной жизни раздвинуты, сопровождены утонченным анализом внутренних состояний персонажа. Нередко поэтому воспроизведение нескольких месяцев, даже дней разрасталось до крупных повествований («Гранатовый браслет» Куприна, «Братья» Бунина, «Голубая звезда» Зайцева). Сложные темы, будто требующие развернутого воплощения, представали в «скупой» форме, так как трудные проблемы определены от лица писателя или выражены символизацией явлений («Господин из Сан-Франциско» Бунина, «Жизнь Василия Фивейского» Андреева, многие рассказы Горького из цикла «По Руси»).

Авторский взгляд постоянно устремлен за границу избранной ситуации, к человеку и миру в целом. Свободно расширены пределы изображенных в произведении времени и пространства. В своих поисках новое поколение прозаиков обращалось к фольклору, библейским образам и мотивам, вероучениям многих народов, к историко-культурным и литературным реминисценциям, нередко к личности художников-классиков.

Авторские раздумья буквально пронизывают произведения. Между тем - поразительный факт - в литературе начала века нет следа поучительных или пророческих интонаций. Нелегкое освоение действительности не давало однозначного ответа. Читатель как бы привлекался к со-познанию, со-творчеству. В этом заключается феноменальная особенность реалистической прозы; она звала к дискуссии.

Многие прозаики (Куприн, Горький и др.) тяготели к «рассказу в рассказе», когда повествователь вступает в диалог с лицом, передающим свою историю. Так отражалась самостоятельность их позиций. Была достигнута совсем необычная структура изложения - «молчаливого спора», т. е. внутреннего противостояния разных точек зрения («Сны Чанга» Бунина, «Иуда Искариот и другие» Андреева). Иногда автор незаметно включался в речевой поток персонажей, корректируя, уточняя их представления («Деревня», «Легкое дыхание», «Петлистые уши» Бунина, «Человек из ресторана» Шмелева, «Мысль» Андреева). Эти сочинения до сих пор вызывают разночтение, поскольку оценка и обобщение явлений переданы здесь экспрессией изложения, подбором и тонировкой образов, деталей. Текст требует пристального рассмотрения.

Сложное мироощущение писателей не укладывалось в структурах последовательного реализма. Интерес к микросостояниям души вызвал повествование, которое Б. Зайцев назвал творчеством в «импрессионистическом духе». Одновременно прозе начала века было свойственно укрупнение, символизация образов и мотивов. Пристальный анализ реальных процессов совмещался со смелой романтической мечтой, нередко с романтизацией отдельных настроений и героев; с условными, фантастическими фигурами.

Русский реализм порубежного времени предвосхитил или преобразил разнонаправленную поэтику, близкую романтизму, импрессионизму, символизму, экспрессионизму.

Видный критик Е. Колтоновская писала: «Старый вещественный реализм, достигший у больших художников пышного расцвета, отжил свое и в целом невозвратим. Литератор нащупывает теперь возможность нового одухотворенного реализма». Однако молодые писатели испытывали страстное влечение к классическому наследию России.

Идеалом гармонического искусства воспринималось творчество А. С. Пушкина. Он постиг те противоречия русской истории и своей современности, которые к началу XX в. приобрели особую остроту. Вместе с тем воспел нетленные ценности человеческой души, жизни, природы. Гений Пушкина определил развитие отечественного литературного языка и поэтической культуры. Неудивительно, что спустя почти столетие эти открытия стали для писателей проясняющим их поиск откровением. Реминисценции и аллюзии (намек на сходное понятие) из Пушкина окрасили прозаические и стихотворные тексты начала века.

Притяжение к Л. Н. Толстому тоже было повсеместным. Его смелые психологические прозрения заключали в себе перспективу новых подходов к личности. Младшие современники великого художника хорошо это понимали. Особенно близким для них стало толкование «живой жизни» - первородного влечения даже порочного человека к красоте, любви, правде. Раздумья Толстого об искусстве как проникновении в «общие всем тайны» объединили молодых реалистов своей мудростью.

Ф. М. Достоевский остался и для нового времени властителем дум. Однако гениально им разгаданные прогнозисты «вседозволенности» превратились в произведениях этих лет в устрашающих «выродков» («Мысль» Андреева, «Петлистые уши» Бунина), способных лишь на ухищренное насилие. Светлые же предсказания русского гения были трепетно освоены на уровне авторского сознания. Герои Достоевского самоотверженно постигали высший смысл жизни. Это устремление «окрасило» прозу переломной эпохи. Нельзя сказать, что оно осуществилось. Но каждый писатель по-своему рассказал, как в муках и утратах раскрепощается душа, захваченная мечтой о высшей нравственности, божественной красоте.

Реалистам рубежа веков была дорога сущность русской литературной классики, потому так свободно объединились разные ее традиции в их творчестве.

НЕОРЕАЛИЗМ - организационно не оформленное течение в рус. реализме 1910-х гг. Термин «Н.» возник в критике как результат переосмысления идей С. А. Венгерова о начавшейся с 90-х гг. 19 в. смене психологического настроя и эстетической системы рус. лит-ры. Венгеров характеризовал произведения разных лит. направлений (и модернистских, и реалистических) 1890-1910 единым термином «неоромантизм», как бы нивелируя специфику худож. метода писателей, объединенных «единым психологическим настроем». Но и сам Венгеров признавал спорность подобного объединения. Для обозначения метода творчества ряда реалистов, испытавших влияние модернизма, он употреблял также термин «синтетический модернизм», «символический реализм». В обл. проблематики для писателей-неореалистов характерен переход от социологизма и тенденциозности к нравств.-филос. темам, к «вечным вопросам». В обл. поэтики - субъективация и лиризация прозы, усиление роли символа, использование мифопо-этич. начала как худож. средства. Критики отмечали обогащение поэтики неореалистов за счет усвоения худож. открытий символизма. К представителям неореализма относили С. Сергеева-Ценского, Б. Зайцева, И. Новикова, А. Ремизова, А. Толстого и д

44.
На рубеже XIX и XX веков в русской литературе возникает интереснейшее явление, названное затем «поэзией серебряного века». Это было время новых идей и новых направлений. Если XIX век все-таки в большей части прошел под знаком стремления к реализму, то новый всплеск поэтического творчества на рубеже веков шел уже по иному пути. Этот период был со стремлением современников к обновлению страны, обновлению литературы и с разнообразными модернистскими течениями, как следствие, появившимися в это время. Они были очень разнообразными как по форме, так и по содержанию: символизм, акмеизм, футуризм, имажинизм…

Благодаря таким разным направлениям и течениям в русской поэзии появились новые имена, многим из которых довелось остаться в ней навечно. Великие поэты той эпохи, начиная в недрах модернистского течения, очень быстро вырастали из него, поражая талантом и многогранностью творчества. Так произошло с Блоком, Есениным, Маяковским, Гумилевым, Ахматовой, Цветаевой, Волошиным и многими другими.

Условно началом «серебряного века» принято считать 1892 год, когда идеолог и старейший участник движения символистов Дмитрий Мережковский прочитал доклад «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы». Так впервые символисты заявили о себе.

Начало 1900-х было расцветом символизма, но к 1910-м годы начался кризис этого литературного направления. Попытка символистов возгласить литературное движение и овладеть художественным сознанием эпохи потерпела неудачу. Вновь остро поднят вопрос об отношениях искусства к действительности, о значении и месте искусства в развитии русской национальной истории и культуры.

Должно было появиться некое новое направление, иначе ставящее вопрос о соотношении поэзии и действительности. Именно таким и стал акмеизм.

Время, в которое жил Маяковский, по его собственному определению, “трудновато для пера”. Революция, гражданская война, строительство нового государства — все это “было с бойцами, или страной”, или в сердце поэта. Про революцию он сказал “Моя революция. Пошел в Смольный. Работал все, что приходилось”. Своеобразным творческим отчетом об этом времени стали такие стихи, как “Левый марш”, поэмы “Владимир Ильич Ленин”, “Хорошо”, “Во весь голос” (вступление к ненаписанной поэме).

Лирический герой Маяковского — рома нтик, максималист, мечтатель, спорщик и задира. Он олицетворяет неравнодушие, активное участие в жизни. Герой многолик (многоэлементная лирическая система). Если в “Левом марше” это романтик, верящий в победу революции (“Коммуне не быть покоренной”; “Клячу истории загоним”), то в сатирических стихах-это человек, тревожащийся за завоеванное революцией (“опутали революцию обывательщины нити”), презирающий сов.мещан.

«Поэт обычно похож на свои стихи». Для того, чтобы понять и представить себе мироощущение В. Маяковского, необходимо проследить его творческий путь.

Ранний Маяковский – смелый поэтический новатор. В отличие от поэтов серебряного века, в его сознании нет кризисности и боязни нового. Более того, он именно в себе видит это новое, что проявляется как в содержании, так и в форме его стихов. В ранней поэзии Маяковского мы сталкиваемся с оригинальными зарисовками городского пейзажа («Ночь», «Утро», «Порт»). Маяковский поражает читателей стихотворными монологами, обращенными прямо к публике («Нате!», «Вам!», «Послушайте!»). Поэт использует в своей лирике качественно новые метафорические приемы: «Земля!/ Дай исцелую твою лысеющую голову», необычные сравнения: «Квакая, скачет по полю канава, зелёная сыщица», «верёвками грязных дорог». Маяковский называет луну «моя любовница рыжеволосая».

Лирический герой В. Маяковского высоко трагичен, что характерно для русской поэзии. Но сам Маяковский на данном этапе жизни не ощущает неизбежной трагичности своего существования. Скорее наоборот, он находится в состоянии эмоционального подъема. Он всецело погружен в уникальность своего предназначения, посланную ему свыше: «Эй, вы! Небо! Снимите шляпу! Я иду!». В творчестве Маяковского прослеживается идея бонапартизма. Не случайно поэт создал стихотворение «Я и Наполеон», где он восклицает: «Мой крик в граните времени выбит и будет греметь и гремит». В поэме «Облако в штанах» Маяковский – тринадцатый апостол, а в стихотворении «Я» он сравнивает себя с самим Богом: «Это душа моя клочьями порванной тучи в выжженном небе на ржавом кресте колокольни!»

Ранний Маяковский чувствует свой ум, силу, талант, стремится, как свойственно любому человеку, оценить мир, найти своё место в нём. И в чем же он находит точку приложения своего потенциала? Любой ответит: «В поддержании и пропаганде революционного пролетариата». Маяковский на пике поэтической деятельности полностью отдает себя рабочему классу. Ломаные строки уже перестали быть чем-то оригинальным. Размер сильно не меняется, внешняя линия сюжета остается очень похожей, обращения к массам кочуют из стиха в стих: «Товарищи, помните: между нами орудует классовый враг», «Товарищи, поспорьте о красном спорте!», «Товарищ Борщина…», «Товарищ, хозяйка…».

Маяковский стал великолепным советским поэтом, руководство страны боготворило его (если данное выражение применимо к советской власти). И все. Неужели в этом и заключается высокое назначение поэта? Возможно этим вопросом, сам того не зная, задавался В. Маяковский. В глубине души он все-таки не считал, что «стихи и революция слились воедино». Поэт осознает, что мощный посыл раннего творчества не совсем оправдывается. Он понимает, что противоречит самому себе. Если в стихотворении «Я» он признавал мощь Бога, то в «Явлении Христа» Бог — буржуй, враг народа и советской власти: «Пока Христос отверзает уста на фоне пальмовых веток, — рабочий, крестьянин, плотнее стань на страже свободы советов».

В. Маяковский как поэт сформировался в среде футуристов, но, будучи ярче, талантливее друзей, проложил свою дорогу в поэзии, неразрывно связанную с трагическими десятилетиями русской истории начала века.
Маяковский обладает удивительной способностью из всего делать поэзию, в незначительном видеть важное. Ему больно за людей, которые не хотят замечать красоту мира, живут серой, будничной жизнью. В знаменитом стихотворении “Послушайте! ” он обращается со страстным призывом подняться над прозой жизни и увидеть вокруг себя не “плевоч-ки”, а звезды, он хочет зажечь человеческие души, чтобы в каждой “обязательно была звезда”. Он зовет человека к возвышенным целям, к обновлению, преображению, напоминает ему о его высоком предназначении.
Человек,
землю саму
зови на вальс!
Возьми и небо заново вышей,
новые звезды придумай и выставь…
Однако толпа глуха к этому крику души поэта. Во многих стихах он рассказывает о своих безнадежных попытках прийти к людям, поведать им о своих страданиях, разделить их горе. Но каждый раз эти попытки оказываются безуспешными. Поэт ощущает страшное, трагическое одиночество.
…Это совершенно невыносимо! Весь как есть искусан злобой. Злюсь не так, как могли бы вы: как собака лицо луны гололобой – взял бы и все обвыл.
У Маяковского сквозь трагическое одиночество, отъединенность от людей отчетливо просматривается тяга к человеческому теплу, участию, пониманию.
Слушайте ж:
Все, чем владеет моя душа,
– а ее богатства пойдите смерьте ей!
великолепие,
что в вечность украсит мои шаг,
и самое мое бессмертие,
которое, громыхая по всем векам,
коленопреклоненных соберет мировое вече, –
все это – хотите? –
сейчас отдам
за одно только слово
ласковое
человечье.
Он хочет разорвать одиночество и кричит:
Послушайте!
Ведь если звезды зажигают –
Значит, это кому-нибудь нужно?
Лирический герой Маяковского не хочет изоляции от большого человеческого оркестра. Сквозная метафора “люди-оркестр” в стихотворении “Скрипка и немножко нервно” выявляет позицию “Я”, которому хочется преодолеть оставленность всеми, побрататься с любым, кто ему поверит, хоть с нежной скрипкой, “выплакивавшей” свое одиночество без слов, без такта. Отчаяние свое лирический герой выражает резко, грубо, иронично. В стихотворении “Нате!” ирония переходит в гротеск: “Вы” – не люди, а “обрюзгший жир”, у мужчин – “в усах капуста”, “женщины смотрят устрицей из раковин вещей”. Зато свое сердце поэт сравнивает с хрупкой, трепетной бабочкой (“бабочка трепетного сердца”), которую толпа, “стоглавая вошь”, может легко раздавить.
Миру корысти, пошлости, бездуховности Маяковский противопоставляет любовь. “Любовь – это сердце всего”, – утверждает поэт.
Письма и стихи, посвященные Л. Ю. Брик, раскрывают всю глубину и силу чувств поэта, которому “кроме любви… нету солнца”, который “душу цветущую любовью выжег”.
Поэзия Маяковского поднимает глубокие нравственные проблемы, в которых перемешаны добро и зло, прекрасное и безобразное, земное и возвышенное, сиюминутное и вечное.

(Пока оценок нет)

Другие сочинения:

1. 1. Новаторство в поэзии Маяковского. 2. Связь лирики поэта с живописью. 3. Вызов “общественному вкусу” и внутренние переживания лирического героя. Уже при первом знакомстве с творчеством В. В. Маяковского бросается в глаза поразительное несходство его лирики с классическими образцами поэтических Read More ......
2. Я – поэт. Этим и интересен. В. Маяковский В 1912 году в альманахе футуристов “Пощечина общественному вкусу” были опубликованы стихотворения В. Маяковского “Ночь” и “Утро”. Так в начале века заявил о себе молодой и самобытный поэт – поэт, которому суждено Read More ......
3. Превыше крестов и труб, Крещенный в огне и дыме, Архангел-тяжелоступ – Здорово в веках, Владимир! М. Цветаева Впервые в литературу Маяковский вошел с появлением манифеста “Пощечина общественному вкусу”, в котором излагается программа футуристов. Маяковский не просто входит в литературу, он Read More ......
4. – А почему вы одеты в желтую кофту! – Чтобы не походить на вас. В. Каменский. Юность Маяковского. В 1912 году в альманахе футуристов “Пощечина общественному вкусу” были опубликованы стихотворения В. Маяковского “Ночь” и “Утро”. Так заявил о себе молодой Read More ......
5. Прошедший XX век был веком колоссальных общественных противоречий и потрясений. Каждый век нуждается в собственном поэте, который сделал бы “боль времен своею собственною болью”. Таким поэтом своего времени был Маяковский; с его мощной, властно вошедшей в наше сознание и литературу Read More ......
6. Сатирические произведения поэт создавал на всех этапах своего творчества. Уже в ранней сатирической поэзии В. Маяковский использует весь арсенал традиционных для сатирической литературы, которой столь богата русская культура, художественных средств. Так, он использует иронию в самих названиях целого ряда произведений, Read More ......
7. Сквозь экстравагантные формы стихотворений проступают трагические черты капиталистического ада, города-убийцы, города-неволи, город-развратник. Город (“Утро”, “Из улицы в улицу” и др.) выявляет суть жизни – смесь материального достатка и богатства, человеческой и духовной бедности. Лирический герой раннего Маяковского противопоставляет себя окружающему Read More ......

Темы и образы ранней лирики В. В. Маяковского

Сочинение

В. Маяковский как поэт сформировался в среде футуристов, но, будучи ярче, талантливее друзей, проложил свою дорогу в поэзии, неразрывно связанную с трагическими десятилетиями русской истории начала века.

Маяковский обладает удивительной способностью из всего делать поэзию, в незначительном видеть важное. Ему больно за людей, которые не хотят замечать красоту мира, живут серой, будничной жизнью. В знаменитом стихотворении «Послушайте! » он обращается со страстным призывом подняться над прозой жизни и увидеть вокруг себя не «плевоч-ки», а звезды, он хочет зажечь человеческие души, чтобы в каждой «обязательно была звезда». Он зовет человека к возвышенным целям, к обновлению, преображению, напоминает ему о его высоком предназначении.

Человек,

Землю саму

Зови на вальс!

Возьми и небо заново вышей,

Новые звезды придумай и выставь...

Однако толпа глуха к этому крику души поэта. Во многих стихах он рассказывает о своих безнадежных попытках прийти к людям, поведать им о своих страданиях, разделить их горе. Но каждый раз эти попытки оказываются безуспешными. Поэт ощущает страшное, трагическое одиночество.

Это совершенно невыносимо! Весь как есть искусан злобой. Злюсь не так, как могли бы вы: как собака лицо луны гололобой - взял бы и все обвыл.

У Маяковского сквозь трагическое одиночество, отъединенность от людей отчетливо просматривается тяга к человеческому теплу, участию, пониманию.

Слушайте ж:

Все, чем владеет моя душа,

А ее богатства пойдите смерьте ей!

Великолепие,

Что в вечность украсит мои шаг,

И самое мое бессмертие,

Которое, громыхая по всем векам,

Коленопреклоненных соберет мировое вече, -

Все это - хотите? -

Сейчас отдам

За одно только слово

Ласковое

Человечье.

Он хочет разорвать одиночество и кричит:

Послушайте!

Ведь если звезды зажигают -

Значит, это кому-нибудь нужно?

Лирический герой Маяковского не хочет изоляции от большого человеческого оркестра. Сквозная метафора «люди-оркестр» в стихотворении «Скрипка и немножко нервно» выявляет позицию «Я», которому хочется преодолеть оставленность всеми, побрататься с любым, кто ему поверит, хоть с нежной скрипкой, «выплакивавшей» свое одиночество без слов, без такта. Отчаяние свое лирический герой выражает резко, грубо, иронично. В стихотворении «Нате!» ирония переходит в гротеск: «Вы» - не люди, а «обрюзгший жир», у мужчин - «в усах капуста», «женщины смотрят устрицей из раковин вещей». Зато свое сердце поэт сравнивает с хрупкой, трепетной бабочкой («бабочка трепетного сердца»), которую толпа, «стоглавая вошь», может легко раздавить.

Миру корысти, пошлости, бездуховности Маяковский противопоставляет любовь. «Любовь - это сердце всего», - утверждает поэт.

Письма и стихи, посвященные Л. Ю. Брик, раскрывают всю глубину и силу чувств поэта, которому «кроме любви... нету солнца», который «душу цветущую любовью выжег».

Поэзия Маяковского поднимает глубокие нравственные проблемы, в которых перемешаны добро и зло, прекрасное и безобразное, земное и возвышенное, сиюминутное и вечное.