Виктор Петрович Астафьев - известный русский писатель, прозаик, живший с 1924-го по 2001-й год. Главной в его творчестве была тема сохранения национального достоинства русских людей. Известные произведения Астафьева: «Звездопад», «Кража», «Где-то гремит война», «Пастушка и пастух», «Царь-рыба», «Зрячий посох», «Печальный детектив», «Веселый солдат» и «Последний поклон», о котором, собственно, дальше и пойдет речь. Во всем, что он описывал, чувствовалась любовь и тоска о прошлом, о родной деревне, о тех людях, о той природе, одним словом, о Родине. Произведения Астафьева рассказывали и о войне, которую видели своими глазами обычные деревенские люди.

Астафьев, «Последний поклон». Анализ

Теме деревни, как и теме войны, Астафьев посвятил немало своих произведений, и «Последний поклон» - одно из них. Оно написано в форме большой повести, сложенной из отдельных рассказов, носящей биографический характер, где Астафьев Виктор Петрович описал свое детство и жизнь. Эти воспоминания не выстроены в последовательную цепочку, они запечатлены в отдельных эпизодах. Однако эту книгу и сборником рассказов назвать сложно, так как все там объединено одной темой.

Виктор Астафьев «Последний поклон» посвящает Родине в его собственном понимании. Это его деревня и родной край с дикой природой, суровым климатом, мощным Енисеем, красивыми горами и густой тайгой. И описывает он все это очень самобытно и трогательно, собственно, об этом и книга. Астафьев «Последний поклон» создал как эпохальное произведение, в котором затрагиваются проблемы простых людей не одного поколения в очень сложные переломные периоды.

Сюжет

Главный герой Витя Потылицын - мальчик-сирота, которого воспитывает бабушка. Отец его много пил и гулял, в итоге бросил семью и уехал в город. А мать Вити утонула в Енисее. Жизнь мальчика, в принципе, не отличалась от жизни других деревенских детей. Он помогал старшим по хозяйству, ходил по грибы и ягоды, на рыбалку, ну и забавлялся, как все сверстники. Так можно начать краткое содержание. «Последний поклон» Астафьева, надо сказать, воплотил в Катерине Петровне собирательный образ русских бабушек, в которых все исконно родное, наследное, навсегда данное. Автор ничего в ней не приукрашивает, он делает ее немного грозной, ворчливой, с постоянным желанием знать все первой и распоряжаться всем по своему усмотрению. Одним словом, «генерал в юбке». Всех она любит, за всеми ухаживает, всем хочет быть полезной.

Она постоянно волнуется и мучается то за детей, то за внуков, из-за этого попеременно вырываются гнев и слезы. Но если бабушка начинает рассказывать о жизни, то оказывается, и невзгод для нее никаких и не существовало вовсе. Дети были всегда в радость. Даже когда болели, она умело лечила их разными отварами и корешками. И никто из них не помер, ну разве это не счастье? Однажды на пашне она руку вывихнула и тут же вправила, а могла ведь косоручкой остаться, но не сделалась, и это тоже радость.

В этом и заключается общая черта русских бабушек. И живет в этом образе что-то благодатное для жизни, родное, колыбельное и животворящее.

Поворот в судьбе

Дальше становится уже не так весело, как вначале описывает деревенскую жизнь главного героя краткое содержание. «Последний поклон» Астафьева продолжается тем, что у Витьки вдруг наступает недобрая полоса в жизни. Так как в деревне школы не было, его отправляют в город к отцу и мачехе. И тут Астафьев Виктор Петрович вспоминает о своих мучениях, изгнанничестве, голоде, сиротстве и бездомности.

Разве мог Витька Потылицын тогда что-то осознавать или винить кого-то в своих несчастьях? Он жил как умел, спасаясь от смерти, и даже в некоторые минуты умудрялся Автор здесь жалеет не только себя, а все тогдашнее молодое поколение, которое вынуждено было выживать в страданиях.

Витька потом уже понял, что выбрался из всего этого только благодаря спасительным молитвам своей бабушки, которая на расстоянии чувствовала всем сердцем его боль и одиночество. Она же и смягчила его душу, научив терпению, прощению и умению разглядеть в черной мгле хоть маленькую крупицу добра и быть благодарным за нее.

Школа выживания

В послереволюционное время сибирские деревни подвергались раскулачиванию. Кругом шло разорение. Тысячи семей оказывались бездомными, многих угоняли на каторгу. Переехав к отцу и мачехе, которые жили на случайные доходы и много выпивали, Витька сразу понимает, что никому не нужен. Вскоре он переживает конфликты в школе, предательство отца и забвение родственников. Таково краткое содержание. «Последний поклон» Астафьева повествует дальше о том, что после деревни и бабушкиного дома, где, может быть, и не было достатка, но всегда царили уют и любовь, мальчик попадает в мир одиночества и бессердечия. Он становится грубым, а его поступки - жестокими, но все же бабушкино воспитание и любовь к книгам позже дадут свои плоды.

А пока его ждет детский дом, и это всего лишь в двух словах описывает краткое содержание. «Последний поклон» Астафьева очень подробно иллюстрирует все тягости жизни бедного подростка, включая его учебу в школе фабрично-заводского курса, уход на войну и, наконец, возвращение.

Возвращение

После войны Виктор сразу поехал в деревню к бабушке. Он очень хотел встретиться с ней, ведь она стала для него единственным и самым родным человеком на всей земле. Он шел огородами, цепляя репьи, его сердце сильно сжималось в груди от волнения. Виктор пробрался к бане, на которой уже завалилась крыша, все уже давно было без хозяйского внимания, а потом увидел под кухонным окном небольшую поленницу из дров. Это говорило о том, что в доме кто-то живет.

Перед тем как войти в хату, он вдруг остановился. У Виктора пересохло в горле. Собравшись духом, парень тихонько, боязливо, буквально на цыпочках зашел в свою хату и увидел, как его бабушка так же, как и в былые времена, сидела на скамеечке возле окна и сматывала нитки в клубок.

Минуты забвения

Главный герой про себя подумал, что за это время буря целая пролетела над всем миром, миллионы человеческих судеб перепутались, была смертельная борьба с ненавистным фашизмом, образовались новые государства, а тут все как всегда, словно замерло время. Все та же занавеска ситцевая в крапинку, аккуратный деревянный настенный шкафчик, чугунки при печке и т. д. Только уже не пахло привычным коровьим пойлом, вареной картошкой и квашеной капустой.

Бабушка Екатерина Петровна, увидев долгожданного внука, очень обрадовалась и попросила его подойти поближе, чтобы обнять и перекрестить. Ее голос оставался таким же добрым и ласковым, словно внук не с войны вернулся, а с рыбалки или из лесу, где мог задержаться вместе с дедом.

Долгожданная встреча

Вернувшийся с войны солдат задумался, что, возможно, бабушка его может и не узнать, однако не тут-то было. Увидев его, старушка хотела резко встать, да ослабшие ноги не дали ей этого сделать, и она стала придерживаться своими руками за стол.

Совсем постарела бабушка. Однако она была очень рада видеть своего любимого внука. И радовалась тому, что, наконец-то, дождалась. Она долго разглядывала его и глазам своим не верила. А потом проговорилась, что молилась за него и день, и ночь, и ради того, чтобы встретить своего любимого внучка, она и жила. Только теперь, дождавшись его, бабушка могла спокойно умереть. Ей было уже 86 лет, поэтому она попросила внука, чтобы тот приехал на ее похороны.

Гнетущая тоска

Вот и все краткое содержание. «Последний поклон» Астафьева заканчивается тем, что Виктор уехал работать на Урал. Герой получил телеграмму о смерти бабушки, но его не отпустили с работы, сославшись на В то время отпускали лишь на похороны отца или матери. Управление и знать не хотело, что бабушка заменяла ему обоих родителей. Так и не поехал Виктор Петрович на похороны, о чем потом всю жизнь очень сильно жалел. Он думал, что если бы это случилось сейчас, то он бы просто сбежал или ползком пополз от Урала до Сибири, чтобы только закрыть ей глаза. Так все время и жила в нем эта вина, тихая, гнетущая, вечная. Однако он понимал, что бабушка его простила, так как очень сильно любила своего внука.

Здесь идет о мальчике – сироте, Вите, которого воспитывает бабушка. Папа бросил его, уехав в город, а мама утонула в речке.

Бабушка у него с характером, но при этом обо всех беспокоится, всех лелеет, хочет всем помочь. Из-за этого постоянно нервничает, переживает, и ее эмоции выходят через слезы либо злость. Но если она начинает говорить за жизнь, то у нее все всегда хорошо, детки – это только счастье. Даже во время их болезни, умела лечить народными средствами.

Поворот в судьбе.

У мальчика начинается черная полоса в жизни. В селе школы нет, и его отправляют учиться в город к отцу и мачехе. И тут-то у него начинается голод, изгнание, бездомность. Но и в такой сложившейся ситуации, Витя никого никогда не винил.

Только чуть позже он осознал, что выбраться из ада помогла бабушкина молитва, которая и на расстоянии, чувствовала как ему плохо и одиноко. Она же и помогла набраться ему терпения, быть великодушным.

Школа выживания

После революции, в Сибири стали раскулачивать деревни. Много семей оказалось без крыши над головой, многих гнала на каторжные работы. Переехав к родителю и мачехе, которые жили на случайных заработках и много пили, он осознает свою ненужность. В школе идут разногласия. Витя грубеет, его сердце наполняется алчностью. Он попадает в детский дом, учится на курсах, а вскоре уходит на войну.

Возвращение

Когда война закончилась, Витя тут же едет к бабушке. Он ждет этой встречи, ведь для него она самый любимый и самый дорогой человек на свете.

Возле дома он вдруг резко остановился. Он растерялся, но набравшись духу, молодой человек осторожно заходит в дом и видит как его любимая бабушка, как и раньше, сидит на скамейке возле окошка и занимается нитками.

Минуты забвения

Бабушка, увидев своего долгожданного Витю, безумно обрадовалась и попросила подойти к ней, чтоб дать расцеловаться с ним. Она все так же была спокойной и радушной, как будто в жизни ничего не изменилось.

Долгожданная встреча

Бабушка совсем состарилась. Но она была рада встрече, она часами разглядывала своего Витюньку и не могла оторвать от него свой взгляд. А потом промолвила, что молилась за него все этой время, днями напролет. И ради этой встречи она жила. Жила с надеждой, что увидит вновь своего внука. А теперь она может спокойно уйти из жизни. Ведь она совсем старенькая, ей уже 86 лет.

Гнетущая тоска

Вскоре Витя уезжает на заработки на Урал. Он получает повестку, о смерти бабушки. Но его не отпускают с работы, сославшись, что не положено. Он так и не решился поехать на похороны бабушки и затем всю жизнь жалел об этом, хотя понимал, бабушка на него не держит зла, она все простила.

Это достаточно тяжелый психологический рассказ об отношениях, о чувствах, о том, что нужно все делать в своевременно, чтоб потом не корить себя всю оставшуюся жизнь.

Читать краткое содержание Последний поклон Астафьева во 2-м варианте персказа

Писатель очень много произведений посвятил теме войны и деревни. И "Последний поклон" тоже относится к ним. Это произведение представлено небольшой повестью, которая состоит из нескольких рассказов, которые имеют биографический характер. Писатель описывает свою жизнь и свое детство. Его воспоминания не последовательны, они представлены эпизодами.

Он посвятил это произведение Родине в том понимании, как он это увидел. Он описал свою деревню, с прекрасной дикой природой, суровым климатом, красивыми горами и густой и не проходимой тайгой. В произведении подняты проблемы простых людей в сложные периоды жизни.

Война окочена и люди возвращаются в родные деревни и города, чтобы найти свои семьи, жен, детей.

Мужчина, который выжил в тяжелых боях, хочет вернуться домой, где надеется увидеть свою бабушку. Он очень любит ее и уважает. Он идет в село задами, чтобы ей другие не сказали раньше, что он возвращается, хочет устроить ей сюрприз. Он думал, что они теперь вместе будут радоваться и вспоминать, возможно поплачут о былых временах, но все же будут счастливы.

Но когда он пришел в родное село, на ту самую улицу, которая была такой узнаваемой, осознал, что все изменилось и сады уже не так цветут, и дома покосились, а некоторые и вовсе оказались разрушенными.

Воспоминания заставили его немного взгрустнуть. Но когда он увидел дом своей бабушки, он обрадовался, хотя крыша его тоже покосилась. Крыша бани, в которой он так любил париться, тоже стала дырявая в некоторых местах и даже прогнила. Мыши прогрызли норы, но это все оказалось такими мелочами, когда он увидел бабушку, которая сидела на том же самом месте, что и раньше.

Он бросился к ней и стали радоваться вместе. Бабушка стала рассматривать своего любимого внука и очень обрадовалась, когда увидела на груди у него орден. Она начала говорить ему о том, что устала жить, от проблем, войны и долгой разлуки.

Вскоре бабушки не стало. И ему на Урал прислали письмо с вызовом на похороны, но его не отпустили, потому что отпускали только в том случае, если умерли родители. Он всю жизнь жалел, что так мало провел времени со своей любимой бабушкой и так мало сделал для нее.

В произведении автор утверждает, что человек не имеет права чувствовать себя сиротой, на земле, которая для него родная. Его размышления о смене поколений философские. И каждый человек должен с трепетом относиться к своей семье и близким людям, ценить их и уважать.

Картинка или рисунок Последний поклон

Повествование знаменитого романа ведётся о юноше, пасущего стада овец, Сантьяго. Однажды Сантьяго решает провести ночь около полуразрушенной церкви под большим древом.

Краткое содержание Приключения доисторического мальчика Эрвильи

В начале произведения читатель знакомится с мальчиком по имени Крек. Это главный герой. В свои 9 лет Крек полноценный помощник в племени. Он заслужил своё имя отличной охотой на птиц

Последний поклон

Задами пробрался я к нашему дому. Мне хотелось первой встретить бабушку, и оттого я не пошел улицей. Старые, бескорые жерди на нашем и соседнем огородах осыпались, там, где надо быть кольям, торчали подпорки, хворостины, тесовые обломки. Сами огороды сжало обнаглевшими, вольно разросшимися межами. Наш огород, особенно от увалов, так сдавило дурниной, что грядки в нем я заметил только тогда, когда, нацепляв на галифе прошлогодних репьев, пробрался к бане, с которой упала крыша, сама баня уже и не пахла дымом, дверь, похожая на лист копирки, валялась в стороне, меж досок проткнулась нынешняя травка. Небольшой загончик картошек да грядки, с густо занявшейся огородиной, от дома полотые, там заголенно чернела земля. И эти, словно бы потерянно, но все-таки свежо темнеющие грядки, гнилушки слани во дворе, растертые обувью, низенькая поленница дров под кухонным окном свидетельствовали о том, что в доме живут.

Враз отчего-то сделалось боязно, какая-то неведомая сила пригвоздила меня к месту, сжала горло, и, с трудом превозмогши себя, я двинулся в избу, но двинулся тоже боязливо, на цыпочках.

Дверь распахнута. В сенцах гудел заблудившийся шмель, пахло прелым деревом. Краски на двери и на крыльце почти не осталось. Лишь лоскутки ее светлели в завалах половиц и на косяках двери, и хотя шел я осторожно, будто пробегал лишку и теперь боялся потревожить прохладный покой в старом доме, щелястые половицы все равно шевелились и постанывали под сапогами. И чем далее я шел, тем глуше, темнее становилось впереди, прогнутей, дряхлее пол, проеденный мышами по углам, и все ощутимее пахло прелью дерева, заплесневелостью подполья.

Бабушка сидела на скамейке возле подслеповатого кухонного окна и сматывала нитки на клубок.

Я замер у двери.

Буря пролетела над землей! Смешались и перепутались миллионы человеческих судеб, исчезли и появились новые государства, фашизм, грозивший роду человеческому смертью, подох, а тут как висел настенный шкафик из досок и на нем ситцевая занавеска в крапинку, так и висит; как стояли чугунки и синяя кружка на припечке, так они и стоят; как торчали за настенной дощечкой вилки, ложки, ножик, так они и торчат, только вилок и ложек мало, ножик с обломанным носком, и не пахло в кути квашонкой, коровьим пойлом, вареными картошками, а так все как было, даже бабушка на привычном месте, с привычным делом в руках.

Што ж ты стоишь, батюшко, у порога? Подойди, подойди! Перекрешшу я тебя, милово. У меня в ногу стрелило… Испужаюсь или обрадуюсь - и стрельнет…

И говорила бабушка привычное, привычным, обыденным голосом, ровно бы я, и в самом деле, отлучался в лес или на заимку к дедушке сбегал и вот возвратился, лишку подзадержавшись.

Я думал, ты меня не узнаешь.

Да как же не узнаю? Что ты, Бог с тобой!

Я оправил гимнастерку, хотел вытянуться и гаркнуть заранее придуманное: «Здравия желаю, товарищ генерал!»

Да какой уж тут генерал!

Бабушка сделала попытку встать, но ее шатнуло, и она ухватилась руками за стол. Клубок скатился с ее колен, и кошка не выскочила из-под скамьи на клубок. Кошки не было, оттого и по углам проедено.

Остарела я, батюшко, совсем остарела… Ноги… Я поднял клубок и начал сматывать нитку, медленно приближаясь к бабушке, не спуская с нее глаз.

Какие маленькие сделались у бабушки руки! Кожа на них желта и блестит, что луковая шелуха. Сквозь сработанную кожу видна каждая косточка. И синяки. Пласты синяков, будто слежавшиеся листья поздней осени. Тело, мощное бабушкино тело уже не справлялось со своей работой, не хватало у него силы заглушить и растворить кровью ушибы, даже легкие. Щеки бабушки глубоко провалились. У всех у наших вот так будут в старости проваливаться лунками щеки. Все мы в бабушку, скуласты, все с круто выступающими костями.

Што так смотришь? Хороша стала? - попыталась улыбнуться бабушка стершимися, впалыми губами.

Я бросил клубок и сгреб бабушку в беремя.

Живой я остался, бабонька, живой!..

Молилась, молилась за тебя, - торопливо шептала бабушка и по-птичьи тыкалась мне в грудь. Она целовала там, где сердце, и все повторяла: - Молилась, молилась…

Потому я и выжил.

А посылку, посылку-то получил ли?

Время утратило для бабушки свои определения. Границы его стерлись, и что случилось давно, ей казалось, было совсем недавно; из сегодняшнего же многое забывалось, покрывалось туманом тускнеющей памяти.

В сорок втором году, зимою, проходил я подготовку в запасном полку, перед самой отправкой на фронт. Кормили нас из рук вон плохо, табаку и совсем не давали. Я стрелял курить у тех солдат, что получали из дому посылки, и пришла такая пора, когда мне нужно было рассчитываться с товарищами.

После долгих колебаний я попросил в письме прислать мне табаку.

Задавленная нуждой Августа отправила в запасной полк мешочек самосада. В мешочке оказались еше горсть мелко нарезанных сухарей и стакан кедровых орехов. Этот гостинец - сухаришки и орехи - собственноручно зашила в мешочек бабушка.

Дай-кось я погляжу на тебя.

Я послушно замер перед бабушкой. На дряхлой щеке ее осталась и не сходила вмятина от Красной Звезды - по грудь мне сделалась бабушка. Она оглаживала, ощупывала меня, в глазах ее стояла густою дремою память, и глядела бабушка куда-то сквозь меня и дальше.

Большой-то ты какой стал, большо-ой!.. Вот бы мать-то покойница посмотрела да полюбовалась… - На этом месте бабушка, как всегда, дрогнула голосом и с вопросительной робостью глянула на меня - не сержусь ли? Не любил я раньше, когда она начинала про такое. Чутко уловила - не сержусь, и еще уловила и поняла, видать, мальчишеская ершистость исчезла и отношение к добру у меня теперь совсем другое. Она заплакала не редкими, а сплошными старческими слабыми слезами, о чем-то сожалея и чему-то радуясь.

Жизня-то какая была! Не приведи Господи!.. А меня Бог не прибирает. Путаюсь под ногами. Да ведь в чужу могилку не заляжешь. Помру скоро, батюшко, помру.

Я хотел запротестовать, оспорить бабушку и шевельнулся уж было, но она как-то мудро и необидно погладила меня по голове - и не стало надобности говорить пустые, утешительные слова.

Устала я, батюшко. Вся устала. Восемьдесят шестой годок… Работы сделала - иной артели впору. Тебя все ждала. Жданье крепит. Теперь пора. Теперь скоро помру. Ты уж, батюшко, приедь похоронить-то меня… Закрой мои глазоньки…

Бабушка ослабла и говорить ничего уже не могла, только целовала мои руки, мочила их слезами, и я не отбирал у нее рук.

Я тоже плакал молча и просветленно.

Вскорости бабушка умерла.

Мне прислали на Урал телеграмму с вызовом на похороны. Но меня не отпустили с производства. Начальник отдела кадров вагонного депо, где я работал, прочитавши телеграмму, сказал:

Не положено. Мать или отца - другое дело, а бабушек, дедушек да кумовей…

Откуда знать он мог, что бабушка была для меня отцом и матерью - всем, что есть на этом свете дорогого для меня! Мне надо бы послать того начальника куда следует, бросить работу, продать последние штаны и сапоги, да поспешить на похороны бабушки, а я не сделал этого.

Я еще не осознал тогда всю огромность потери, постигшей меня. Случись это теперь, я бы ползком добрался от Урала до Сибири, чтобы закрыть бабушке глаза, отдать ей последний поклон.

И живет в сердце вина. Гнетущая, тихая, вечная. Виноватый перед бабушкой, я пытаюсь воскресить ее в памяти, выведать у людей подробности ее жизни. Да какие же интересные подробности могут быть в жизни старой, одинокой крестьянки?

Узнал вот, когда обезножела бабушка и не могла носить воду с Енисея, мыла картошки росой. Встанет до свету, высыплет ведро картошек на мокрую траву и катает их граблями, будто бы и исподину росой стирать пробовала, как житель сухой пустыни, копила она дождевую воду в старой кадке, в корыте и в тазах…

Вдруг совсем-совсем недавно, совсем нечаянно узнаю, что не только в Минусинск и Красноярск ездила бабушка, но и на моленье в Киево-Печерскую лавру добиралась, отчего-то назвав святое место Карпатами.

Умерла тетушка Апраксинья Ильинична. В жаркую пору лежала она в бабушкином доме, половину которого заняла после ее похорон. Припахивать стала покойница, надо бы ладаном покурить в избе, а где его нынче возьмешь, ладан-то? Нынче словами везде и всюду кадят, да так густо, что порой свету белого не видать, истинной правды в чаду слов не различить.

Ан, нашелся и ладан-то! Тетка Дуня Федораниха - запасливая старуха, развела кадильню на угольном совке, к ладану пихтовых веток добавила. Дымится, клубится маслянистый чад по избе, пахнет древностью, пахнет чужестранством, отшибает все дурные запахи - хочется нюхать давно забытый, нездешний запах.

Где взяла-то? - спрашиваю у Федоранихи.

А бабушка твоя, Катерина Петровна, царство ей небесное, когда на молитвы сходила в Карпаты, всех нас наделила ладаном и гостинцами. С тех пор и берегу, маленько совсем осталось - на мою смерть осталось…

Мамочка родная! А я и не знал такой подробности в жизни бабушки, наверное, еще в старые годы добиралась она до Украины, благословясь, вернулась оттуда, да боялась рассказывать об этом в смутные времена, что как я разболтаю о молении бабушки, да из школы меня попрут, Кольчу-младшего из колхоза выпишут…

Хочу, еще хочу знать и слышать больше и больше о бабушке, да захлопнулась за нею дверь в немое царство, и стариков почти в селе не осталось. Пытаюсь поведать о бабушке людям, чтоб в своих бабушках и дедушках, в близких и любимых людях отыскали они ее и была бы жизнь моей бабушки беспредельна и вечна, как вечна сама человеческая доброта, - да от лукавого эта работа. Нет у меня таких слов, которые смогли бы передать всю мою любовь к бабушке, оправдали бы меня перед нею.

Я знаю, бабушка простила бы меня. Она всегда и все мне прощала. Но ее нет. И никогда не будет.

И некому прощать…

Теме деревни, как и теме войны, Астафьев посвятил немало своих произведений, и «Последний поклон» – одно из них. Оно написано в форме большой повести, сложенной из отдельных рассказов, носящей биографический характер, где Астафьев Виктор Петрович описал свое детство и жизнь. Эти воспоминания не выстроены в последовательную цепочку, они запечатлены в отдельных эпизодах. Однако эту книгу и сборником рассказов назвать сложно, так как все там объединено одной темой.

Сюжет

Главный герой Витя Потылицын – мальчик-сирота, которого воспитывает бабушка. Отец его много пил и гулял, в итоге бросил семью и уехал в город. А мать Вити утонула в Енисее. Жизнь мальчика, в принципе, не отличалась от жизни других деревенских детей. Он помогал старшим по хозяйству, ходил по грибы и ягоды, на рыбалку, ну и забавлялся, как все сверстники. Так можно начать краткое содержание. «Последний поклон» Астафьева, надо сказать, воплотил в Катерине Петровне собирательный образ русских бабушек, в которых все исконно родное, наследное, навсегда данное. Автор ничего в ней не приукрашивает, он делает ее немного грозной, ворчливой, с постоянным желанием знать все первой и распоряжаться всем по своему усмотрению. Одним словом, «генерал в юбке». Всех она любит, за всеми ухаживает, всем хочет быть полезной.

Поворот в судьбе

Разве мог Витька Потылицын тогда что-то осознавать или винить кого-то в своих несчастьях? Он жил как умел, спасаясь от смерти, и даже в некоторые минуты умудрялся быть счастливым. Автор здесь жалеет не только себя, а все тогдашнее молодое поколение, которое вынуждено было выживать в страданиях.

Школа выживания

В послереволюционное время сибирские деревни подвергались раскулачиванию. Кругом шло разорение. Тысячи семей оказывались бездомными, многих угоняли на каторгу. Переехав к отцу и мачехе, которые жили на случайные доходы и много выпивали, Витька сразу понимает, что никому не нужен. Вскоре он переживает конфликты в школе, предательство отца и забвение родственников. Таково краткое содержание. «Последний поклон» Астафьева повествует дальше о том, что после деревни и бабушкиного дома, где, может быть, и не было достатка, но всегда царили уют и любовь, мальчик попадает в мир одиночества и бессердечия. Он становится грубым, а его поступки – жестокими, но все же бабушкино воспитание и любовь к книгам позже дадут свои плоды.

Возвращение

Минуты забвения

Долгожданная встреча

Гнетущая тоска

Вот и все краткое содержание. «Последний поклон» Астафьева заканчивается тем, что Виктор уехал работать на Урал. Герой получил телеграмму о смерти бабушки, но его не отпустили с работы, сославшись на устав предприятия. В то время отпускали лишь на похороны отца или матери. Управление и знать не хотело, что бабушка заменяла ему обоих родителей. Так и не поехал Виктор Петрович на похороны, о чем потом всю жизнь очень сильно жалел. Он думал, что если бы это случилось сейчас, то он бы просто сбежал или ползком пополз от Урала до Сибири, чтобы только закрыть ей глаза. Так все время и жила в нем эта вина, тихая, гнетущая, вечная. Однако он понимал, что бабушка его простила, так как очень сильно любила своего внука.

(1 оценок, среднее: 5.00 из 5)

Загружено с учебного портала

Последний поклон

Садами пробрался я к нашему дому. Мне хотелось первому встретить бабушку, и оттого я не пошел улицей. Старые жерди на нашем и соседнем огородах осыпались. Торчали подпорки, хворостины, тесовые обломки.

Вдруг отчего-то сделалось боязно, какая-то неведомая сила пригвоздила меня к месту, сжала горло, и, с трудом превозмогая себя, я двинулся в избу, но двинулся тоже боязливо, на цыпочках.

Дверь была распахнута. В сенцах гудел заблудившийся шмель, пахло прелым деревом. Краски на двери и на крыльце почти не осталось. Лишь лоскутки ее светлели в завалах половиц и на косяках двери. И хотя шел я осторожно, половицы со щелями все равно шевелились и постанывали под сапогами.

Бабушка сидела на скамейке возле подслеповатого кухонного окна и сматывала нитки в клубок.

Я замер у двери. Буря пролетела над землей! Смешались и перепутались миллионы человеческих судеб, исчезли и появились новые государства, фашизм, грозивший роду человеческому смертью, подох. А тут как висел настенный шкафчик из досок и на нем ситцевая занавеска в крапинку, так и висит; как стояли чугунки и синяя кружка на припечке, так они и стоят; даже бабушка на привычном месте, с привычным делом в руках.

Что ж ты стоишь, батюшко, у порога? Подойди, подойди! Перекрещу я тебя, милого.

Я думал, ты меня не узнаешь.

Да как же не узнаю? Что ты, Бог с тобой!

Я оправил гимнастерку, хотел вытянуться и гаркнуть заранее придуманное: «Здравия желаю, товарищ генерал!» Да какой уж тут генерал!

Бабушка сделала попытку встать, но ее шатнуло, и она ухватилась руками за стол. Клубок скатился с ее колен. Какие маленькие сделались у бабушки руки! Кожа на них желта и блестит, что луковая шелуха. Сквозь сработанную кожу видна каждая косточка и синяки. Пласты синяков будто слежавшиеся листья поздней осени. Я обнял бабушку.

- Живой я остался, бабушка, живой!

- Молилась, молилась за тебя, - торопливо шептала она и по-птичьи тыкалась мне в грудь. Она целовала там, где сердце, и все повторяла:

- Молилась, молилась.

- Потому я и выжил.

Я послушно замер перед бабушкой. На дряхлой щеке ее осталась и не сходила вмятина от Красной Звезды.

Устала я, батюшко. Вся устала. Восемьдесят шестой годок. Работы сделала - иной артели впору. Тебя все ждала. Теперь пора. Теперь скоро помру. Ты уж, батюшко, приедь похоронить-то меня. Закрой мои глазоньки.

Бабушка ослабла и говорить ничего уже не могла, только целовала мои руки, мочила их слезами, и я не отбирал у нее рук. Я тоже плакал молча и просветленно.

Загружено с учебного портала http://megaresheba.ru/ все изложения для сдачи выпускного экзамена по русскому языку за 11 классов в РБ.

Вскорости бабушка умерла. Мне прислали на Урал телеграмму с вызовом на похороны. Но меня не отпустили с производства. Начальник отдела кадров вагонного депо, где я работал, прочитав телеграмму, сказал:

- Не положено. Мать или отца - другое дело, а бабушек да дедушек...

Откуда знать он мог, что бабушка была для меня отцом и матерью - всем, что есть на этом свете дорогого для меня! Мне надо бы послать того начальника куда следует, бросить работу, продать последние штаны и сапоги да поспешить на похороны бабушки, а я не сделал этого.

И живет в сердце вина. Гнетущая, тихая, вечная. Пытаюсь поведать о бабушке людям, чтоб

в своих бабушках и дедушках, в близких и любимых людях отыскали они ее и была бы жизнь моей бабушки беспредельна и вечна, как вечна сама человеческая доброта. Нет у меня таких слов, которые оправдали бы меня перед нею. Я знаю, бабушка простила бы меня. Она всегда и все мне прощала. Но ее нет. И никогда не будет. И некому прощать. (578 слов)

По В.Астафьеву

Концерт классической музыки

Среди многих постыдных поступков, которые я совершил в жизни, более всех памятен мне один. В детдоме в коридоре висел репродуктор, и однажды в нем раздался голос, ни на чей не похожий и чем-то меня раздражавший, наверное, как раз своей непохожестью.

Ха! Орет, как жеребец! - сказал я и выдернул вилку репродуктора из розетки. Голос певицы оборвался. Ребятня сочувственно отнеслась к моему поступку, поскольку был я в детстве самым певучим и читающим человеком.

Много лет спустя в Ессентуках, в просторном летнем зале, слушал я симфонический концерт. Все повидавшие и пережившие на своем веку музыканты крымского оркестра со славной, на муравьишку похожей, молоденькой дирижершей Зинаидой Тыкач терпеливо растолковывали публике, что и почему они будут играть, когда, кем и по какому случаю то или иное музыкальное произведение было написано. Делали они это вроде как бы с извинениями за свое вторжение в такую, как им казалось, перенасыщенную духовными ценностями жизнь граждан, лечащихся и просто так отдыхающих на курорте. И поэтому концерт классической музыки начали с лихой увертюры Штрауса, чтоб подготовить переутомленных культурой слушателей ко второму, более серьезному отделению.

Но и сказочный Штраус, и огневой Брамс, и кокетливый Оф-фенбах не помогли. Уже с середины первого отделения концерта слушатели, набившиеся в зал на музыкальное мероприятие только потому, что оно бесплатное, начали покидать зал. Да если бы они просто так его покидали, молча, осторожно. Так нет, покидали с возмущениями, выкриками, бранью, как будто обманули их в лучших вожделениях и мечтах.

Стулья в концертном зале стояли старые, венские, с круглыми деревянными сиденьями, сколоченные по рядам, и каждый гражданин, поднявшись с места, считал своим долгом возмущенно хлопнуть сиденьем.

Я сидел, ужавшись в себя, слушал, как надрываются музыканты, чтоб заглушить шум и ругань в зале, и мне хотелось за всех за нас попросить прощения у милой дирижерши в черненьком фраке, у оркестрантов, так трудно и упорно зарабатывающих свой честный, бедный хлеб, извиниться за всех нас и рассказать, как я в детстве совершил постыдный поступок, как выдернул вилку репродуктора.

Но жизнь - это не письмо, в ней возврата назад не бывает. Что из того, что певица, которую я оскорбил когда-то словом, была великой Надеждой Обуховой? Позднее она стала моей самой любимой певицей, и я не раз плакал, слушая ее.

Она-то, певица, уже никогда не услышит моего раскаяния, не сможет простить меня. Зато, уже пожилой и седой, я содрогаюсь от каждого хлопка и бряка стула в концертном зале. Меня бьет по лицу грубое слово в тот момент, когда музыканты изо всех сил, возможностей и таланта своего пытаются передать боль рано отстрадавшего близорукого юноши в беззащитных кругленьких очках.

Он в своей предсмертной симфонии, неоконченной песне своего измучившегося сердца, уже более века протягивает руки в зал и с мольбой взывает: «Люди, помогите мне! Помогите! Ну если мне помочь не можете, хотя бы себе помогите!» (451 слово)

По В. Астафьеву

Второй сорт

Он приезжает с некоторым опозданием, когда гости уже в сборе и виновница торжества, его двоюродная племянница, то и дело поглядывает на часы.

Моложавый, с крупной серебристой головой и выразительным, энергичным лицом, он, войдя в комнату и радушно улыбаясь, здоровается общим полупоклоном. Для хозяев он - дядя Сережа или просто Сережа, а для гостей - Сергей Васильевич, и все уже знают, что он писатель, человек известный и уважаемый.

И подарок привезен им особенный - чашка с блюдцем из сервиза, которым многие годы лично пользовался и незадолго до смерти передал ему сам Горький. Эту, можно сказать, музейную ценность сразу же устанавливают на верхней полке серванта за толстым стеклом, на видном месте.

Сажают Сергея Васильевича рядом с именинницей во главе стола и ухаживают, угощают наперебой; впрочем, он почти от всего отказывается.

Он, должно быть, тяготится этой вынужденной ролью свадебного генерала, но виду не подает. Зная себе цену, держится с достоинством, однако просто и мило: улыбается, охотно поддерживает разговор и даже пошучивает.

А на другом конце стола не сводит с него глаз будущий филолог, студент первого курса, застенчивый белобрысый паренек из глухой вологодской деревушки. В Москве он лишь второй месяц и, охваченный жаждой познания, ненасытно вбирает столичные впечатления. Попал паренек на именины случайно, и, увидев впервые в своей жизни живого писателя, забыв обо всем, ловит он каждое его слово, и улыбку, и жест, смотрит с напряженным вниманием, восхищением и любовью.

По просьбе молодежи Сергей Васильевич негромко и неторопливо рассказывает о встречах с Горьким, о столь памятных сокровенных чаепитиях, под конец замечая с болью в голосе:

Плох был уже тогда Алексей Максимович, совсем плох.

И печально глядит поверх голов на полку серванта, где покоится за стеклом горьковская чашка, и задумывается отрешенно, словно смотрит в те далекие, уже ставшие историей годы, вспоминает и воочию видит великого коллегу.

Окружающие сочувственно молчат, и в тишине совсем некстати, поперхнувшись от волнения, сдавленно кашляет будущий филолог.

Когда начинают танцевать, он после некоторых колебаний, поправив короткий поношенный пиджачок и порядком робея, подходит к Сергею Васильевичу и, достав новенький блокнот, неуверенно просит автограф. Вынув толстую, с золотым пером ручку, тот привычно выводит свою фамилию - легко, разборчиво и красиво.

Уезжает Сергей Васильевич раньше всех. Его было уговаривают остаться еще хоть немного, но он не может.

Прощаясь, он дружески треплет вологодского паренька по плечу, целует именинницу и ее мать, остальным же, устало улыбаясь, делает мягкий приветственный жест поднятой вверх рукой.

Он уходит, и сразу становится как-то обыденно.

А в конце вечера будущий филолог, находясь всецело под впечатлением этой необычной и радостной для него встречи, стоит у серванта, зачарованно уставясь на горьковскую чашку. Толстое стекло сдвинуто, и она, доступная сейчас не только глазам, манит его - страшно

хочется хотя бы дотронуться. Не в силах более удерживаться, он с волнением, осторожно, как реликвию, обеими руками приподнимает ее. С благоговением рассматривая, машинально переворачивает и на тыльной стороне донышка видит бледно-голубоватую фабричную марку.

«Дулево. Второй сорт. Пятьдесят первый год», - мысленно повторяет он, в растерянности соображает, что Горький умер на пятнадцать лет раньше, и вдруг, пораженный в самое сердце, весь заливается краской и, расстроенный буквально до слез, тихо, беспомощно всхлипывает и готов от стыда провалиться сквозь землю, будто и сам в чем-то виноват.

Дурная это привычка - заглядывать куда не просят. Дурная и никчемная... (522 слова)

По В. Богомолову