Русский бунт - бессмысленный и беспощадный
см. Не дай Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный .

Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. - М.: «Локид-Пресс» . Вадим Серов . 2003 .

Смотреть что такое "Русский бунт - бессмысленный и беспощадный" в других словарях:

Из повести (гл. 13) «Капитанская дочка» (1836) А. С. Пушкина (1799 1837). В оригинале: Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный! Та же мысль, но более развернутая, содержится в «Пропущенной главе» повести, которая не вошла… … Словарь крылатых слов и выражений

БУНТ - – стихийно возникшее восстание, мятеж. «Страшен русский бунт, бессмысленный и беспощадный» (А. С. Пушкин). Такая характеристика русского Б., данная А. С. Пушкиным, связана не с национальными особенностями русского характера, а с вековой… … Энциклопедический словарь по психологии и педагогике

бунт - БУНТ1, а, м Мероприятие, в том числе и военное, при котором военные или гражданские лица оказывают вооруженное сопротивление государственным властям. Не приведи бог видеть русский бунт бессмысленный и беспощадный (П.). БУНТ2, а, мн бунты, ов и… … Толковый словарь русских существительных

- — родился 26 мая 1799 г. в Москве, на Немецкой улице в доме Скворцова; умер 29 января 1837 г. в Петербурге. Со стороны отца Пушкин принадлежал к старинному дворянскому роду, происходившему, по сказанию родословных, от выходца "из… … Большая биографическая энциклопедия

Пушкин А. С. Пушкин. Пушкин в истории русской литературы. Пушкиноведение. Библиография. ПУШКИН Александр Сергеевич (1799 1837) величайший русский поэт. Р. 6 июня (по ст. стилю 26 мая) 1799. Семья П. происходила из постепенно обедневшего старого… … Литературная энциклопедия

Список понятий, содержащих слово «русский» Содержание 1 Классические понятия 2 Зарубежные понятия 3 Новые понятия … Википедия

См. также: Революция 1905 1907 годов в России Смена власти в России в 1917 1918 годах … Википедия

Смена власти в России в 1917 1918 годах … Википедия

Содержание 1 Эпоха В. И. Ленина 2 Эпоха И. В. Сталина 3 Эпоха Н. С. Хрущёва … Википедия

У этого термина существуют и другие значения, см. Февральская революция (значения). Февральская революция Часовые охраняют арестованных царских министров в Таврическом д … Википедия

Книги

• Вилы , Иванов Алексей Викторович. «Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный», – написал Пушкин в «Капитанской дочке»… и убрал из романа главу с этими словами. Слова прекрасные, но неверные. Русский…

Не понравилось сочинение?
У нас есть еще 10 похожих сочинений.

Исторический материал о Емельяне Пугачеве Пушкин собирал в течение долгого времени. Его, как известно, живо волновал вопрос самого крупного в российской истории народного восстания. В повести "Капитанская дочка" на историческом материале проясняется судьба России и русского народа. Произведение отличается глубоким философско-историческим и нравственным содержанием.

Главная сюжетная линия повести - это, конечно, восстание Емельяна Пугачева. Достаточно мирное течение авторского повествования в первых главах (зарождение любви, трудности, с этим связанные) внезапно прерывается. Судьбу главных героев определяет уже не любовь и не воля родителей, а гораздо более страшная сила, имя которой "пугачевщина". Пугачевский бунт - самый страшный и широкий бунт в истории русского народа. Пушкин погружает нас в ту атмосферу, что царила тогда в нашей стране.

Сначала образ мятежного народа возникает очень смутно - только из обрывков разговоров. Однако события развиваются достаточно стремительно. Очень скоро то, что было лишь догадками, намеками, отдаленными временем событиями, возникает вдруг отчетливо и ясно при получении капитаном Мироновым письма о начале бунта.

Народ в то смутное время волновался, роптал, но этот ропот не находил себе выхода. Как раз в этот период объявился Пугачев, выдававший себя за императора Петра III. Он оказался в нужном месте и в нужное время. Будучи от природы наделен качествами лидера, Пугачев сумел повести за собой огромные массы народа.

Пушкин очень живо описывает вступление Пугачева в город после взятия Велогорской крепости. Народ с "хлебом-солыо" выходил ему навстречу, кланялся до земли; .звонили колокола. Предводителя мятежников встречали как настоящего императора. Затем автор рассказывает о сцене расправы самозванца с двумя старыми заслуженными офицерами и беззащитной Василисой Егоровной. Народ не осуждает это убийство. Хотя ни Мироновы, ни Иван Игнатьевич ни в чем не виновать^ хотя их знали, ценили и уважали многие, но никто не проявил к ним ни капли сочувствия или сострадания в последнюю минуту. Никто не пожалел о ни:*. О них забыли через минуту после смерти, бросившись вслед за Пугачевым; Народ принял расправу над Мироновыми как законную и необходимую меру. Это событие с особенной силой подчеркивает жестокость и беспощадность восстания.

Далее следует сцена "попойки" Пугачева с товарищами, при которой присутствует Гринев. В этой сцене автор утверждает и наглядно иллюстрирует очень важную мысль: среди мятежников существуют крепкие взаимоотношения, товарищество, их объединяет общая цель и уверенность в своих силах.

Впоследствии Гринев снова станет свидетелем межличностных отношений мятежников, когда будет присутствовать на "совете", в котором принимали участие Пугачев, Белобородов и беглый каторжник Хлопуша. Пугачев здесь проявляет себя как решительный и принципиальный человек, защитник народа. Хлопуит - как умный, расчетливый и дальновидный политик, не лишенный своеобразных представлений о честности (он всегда "губил супротивника" лишь в открытом поединке). Белобородов же показывает себя ярым ненавистником дворянства. Он предлагает казнить всех людей дворянского происхождения, попавших к ним в руки, не считаясь с личными качествами этих дворян.

Создавая образы трех руководителей восстания, Пушкин показал их как яркие личности со своими индивидуальными чертами. Но все они объединены общим пониманием того, что такое справедливость, все трое несут огромную ответственность за исход восстания.

Интересна песня, которую поют мятежники. В этой песне раскрываются прекрасные черты русского человека (черты эти свойственны и участникам восстания): бесстрашие, умение не выдать товарищей, смелость перед лицом смерти и палача.

Конечно, наиболее ясное понимание, что такое народный бунт, дает образ его предводителя, то есть Емельяна Пугачева. В описании его внешности уже есть что-то пугающее: может быть, черная борода, но, скорее всего, сверкающие глаза. Он, выходец из народа, реализовывается в борьбе, протесте против враждебных обстоятельств.

Трагизм судьбы Пугачева и обреченность восстания подчеркиваются в той главе, где Пугачев рассказывает о своем замысле идти на Москву. Он признается Гриневу в том, что опасается своих людей, поскольку они могут предать его в любую минуту. Это важно для понимания идеи Пушкина: Пугачев видит безнадежность борьбы, но не считает ее бессмысленной. В Пугачеве ярко проявился народный характер, ведь он и есть выразитель чаяний и надежд народа.

Даже если бунт обречен на поражение, он закономерен и его нельзя избежать. Ведь правда истории - на стороне свободного человека. Свободолюбивый народ должен бороться за свои права. Пушкин не только не осуждает бунтарей, но и восхищается ими, подчеркивая поэтичность бунта. Однако важно помнить, что при всем этом Пушкин вполне реалистичен. Он не скрывает темных сторон восстания: мелких грабежей, возможности предательства в рядах мятежников, жестоких расправ, бессмысленности некоторых деяний, таких, как убийство Василисы Егоровны.

За то, что он неоднократно нарушал в Москве правила проведения митингов. Что сказать, протестовать в России любили всегда, о чём красноречиво свидетельствует история. Правда, далеко не всегда народ понимал, «за что» кричит и чем это может обернуться...

«Накрутить» массы

Столичные бунты в дореволюционной России редко были продуманными мероприятиями. Слишком часто всё начиналось стихийно, развивалось непредсказуемо и лозунги не соответствовали тем целям, которых добивались зачинщики. Например, в 1606 г. москвичей подняли против поляков - о том, что таким образом Василий Шуйский хотел заменить сидящего на троне Лжедмитрия I , догадались лишь самые прозорливые.

Вот как писал об этих событиях историк Николай Карамзин : «Многие знали, многие и не знали, чему быть надлежало, но угадывали и с ревностию вооружались, чем могли, для великого и святого подвига, как им сказали. Сильнее, может быть, всего действовала в народе ненависть к Ляхам; действовал и стыд иметь Царём бродягу, и страх быть жертвою его безумия, и, наконец, самая прелесть бурного мятежа для страстей необузданных».

О том, что толпа зачастую подобна стихийному бедст-вию, писал и историк Иван Забелин , повествуя о московской чуме 1771 г. со ссылками на церковные документы: «Отыскивая преосвященного Амвросия (на нём перепуганные, оголодавшие горожане - и бедные, и зажиточные - хотели отыграться за запрет массово молиться у чудотворных икон. - Ред.), мятежники ворвались в Чудов монастырь, где «онаго не нашед, всё его имение расхитили, стулья переломали, оборвали, и одним словом весь домашний убор с крайним ругательством в ничто обратили». Как вы понимаете, если бы накануне этих событий погромщикам сказали, что они будут с азартом крушить Чудов монастырь, все оскорбились бы и с пеной у рта доказали: такого не будет.

Что за шум, а драки нет?

К началу ХХ в. в столице бушевала самая настоящая эпидемия манифестаций, митингов и публичных акций. Гимназистки и торговцы, владельцы магазинов и чиновники, экзальтированные дамы и почтенные мещанки - почти все участвовали в стихийных уличных «спектаклях», что «разыгрывались» по любому поводу. Причём многие москвичи воспринимали это именно как театральное действо.

Даже когда речь шла о войне... «Был я в этой грандиозной манифестации Москвы 17 июля, в день объявления мобилизации, - записал в свой дневник в 1914 г. тогда ещё будущий советский писатель Дмитрий Фурманов . - Скверное у меня осталось впечатление. Подъём духа у некоторых, может, и очень большой... но в большинст-ве-то что-то тут фальшивое, деланое. Видно, что многие идут из любви к шуму и толкотне, нравится эта бесконтрольная свобода: хоть на миг, да и я делаю, что хочу... Главари, эти закрикивалы, выглядывают то дурачками, то нахалами.

Вот этот молокосос-оратор у Скобелевского памятника - чего он пищит? Ведь его насквозь видно: поза, поза и поза. Никто ничего не слыхал и не понял, многие ведь смеются даже. Музыка только что кончила гимн - какой-то дурак крикнул: «Пупсика!» (популярная пошлая песенка. - Ред.). И что же: засмеялись. Наши манифестации - обычное, любимое проявление своевольства и чувства стадности. И встреться какое-нибудь зрелище по пути - непременно забудут свою манифестацию и прикуются к нему».

На самом деле это самый мирный исход людских сборищ. Гораздо чаще бушующие эмоции приводили слушателей в такое состояние, что вспыхивали ссоры между соседями, случались потасовки или, наоборот, все начинали следовать приказам очередного оратора, порой совершенно диким. В упомянутом 1914 г. после митингов отдельные группы «патриотов» громили (ну и попутно обворовывали) немецкие магазины и избивали тех, кто имел несчастье носить немецкую фамилию.

Кстати, медицинское объяснение таким массовым «зат-мениям» давно найдено. Знаменитый российский психиатр Владимир Бехтерев , на глазах которого царская Россия превратилась в советскую республику, так говорил об уличных акциях: «Что связывает воедино массу лиц, незнакомых друг другу, что заставляет биться их сердца в унисон одно другому? Ответ можно найти только в одном и том же настроении и в одной и той же идее, связавшей этих лиц путём убеждения. Но она для многих лиц, без сомнения, является внушённой идеей... Достаточно, чтобы кто-нибудь возбудил в толпе низменные инстинкты, и толпа, объединяющаяся благодаря возвышенным целям, становится в полном смысле слова зверем, жестокость которого может превзойти всякое вероятие».

Русский космос пронизан тайной ностальгией по хаосу. Даже в самые лучшие времена в лучшее как-то не верится. Не привыкли мы к хорошему, - его никогда у нас на всех не хватало. И к порядку так и не приспособились, сколько ни пытались нас урядить и урезонить на европейский манер. Это у них, если верить Гегелю, история движется по спирали, а у нас – рывками, от случая к случаю.

У них всё разумное действительно и всё действительное разумно, а у нас как повезёт. Ни одна рациональная система, включая гегелевскую, не способна охватить и ограничить то жизненно необходимое нам внутреннее пространство, что метафорически можно определить как простор. В нём живёт и бесконечно множится нечто неуловимое, зыбкое, меняющее смысл и форму в зависимости от наших ожиданий и надежд. Есть традиция замыкать это неясное нечто в умозрительное понятие русская идея; примем это как данность. Велика Русь – и не счесть таящихся в ней возможностей… ни одна из которых не может окончательно и бесповоротно стать общей для всех действительностью. Всё, что происходит, идёт не так.

Оттого так сильна в нас ностальгия – мучительно-сладкое разочарование в жизни. Вера в идеал на практике оборачивается недоверием к реальности. Под каждым полезным начинанием таится некое сомнение в его целесообразности, по ходу дела разрастающееся в неуверенность и внутренний протест. Оттого и рушится один проект за другим, - если не сам по себе, то в результате склок и разборок, которыми он обрастает. Потому что в его тени вызрела другая идея, претендующая на ту же строительную площадку, и всё больше недовольных существующим готовы инвестировать свои надежды в новую утопию. А для начала поучаствовать в сносе старых стен. Ломать не строить! Чаще всего дальше ломки дело не идёт. Но само разрушение становится праздником – поруганием святынь, избиением жрецов, низвержением кумиров, ниспровержением устоев… возвращением к тёмным истокам истории: в потерянный рай вседозволенности и безответственности. Бунт – реванш хаоса, прорвавшегося в прореху порядка.

Русская идея не знает покоя. Вся наша великая литература суть выражение непреходящей метафизической тревоги. Или, если хотите, это одна неустанная духовная работа над ошибками бытия. Чтобы выжить в России, надо быть двужильным. И не столько физически стойким, сколько морально устойчивым. Русская экзистенция работает на износ. Но не как раскрученный маховик сознательной созидательной жизни, а как некий маятник, раскачивающийся над бездной бытия между неизбывной надеждой и неизжитым отчаянием. Эти душевные колебания как тайную механику бунта исследует Достоевский. Об этом «Бесы». И ещё больше об этом «Братья Карамазовы». Циничное распутство Карамазова-отца не тайный разврат, а явный бунт против морального закона в сердце – бессмысленный и беспощадный, увлекающий в бездну всё, что рядом. Три его сына тоже бунтуют против миропорядка, каждый по-своему: Дмитрий – от широты натуры, Иван – из глубины ума, Алексей – с душевным трепетом. Гротескной тенью метафизического мятежа корчится на страницах романа риторическая фигура Смердякова. Это не шутовство, - это пророчество. Если раскачивать маятник из крайности в крайность… да полно! какой же это маятник? это страшный чугунный шар, подвешенный на цепи, которым с размаху рушат дворцы и храмы, чтобы расчистить дорогу… в бездну. В свершении и в разрушении человека захватывает и движет историческая инерция, которую душа воспринимает как рок. Послушный гипнотическому зову, восставший человек отдаётся на волю революционной стихии и самозабвенно творит… творит беззакония. Пройдя по ещё свежим следам Пугачёва, Пушкин заклинал судьбу: Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Сколько раз с тех пор эту молитву с содроганием повторяли многие и многие: не приведи Бог…

Первое правило социальной динамики – всякое действие равно противодействию. Произвол, направленный сверху вниз, рано или поздно оборачивается произволом, направленном снизу вверх. То есть всякому беззаконию властей соответствует противоправная инициатива масс. Но, в отличие от физики, ответная реакция социального организма на неблагоприятные условия непредсказуема и обусловлена тысячей случайностей. В разное время она выражается по-разному. Крепостные бежали на Дон или сбивались в разбойные ватаги. Раскольники уходили в леса и назло царским сатрапам сжигались в скитах. Повальное пьянство самодеятельного населения при социализме было своего рода стихийной антисоветской деятельностью. На тотальное идеологическое насилие масса ответила самоубийственным саботажем – бунтом не на коленях, а на карачках. Когда правда в риторике власти замещена ложью, повседневность выражается матом. Мат – великий и могучий язык бессмысленного и беспощадного бунта. Все революции в России проходят по одним не писаным правилам и под единым непечатным лозунгом: эх, … вашу мать! Будь то хоть медный бунт, хоть соляной, пугачёвщина или махновщина… Да гори оно всё огнём! Где Гуляй-Поле, там и родина.

Ответная реакция массы на беззакония власти, как правило, является замедленной. Несправедливость годами накапливается в порах общества, пока не достигнет критической массы. Никто не знает, когда злоба дня достигнет опасной концентрации, при которой для взрыва будет достаточно случайной искры. Сверху меру терпения народа различить трудно. Поэтому власть так часто позволяет себе пренебрегать профилактическими мерами: после нас хоть потоп. Правительство всеми правдами и (что чаще) неправдами скрывает от самого себя симптоматику социальной болезни и оттягивает терапевтическое лечение. Пока не станет поздно. Пока не станет неизбежным и неотвратимым хирургическое вмешательство. Революционное насилие – это операция по удалению запущенной злокачественной социальной опухоли, которую проводит пьяный от крови садист с мясницким топором.

Способна ли Русь, истощённая тысячей мятежей, но новую историческую судорогу? Не знаю. Не думаю. Что-то изменилось в существе русского человека; шире – российского. Он всё меньше зависит от прежних иллюзий – общинности, соборности, коммунальности (если зависит от них вообще). Сегодня массу составляют другие русские. Они хотят и могут иметь, но не умеют ни любить, ни даже ненавидеть. Они в чём-то вольнее и сильнее прежних, но пусты внутри и живут как бы вчуже. И семя их непрочно, и время их напрасно. В них нет ни решимости, ни пламенности. Разобщённая масса других русских – зыбкий песок, и нет идеологического раствора, способного сплотить её как в добре, так и во зле. Ни вырожденная коммунистическая, ни возрождённая русская идея не властны над их холодными умами. И нет на горизонте харизматического лидера, который мог бы задурить толпу одиноких новой групповой галлюцинацией. Не считать же, в самом деле, вождями авантажных аферистов типа Жириновского и эпатажных авантюристов вроде Лимонова. Их бессмысленности и беспощадности хватает разве что на небольшой общественный скандал. За революционером Зюгановым (не пламенным, а еле-еле тёплым), зовущим в светлое прошлое, идут лишь самые стойкие пережитки эпохи. И уж совсем анекдотичен марш несогласных во главе с бывшим премьером Касьяновым, глубоко возмущенным тем, что сам натворил, будучи у власти. Эта буря – в стакане мутной воды. В преддверии парламентских и президентских выборов следует ожидать новых эксцессов, стимулирующих активность и симулирующих мятежность. Всерьёз их принимать не стоит. Опасно иное.

Россия сегодня – демократическое государство. Вот только пространство нашей свободы надёжно спрятано в закоулках законодательства. Попробуй добраться до правды… Минотавр власти в своём бесконечном бюрократическом лабиринте набирает мощь от принесённых ему жертв. На проституцию политиков и коррупцию чиновников страна откликается валовым ростом преступности. Уголовная статистика, если проанализировать её непредвзято, констатирует в конце минувшего века самую настоящую пугачёвщину, носящую рассредоточенный и безыдейный характер. Когда законодатели становятся ворами, авторитетами становятся воры в законе. Романтическая мятежность вырождается в криминальную маргинальность. Этакая массовая революционная самодеятельность…

Русский бунт, бессмысленный и беспощадный, многажды подавленный и никогда не усмирённый, загнанный внутрь как дурная болезнь, овладел коллективным подсознанием и победил тихой сапой. Хаос возобладал у нас в душе. Моральный закон в сердце, поражавший воображение Канта божественной непостижностью, ныне низвержен. Но свято место пусто не бывает. На освободившуюся вакансию совести претендуют злость, зависть и корысть – движущие силы перманентного мятежа индивида против социума. Можно сказать иначе: если рассматривать склонность к бунту как социальную болезнь, то из острой формы она перешла в хроническую. Наша повседневная жизнь, не находящая прибежища в разумном порядке, вынужденно подзаконна и неизбежно противоправна. Каждый на свой страх и риск ведёт свою личную борьбу с несовершенной системой вещей. С переменным успехом. Ничего хорошего для общества в целом из этого выйти не может. Всё исходит из хаоса, но живёт лишь то, что в силах противостоять ему.

Вообще-то эти рассуждения следовало бы начать с метафизики бунта. Как мы знаем из предания, первый бунтовщик – дьявол. Ангел, восставший против Бога и низринутый с небес. Ангел, ставшей князем тьмы и владыкой ада. Если держать эту мифологему в уме, то можно оценить глубину мысли философа Жана-Поля Сартра: Ад – это другие. Другие, одержимые демоном мятежа. Мир, в котором бунт всех против всего становится образом жизни, неотвратимо погружается во тьму.

Владимир Ермаков

Разрушение традиционного сознания страны вызовет ее гибель

ПРЕДСТАВЛЯЯ вниманию читателей первый номер принципиально нового в России издания «НГ-религии», мы считаем своим долгом довести до вашего сведения некоторые со­ображения, приведшие нас к мысли о необходимости подобного издания.

Россия - страна особого религиозного сознания, сочетаю­щего в себе и глубокий «естест­венный» мистицизм, и столь же глубокое «естественное» бого­борчество. Еще Достоевский показал отсутствие рационализма в движениях «русской души». Даже «бессмысленный и беспощадный» русский бунт - бунт не столько против обстоятельств жизни, сколько против навязанной извне необходимости самой жизни. Признание реальности бытия это­го «ИЗВНЕ» диктует и взаимо­отношения с ним - или вышеу­помянутый истерический бунт («но так, чтобы и все вместе со мной исчезло!»), или полное ре­лигиозное смирение, церковная красота которого, собственно, и «спасет мир». Подобная глобальность, воспринимаемая тонким европейским сознанием как признак варварства, лежит в основе знаменитого русского «месси­анства», до сих пор насыщающего евразийское духовное простран­ство. «Излечить» Россию от этой религиозности можно, только полностью уничтожив ее иррацио­нальную «почву», бросив страну в иные, прагматические миры - миры «всесторонне описанного Бога», поставленного на службу человеку и обществу.

Эпоха советского тоталитаризма, нанеся страшный удар по внешним формам проявления ре­лигиозности, не затронула ее «по­чвенной» основы. Безоглядная ве­ра большинства населения СССР в торжество социальных идеалов (от коммунистических до советс­ко-имперских) подтвердила эту гипотезу. Вера необходима России как воздух - вопрос только в формах этой веры. Большевики ловко использовали этот «вопрос формы», предложив народу в качестве варианта вышеупомянутый «бунт». Поставив перед Россией сверхзадачу лидерства в деле из­менения мирового порядка, они потянули ее в бездны «провоци­рования» Апокалипсиса. Осмелимся предположить, что любая иная идея (парламентаризм, права трудящихся, всеобщая грамот­ность и даже социальная справед­ливость) не подняла бы массы на­рода на масштабную братоубий­ственную (а по сути своей почти религиозную) войну.

Но бунт не бесконечен - про­шло время, и «русская душа» по­тянулась к свету, пытаясь вер­нуться к своим исконным корням - к традиционной религии. Традиционные религиозные ор­ганизации России оказались не готовы к духовному лидерству. Достаточно спокойно существо­вавшие в выделявшейся им со­циально-духовной нише, они до­лгое время боролись в основном лишь за изменение обстоятельств своего существования (больше храмов, учебных заведений и т.д.). Иные сферы деятельности - ду­ховные - почти не затрагивались. Впрочем, в этом трудно кого-либо обвинять - любые попытки борь­бы с идеалами, выдвигаемыми властью, были бы тотчас жестоко подавлены.

Советская власть со всеми ее «духовными глобализмами» рух­нула за пять лет. Это крушение, по крайней мере с 1988 года, со­провождалось так называемым «религиозным возрождением». Сегодня, по прошествии некото­рого времени, отчетливо видно, что радостная эйфория по поводу тех событий оказалась несколько преждевременной - возрожде­ние обернулось, в основном, вос­становлением имущественных и общественных прав традицион­ных конфессий, без какого-либо серьезного их проникновения в сферу духовной жизни народа. Привыкшие к жизни в советском болоте, они продолжали действо­вать по принципу «кто сам к нам пришел - тот и наш, а других нам не надо».

Но свято место пусто не бывает- инертность одних компенсиру­ется активностью других. Русская религиозность требовала и требует форм - на пространстве пост­советского хаоса «кто смел - тот и съел». Неужели, например, пра­вославные, не возражающие про­тив государственных карательных мер в отношении «тоталитарных сект», не понимают, что те маль­чики и девочки, которые толпами ушли за «дудочкой» Марии-Дэ-ви-Христос в «белое безумие»,” могли пополнить православную Церковь?! Но их жажду религи­озности утолили другие «ловцы душ». Какие к кому претензии?

Другой, не менее серьезный по своим последствиям внутренний конфликт современной России заключается в появлении до­статочно широкой уже не запад­нической (в терминологии XIX века), но западнообразной, чинов­ничьей и интеллигентской, про­слойки. «О, лучше бы он был хо­лоден или горяч!» - слова из Апокалипсиса Иоанна, адресо­ванные «ангелу Лаодикийской церкви», вполне применимы и к этим людям. Дело не в их атеизме (русский атеизм вполне в рели­гиозном духе) - дело в их без­различии ко всему, кроме обсто­ятельств жизни. Если до револю­ции они только угадывались, по­терянные среди общего кипения и борьбы, в раннее советское время отсиживались в стороне, а в хрущевско-брежневские годы формирования пристойного в глазах «мирового

коммунистического истеблиш­мента полезли наверх, то сейчас - их время. Это не Ставрогины, не Карамазовы, не Верховенские - это даже не Смердяковы. Это подлинная «третья сила».

Дьявол, патетически воскликнул Достоевский, борется с Богом, и поле этой борьбы - душа че­ловека,

А если не борется? Если «консенсус»?

Не холоден, не горяч разум «консенсуса» - позитивистские рационалистические религии со­временного Запада как раз по не­му. «Бог любит вас» и «как попасть на небо» - простые истины раз­давались пачками на станциях московского метро.

Но осмелимся утверждать, что в России эти игры даром не про­ходят. То, что так модно называть «конфликтом архетипов», приоб­ретает в российских реалиях страшный смысл. Позитивистское безразличие современных обра­зованных слоев России, карика­турно повторяющее естественный позитивизм западной цивилиза­ции, вступает в жестокое проти­воречие со слепыми духовными метаниями населения страны. В духовных недрах России вызрева­ют опасные плоды. Ничего еще не кончилось - русский бунт только взял передышку, «русская душа» пока не утолила жажду жизни и смерти.

Неужели не ясно, что дикое ув­лечение населения нашей страны магией и колдовством не имеет ничего общего со спокойным «бы­товым эзотеризмом»new age США и Европы? Что эти «стран­ные люди», маги и волшебники, просто так получают колоссаль­ную власть над толпой? Власть, не снившуюся никаким Гитлерам, - власть религиозную! Какова «их религия», кому она подсудна?

Нерелигиозной Россия быть не может - тогда она просто пере­станет быть Россией. Стало быть, вопрос выбора религии для нее - вопрос первоочередной. С этого выбора она когда-то началась при князе Владимире. При другом Владимире она сделала оборотный выбор. При ком произойдет еще одна перемена?

«НГ-религии» появилась на свет в трудное время. Но в любое иное религиозный вопрос не привлечет даже интеллектуального интере­са.

Россия расположена на пере­сечении трех цивилизаций: евро­пейской (имеющей основные ку­льтурные черты христианства и иудаизма), переднеазиатской (до сих пор остающейся глубоко и пассионарно религиозной в ко­нтексте ислама) и дальневосточ­ной (с ее иллюзорностью мира в буддизме и сакрализацией об­щественного бытия в конфуци­анстве) - возможно, это обуслов­ливает некоторые, так называе­мые исконно русские, черты. Этот же факт навел нас на мысль о не­обходимости совмещения в одном издании интересов религий, опре­деляющих все эти три цивилиза­ции. Что, в свою очередь, и пре­допределило структуру издания.

Высказывайтесь - кафедра открыта!

НГ-Религии – 1997 г.