Ев-ге-ний Сер-ге-е-вич Бот-кин ро-дил-ся 27 мая 1865 го-да в Цар-ском Се-ле Санкт-Пе-тер-бург-ской гу-бер-нии в се-мье из-вест-но-го рус-ско-го вра-ча-те-ра-пев-та, про-фес-со-ра Ме-ди-ко-хи-рур-ги-че-ской ака-де-мии Сер-гея Пет-ро-ви-ча Бот-ки-на. Он про-ис-хо-дил из ку-пе-че-ской ди-на-стии Бот-ки-ных, пред-ста-ви-те-ли ко-то-рой от-ли-ча-лись глу-бо-кой пра-во-слав-ной ве-рой и бла-го-тво-ри-тель-но-стью, по-мо-га-ли Пра-во-слав-ной Церк-ви не толь-ко сво-и-ми сред-ства-ми, но и сво-и-ми тру-да-ми. Бла-го-да-ря ра-зум-но ор-га-ни-зо-ван-ной си-сте-ме вос-пи-та-ния в се-мье и муд-рой опе-ке ро-ди-те-лей в серд-це Ев-ге-ния уже с дет-ских лет бы-ли за-ло-же-ны мно-гие доб-ро-де-те-ли, в том чис-ле ве-ли-ко-ду-шие, скром-ность и непри-я-тие на-си-лия. Его брат Петр Сер-ге-е-вич вспо-ми-нал: «Он был бес-ко-неч-но доб-рым. Мож-но бы-ло бы ска-зать, что при-шел он в мир ра-ди лю-дей и для то-го, чтобы по-жерт-во-вать со-бой».

Ев-ге-ний по-лу-чил ос-но-ва-тель-ное до-маш-нее об-ра-зо-ва-ние, ко-то-рое поз-во-ли-ло ему в 1878 го-ду по-сту-пить сра-зу в пя-тый класс 2-й Санкт-Пе-тер-бург-ской клас-си-че-ской гим-на-зии. В 1882 го-ду Ев-ге-ний окон-чил гим-на-зию и стал сту-ден-том физи-ко-ма-те-ма-ти-че-ско-го фа-куль-те-та Санкт-Пе-тер-бург-ско-го уни-вер-си-те-та. Од-на-ко уже на сле-ду-ю-щий год, сдав эк-за-ме-ны за пер-вый курс уни-вер-си-те-та, он по-сту-пил на млад-шее от-де-ле-ние от-крыв-ше-го-ся при-го-то-ви-тель-но-го кур-са им-пе-ра-тор-ской Во-ен-но-ме-ди-цин-ской ака-де-мии. Его вы-бор ме-ди-цин-ской про-фес-сии с са-мо-го на-ча-ла но-сил осо-знан-ный и це-ле-на-прав-лен-ный ха-рак-тер. Петр Бот-кин пи-сал о Ев-ге-нии: «Про-фес-си-ей сво-ей он из-брал ме-ди-ци-ну. Это со-от-вет-ство-ва-ло его при-зва-нию: по-мо-гать, под-дер-жи-вать в тя-же-лую ми-ну-ту, об-лег-чать боль, ис-це-лять без кон-ца». В 1889 го-ду Ев-ге-ний успеш-но окон-чил ака-де-мию, по-лу-чив зва-ние ле-ка-ря с от-ли-чи-ем, и с ян-ва-ря 1890 го-да на-чал свою тру-до-вую де-я-тель-ность в Ма-ри-ин-ской боль-ни-це для бед-ных.

В 25 лет Ев-ге-ний Сер-ге-е-вич Бот-кин всту-пил в брак с до-че-рью потом-ствен-но-го дво-ря-ни-на Оль-гой Вла-ди-ми-ров-ной Ма-нуй-ло-вой. В се-мье Бот-ки-ных вы-рос-ло чет-ве-ро де-тей: Дмит-рий (1894-1914), Ге-ор-гий (1895-1941), Та-тья-на (1898-1986), Глеб (1900-1969).

Од-новре-мен-но с ра-бо-той в боль-ни-це Е. С. Бот-кин за-ни-мал-ся на-у-кой, его ин-те-ре-со-ва-ли во-про-сы им-му-но-ло-гии, сущ-но-сти про-цес-са лей-ко-ци-то-за. В 1893 го-ду Е. С. Бот-кин бле-стя-ще за-щи-тил дис-сер-та-цию на сте-пень док-то-ра ме-ди-ци-ны. Через 2 го-да Ев-ге-ний Сер-ге-е-вич был ко-ман-ди-ро-ван за гра-ни-цу, где про-хо-дил прак-ти-ку в ме-ди-цин-ских учре-жде-ни-ях Гей-дель-бер-га и Бер-ли-на. В 1897 го-ду Е. С. Бот-кин был удо-сто-ен зва-ния при-ват-до-цен-та по внут-рен-ним бо-лез-ням с кли-ни-кой. На сво-ей пер-вой лек-ции он ска-зал сту-ден-там о са-мом важ-ном в де-я-тель-но-сти вра-ча: «Пой-дем-те все с лю-бо-вью к боль-но-му че-ло-ве-ку, чтобы вме-сте учить-ся, как быть ему по-лез-ны-ми». Слу-же-ние ме-ди-ка Ев-ге-ний Сер-ге-е-вич счи-тал ис-тин-но хри-сти-ан-ским де-ла-ни-ем, он имел ре-ли-ги-оз-ный взгляд на бо-лез-ни, ви-дел их связь с ду-шев-ным со-сто-я-ни-ем че-ло-ве-ка. В од-ном из сво-их пи-сем к сы-ну Ге-ор-гию, он вы-ра-зил свое от-но-ше-ние к про-фес-сии ме-ди-ка как к сред-ству по-зна-ния Бо-жи-ей пре-муд-ро-сти: «Глав-ный же вос-торг, ко-то-рый ис-пы-ты-ва-ешь в на-шем де-ле… за-клю-ча-ет-ся в том, что для это-го мы долж-ны все глуб-же и глуб-же про-ни-кать в по-дроб-но-сти и тай-ны тво-ре-ний Бо-га, при-чем невоз-мож-но не на-сла-ждать-ся их це-ле-со-об-раз-но-стью и гар-мо-ни-ей и Его выс-шей муд-ро-стью».

С 1897 го-да Е. С. Бот-кин на-чал свою вра-чеб-ную де-я-тель-ность в об-щи-нах се-стер ми-ло-сер-дия Рос-сий-ско-го Об-ще-ства Крас-но-го Кре-ста. 19 но-яб-ря 1897 го-да он стал вра-чом в Свя-то-Тро-иц-кой об-щине се-стер ми-ло-сер-дия, а с 1 ян-ва-ря 1899 го-да стал так-же глав-ным вра-чом Санкт-Пе-тер-бург-ской об-щи-ны се-стер ми-ло-сер-дия в честь свя-то-го Ге-ор-гия. Глав-ны-ми па-ци-ен-та-ми об-щи-ны свя-то-го Ге-ор-гия яв-ля-лись лю-ди из бед-ней-ших сло-ев об-ще-ства, од-на-ко вра-чи и об-слу-жи-ва-ю-щий пер-со-нал под-би-ра-лись в ней с осо-бен-ной тща-тель-но-стью. Неко-то-рые жен-щи-ны выс-ше-го со-сло-вия тру-ди-лись там про-сты-ми мед-сест-ра-ми на об-щих ос-но-ва-ни-ях и счи-та-ли по-чет-ным для се-бя это за-ня-тие. Сре-ди со-труд-ни-ков ца-ри-ло та-кое во-оду-шев-ле-ние, та-кое же-ла-ние по-мо-гать страж-ду-щим лю-дям, что ге-ор-ги-ев-цев срав-ни-ва-ли ино-гда с пер-во-хри-сти-ан-ской об-щи-ной. Тот факт, что Ев-ге-ния Сер-ге-е-ви-ча при-ня-ли ра-бо-тать в это «об-раз-цо-вое учре-жде-ние», сви-де-тель-ство-вал не толь-ко о его воз-рос-шем ав-то-ри-те-те как вра-ча, но и о его хри-сти-ан-ских доб-ро-де-те-лях и доб-ро-по-ря-доч-ной жиз-ни. Долж-ность глав-но-го вра-ча об-щи-ны мог-ла быть до-ве-ре-на толь-ко вы-со-ко-нрав-ствен-но-му и ве-ру-ю-ще-му че-ло-ве-ку.

В 1904 го-ду на-ча-лась рус-ско-япон-ская вой-на, и Ев-ге-ний Сер-ге-е-вич, оста-вив же-ну и чет-ве-рых ма-лень-ких де-тей (стар-ше-му бы-ло в то вре-мя де-сять лет, млад-ше-му - че-ты-ре го-да), доб-ро-воль-цем от-пра-вил-ся на Даль-ний Во-сток. 2 фев-ра-ля 1904 го-да по-ста-нов-ле-ни-ем Глав-но-го управ-ле-ния Рос-сий-ско-го Об-ще-ства Крас-но-го Кре-ста он был на-зна-чен по-мощ-ни-ком Глав-но-упол-но-мо-чен-но-го при дей-ству-ю-щих ар-ми-ях по ме-ди-цин-ской ча-сти. За-ни-мая эту до-ста-точ-но вы-со-кую адми-ни-стра-тив-ную долж-ность, док-тор Бот-кин ча-сто на-хо-дил-ся на пе-ре-до-вых по-зи-ци-ях. Во вре-мя вой-ны Ев-ге-ний Сер-ге-е-вич не толь-ко по-ка-зал се-бя пре-крас-ным вра-чом, но и про-явил лич-ные храб-рость и му-же-ство. Он на-пи-сал с фрон-та мно-же-ство пи-сем, из ко-то-рых со-ста-ви-лась це-лая кни-га - «Свет и те-ни рус-ско-япон-ской вой-ны 1904-1905 го-дов» Эта кни-га вско-ре бы-ла опуб-ли-ко-ва-на, и мно-гие, про-чи-тав ее, от-кры-ли для се-бя но-вые сто-ро-ны пе-тер-бург-ско-го вра-ча: его хри-сти-ан-ское, лю-бя-щее, без-гра-нич-но со-стра-да-тель-ное серд-це и непо-ко-ле-би-мую ве-ру в Бо-га. Им-пе-ра-три-ца Алек-сандра Фе-о-до-ров-на, про-чи-тав кни-гу Бот-ки-на, по-же-ла-ла, чтобы Ев-ге-ний Сер-ге-е-вич стал лич-ным док-то-ром Цар-ской се-мьи. В пас-халь-ное вос-кре-се-нье, 13 ап-ре-ля 1908 го-да, им-пе-ра-тор Ни-ко-лай II под-пи-сал указ о на-зна-че-нии док-то-ра Бот-ки-на лейб-ме-ди-ком Вы-со-чай-ше-го дво-ра.

Те-перь, по-сле но-во-го на-зна-че-ния, Ев-ге-ний Сер-ге-е-вич дол-жен был по-сто-ян-но на-хо-дить-ся при им-пе-ра-то-ре и чле-нах его се-мьи, его служ-ба при цар-ском дво-ре про-те-ка-ла без вы-ход-ных дней и от-пус-ков. Вы-со-кая долж-ность и бли-зость к Цар-ской се-мье не из-ме-ни-ли ха-рак-те-ра Е. С. Бот-ки-на. Он оста-вал-ся та-ким же доб-рым и вни-ма-тель-ным к ближ-ним, ка-ким был и рань-ше.

Ко-гда на-ча-лась Пер-вая ми-ро-вая вой-на, Ев-ге-ний Сер-ге-е-вич об-ра-тил-ся с прось-бой к го-су-да-рю на-пра-вить его на фронт для ре-ор-га-ни-за-ции са-ни-тар-ной служ-бы. Од-на-ко им-пе-ра-тор по-ру-чил ему оста-вать-ся при го-су-да-рыне и де-тях в Цар-ском Се-ле, где их ста-ра-ни-я-ми ста-ли от-кры-вать-ся ла-за-ре-ты. У се-бя до-ма в Цар-ском Се-ле Ев-ге-ний Сер-ге-е-вич так-же устро-ил ла-за-рет для лег-ко ра-не-ных, ко-то-рый по-се-ща-ла им-пе-ра-три-ца с до-че-ря-ми.

В фев-ра-ле 1917 го-да в Рос-сии про-изо-шла ре-во-лю-ция. 2 мар-та го-су-дарь под-пи-сал Ма-ни-фест об от-ре-че-нии от пре-сто-ла. Цар-ская се-мья бы-ла аре-сто-ва-на и за-клю-че-на под стра-жу в Алек-сан-дров-ском двор-це. Ев-ге-ний Сер-ге-е-вич не оста-вил сво-их цар-ствен-ных па-ци-ен-тов: он доб-ро-воль-но ре-шил на-хо-дить-ся с ни-ми, несмот-ря на то, что долж-ность его бы-ла упразд-не-на, и ему пе-ре-ста-ли вы-пла-чи-вать жа-ло-ва-нье. В это вре-мя Бот-кин стал для цар-ствен-ных уз-ни-ков боль-ше, чем дру-гом: он взял на се-бя обя-зан-ность был по-сред-ни-ком меж-ду им-пе-ра-тор-ской се-мьей и ко-мис-са-ра-ми, хо-да-тай-ствуя обо всех их нуж-дах.

Ко-гда Цар-скую се-мью бы-ло ре-ше-но пе-ре-вез-ти в То-больск, док-тор Бот-кин ока-зал-ся сре-ди немно-гих при-бли-жен-ных, ко-то-рые доб-ро-воль-но по-сле-до-ва-ли за го-су-да-рем в ссыл-ку. Пись-ма док-то-ра Бот-ки-на из То-боль-ска по-ра-жа-ют сво-им под-лин-но хри-сти-ан-ским на-стро-е-ни-ем: ни сло-ва ро-по-та, осуж-де-ния, недо-воль-ства или оби-ды, но бла-го-ду-шие и да-же ра-дость. Ис-точ-ни-ком это-го бла-го-ду-шия бы-ла твер-дая ве-ра во все-бла-гой Про-мысл Бо-жий: «Под-дер-жи-ва-ет толь-ко мо-лит-ва и го-ря-чее без-гра-нич-ное упо-ва-ние на ми-лость Бо-жию, неиз-мен-но на-шим Небес-ным От-цом на нас из-ли-ва-е-мую». В это вре-мя он про-дол-жал вы-пол-нять свои обя-зан-но-сти: ле-чил не толь-ко чле-нов Цар-ской се-мьи, но и про-стых го-ро-жан. Уче-ный, мно-го лет об-щав-ший-ся с на-уч-ной, ме-ди-цин-ской, адми-ни-стра-тив-ной эли-той Рос-сии, он сми-рен-но слу-жил, как зем-ский или го-род-ской врач, про-стым кре-стья-нам, сол-да-там, ра-бо-чим.

В ап-ре-ле 1918 го-да док-тор Бот-кин вы-звал-ся со-про-вож-дать цар-скую че-ту в Ека-те-рин-бург, оста-вив в То-боль-ске сво-их род-ных де-тей, ко-то-рых го-ря-чо и неж-но лю-бил. В Ека-те-рин-бур-ге боль-ше-ви-ки сно-ва пред-ло-жи-ли слу-гам по-ки-нуть аре-сто-ван-ных, но все от-ка-за-лись. Че-кист И. Ро-дзин-ский со-об-щал: «Во-об-ще од-но вре-мя по-сле пе-ре-во-да в Ека-те-рин-бург бы-ла мысль от-де-лить от них всех, в част-но-сти да-же до-че-рям пред-ла-га-ли уехать. Но все от-ка-за-лись. Бот-ки-ну пред-ла-га-ли. Он за-явил, что хо-чет раз-де-лить участь се-мьи. И от-ка-зал-ся».

В ночь с 16 на 17 июля 1918 го-да Цар-ская се-мья, их при-бли-жен-ные, в том чис-ле и док-тор Бот-кин, бы-ли рас-стре-ля-ны в под-ва-ле до-ма Ипа-тье-ва.

За несколь-ко лет до сво-ей кон-чи-ны Ев-ге-ний Сер-ге-е-вич по-лу-чил ти-тул потом-ствен-но-го дво-ря-ни-на. Для сво-е-го гер-ба он вы-брал де-виз: «Ве-рою, вер-но-стью, тру-дом». В этих сло-вах как бы скон-цен-три-ро-ва-лись все жиз-нен-ные иде-а-лы и устрем-ле-ния док-то-ра Бот-ки-на. Глу-бо-кое внут-рен-нее бла-го-че-стие, са-мое глав-ное - жерт-вен-ное слу-же-ние ближ-не-му, непо-ко-ле-би-мая пре-дан-ность Цар-ской се-мье и вер-ность Бо-гу и Его за-по-ве-дям во всех об-сто-я-тель-ствах, вер-ность до смер-ти. Та-кую вер-ность Гос-подь при-ем-лет как чи-стую жерт-ву и да-ет за нее выс-шую, небес-ную на-гра-ду: Будь ве-рен до смер-ти, и дам те-бе ве-нец жиз-ни ().

Молитвы

Молитва праведному Евгению Боткину, страстотерпцу

Святы́й сла́вный испове́дниче и страстоте́рпче Евге́ние! Ве́руем и упова́ем, я́ко страда́ньми и богоуго́дною жи́знию твое́ю стяжа́вый ве́лию ми́лость и дерзнове́ние у Го́спода Бо́га, не забы́л еси́ достоя́ния твоего́ земна́го, оте́чества на́шего, в не́мже обурева́еми есмы́, почитателие твои́, мно́гими напа́стьми вра́жиими и страстьми́ жите́йскими. Те́мже про́сим тя́: моли́твами и предста́тельством твои́м умоли́ Го́спода на́шего Иису́са Христа́, да изба́вит на́с от вся́ких бе́д и злы́х обстоя́ний, от вся́ких неду́гов и боле́зней и от все́х враго́в, ви́димых и неви́димых. О, вели́кий уго́дниче Бо́жий! Воздохни́ о на́с, гре́шных, ко Влады́це вся́ческих, да прости́т на́м вся́ согреше́ния на́ша и низпо́слет на ны́ благода́ть Всесвята́го Ду́ха, да преста́вше вся́каго сквернодейства, про́чее вре́мя живота́ на́шего во вся́ком благоче́стии и чистоте́ поживе́м и, та́ко благоугоди́вше Го́споду, сподо́бимся жи́зни вечноблаженныя, пою́ще и воспева́юще превели́кое милосе́рдие Бо́жие и твое́ ми́лостивое предста́тельство за на́с у Престо́ла Бо́жия во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Молитва вторая праведному Евгению Боткину, страстотерпцу

О, пресла́вный страстоте́рпче Евге́ние, вели́кий уго́дниче Бо́жий, принеси́ на́шу сле́зную моли́тву Го́споду Бо́гу на́шему, уми́лостиви Его́ к на́м, гре́шным, да оты́мет гне́в сво́й пра́ведный и умири́т страну́ на́шу многострада́льную; да утверди́т благоде́нствие и тишину́, да низпо́слет на́м изоби́лие плодо́в земны́х и да возбрани́т враго́м на́шим оби́ду твори́ти си́рым и безпомо́щным. Те́мже, припа́дающе к ико́не твое́й, воспомина́ем с ве́рою страда́ния твоя́, за Христа́ претерпе́нная, и мо́лим тя́: не оста́ви на́с и испроси́ на́м у Го́спода блага́я вре́менная и ве́чная, да сла́вим просла́вльшаго тя́ Бо́га во ве́ки. Ами́нь.

Молитва третья праведному Евгению Боткину, страстотерпцу

О, всесла́вный страстоте́рпче, достохва́льный уго́дниче Христо́в, Це́ркви Правосла́вныя побо́рниче, новому́чениче и цели́телю святы́й Евге́ние! Прекло́ньше коле́на мо́лим тя́: при́зри на ны́, гре́шныя, к заступле́нию твоему́ прибега́ющия, услы́ши сие́ ма́лое моле́ние на́ше и те́плым твои́м предста́тельством умоли́ Всемилосе́рдаго Бо́га, Ему́ же ны́не предстои́ши со А́нгелы и все́ми святы́ми, да сохрани́т на́с в едине́нии Правосла́вныя Це́ркви и утверди́т в сердца́х на́ших живы́й ду́х пра́выя ве́ры и благоче́стия, и изба́вит на́с от вся́каго искуше́ния и пре́лести бесо́вския. По вели́цей любви́ твое́й, е́юже бли́жния твоя́ возлюби́л еси́, испроси́ у Всеще́драго Бо́га Оте́честву Твоему́ (и на́шему ку́пно) , ми́р и благоустрое́ние; все́м же на́м, недосто́йным, усе́рдно к тебе́ прибега́ющим, богоуго́дное и безмяте́жное житие́ и до́брую христиа́нскую кончи́ну, та́йн Бо́жиих причастною. О, святы́й засту́пниче на́ш не оста́ви на́с, слабых и безпомо́щных, мо́лимся за ны́ ко Го́споду и Спа́су На́шему Иису́су Христу́, да да́рует О́н, Всеще́дрый и Премилосе́рдый Госпо́дь на́ш, вся́, я́же к по́льзе вре́менней и ве́чней поле́зная и потре́бная; да не возда́ст на́м по де́лом на́шим, но по неизрече́нному человеколю́бию своему́ прости́т на́м грехи́ и согреше́ния на́ша, да изба́вят ны́ от вся́кия ну́жды и печа́ли, ско́рби и боле́зни; да ниспо́слет на́м благо́е наме́рение и си́лу подвиза́тися во исправле́нии жития́ на́шего, и в бу́дущем ве́це да сподо́бит на́с вни́ти в Ца́рствие Небе́сное и сла́вити ку́пно с тобо́ю Всесвято́е И́мя Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Каноны и Акафисты

Акафист святому новомученику врачу Евгению Боткину

Кондак 1

Икос 1

Радуйся, святый новомучениче Евгение, врачу благий и милостивый!

Кондак 2

Видя Христос Бог душу твою, всеславне Евгение, ко приятию слова Божия предуготованную, просвети тя благодатию своею, ты бо выну Пути, Истине и Жизни неизменно до кончины мученическия твоя следовал еси; ныне же веру соблюдши, яко верный воин Христов, радуешися в Небесном Отечестве, воспевая Господеви: «Аллилуия!»

Икос 2

Разумом твоим, честный Евгение, от дней юности твоея, образу служения отца твоего последуя, в искусстве врачевания возрастал еси, во всеучилище именитем трудяся усердно, паче же сего любовию к людем страждущим просиял еси, бедных безмедно врачуя и всего себе по завету апостольскому людем отдавая. Сице молим тя: преобрази души наша любовию милосердною, да возможем и мы тяготы ближних носити и служити има нелицемерне, выну в благодати Божией возратати, зовуще ти:

Радуйся, родителей именитых чадо благословенное;

Радуйся, на древе рода своего плодоносящею ветвию возцветший;

Радуйся, дарованный талант приумноживый;

Радуйся, правды и истины всегда искавый;

Радуйся, преподобному Агапиту в твердом уповании на Господа подражавый;

Радуйся, подобно Серафиму радость духовную стяжавый;

Радуйся, из глубины неверия извлекающий;

Радуйся, многих в разуме просвещающий;

Радуйся, святый новомучениче Евгение, врачу благий и милостивый!

Кондак 3

Сила Вышняго и Покров Царицы Небесныя осеняше тя, добронравный Евгение, в годину брани с Япониею языческою, егда горя любовию ко страждущим воином, ты служил еси им врачебным искусством, подражая Пантелеимону Целителю, не взирая на опасности и лишения, непрестанно в сердце Богу поя песнь: «Аллилуия!»

Икос 3

Имуще дар слова, от Бога тебе данный, прехвальный Евгение, врачуя телеса страждущих, ты не забывал еси и о душах их, утешая, вразумляя, наставляя и врачуя от маловерия, уныния и отчаяния злаго. Сие же убо ныне воспоминающе, просим тя: сотвори молитву за ны ко Врачу душ и телес, да и мы твоим предстательством избавим от скорбей временых и вечных, ведуще бо тя помощника неусыпна, умиленно вопием ти:

Радуйся, Единаго Христа всем сердцем возлюбивый;

Радуйся, яко милосердный самарянин, ближним послуживый;

Радуйся, надежду несомненную в души их влагавый;

Радуйся, от суеты многообразной ум наш освобождающий;

Радуйся, к познанию благого промысла Божия нас обращающий;

Радуйся, к неленностному творению молитвы привлекающий;

Радуйся, благоплодностью души наша наполняющий;

Радуйся, изможденных горестями житейскими укрепляющий;

Радуйся, святый новомучениче Евгение, врачу благий и милостивый!

Кондак 4

Бурю внутрь помыслов и страстей волны безбедно прешед, святый Евгение, обрел бо еси тихое пристанище Христа, Емуже неленостно во мнозе долготерпении поработал еси; сице молим тя: миром Господним наполни души наша, благомыслием озари умы, да удалимся мы от скверны греховныя и возможем выну следовати заветом Спасителя, воспевая Ему о тебе: «Аллилуия!»

Икос 4

Слышавше о тебе благоверная Царица Александра, яко, прехвальне Евгение, знанием врачевания иных превосходиши, яко с усердием и любовию воинам страждущим на поле брани послужил еси, призва тя к служению в чертоги своя; Царь же Николай саном лейб-медика тя почти. Мы же славяще Бога, возносящаго смиренных сердцем, и венчающаго их милостию и щедротами, взываем ти сице:

Радуйся, лютых и неисцельных недугов телесных врачевателю;

Радуйся, немощей и страстей душевных целителю;

Радуйся, всем приходящим к тебя благ преизобильный подателю;

Радуйся, терпением и мужеством души наша украшающий;

Радуйся, нас, алчущих и жаждущих правды, насыщающий;

Радуйся, сердца наша благодатию Божиею, вам данною, очищающий;

Радуйся, очи наши духовныя к зрению Бога изощряющий;

Радуйся, вражды и ссоры наша умиротворяющий;

Радуйся, святый новомучениче Евгение, врачу благий и милостивый!

Кондак 5

Боготечной звезде, путь ко Христу указующей подобен воистину явился, святый мучениче Евгение, ты бо во все дни земного жития твоего учеником, друзьям и врагом, а паче, ближним твоим являл еси образ добродетельнаго жития, ныне, мы, воспоминая подвизи твоя, радостно воспеваем Христу, всемогущему Врачу Душ и телес, выю твою своею благодатию укреплявшему, пение благодарственное: «Аллилуия!»

Икос 5

Видя паки страдания воинов во дни войны с Германиею, любовию же подвизаем купно с Царицею Александрою лечебницу преславную в Царском Селе сотворил еси, идеже многия люди страждущие исцеления духовное и телесное обретаху. Мы же, ныне вся сия поминающее, просим тя, святый Евгение, твоею молитвою исцели и нас, грешных, да благодарственне зовем ти:

Радуйся, врачам мысль благую на сердце полагающий;

Радуйся, в служении ближнему их присно укрепляющий;

Радуйся, больных в кротости и терпении утверждающий;

Радуйся, пути исцеления всем нам указующий;

Радуйся, оставленных врачами со одра болезни воздвизающий;

Радуйся, внутренний мрак душ наших светом Христовым озаряющий;

Радуйся, отступивших от правыя веры на путь спасения возвращающий;

Радуйся, блуждающих по морю жития сего мудре окормляющий;

Радуйся, святый новомучениче Евгение, врачу благий и милостивый!

Кондак 6

Проповедника тя благочестия яви Господь во граде Петрове и Селе Царском, паче же сих в пределех Сибирских, святый Евгение: кто бо не умилится, воспоминая великия твоя добродетели: мудрость и любы, кротость и терпение, молитву и милосердие, яко не токмо честным и благородным житием просиял еси, но и ближнему безмездно послужил еси, и веру Христову пред лицем власти богоборныя исповедал еси: темже мы, славяще Бога, дивнаго во святых своих поем: «Аллилуия!»

Икос 6

Возссиял еси светом веры несомненныя в годину исптытания лютаго, прехвальный Евгение, егда людие богоуступныя воздвигоша брань против Всемогущего Бога Нашего и Помазанника Его, в дни убо потече, яко вода кровь мученик и страстотерпцев, за Христа и правду Его умерщвляемых. Ты же, угодниче Божий, изгнание из града Петрова в Тобольск купно с Царем Николаем претерпел еси; сие же вспоминая ныне просим тебя: обнови веру и ожитвори надежду нашу, да зовем ти сице:

Радуйся, страх смерти и страданий великою верою в Воскресшего Бога низложивый;

Радуйся, на подвиг духовный, многих окрест тебе сущих воодушевивый;

Радуйся, от тлеющих углей ненависти души наша омывающий;

Радуйся, даром благости небесной нас обогощающий;

Радуйся, от злословия и осуждения уста наша оберегающий;

Радуйся, словом благим ближним служить научающий;

Радуйся, в каждом человеке видеть образ Божий сподвигающий;

Радуйся, милосердную любовь в сердцах воскрешающий;

Радуйся, святый новомучениче Евгение, врачу благий и милостивый!

Кондак 7

Хотя последовати Христу, подражал Ему всеусердно, прияв на себя иго Его, научился от Него кротости и смирению, возжелал еси всем сердцем твоим, блаженне Евгение, единому Господу работати, себе ни во чтоже вменил еси, труды к трудом в дусе кротости и смирения прилагая, дерзновение в молитве стяжал еси, ближних твоих призывая верно славити Бога, в Троице Единаго, и воспевати Ему: «Аллилуия!»

Икос 7

Новаго светильника дарова Господь Церкви Российской - Евгения, врача благоискуснаго и новомученика всеславнаго, ты бо, угодниче Божий, ныне в вышних пребываеши, но и нас, низших, не оставляеши твоими молитвами и предстательством у Христа - Царя славы и Господа Бога нашего. Сего ради, недоумеюще благохвалити тя по достоянию, со умилением сердца, из глубины души, к тебе взываем:

Радуйся, всех с верою приходящих к вам благодатно освящающий;

Радуйся, усердно призывающим вас помогающий;

Радуйся, светом твоим нашу тьму греховную разгоняющий;

Радуйся, теплотою любви твоея наша хладная сердца согревающий;

Радуйся, козни вражия предстательством твоим разрушающий;

Радуйся, сокровище мира духовнаго нам открывающий;

Радуйся, к свету Христову заблудшия наставляющий;

Радуйся, упованию христианскому верныя научающий;

Радуйся, святый новомучениче Евгение, врачу благий и милостивый!

Кондак 8

Странному и неизреченному смирению воплотившегося Бога Слова подражая, страстотерпче преславне, сам исполнился еси великаго смирения и незлобия, даже ко врагом народа и Царя твоих. Мы же ныне молим тя, угодниче Божий, представительством твоим небесным испроси и нам сия боголюбезныя добродетели, да не поработимся страстем греховным, но исполнимся духа любви и кротости к ближним нашим и благочестно воспоем Спасителю Нашему: «Аллилуйа!»

Икос 8

Весь исполнь любве Христовы, благоверный Евгение, не оставил еси венценосную семью в заточении суще, и с велию любовию послужил еси има аки врач благий и мудрый, аки сомолитвенник и наперсник верный, аки друг благоговейный, аки христианин Помазаннику Божиему. Мы любве и верности твоея последовати желая, таковыя похвалы с надеждою возносим ти:

Радуйся, томления в заточeнии от злочестивых богоотступников претерпевый;

Радуйся, в скорбех земных небрегший и радость небесную обретый;

Радуйся, от мрака земнаго к Небесному свету устремившийся;

Радуйся, вере правой и благочестию нас научающий;

Радуйся, надежду известную нам подавающий;

Радуйся, любовь нелицемерную в нас воспламеняющий;

Радуйся, в пренесении испытаний и гонений нас укрепляющий;

Радуйся, потемненныя грехми очеса душ наших светом евангельским просвещающий;

Радуйся, святый новомучениче Евгение, врачу благий и милостивый!

Кондак 9

Всем житием, милосерднаго служения и добродетелей многоразличных исполненнаго, твоим привлекл еси к себе велию благодать мученичества, благоверный болярине Евгение. Навыкл бо еси измлада прилеплятися Богови сердцем твоим, страстотерпче пречудный. Научи убо и ны, недостойныя, искати паче всего Царствия Божия, презирати же преходящая и тленная, воспевая во умилении Господеви: «Аллилуия!»

Икос 9

Ветии многовещанныя не возмогут по достоянию изрещи пречуднаго прославления памяти твоея, прехвальный страстотерпче Евгение; мы же, к покаянию тобою подвигаемии, благосердию твоему подражати хотяще, просим убо тя: утверди нас вере истиней твердо стояти, отврати сердца наша от кривды лжепророков рая земнаго, в истине евангельской утверди ны, силу зломыслия человеческаго твоима святыма молитвами поколеби и разруши, святый новомучениче, благостью и человеколюбием преобрази иссыхающия души, и прими многомилостивно величания сия:

Радуйся, к Распеншемуся нас ради на Кресте разум свой выну возводивший;

Радуйся, страдальческою кончиною вашею незлобие Агнца Божия проповедав-ший;

Радуйся, нести людям Христов свет призывающий;

Радуйся, благодатную силу исцеления просящим подающий;

Радуйся, от проказы греховныя нас избавляющий;

Радуйся, утешение благое в сердца низпосылающий;

Радуйся, упование на милосердие Божие благодатно вселяющий;

Радуйся, грехов оставление и в добродетельном житии укрепление нам подающий;

Радуйся, святый новомучениче Евгение, врачу благий и милостивый!

Кондак 10

Спасительнаго подвига твоего свершая течение, Евгение достохвальне, отвергл еси глаголы богоборцев, принуждавших тя Императора Николая, Царицу Александру и чад их оставити и служение иное прияти, ты бо, долгу врача и чести дворянской последуя, во славе с Царем боговенчанным пребыл еси и в горести ему верным служителем ему явился еси, на Господа Предвечнаго упование возлагая, чад своих Его промыслу предал еси, тако бо Авраамову надежду стяжал еси и верою Иову многострадальному уподобился еси. Ныне со всеми праведниками, от века в долину вечной радости исшедшими величаеши Отца Небеснаго пением всепобедным: «Аллилуия!»

Икос 10

Стена крепкая, ухищрениями диавола не одоленная, пребыл еси до конца, мучениче Христов Евгение, в доме Ипатиевом со царственными мучениками заключенный, взирая на начальника веры и совершителя Иисуса, за Ним бо последовал еси даже до смерти крестной, ведая убо яко Христос смертию своею смерть попра, и за него убиенныя вечно с Ним соцарствуют в обителех Отца Небеснаго. Почитая же святую кончину твою, поклоняемся неизследимому Промыслу Всевышняго, сподобльшаго тя причастника быти неизреченныя славы Своея в Иерусалиме Небесном, отонюдуже приклони ухо твое ко гласом нашим, взывающим ти сице:

Радуйся, нищий духом, яко твое есть Царствие Небесное;

Радуйся, скорбящий и плачущий, яко утешил тя Господь;

Радуйся, страдальче кроткий, яко Богом прославленный;

Радуйся, алчущий и жаждущий правды, яко насытивыйся;

Радуйся, милостивый к страждущим, яко Богом помилованный;

Радуйся, чистый сердцем, яко Бога ныне непосредственно зриши;

Радуйся, миротворче, сыном Божиим нареченный;

Радуйся, гонимый за правду, яко твое есть ныне Царствие Небесное;

Радуйся, святый новомучениче Евгение, врачу благий и милостивый!

Кондак 11

Пение непрестанное Иисусу Сладчайшему и Пречистей Его Матери возносяще, всеславный Евгение, благословляя убийц своих и моляще о прощении их, яко не ведают чью злую волю творят, сим и нас научая врагов своих благословляти, а не проклинати, воспевая богокрасную песнь: «Аллилуия!»

Икос 11

Светозарнаго светильника, елея молитвы чистыя преисполнена, и пламенем веры светло сияюща, воздвиже тя Господь, святый новомучениче Евгение, всем благочестивым христианом, благочестно память твою чтущим. Мы же, очами веры зрим тя в Троическом Свете в сонме святых, в крови Агнчей ризы своя убеливших, выну пребывающего и нам мира и благоденствия просящего. Сего ради с надеждою воспеваем ти сице:

Радуйся, со ангелы пресветлыми присно торжествующий;

Радуйся, Христа во житии и страданиях твоих возвеличивый;

Радуйся, к Царству Небесному узким путем восшествовавый;

Радуйся, в сонме новомучеников вечный покой и блаженство стяжавый;

Радуйся, от страстей и тягот душевных нас преславно освобождающий;

Радуйся, благия мысли и чувства в недоумении сущим внушающий;

Радуйся, от душепагубного зла нас отвращающий;

Радуйся, теплоту душевную христианам дарующий;

Радуйся, святый новомучениче Евгение, врачу благий и милостивый!

Кондак 12

Благодати обитaющей в тебе дивящеся, величaем тя, болярине Евгение: веруем, яко дела Божия на земли совершив, и страдания велия претерпев, ныне с Господем во обителех Его почивaеши, призирaя на нaс с высоты небеcныя, и приклоняя к нaм вышнее милоcердие. На твое заступлeние надеющеся, и на благодaтную помощь твою уповaюще, славословим Дивнаго во святых своих Бога: «Аллилуия!»

Икос 12

Воспевая дивное и праведное житие твое, дела милосердия, служение твое ближним твоим, вся подвиги твоя, иже верою верностию и трудом велием во славу Божию совершил еси, восхваляем, почитаем исповедничество твое, ублажаем и мученическую кончину твою, прехвальный Евгение, просим и молимся тебе, помози нам, святый заступниче, во многоразличныя искушения, борения и напасти впадающим. Наипаче же укрепи и научи нас, да возможем святому твоему житию подражатели быти и благодарственно восхвалим тя сице:

Радуйся, прaвило веры, и благочeстия образе всесовершeнный;

Радуйся, плaмень, благодатию Божеcтвеннаго Духа возжжeнный;

Радуйся, со семи новомучениками российскими торжествующий;

Радуйся, с царем Николаем пасху вечную торжествуяй;

Радуйся, с царицею Александрою Отца Небеснаго величаяй;

Радуйся, со царевнами святыми Матерь Божию восхвалящий;

Радуйся, с царевичем Алексием милость Божию к нам приклоняющий;

Радуйся, скорый послушниче всех с верою призывающих тя;

Радуйся, святый новомучениче Евгение, врачу благий и милостивый!

Кондак 13

О, предивный и преславный заступниче наш, достохвальный новомучениче Евгение! Приими ныне малое моление сие наше, во умилении сердец тебе возносимое, и умоли Господа нашего Иисуса Христа, да избавит ны от всякие напасти вражия, и сподобит нас в непрестанной молитве и покаянии веру Христову до конца сохранити и грядущая в Небесех благая улучити, воспевая Богу: «Аллилуия!»

Этот кондак читается трижды.

Икос 1

Ангел земный и человек небесный был еси, святый Евгение, от юности бо до самой кончины мученической неустанно Господеви работал еси, труды ко трудом прилагая и от силы в силу восходя, да прославится в тебе Христос, Врачующий души и телеса наша, Его же ради подвизался еси, Его же возлюбил еси, Его же Единого вожделе душа твоя, Его же ради страдания многи претерпел еси, Его же благодатию светло украшен еси. Сего ради тебе, на небеси и на земли прославленному вопием сице:

Радуйся, бодрости и трезвения предобрый учителю;

Радуйся, нерадения и праздности известный прогонителю;

Радуйся, трудолюбия, еже всякому благу утверждение, рачителю;

Радуйся, богобоязненных мирян скоропослушливый попечителю;

Радуйся, врачей похвало и новомучеников украшение;

Радуйся, невинно от пребеззаконных любовь к Христу пострадавый;

Радуйся, молитвам нашим, аще и немощным, с любовию внемлющий;

Радуйся, от всея души и сердца возносимая к вам прошения наша исполняющий;

Радуйся, святый новомучениче Евгение, врачу благий и милостивый!

Кондак 1

Избранный угодниче и страстотерпче Христов, Евгение преславне, пламенем любви Христовой разжигаемый, на камене веры процвел еси; многие скорби и кончину лютую со страстотерпцы царственными от богоборцев кротко претерпел еси, душу твою за веру и правду положил еси. Ныне всечестную твою память празднуще, похвальное пение приносим ти. Ты же, яко имеяй дерзновение ко Владыце небесе и земли, от всяких нас бед свободи, к тебе ныне зовущих:

Радуйся, святый новомучениче Евгение, врачу благий и милостивый!

Молитва первая

Святый славный исповедниче и страстотерпче Евгение! Веруем и уповаем, яко страданьми и богоугодною жизнию твоею стяжавый велию милость и дерзновение у Господа Бога, не забыл еси достояния твоего земнаго, отечества нашего, в немже обуреваеми есмы, почитателие твои, многими напастьми вражиими и страстьми житейскими. Темже просим тя: молитвами и предстательством твоим умоли Господа нашего Иисуса Христа, да избавит нас от всяких бед и злых обстояний, от всяких недугов и болезней и от всех врагов, видимых и невидимых. О великий угодниче Божий! Воздохни о нас, грешных, ко Владыце всяческих, да простит нам вся согрешения наша и низпослет на ны благодать Всесвятаго Духа, да преставше всякаго сквернодейства, прочее время живота нашего во всяком благочестии и чистоте поживем и, тако благоугодивше Господу, сподобимся жизни вечноблаженныя, поюще и воспевающе превеликое милосердие Божие и твое милостивое предстательство за нас у Престола Божия во веки веков. Аминь.

Молитва вторая

О, преславный страстотерпче Евгение, великий угодниче Божий, принеси нашу слезную молитву Господу Богу нашему, умилостиви Его к нам, грешным, да отымет гнев свой праведный и умирит страну нашу многострадальную; да утвердит благоденствие и тишину, да низпослет нам изобилие плодов земных и да возбранит врагом нашим обиду творити сирым и безпомощным. Темже, припадающе к иконе твоей, воспоминаем с верою страдания твоя, за Христа претерпенная, и молим тя: не остави нас и испроси нам у Господа благая временная и вечная, да славим прославльшаго тя Бога во веки. Аминь.

Молитва третья

О, всеславный страстотерпче, достохвальный угодниче Христов, Церкви Православныя поборниче, новомучениче и целителю святый Евгение! Преклоньше колена молим тя: призри на ны, грешныя, к заступлению твоему прибегающия, услыши сие малое моление наше и теплым твоим предстательством умоли Всемилосердного Бога, Ему же ныне предстоиши со Ангелы и всеми святыми, да сохранит нас в единении Православныя Церкви и утвердит в сердцах наших живый дух правыя веры и благочестия, и избавит нас от всякого искушения и прелести бесовския. По велицей любви твоей, еюже ближния твоя возлюбил еси, испроси у всещедрого Бога Отечеству Твоему (и нашему купно), мир и благоустроение; всем же нам, недостойным, усердно к тебе прибегающим, богоугодное и безмятежное житие и добрую христианскую кончину, тайн Божиих причастною. О, святый заступниче наш не остави нас, слабых и безпомощных, молимся за ны ко Господу и Спасу Нашему Иисусу Христу, да дарует Он, Всещедрый и Премилосердный Господь наш, вся, яже к пользе временней и вечней полезная и потребная; да не воздаст нам по делом нашим, но по неизреченному человеколюбию своему простит нам грехи и согрешения наша, да избавят ны от всякия нужды и печали, скорби и болезни; да ниспошлет нам благое намерение и силу подвизатися во исправлении жития нашего, и в будущем веце да сподобит нас внити в Царствие Небесное и славити купно с тобою Всесвятое Имя Отца и Сына и Святаго Духа во веки веков. Аминь.

Вместе с царской семьёй.

Евгений Сергеевич Боткин
Дата рождения	27 мая (8 июня)
Место рождения	Царское Село , Царское Село , Санкт-Петербургская губерния , Российская империя
Дата смерти	17 июля (1918-07-17 ) (53 года)
Место смерти
Страна	Российская империя Российская империя
Научная сфера	медицина
Место работы	ИМХА
Альма-матер	Императорская военно-медицинская академия (1889)
Учёная степень	доктор медицины (1893)
Известен как	лейб-медик Николая II
Награды и премии
Евгений Сергеевич Боткин на Викискладе

Биография

Детство и учёба

Был четвёртым ребёнком в семье известного русского врача Сергея Петровича Боткина (лейб-медика Александра II и Александра III) и Анастасии Александровны Крыловой.

В 1878 г. на основе полученного дома воспитания был принят сразу в 5-й класс 2-й Петербургской классической гимназии . После окончания гимназии в 1882 г. поступил на физико-математический факультет Петербургского университета , однако, сдав экзамены за первый курс университета, ушёл на младшее отделение открывшегося приготовительного курса Военно-медицинской академии .

В 1889 году окончил академию третьим в выпуске, удостоившись звания лекаря с отличием .

Работа и карьера

С января 1890 г. работал врачом-ассистентом в Мариинской больнице для бедных. В декабре 1890 г. на собственные средства командирован за границу для научных целей. Занимался у ведущих европейских учёных, знакомился с устройством берлинских больниц.

По окончании командировки в мае 1892 г. Евгений Сергеевич стал врачом придворной капеллы, а с января 1894 г. вернулся в Мариинскую больницу сверхштатным ординатором.

8 мая 1893 г. защитил в академии диссертацию на соискание степени доктора медицины «К вопросу о влиянии альбумоз и пептонов на некоторые функции животного организма», посвящённую отцу. Официальным оппонентом на защите был И. П. Павлов .

Весной 1895 г. был командирован за границу и два года провёл в медицинских учреждениях Гейдельберга и Берлина, где слушал лекции и занимался практикой у ведущих немецких врачей - профессоров Г. Мунка, Б. Френкеля, П. Эрнста и других. В мае 1897 г. избирается приват-доцентом Военно-медицинской академии.

Осенью 1905 г. Евгений Боткин возвратился в Петербург и приступил к преподавательской работе в академии. С 1905 года - почётный лейб-медик. В 1907 году назначается главным врачом общины святого Георгия.

Ссылка и гибель

Был убит вместе со всей императорской семьёй в Екатеринбурге в Ипатьевском доме в ночь с 16 на 17 июля 1918 года. По воспоминаниям организатора убийства царской семьи Я. М. Юровского , Боткин умер не сразу - его пришлось «пристреливать» .

«Я делаю последнюю попытку написать настоящее письмо – по крайней мере, отсюда… Мое добровольное заточение здесь настолько временем не ограничено, насколько ограничено мое земное существование. В сущности, я умер, умер для своих детей, для друзей, для дела... Я умер, но еще не похоронен, или заживо погребен – все равно, последствия практически одинаковы…

Надеждой себя не балую, иллюзиями не убаюкиваюсь и неприкрашенной действительности смотрю прямо в глаза… Меня поддерживает убеждение, что “претерпевший до конца спасется“ и сознание, что я остаюсь верным принципам выпуска 1889-го года. Если вера без дел мертва, то дела без веры могут существовать, и если кому из нас к делам присоединится и вера, то это лишь по особой к нему милости Божьей…

Это оправдывает и последнее мое решение, когда я не поколебался покинуть своих детей круглыми сиротами, чтобы исполнить свой врачебный долг до конца, как Авраам не поколебался по требованию Бога принести ему в жертву своего единственного сына ».

Канонизация и реабилитация, память

3 февраля 2016 года Архиерейским собором РПЦ было принято решение об общецерковном прославлении страстотерпца праведного Евгения врача . При этом другие слуги царской семьи канонизированы не были. Митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев) , комментируя эту канонизацию, сказал:

Архиерейский собор вынес решение о прославлении доктора Евгения Боткина. Я думаю, это давно желанное решение, потому что это один из святых, который почитается не только в Русской зарубежной церкви, но и во многих епархиях Русской православной церкви, в том числе в медицинском сообществе.

25 марта 2016 года на территории московской городской клинической больницы № 57 епископом Орехово-Зуевским Пантелеимоном был освящён первый в России храм в честь праведного Евгения Боткина .

В июле 2018 года в екатеринбургском микрорайоне Академический в преддверии приуроченных к 100-летию гибели Романовых Царских дней именем Евгения Боткина назвали бульвар, прилегающий к корпусам Уральского государственного медицинского университета и заводу по производству кардиостимуляторов .

Семья

С 1891 года был женат на Ольге Владимировне Мануйловой (1872-1946), с которой развелся в 1910 году. Их дети:

Труды

• «К вопросу о влиянии альбумоз и пептонов на некоторые функции животного организма»
• «Свет и тени Русско-японской войны 1904-1905 гг.: Из писем к жене» 1908.

Примечания

1. Немецкая национальная библиотека , Берлинская государственная библиотека , Баварская государственная библиотека и др. Record #121807916 // Общий нормативный контроль (GND) - 2012-2016.
2. Мельник (Боткина) Т. Е. Воспоминания о царской Семье и её жизни до и после революции.-М.: «Анкор», 1993. (ошибоч.) (Предисловие к настоящему изданию)
3. Ковалевская О. Т. С Царём и За Царя. Мученический венец Царских слуг.-М.: «Русский Хронографъ1991», 2008. ISBN 5-85134-121-1
4. Иоффе Г. З. Претерпевшие до конца // Новый журнал: журнал. - 2008. - Т. 251 .
5. «Претерпевший до конца спасется»: врачебный и нравственный долг доктора Боткина
6. Основания для канонизации царской семьи. Из доклада митр. Ювеналия, председателя синодальной комиссии по канонизации
7. Генеральная прокуратура РФ удовлетворила заявление Главы Российского Императорского Дома о реабилитации репрессированных верных служителей Царской Семьи и других Членов Дома Романовых (неопр.) . Официальный сайт Российского Императорского Дома (30 октября 2009). Дата обращения 9 мая 2013. Архивировано 11 мая 2013 года.

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

Сегодняшнее евангельское чтение (Лк 21:8-19) обращено к памяти новомучеников, к памяти тех, чей собор сегодня вспоминается нашей церковью как одна из важнейших страниц нашей истории святости. Уже прозвучали тропарь и кондак, очень выразительно свидетельствующие нам о том, как вспоминает их церковная традиция.

Прозвучавшее евангельское чтение всем нам достаточно хорошо знакомо. И нельзя не видеть насколько его содержание оказывается созвучным и с гонениями на первых христиан, и с теми гонениями, которые были в недавнем прошлом в нашей стране, и с теми гонениями, которые, наверное, будут еще видимо, по той же причине, о которой предупреждает нас Евангелие. Я не стану говорить то, что говорил многократно в разных храмах по разным поводам о новомучениках.

Могу сказать прежде всего только одно. На мой взгляд, почитание новомучеников в нашей церкви так и не сложилось. По существу мы только сейчас начинаем осознавать это как очень сложный и противоречивый аспект церковной жизни. Да, мы отдавали и отдаем, к сожалению, дань привычным стереотипам, в том числе и советского сознания: нам нужны герои. Никак не вмещаются новомученики в этот привычный стереотип. Как они не героически погибали! Уж это я могу сказать определенно, имея в виду огромное количество материалов, которые мы изучали в Синодальной комиссии по канонизации. Я имею в виду и период гражданской войны, и период репрессий начала 1920-х годов, и период коллективизации и самых кровавых репрессий 1937 года.

Но мы, постоянно перечисляя их имена, как будто говорим: «Вот она, лучшая часть нашего народа, которая дает нам право не каяться в грехе, совершенном тем же самым верующим нашим народом по отношению к ним. Вот та часть нашего народа, продолжателями дела которых являемся и мы - лучшие христиане, помнящие. Мы их продолжатели, а значит, мы на их месте поступили бы, как они». Это большое искушение. Никто из нас не должен даже посметь подумать, что он бы в этой ситуации поступил как должно. Мы не знаем этого.

В процессе канонизации для меня было удивительно то, что, в частности, на юбилейном соборе 2000 года было явлено подлинное лицо церкви. К этому моменту нам, членам Синодальной комиссии по канонизации удалось добиться очень важного, на мой взгляд, результата в нашей работе: благодаря в значительной степени позиции митрополита Ювеналия, который и отстаивал взгляды нашей комиссии в Синоде, мы добились канонизации некоторых выдающихся оппонентов митрополита Сергия, тех, кто действительно не потерял духовной трезвости и являл подлинное мужество. Я имею в виду прежде всего местоблюстителей патриаршего престола митрополитов Кирилла, Агафангела и Петра.

И для меня это было чудом явления церкви, когда юбилейный собор, состоявший в том числе из людей, которым была абсолютно чужда эта тема, все-таки прославил новомучеников.

И вот сегодня я бы хотел обозначить еще одну страницу святости новомучеников. Благо, произошло нечто такое, что действительно во многом заставляет нас задуматься над тайной мучеников ХХ века.

Вы все знаете, что на днях был прославлен в качестве страстотерпца лейб-медик Евгений Боткин. Строго говоря, подвиг слуг царской семьи был не менее, если не более замечателен, чем самих ее членов. Ибо в отличие от членов императорской семьи у них был выбор, который неоднократно вставал перед ними в заточении: остаться с царской семьёй и погибнуть или нет. И они выбрали смерть.

И сейчас принято решение канонизировать именно Евгения Боткина - не всех слуг царской семьи, а только его одного. Да, действительно, он выделяется на общем фоне: не лакей, не повар, не горничная, а врач. И это дает нам повод задуматься над тайной человеческой святости, над тайной человеческой добродетели. Ведь строго говоря, на фоне горничной Демидовой, повара Харитонова Боткин представляется человеком, наименее подходящим под стереотипные представления о церковности.

Перед нами прежде всего стопроцентнейший русский врач рубежа XIX и XX веков. Он, не происходил из семьи священника, как многие врачи. Его отец был не менее знаменитый врач - Сергей Петрович Боткин, тоже лейб-медик, который даже был намного более знаменит, чем его сын. Атмосферу, в которой формировался будущий страстотерпец, уж никак церковной не назовешь. Он рос в доме своего отца, сына купца, успешного врача. Для того чтобы много не говорить об этой семье, я приведу хрестоматийнейший пример. Когда умирающего Салтыкова-Щедрина родные убедили все-таки позвать отца Иоанна Кронштадтского - может быть, он все-таки поможет (видите, как все узнаваемо, ничего не меняется), и великий острослов согласился - он только об одном просил: чтобы ни в коем случае не узнал Сергей Петрович Боткин (который его лечил). Потому что после этого он ему в глаза смотреть не сможет. Естественно, все получилось в нашем российском стиле. Когда молебен был уже завершен, отец Иоанн Кронштадтский пил чай. А надо сказать, что отец Иоанн после молебна поцеловал Михаила Евграфовича в уста. Это означало, что он уже все понял. Он всегда так делал после молебна в отношении тех, кто был обречен. Многие, правда, наоборот, видели в этом обнадеживающий момент. И вот, размякший Михаил Евграфович сидит, уставший после молебна отец Иоанн пьет чай, толпа иоанниток, духовных чад отца Иоанна, стоит у подъезда этого дома. А Боткин как назло проезжает, видит толпу и в ужасе решает, что Салтыков-Щедрин умер и это стоят почитатели его таланта. Он врывается в квартиру Салтыкова-Щедрина и видит «отвратительную картину»: писатель, его пациент, сидит с целителем-попом! Вот такая была семья Боткиных.

Евгений Боткин явно искал себя - окончил почти полный курс физико-математического факультета, прежде чем перешел в Медико-хирургическую академию. А дальше перед нами типичный русский врач. Он работал в больнице для бедных, потом прошел стажировку за границей и далее была успешная карьера, которая привела его в 1910 году в лейб-медики по желанию императрицы. Безусловно, перед нами человек, для которого его долг врача не ассоциировался с какими-то церковными благословениями. Более того, можно представить, что неофитский энтузиазм, неизбывно сопровождавший императрицу в ее духовной жизни, вызывал у него раздражение. Но для доктора Боткина это были его пациенты, которые вверили ему свои жизни, причем один из них был обречен с детских лет на страшные мучения и на скорую смерть.

И происходит то, что происходит. Он остается с ними до конца. В Бога он, конечно, веровал, а глубоко воцерковленным человеком вряд ли был.

Но он, я думаю, лучше всех остальных, раньше императора понял, что они все будут расстреляны. И вот он принимает смерть. И теперь именно он прославлен как страстотерпец. И здесь возникает интересный вопрос о многих других новомучениках, еще не прославленных. В деятельности нашей комиссии, конечно, возник вполне определенный перекос, посмотрите на собор новомучеников - в нем доминируют клирики. Потом мы стали задумываться о мирянах. И как ни странно, мы чисто статистически обнаружили, что матушки давали признательные признания гораздо реже, чем батюшки. Тогда мы переключились на матушек, потом на мирян вообще и так далее.

И вот теперь перед нами вопрос: расширять ли и дальше круг тех, кто еще может быть прославлен? Кто погибал не в связи с какими-то церковными делами, о ком мы не знаем меры их воцерковленности и которые вместе с тем вели себя достойно, по-христиански?

И последнее, что я хотел бы сказать. Я не раз уже об этом вам говорил. Сутью христианства являются свобода и любовь. И создав человека свободным, Господь каждого наделил особой тайной его внутренней жизни, которую познать оказывается невозможно. Да, оценивать его поступки мы еще можем, но разобраться во внутренних мотивах его очень сложно. Вот обо что любая агиография, как правило, и спотыкалась. Попытка воспроизвести внутренний мир святого всегда приводила к какой-то профанации.

Кто же тогда свят перед Господом? Нам остается быть как можно менее категоричными в этом отношении. И не только не делить мертвых на святых и обыкновенных, но прежде всего в отношении окружающих наших ближних быть более сдержанными, оставляя за каждым из нас данное нам именно Богом право быть свободным в выборе своих поступков, своих внутренних решений. Тогда действительно мы будем всё в этом мире и в этой жизни воспринимать более по-христиански. А страстотерпец Евгений да будет примером того, что в России всегда была категория людей, которые могли быть православными, католиками, лютеранами, но которые более других являли в жизни пример христианского служения.

Евгений Сергеевич Боткин родился 27 мая 1865 года в Царском Селе Санкт-Петербургской губернии. Он был четвертым ребенком, рожденным от первого брака его отца Сергея Петровича с Анастасией Александровной Крыловой. (Доктор С.П. Боткин был известный на весь мир корифей отечественной терапевтической школы.)

Как духовная, так и бытовая атмосфера в этой семье была уникальной. А финансовое благополучие рода Боткиных, заложенное предпринимательской деятельностью его деда Петра Кононовича Боткина, - известного в России поставщика чая, - позволяла всем его наследникам вести безбедное существование на проценты от таковой. И, может быть, поэтому в этом роду было так много творческих личностей - врачей, художников и литераторов. Но наряду с этим, Боткины состояли еще в родстве и с такими известными деятелями русской культуры, как поэт А.А. Фет и меценат П.М. Третьяков. Сам же Евгений Боткин с раннего детства был страстным поклонником музыки, называя занятия таковой «освежающей ванной».

В семье Боткиных много музицировали. Сам же Сергей Петрович играл на виолончели под аккомпанемент своей супруги, беря частные уроки у профессора Санкт-Петербургской Консерватории И.И. Зейферта. Таким образом, с самого раннего детства Е.С. Боткин получил основательное музыкальное образование и приобрел тонкий музыкальный слух.

Кроме занятий музыкой, семья Боткиных жила также насыщенной общественной жизнью. На ставшие знаменитыми «Боткинские субботы» собирался столичный бомонд: профессора ИМПЕРАТОРСКОЙ Военно-Медицинской Академии, писатели и музыканты, коллекционеры и художники, среди которых были такие выдающиеся личности, как И.М. Сеченов, М.Е. Салтыков-Щедрин, А.П. Бородин, В.В. Стасов и др.

Уже с детских лет у Е.С. Боткина стали проявляться такие черты характера как скромность, доброе отношение к окружающим и неприятие насилия.

Так в своей книге «Мой брат» Петр Сергеевич Боткин писал: «С самого нежного возраста его прекрасная и благородная натура была полна совершенства. Он никогда не был похож на других детей. Всегда чуткий, из деликатности, внутренне добрый, с необычайной душой, он испытывал ужас от любой схватки или драки. Мы, другие мальчишки, бывало, дрались с неистовством. Он, по обыкновению своему, не участвовал в наших поединках, но когда кулачный бой принимал опасный характер, он, рискуя получить травму, останавливал дерущихся. Он был очень прилежен и смышлен в учебе».

Начальное домашнее образование позволило Е.С. Боткину в 1878 году поступить сразу в 5-й класс 2-й Санкт-Петербургской Классической Гимназии, где почти сразу же проявились его блестящие способности в области естественных наук. Поэтому после окончания этого учебного заведения в 1882 году он поступает на Физико-Математический Факультет ИМПЕРАТОРСКОГО Санкт-Петербургского Университета. Однако пример отца-врача и любовь к медицине оказались сильнее, и уже на следующий год (сдав экзамены за первый курс университета) он поступает на младшее отделение открывшегося Приготовительного Курса ИМПЕРАТОРСКОЙ Военно-Медицинской Академии.

В 1889 году умирает отец Евгения Сергеевича и почти в это же время он успешно оканчивает ИВМА третьим в выпуске, удостоившись звания Лекаря с отличием и именной Пальцевской премии, которую присуждали «третьему по старшинству баллов в своем курсе…»

Свой путь практикующего эскулапа Е.С. Боткин начинает в январе 1890 года с должности Врача-ассистента Мариинской больницы для бедных, а в декабре этого же года его командируют в Германию, где он проходит практику у ведущих врачей и знакомится с обустройством больниц и больничного дела.

По окончанию врачебной практики в мае 1892 года Евгений Сергеевич приступает к работе Врача ИМПЕРАТОРСКОЙ Придворной Певческой Капеллы, а с января 1894 года он вновь возвращается к работе в Мариинской больнице в качестве сверхштатного Ординатора.

Одновременно с клинической практикой Е.С. Боткин занимается научными изысканиями, основными направлениями в которых были работы в области иммунологии, сущности процесса лейкоцитоза, защитных свойств форменных элементов крови и др.

В 1893 году Е.С. Боткин вступает в брак с Ольгой Владимировной Мануйловой, а на следующий год в их семье рождается первенец - сын Дмитрий. /Забегая немного вперёд, нужно сказать, что в семье Евгения Сергеевича было четверо детей: сыновья - Дмитрий (1894-1914), Юрий (1896-1941), Глеб (1900-1969) и дочь - Татьяна (1899-1986)/

8 мая 1893 года Е.С. Боткин блестяще защищает диссертацию на соискание степени доктора медицины по теме «К вопросу о влиянии альбумоз и пептонов на некоторые функции животного организма», которую он посвящает своему отцу. А его официальным оппонентом на этой защите был наш выдающийся соотечественник и физиолог И.П. Павлов.

В 1895 году Е.С. Боткин вновь командируется в Германию, где на протяжении двух лет повышает свою квалификацию, занимаясь практикой в медицинских учреждениях Хайдельберга и Берлина, а также посещает лекции немецких профессоров Г. Мунка, Б. Френкеля, П. Эрнста и др.

В мае 1897 года Е.С. Боткин избирается Приват-доцентом ИВМА.

18 октября 1897 года он читает студентам свою вступительную лекцию, которая весьма примечательна тем, что весьма наглядно показывает его отношение к больным:

«Раз приобретенное вами доверие больных переходит в искреннюю привязанность к вам, когда они убеждаются в вашем неизменно сердечном к ним отношении. Когда вы входите в палату, вас встречает радостное и приветливое настроение - драгоценное и сильное лекарство, которым вы нередко гораздо больше поможете, чем микстурами и порошками. (…) Только сердце для этого нужно, только искреннее сердечное участие к больному человеку. Так не скупитесь же, приучайтесь широкой рукой давать его тому, кому оно нужно. Так, пойдем с любовью к больному человеку, чтобы вместе учиться, как ему быть полезным».

С началом Русско-Японской войны 1904 - 1905 года Е.С. Боткин уходит добровольцем в Действующую Армию, в которой назначается Заведующим Медицинской частью Российского Общества Красного Креста (РОКК) в Маньчжурской Армии.

Однако, занимая эту достаточно высокую административную должность, он, тем не менее, большую часть времени предпочитает находиться на передовых позициях.

Рассказывают, что однажды в Полевой Лазарет был доставлен раненый Ротный Фельдшер. Оказав ему первую помощь, Е.С. Боткин взял его медицинскую сумку и вместо него отправился на передовую.

Свое отношение к участию в этой войне, доктор Е.С. Боткин довольно подробно описывает в своей книге «Свет и тени Русско-Японской войны 1904 - 5 г.г. (Из писем к жене)», изданной в Санкт-Петербурге в 1908 году, некоторые выдержки из которой приводятся ниже:

«За себя я не боялся: никогда еще я не ощущал в такой мере силу своей Веры. Я был совершенно убежден, что как ни велик риск, которому я подвергался, я не буду убит, если Бог того не пожелает, я не дразнил судьбу, не стоял у орудий, чтобы не мешать стреляющим, но я сознавал, что я нужен, и это сознание делало мое положение приятным».

«Удручаюсь все более и более ходом нашей войны, и потому больно, что столько проигрываем и столько теряем, но едва ли не больше потому, что целая масса наших бед есть только результат отсутствия у людей духовности, чувства долга, что мелкие расчеты становятся выше понятий об Отчизне, выше Бога». (Лаоян, 16 мая 1904 г.),

«Сейчас прочел все последние телеграммы о падении Мукдена и об ужасном отступлении нашем к Тельнику. Не могу передать тебе своих ощущений. (…) Отчаяние и безнадежность охватывает душу. Что-то будет у нас в России? Бедная, бедная родина». (Чита, 1 марта 1905 г.).

Ратный труд доктора Е.С. Боткина на занимаемом им посту не остался без внимания его непосредственного начальства и по окончанию этой войны «За отличие, оказанное в делах против японцев», он был удостоен Орденов Святого Владимира II и III степени с мечами и бантом.

Но внешне спокойный, волевой и всегда доброжелательный доктор Е.С. Боткин на самом деле был человеком весьма сентиментальным, на что нам прямо указывает П.С. Боткин в уже упоминаемой книге «Мой брат»:

«….я приехал на могилу к отцу и вдруг на пустынном кладбище услышал рыдания. Подойдя ближе, увидел лежащего на снегу брата (Евгения). «Ах, это ты, Петя, вот пришел с папой поговорить», - и снова рыдания. А через час никому во время приема больных и в голову не могло прийти, что этот спокойный, уверенный в себе и властный человек мог рыдать, как ребенок».

6 мая 1905 года доктор Е.С. Боткин назначается Почетным Лейб-Медиком Императорской Семьи, о чем он узнает, находясь еще в Действующей Армии.

Осенью 1905 года он возвращается в Санкт-Петербург и приступает к преподавательской работе в ИВМА, а в 1907 году назначается Главным Врачом Георгиевской Общины Сестер Милосердия Красного Креста, медицинскую часть которой с 1870 года возглавлял его покойный отец.

После смерти Лейб-Медика Густава Ивановича Гирша, последовавшей в 1907 году, Царская Семья осталась без одного из таковых, вакантное место которого требовало срочного восполнения. Кандидатура же нового придворного врача была названа самой Государыней, которая на вопрос, кого бы она хотела видеть на его месте, ответила: «Боткина». А на вопрос, какого из них именно (в то время в Санкт-Петербурге было два Боткина), сказала: «Того, который воевал». (Хотя родной брат Е.С. Боткина - Сергей Сергеевич был тоже участником минувшей Русско-японской войны.)

Таким образом, начиная с 13 апреля 1908 года, Евгений Сергеевич Боткин стал Почётным Лейб-Медиком Государя Императора Николая II Александровича и Его Семьи, в точности повторив карьерный путь своего отца, который был Лейб-Медиком двух предыдущих Императоров - Александра II и Александра III.

Надо сказать, что к тому времени все Медицинские чины (так официально назывались врачи при Высочайшем Дворе), обслуживающие Царскую Семью, состояли в штате Министерства ИМПЕРАТОРСКОГО Двора и Уделов, представляя собой довольно значительную по количественному составу группу лучших титулованных специалистов по многим врачебным специальностям: терапевта, хирурга, окулиста, акушера, педиатра, дантиста и др.

Свою любовь к больным, Е.С. Боткин перенес и на Августейших пациентов, так как в круг его непосредственных обязанностей входило врачебное наблюдение и лечение все членов Царской Семьи: от неизлечимо больного Наследника Цесаревича до Государя.

Непосредственно сам Государь относился к Е.С. Боткину с нескрываемой симпатией и доверием, терпеливо выдерживая все лечебно-диагностические процедуры.

Но если здоровье Государя было, можно сказать, отменным (если не считать плохой стоматологической наследственности и периодических болей геморроидального характера), то наиболее сложными пациентами для доктора Е.С. Боткина были Государыня и Наследник.

Еще в раннем детстве, принцесса Алиса Гессен-Дармштадская перенесла дифтерию, осложнения после которой с годами сказались в довольно частых приступах ревматизма, периодических болях и отеках в ногах, а также в нарушении сердечной деятельности и аритмии. А, кроме того, развитию таковых в немалой степени поспособствовали и пять перенесенных родов, окончательно подорвавших Ее, и без того слабый организм.

Из-за этих постоянных недугов, извечных страхов за жизнь Своего бесконечно больного Сына и прочих внутренних переживаний, внешне величавая, но по сути очень больная и рано состарившаяся Государыня, была вынуждена отказываться от длительных прогулок, уже вскоре после его рождения. К тому же, из-за постоянных отеков ног, Ей приходилось носить специальную обувь, над размером которой, порой, подшучивали злые языки. Болям в ногах, зачастую, сопутствовали и постоянные сердцебиения, а сопровождавшие их приступы головной боли на недели лишали Государыню покоя и сна, отчего Она была вынуждена надолго оставаться в постели, а если и выходить на воздух, то не иначе, как в специальной прогулочной коляске.

Но еще больше хлопот доктору Е.С. Боткину доставлял Наследник Цесаревич Алексей Николаевич, врожденная и смертельная болезнь которого требовала его повышенного врачебного внимания. И случалось так, что он дни и ночи напролет проводил у его постели, оказывая ему не только медицинскую помощь, но и врачуя не мене важным для любого больного лекарством - человеческим участием к горю больного, отдавая этому несчастному созданию все тепло своего сердца.

И такое участие не могло не найти взаимный отклик в душе его маленького пациента, который однажды напишет своему любимому доктору: «Я вас люблю всем своим маленьким сердцем».

В свою очередь, Евгений Сергеевич также всей душой привязался к Наследнику и всем остальным Членам Царской Семьи, не раз говоря своим домочадцам, что: «Своей добротой Они сделали меня рабом до конца дней моих».

Однако отношения Лейб-медика Е.С. Боткина с Царской Семьей не всегда были такими уж безоблачными. И причиной тому - его отношение к Г.Е. Распутину, послужившее той самой «черной кошкой», которая пробежала между ним и Государыней. Как и большинство верноподданных, знавших о Старце Григории лишь со слов людей никогда с ним не общавшихся, а посему по своему недомыслию всячески муссирующих и раздувающие о нем самые грязные слухи, начало которым положили личные враги Государыни в лице, так называемых, «черных». (Так Государыня называла своих недругов, объединившихся вокруг Двора Черногорских Княжон - Станы Николаевны и Милицы Николаевны, которые стали жёнами Великих Князей Николая Николаевича-младшего и его родного брата Петра Николаевича.) И как ни странно, в них верили не только люди далекие от Высочайшего Двора, но и такие приближенные к нему лица, как и сам Е.С. Боткин. Ибо он, попав под влияние этих слухов и сплетен во вселенском масштабе, искренне уверовал в них, а посему, подобно многим, считал Г.Е. Распутина «злым гением» Царской Семьи.

Но как человек исключительной честности, никогда не изменявший своим принципам и никогда не шедший на компромисс, если таковой противоречит его личной убежденности, Е.С. Боткин как-то отказал даже Государыне в Ее просьбе принять у себя на дому Г.Е. Распутина. «Оказать медицинскую помощь любому - мой долг, - сказал Евгений Сергеевич. Но на дому такого человека не приму».

В свою очередь, это заявление не могло не охладить на некоторое время отношения между Государыней и Ее любимым Лейб-Медиком. Посему после одного из кризисов болезни, случившимся у Наследника Цесаревича осенью 1912 года, когда профессора Е.С. Боткин и С.П. Федоров, а также Почетный Лейб-Хирург В.Н. Деревенко признали себя бессильными перед таковой, Государыня стала еще больше доверять Г.Е. Распутину. Ибо последний, обладая Божьим Даром целительства, не ведомым упомянутым светилам. А посему силой молитвы и заговоров сумел вовремя остановить открывшееся у Наследника внутреннее кровотечение, которое с большой долей вероятности могло бы закончиться для него летальным исходом.

Как врач и человек исключительной нравственности, Е.С. Боткин никогда не распространялся на стороне о здоровье своих Августейших пациентов. Так, Начальник Канцелярии Министерства ИМПЕРАТОРСКОГО Двора Генерал-Лейтенант А.А. Мосолов в своих воспоминаниях «При Дворе последнего Российского Императора» упоминал о том, что: «Боткин был известен своей сдержанностью. Никому из свиты не удалось узнать от него, чем больна Государыня и какому лечению следуют Царица и Наследник. Он был, безусловно, преданный Их Величествам слуга».

Занимая столь высокое положение и будучи весьма близким к Государю человеком, Е.С. Боткин, тем не менее, был весьма далек от какого-либо «вмешательства в Российскую государственную политику». Однако, как гражданин, он просто не мог не видеть всей пагубности общественных настроений, которые считал главными причинами поражения в Русско-Японской войне 1904 - 1905 года. Хорошо также понимал он и то, что разжигаемая врагами Престола и Отечества ненависть к Царской Фамилии и всему Дому Романовых выгодна лишь врагам России - той России, которой на протяжении многих лет служили его предки и за которою он воевал на полях сражений.

Пересмотрев впоследствии свое отношение к Г.Е. Распутину, он стал презирать тех людей, которые сочиняли или повторяли разные небылицы о Царской Семье и Ее личной жизни. И о таких людях он отзывался следующим образом: «Если бы не было Распутина, то противники Царской Семьи и подготовители революции создали бы его своими разговорами из Вырубовой, не будь Вырубовой, из меня, из кого хочешь».

И еще: «Я не понимаю, как люди, считающие себя монархистами и говорящие об обожании Его Величества, могут так легко верить всем распространяемым сплетням, могут сами их распространять, возводя всякие небылицы на Императрицу, и не понимают, что, оскорбляя Ее, они тем самым оскорбляют Ее Августейшего Супруга, которого якобы обожают».

К этому времени не совсем все удачно складывалось и личная жизнь Евгения Сергеевича.

В 1910 году, оставив детей на его попечение, от него уходит жена, увлекшаяся модными в то время революционными идеями, а вместе с ними и молодым, годившимся ей в сыновья студентом Рижского Политехнического Института, который был моложе ее на целых 20 лет. После ее ухода, Е.С. Боткин остался с тремя младшими детьми - Юрием, Татьяной и Глебом, так как его старший сын - Дмитрий к тому времени уже жил самостоятельно. Внутренне сильно переживая уход жены, Евгений Сергеевич с еще большей энергией стал отдавать тепло своей души оставшимся на его попечении детям. И, надо сказать, что те - обожавшие своего отца, платили ему полной взаимностью, всегда ожидая его с работы и тревожась, всякий раз, когда он задерживался.

Пользуясь несомненным влиянием и авторитетом при Высочайшем Дворе, Е.С. Боткин, тем не менее, никогда не использовал таковое в личных целях. Так, к примеру, его внутренние убеждения не позволили замолвить словечко, чтобы выхлопотать «теплое место» даже для своего собственного сына Дмитрия - Хорунжего Лейб-Гвардии Казачьего полка, ушедшего с началом Первой мировой войны на фронт и погибшим 3 декабря 1914 года. (Горечь этой утраты стала незаживающей кровоточащей раной в отцовском сердце, боль от которой сохранялась в нем до самых последних дней его жизни.)

А еще через несколько лет в России наступили новые времена, обернувшиеся для нее политической катастрофой. В конце февраля 1917 года началась, затеянная кучкой изменников, великая смута, которая уже в начале марта привела к отречению Государя от Престола.

Подвергнутые домашнему аресту и содержавшиеся под стражей в Царскосельском Александровском Дворце, Государь и Его Семья, практически, оказалась заложниками грядущих событий. Ограниченные свободой и изолированные от внешнего мира Они пребывали в нем лишь с самыми близкими людьми, в числе которых был и Е.С. Боткин, не пожелавший покинуть Царскую Семью, ставшей ему еще более родной с началом выпавших на Ее долю испытаний. (Лишь на самое короткое время он оставляет Августейшую Семью, чтобы оказать помощь больной тифом вдове его погибшего сына Дмитрия, а когда ее состояние не стало более вызывать у него опасений, Евгений Сергеевич без каких-либо просьб и принуждения возвратился назад к Августейшим Узникам.)

В конце июля 1917 года Министр-Председатель Временного Правительства А.Ф. Керенский объявил Государю и Его Семье о том, что все они вместо поездки в Крым, будут отправлены в один из сибирских городов.

Верный своему долгу, Е.С. Боткин, ни минуты не колеблясь, принимает решение разделить Их участь и выехать в эту сибирскую ссылку вместе со своими детьми. А на вопрос Государя, на кого он оставит своих самых младших детей Татьяну и Глеба, он ответил, что для него нет ничего выше, чем забота об Их Величествах.

Прибыв в Тобольск, Е.С. Боткин, вместе со всеми слугами бывш. Царя, проживал в доме рыбопромышленника Корнилова, расположенном поблизости Губернаторского дома, куда была поселена Царская Семья.

В доме Корнилова Е.С. Боткин занимал две комнаты, где он в соответствии с полученным разрешением мог принимать солдат Сводного Гвардейского Отряда по охране бывшего царя и местное население и куда 14 сентября 1917 года прибыли его дети Татьяна и Глеб.

Об этих последней в своей жизни днях врачебной практики, об отношении солдат, тобольчан и просто приезжавшего к нему издалека местного населения, Е.С. Боткин написал в последнем письме, адресованному «другу Саше»: «Их доверие меня особенно трогало, и меня радовала их уверенность, которая их никогда не обманывала, что и приму их с тем же вниманием и лаской, как всякого другого больного и не только как равного себе, но и в качестве больного, имеющего все права на все мои заботы и услуги».

Жизнь семьи доктора Е.С. Боткина в Тобольске подробно описана в книге воспоминаний его дочери Татьяны «Воспоминания о Царской Семье и Ее жизни до и после революции». Так, в частности, она упоминает о том, что, несмотря на то, что личная переписка ее отца подвергалась цензуре, сам он, в отличие от других узников, мог свободно передвигаться по городу, квартира его никогда не подвергалась досмотру, а записаться к нему на прием мог любой, кто пожелает.

Но относительно безмятежная жизнь в Тобольске закончилась с прибытием в него 20 апреля 1918 года Чрезвычайного Комиссара ВЦИК В.В. Яковлева с отрядом боевиков, который объявил Царской Семье, что по распоряжению Советской власти он в самое ближайшее время должен будет вывезти Ее из города, согласно известного только ему маршруту следования.

И вновь, даже в этой ситуации, полной тревог и неизвестности, Лейб-Медик Е.С. Боткин, верный своему врачебному и моральному долгу, отправляется вместе Государем, Государыней, Их Дочерью Марией и др. навстречу своей гибели.

В ночь с 25 на 26 апреля 1918 года они выезжают из Тобольска и следуют на подводах в сторону Тюмени. Но что характерно! Страдая в пути следования от бесконечной дорожной тряски, холода и почечных колик, доктор Е.С. Боткин остается доктором даже в этой нестерпимо болезненной для него обстановке, отдав свою шубу Великой Княжне Марии Николаевне, которая, отправившись в это неблизкое путешествие, не захватила с собой по-настоящему теплых вещей.

27 апреля Августейшие Узники и сопровождающие Их лица добрались до Тюмени, а 30 апреля, после нескольких дней дорожных мытарств и приключений, были доставлены в Екатеринбург, где Е.С. Боткин в качестве пленника был помещен под арест в ДОН.

Находясь в доме Ипатьева, Е.С. Боткин, верный врачебному долгу, делал все для того, чтобы хоть как-то облегчить участь своих Венценосных пациентов.

Вспоминая об этом годы спустя, бывший Комендант Дома особого Назначения Я.М. Юровский писал:

«Доктор Боткин был верный друг семьи. Во всех случаях по тем или иным нуждам семьи он выступал ходатаем. Он был душой и телом предан семье и переживал вместе с семьей Романовых тяжесть их жизни».

Почти тоже самое, более сорока лет спустя вспоминал и его бывший помощник Г.П. Никулин:

«Как правило, всегда ходатаем по всем всевозможным, значит, делам был всегда, вот, доктор Боткин. Он, значит, обращался…»

И в этом они оба были абсолютно правы, так как все просьбы арестованных передавались, либо непосредственно Комендантам ДОН (А.Д. Авдееву или сменившему его Я.М. Юровскому), либо дежурным членам Уральского Облсовета (таковые назначались в первый месяц пребывания Царской Семьи в ДОН, где несли суточное дежурство).

После прибытия в Екатеринбург и размещения в доме Ипатьева перевезенных из Тобольска Августейших Детей, доктор Е.С. Боткин понимает, что его «угасающих сил» для ухода за больным Наследником Цесаревичем явно не хватает.

Поэтому уже на следующий день он пишет на имяА.Г. Белобородова записку нижеследующего содержания:

«Екатеринбург.

В [Екатеринбургский] Областной Исполнительный комитет

Господину Председателю.

Как врач, уже в течение десяти лет наблюдающий за здоровьем семьи Романовых, находящейся в настоящее время в ведении Областного Исполнительного Комитета вообще и в частности Алексея Николаевича, обращаюсь к Вам, господин Председа-тель, с следующей усерднейшей просьбой. Алексей Николаевич, лечение которого ведет доктор Вл.[адимир] Ник.[олаевич] Деревенко, подвержен страданиям суставов под влиянием уши-бов, совершенно неизбежных у мальчика его возраста, сопровождающихся выпотеванием в них жидкости и жесточайшими вследствие этого болями. День и ночь в таких случаях мальчик так невыразимо страдает, что никто из ближайших родных его, не говоря уже о хронически больной сердцем матери его, не жалеющей себя для него, не в силах долго выдерживать ухода за ним. Моих угасающих сил тоже не хватает. Состоящий при нем Клим Григорьевич Нагорный после нескольких бессонных и пол-ных мучений ночей сбивается с ног и не в состоянии был бы выдерживать вовсе, если б на смену и помощь ему не являлись преподаватели Алексея Николаевича - г. Гиббс и в особенности воспитатель его г. Жильяр. Спокойные и уравновешенные, они, сменяя один другого, чтением и переменою впечатлений отвлекают в течение дня больного от его страданий, облегчая ему их и давая тем временем родным его и Нагорному возможность поспать и собраться с силами для смены их в свою очередь. Г. Жильяр, к которому Алексей Николаевич за семь лет, что он находится при нем неотлучно, особенно привык и привязался, проводит около него во время болезни иногда и целые ночи, отпуская измученного Нагорного выспаться. Оба преподавате-ля, особенно же, повторяю, г. Жильяр, являются для Алексея Николаевича совершен-но незаменимыми, и я, как врач, должен признать, что они зачастую приносят боль-ному более облегчения, чем медицинские средства, запас которых для таких случаев, к самолечению, крайне ограничен.

Ввиду всего изложенного, я и решаюсь, в дополнение к просьбе родителей боль- ного, беспокоить Областной Исполнительный Комитет усерднейшим ходатайством допустить г.г. Жильяра и Гиббса к продолжению их самоотверженной службы при Алексее Николаевиче Романове, а ввиду того, что мальчик как раз сейчас находится в одном из острейших приступов своих страданий, особенно тяжело им переносимых вследствие переутомления путешествием, не отказать допустить их - в крайности же хотя бы одного г. Жильяра - к нему завтра же.

Доктор Ев.[гений] Боткин

Передавая эту записку адресату, комендант А.Д. Авдеев не удержался от того, чтобы не наложить на нее собственную резолюцию, которая как нельзя лучше выразила его отношение, не только к больному ребенку и доктору Е.С. Боткину, но и ко всей Царской Семье в целом:

«Просмотрев настоящую просьбу доктора Боткина, считаю, что из этих слуг один яв-ляется лишним, т.е. дети все царские и могут следить за больным, а поэтому предлагаю Пред-седателю Облсовета немедля поставить на вид этим зарвавшимся господам ихнее положение. Комендант Авдеев».

В настоящее время, среди многих исследователей царской темы, которые в своих работах делают определенную ставку на так называемые «воспоминания очевидца» Й. Мейера. (Бывшего военнопленного Австро-Венгерской армии Йоганна Людвига Майера, опубликовавшие таковые в 1956 году в немецком журнале «Семь дней» под названием «Как погибла Царской Семья».) Так вот, согласно этому «источнику» появилась версия о том, что, после посещения ДОН политическим руководством Урала возникла идея переговорить с доктором Е.С. Боткиным, вызвав его в помещение «Революционного Штаба».

« (…) Мебиус, Маклаванский и доктор Милютин сидели в комнате Рево-люционного штаба, когда вошел доктор Боткин. Этот Боткин был ве-ликаном. (…)

Тогда Маклаванский начал говорить:

- Слушайте, доктор, - сказал он своим приятным, всегда искреннем голосом,- Революционный штаб решил Вас отпустить на свободу. Вы врач и желаете помочь страдающим людям. Для этого Вы имеете у нас доста-точно возможностей. Вы можете в Москве взять управление больницей или открыть собственную практику. Мы Вам дадим даже рекомендации, так что никто не сможет иметь что-нибудь против Вас.

Доктор Боткин молчал. Он смотрел на сидящих перед ним людей и, казалось, не мог побороть известного недоверия к ним. Казалось, что он почуял западню. Маклаванский должен был это почувствовать, так как он продолжал убедительно:

- Поймите нас, пожалуйста, правильно. Будущее Романовых выглядит несколько мрачновато.

Казалось, что доктор начинал медленно понимать. Его взор пере-ходил с одного на другого. Медленно, почти запинаясь, решился он на ответ:

- Мне, кажется, я Вас правильно понял, господа. Но, видите ли, я дал царю мое честное слово оставаться при нем до тех пор, пока он жив. Для человека моего положения, невозможно не сдержать такого слова. Я также не могу оставить наследника одного. Как могу я это совместить со своей совестью? Вы все же должны это понять...

Маклаванский бросил короткий взгляд на своих товарищей. Пос-ле этого он обратился еще раз к доктору:

- Конечно, мы это понимаем, доктор, но видите ли, сын неизлечим, это Вы знаете лучше чем мы. Для чего Вы жертвуйте собой для... ну, скажем мы, для потерянного дела... Для чего, доктор?

- Потерянное дело? - спросил Боткин медленно. Его глаза забле-стели.

- Ну, если Россия гибнет, могу и я погибнуть. Но ни в коем слу-чае не оставлю царя!

- Россия не погибнет! - сказал Мебиус резко.

- Мы позаботимся об этом. Большой народ не погибнет...

- Хотите Вы меня разъединить силой с царем? - спросил Боткин с холодным выражением лица.

- Этому я все же не поверю, господа!

Мебиус посмотрел пристально на доктора. Но теперь вступил доктор Милютин.

- Вы не несете никакой ответственности в проигранной войне, доктор, - сказал он слащавым голосом.

- Мы Вам ничего не можем поста-вить в упрек, мы только считаем своим долгом Вас предупредить о Ва-шей личной гибели...

Доктор Боткин сидел несколько минут молча. Его взор был устрем-лен в пол. Комиссары уже верили, что он передумает. Но вдруг облик доктора изменился. Он приподнялся и сказал:

- Меня радует, что есть еще люди, которые озабочены моей личной судьбой. Я Вас благодарю за то, что Вы мне идете навстречу... Но помогите этой несчастной семье! Вы сделаете хорошее дело. Там в доме цветут великие души России, которые облиты грязью политиков. Я благодарю Вас, господа, но я останусь с царем! - сказал Боткин и встал. Его рост превышал всех.

- Мы сожалеем, доктор, - сказал Мебиус.

- В таком случае, поезжайте опять назад. Вы можете ещё обдумать».

Конечно же, этот разговор - чистой воды вымысел, равно как и личности Маклаванского и доктора Милютина.

И, тем не менее, не всё в «воспоминаниях» Й. Мейера оказалось плодом его необузданной фантазии. Так, упоминаемый им «Революционный Штаб» в действительности всё же существовал. (До мая 1918 года он назывался Штабом Революционного Западного фронта по борьбе с контрреволюцией, после чего его сотрудники были зачислены в штат Средне-Сибирского Окружного Комиссариата по Военным делам в котором Й. Мейер стал занимать весьма скромную должность переписчика Агитационного Отдела).

Как и все узники дома Ипатьева, доктор Е.С. Боткин писал письма и получал ответы на них из далёкого Тобольска, где оставались его дочь Татьяна и младший сын Глеб. (В настоящее время в ГА РФ имеются несколько писем Т.Е. Боткиной, которые та написала в Екатеринбург своему отцу.)

Вот отрывок одного из них от 4 мая (23 апреля) 1918 года, в которое она вкладывает всю свою дочернюю любовь:

« (…) Драгоценный, золотой ненаглядный мой папулечка!

Вчера мы были ужасно обрадованы твоим первым письмом, которое целую неделю шло из Екатеринбурга; тем не менее это были наиболее свежие известия о тебе, потому что приехавший вчера Матвеев с которым Глеб разговаривал, не мог нам сказать ничего кроме того, что у тебя была почечная колика <неразб.> этого я ужасно боялась, но судя по тому, что ты уже <неразб.> писал, что здоров я надеюсь, что эта колика была несильная. (…)

Не могу себе представить, когда мы увидимся, т.к. у меня нет никакой надежды на <неразб.> уехать со всеми, но я постараюсь приехать все-таки поближе к тебе. Без тебя здесь сидеть <неразб.> очень скучно, да и бесцельно. Хочется какого-нибудь дела, а не знаешь, чем заняться, да и долго ли придется здесь жить? От Юры за это время было всего одно письмо, да и то старое от 17 марта, а больше ничего.

Пока кончаю, мой дорогой. Не знаю, дойдет ли до тебя моё письмо. А если дойдёт, то когда. И кто же будет читать до тебя (эта фраза вписана между строчками мелким почерком. - Ю.Ж. )

Целую тебя, мой драгоценный, много, много и крепко - как люблю.

До свидания, мой дорогой, мой золотой, мой любимый. Надеюсь, что скоро увидимся. Целую тебя еще много раз.

Твоя Таня».

« (…) Пишу тебе уже из новых наших комнат и надеюсь, что это письмо дойдет до тебя, т.к. его везет комиссар Хохряков. Он также сказал, что может доставить тебе сундук с вещами, в который я уложила всё, что у нас было из твоих вещей, т.е. несколько фотографий, сапоги, бельё, платье, папиросы, одеяло и осеннее пальто. Аптеки я тоже сдала комиссару как имущество семьи, не знаю, получишь ли ты наше письмо. Я же тебя крепко-прекрепко обнимаю, мой ненаглядный, за твои такие хорошие и ласковые письма».

Писал письма из ипатьевского дома и Евгений Сергеевич. Писал своим младшим детям - Татьяне и Глебу в Тобольск, своему сыну Юрию, а также младшему брату Александру Сергеевичу Боткину. На сегодняшний день известно, по крайней мере, о четырёх его посланиях двум последним лицам. Первые три, датированные 25 апреля (8 мая), 26 апреля (9) мая и 2 (15) мая были адресованы Юрию, а четвёртое, написанное 26 июня (9 июля), Александру...

Весьма интересено и их содержание. Так, к примеру, в своём первом письме он рассказывал о погоде и на редкость коротких прогулках:

«…Особенно после пребывания на воздухе, в садике, где я большую часть времени сижу. Да и время-то это пока, вследствие холодной и неприятной погоды, было весьма непродолжительным: только в первый раз, когда нас выпустили, да вчера мы гуляли по 55 минут, а то 30, 20 и даже 15. Ведь третьего дня у нас было ещё 5 градусов мороза, а сегодня утром ещё шёл снег, сейчас, впрочем, уже свыше 4 градусов тепла».

Второе, упоминаемое выше письмо было более пространным. Однако примечательно то, в нём он не только не сетует на судьбу, но даже по-христиански жалеет своих гонителей:

«… Пока мы по-прежнему в нашем временном, как нам было сказано, помещении, о чём я нисколько не жалею, как потому, что оно вполне хорошо , так и потому, что в «по-стоянном» без остальной семьи и их сопровождающих было бы, вероятно, очень пусто, если оно, как надо надеяться, хотя бы тех же размеров, что был дом в Тобольске. Прав-да, садик здесь очень мал, но пока погода не заставляла особенно об этом жалеть. Впрочем, должен оговориться, что это чисто личное мое мнение, т. к. при нашей общей покорности судьбе и людям, которым она нас вручила, мы даже не задаемся вопросом о том, «что день грядущий нам готовит», ибо знаем, что «довлеет дневи злоба его»... и мечтаем только о том, чтобы эта самодовлеющая злоба дня не была бы действительно зла.

… А новых людей нам уж немало пришлось перевидать здесь: и коменданты меняются, точнее, подмениваются часто, и комиссия какая-то заходила осматривать наше помещение, и о деньгах приходили нас допрашивать, с пред-ложением избыток (которого, кстати сказать, у меня, как водится, и не оказалось) передать на хранение и т. п. Сло-вом, хлопот мы причиняем им массу, но, право же, мы ни-кому не навязывались и никуда не напрашивались. Хотел было прибавить, что и ни о чем не просим, но вспомнил, что это было бы неверно, т. к. мы постоянно принуждены беспокоить наших бедных комендантов и о чем-нибудь просить: то денатурированный спирт вышел и не на чем согревать пищу или варить рис для вегетарианцев, то ки-пяток просим, то водопровод закупорился, то белье нужно отдать в стирку, то газеты получить и т. д. и т. п. Просто совестно, но иначе ведь невозможно, и вот почему особенно дорога и утешительна всякая добрая улыбка. Вот и сейчас ходил просить разрешения погулять немного и утром: хотя и свежевато, но солнце светит приветливо, и в первый раз сделана попытка погулять утром… И она была также приветливо разрешена.

… Кончаю карандашом, т.к. вследствие праздников не мог ещё получить, ни отдельного пера, ни чернил, и я всё пользуюсь чужими, да и то больше всех».

В своём третьем письме Е.С. Боткин также рассказывал сыну про те новые события, которые произошли в месте их нового заключения:

«… Со вчерашнего дня погода резко повернула у нас на тепло, кусок неба, видный из моего, ещё не замалёванного извёсткой окна, - ровно серо-голубого цвета, указывающего на безоблачность, но от всех ласк природы нам немножко суждено видеть, т.к. нам разрешён лишь час в день прогулки в один или два приёма…

… Сегодня я обновляю свою почтовую бумагу, которую мне вчера любезно доставили, и пишу своим новым пером и своими чернилами, которые обновил уже вчера в письме к деткам.Всё это очень, кстати, поспело, т.к. завладевая чужим пером и чернильницей, я постоянно кому-нибудь мешал ими пользоваться, а бумагу, серенькую, уложенную мне Танюшей, я уже давно извёл и писал на кусках писчей; извёл и все маленькие конвертики, кроме одного.

… Ну, вот и погуляли ровно час. Погода оказалась очень приятной - лучше, чем можно было предполагать за замазанными стёклами. Мне нравится это нововведение: я не вижу больше перед собой деревянную стену, а сижу как в благоустроенной зимней квартире; знаешь, когда мебель в чехлах, как и у нас сейчас, а окна - белые. Правда, света, разумеется, значительно меньше и он получается таким рассеянным, что слабым глазам больно, но ведь дело идёт к лету, которое бывает здесь, может быть, очень солнечным, а мы - петроградцы, солнцем не избалованы».

Свой последний в жизни день рождения Е.С. Боткин Евгений Сергеевич также встретил в доме Ипатьева: 27(14) мая ему исполнилось 53 года. Но, несмотря на столь еще, сравнительно небольшой возраст, Евгений Сергеевич уже чувствовал приближение смерти, о чем написал в своём последнем письме к своему младшему брату Александру, в котором вспоминает о минувших днях, изливая всю боль своей души… (Его, довольно объёмный текст, вряд ли стоит приводить, так как он не раз публиковался в различных изданиях. См. Татьяна Мельник (урождённая Боткина) « Жизнь Царской Семьи до и после революции», М., фирма «Анкор», 1993; «Царский Лейб-Медик» Т.Е. Боткина под редакцией К.К. Мельник и Е.К. Мельник. С-Петербург, АНО «Издательство «Царское Дело», 2010 и др.)

Письмо это так и осталось неотправленным (в настоящее время хранится в ГА РФ), о чем позднее вспоминал уже упоминавшийся Г.П. Никулин:

«Боткин, значит… Вот я повторяю, что он всегда за них ходатайствовал. Просил за них что-нибудь там сделать: священника позвать, понимаете, вот…, на прогулку вывести или, там, часики подчинить, или еще что-нибудь, там, какие-нибудь мелочи.

Ну, вот однажды я, значит, проверил письмо Боткина. Писал его, адресовал он его сыну (младшему брату. - Ю.Ж.) на Кавказ. Значит, он пишет, примерно, так:

«Вот, дорогой мой (забыл, там, как его звали: Серж или не Серж, неважно, как), вот я нахожусь там-то. Причем, я должен тебе сообщить, что когда царь-государь был в славе, я был с ним. И теперь, когда он в несчастье, я тоже считаю своим долгом находиться при нем. Живем мы так и так (он «так» - это завуалировано пишет). Причем, я на подробностях не останавливаюсь потому, что не хочу утруждать…, не хочу утруждать людей, на обязанностях которых лежит чтение [и] проверка наших писем».

Ну, вот это было единственное письмо при моем… Больше он не писал. Письмо [это], конечно, никуда не отправлялось».

И свой последний час Е.С. Боткин встретил вместе с Царской Семьёй.

17 июля 1918 года, приблизительно, в 1 час. 30 мин. полуночи Евгений Сергеевич был разбужен Комендантом Я.М. Юровским, который сообщил ему, что в виду предполагаемого нападения на дом отряда анархистов, все арестованные должны спуститься в подвал, откуда их, возможно, перевезут в более безопасное место.

После того, как доктор Е.С. Боткин разбудил всех остальных, все узники собрались в столовой, откуда проследовали через кухню и смежную с ней комнату на лестничную площадку верхнего этажа. По имеющейся там лестнице в 19 ступеней они в сопровождении Я.М. Юровского, Г.П. Никулина, М.А. Медведева (Кудрина), П.З. Ермакова и двух латышей с винтовками из числа внутренней охраны спустились по оной на нижний этаж и через имеющуюся там дверь вышли во внутренний дворик. Оказавшись на улице, все они прошли несколько метров по двору, после чего вновь зашли в дом и, пройдя через анфиладу комнат нижнего этажа, оказались в той самой, где приняли мученическую смерть.

Описывать весь ход дальнейших событий не имеет смысла, так как об этом писалось множество раз. Однако после того как Я.М. Юровский объявил узникам, что их «принуждены расстрелять», Евгений Сергеевич смог только произнести чуть хрипловатым от волнения голосом: «Так нас никуда не повезут?»

После того, как, путем немалых усилий, Я.М. Юровским наконец-то была остановлена стрельба, принявшая безалаберный характер, многие из жертв оказались еще живы...

«Но когда, наконец, мне удалось остановить (стрельбу. - Ю.Ж. ), - писал он позднее в своих воспоминаниях, - я увидел, что многие еще живы. Например, доктор Боткин лежал, оперевшись локтём правой руки, как бы в позе отдыхающего, револьверным выстрелом [я] с ним покончил…»

То есть, Я.М. Юровский прямо сознаётся в том, что лично застрелил бывшего Лейб-Медика Е.С. Боткина и чуть ли не гордится этим…

Что ж, время всё расставило по своим местам. И ныне те, кто считал себя «героями Октября» перешли в разряд заурядных и убийц и гонителей Русского Народа.

А христианский подвиг Евгения Сергеевича Боткина, как продолжателя славной врачебной династии и человека долга и чести, даже спустя десятилетия не остался незамеченным. На состоявшемся 1 ноября 1981 года Поместном Соборе РПЦЗ он был причислен к лику Святых Новомучеников Российских от власти безбожной пострадавших под именем Святого Новомученика Евгения Боткина.

17 июля 1998 года останки Е.С. Боткина были торжественно захоронены вместе с останками Членов Царской Семьи в Екатерининском приделе Собора Петра и Павла в Санкт-Петербурге.

Евгений Сергеевич Боткин

Семья Боткиных, несомненно, одна из самых замечательных российских семей, которая дала стране, да и миру, много выдающихся людей на самых разнообразных поприщах. Некоторые ее представители до революции оставались промышленниками и торговцами, но другие целиком ушли в науку, в искусство, в дипломатию и достигли не только всероссийской, но и европейской известности. Боткинскую семью очень верно характеризует биограф одного из самых выдающихся ее представителей, знаменитого клинициста, лейб-медика Сергея Петровича: «С.П. Боткин происходил из чистокровной великорусской семьи, без малейшей примеси иноземной крови и тем самым служит блестящим доказательством, что если к даровитости славянского племени присоединяют обширные и солидные познания, вместе с любовью к настойчивому труду, то племя это способно выставлять самых передовых деятелей в области общеевропейской науки и мысли». У врачей фамилия Боткин в первую очередь вызывает ассоциации с болезнью Боткина (острым вирусным паренхиматозным гепатитом), болезнь названа в честь Сергея Петровича Боткина, изучавшего желтухи и первым предположившего их инфекционный характер. Кто-то может вспомнить про клетки (тельца, тени) Боткина-Гумпрехта - остатки разрушенных клеток лимфоидного ряда (лимфоцитов и др.), обнаруживаемые при микроскопии мазков крови, их количество отражает интенсивность процесса разрушения лимфоцитов. Еще в 1892 г. Сергей Петрович Боткин обратил внимание на лейколиз как на фактор, «играющий первенствующую роль в самозащите организма», большую даже, чем фагоцитоз. Лейкоцитоз в опытах Боткина как с впрыскиванием туберкулина, так и с иммунизацией лошадей против столбнячного токсина, в дальнейшем сменялся лейколизом, и этот момент совпадал с критическим падением. То же было отмечено Боткиным и при фибринозной пневмонии. Позднее указанным явлением заинтересовался сын Сергея Петровича - Евгений Сергеевич Боткин, которому и принадлежит сам термин лейколиз. Евгений Сергеевич позже описал лизированные клетки в крови при брюшном тифе, но не при хроническом лимфолейкозе. Но насколько хорошо помнят Боткина-врача старшего, настолько незаслуженно забыт Боткин-врач младший... Евгений Боткин родился 27 мая 1865 г. в Царском Селе в семье выдающегося русского ученого и врача, основателя экспериментального направления в медицине Сергея Петровича Боткина, лейб-медика Александра II и Александра III. Он был 4-м ребенком Сергея Петровича от 1-го его брака с Анастасией Александровной Крыловой. Атмосфера в семье, домашнее воспитание сыграли большую роль в формировании личности Евгения Сергеевича. Финансовое благополучие рода Боткиных было заложено предпринимательской деятельностью деда Евгения Сергеевича Петра Кононовича, известного поставщика чая. Процент от торгового оборота, предназначенный каждому из наследников, позволял выбирать им дело по душе, заниматься самообразованием и вести жизнь, не очень обремененную финансовыми заботами. В роду Боткиных было много творческих личностей (художников, литераторов и т. п.). Боткины состояли в родстве с Афанасием Фетом, Павлом Третьяковым. Сергей Петрович был поклонником музыки, называя занятия музыкой «освежающей ванной», играл на виолончели под аккомпанемент жены и под руководством профессора И.И. Зейферта. Евгений Сергеевич получил основательное музыкальное образование и приобрел тонкий музыкальный вкус. На знаменитые Боткинские субботы приходили профессора Военно-медицинской академии, писатели и музыканты, коллекционеры и художники. Среди них - И.М. Сеченов, М.Е. Салтыков-Щедрин, А.П. Бородин, В.В. Стасов, Н.М. Якубович, М.А. Балакирев. Николай Андреевич Белоголовый, друг и биограф С.П. Боткина, общественный деятель и врач, отмечал: «Окруженный своими 12 детьми в возрасте от 30 лет до годовалого ребенка... он представлялся истинным библейским патриархом; дети его обожали, несмотря на то, что он умел поддерживать в семье большую дисциплину и слепое повиновение себе». О матери Евгения Сергеевича Анастасии Александровне: «Что ее делало лучше всякой красавицы - это тонкое изящество и удивительная тактичность, разлитые во всем ее существе и бывшие следствием той солидной школы благородного воспитания, через которую она прошла. А воспитана она была замечательно многосторонне и основательно... В довершение сего, она была очень умна, остроумна, чутка ко всему хорошему и доброму... И матерью она была самою образцовой в том отношении, что, страстно любя своих детей, умела сохранить необходимое педагогическое самообладание, внимательно и умно следила за их воспитанием, вовремя искореняла зарождающиеся в них недостатки». Уже в детские годы в характере Евгения Сергеевича проявлялись такие качества, как скромность, доброе отношение к окружающим и неприятие насилия. В книге Петра Сергеевича Боткина «Мой брат» есть такие строчки: «С самого нежного возраста его прекрасная и благородная натура была полна совершенства... Всегда чуткий, из деликатности, внутренне добрый, с необычайной душой, он испытывал ужас от любой схватки или драки... Он, по обыкновению своему, не участвовал в наших поединках, но, когда кулачный бой принимал опасный характер, он, рискуя получить травму, останавливал дерущихся. Он был очень прилежен и смышлен в учебе». Начальное домашнее образование позволило Евгению Сергеевичу в 1878 г. поступить сразу в 5-й класс 2-й Петербургской классической гимназии, где проявились блестящие способности юноши в естественных науках. После окончание гимназии в 1882 г. он поступил на физико-математический факультет Петербургского университета. Однако пример отца-врача и поклонение медицине оказались сильнее, и в 1883 г., сдав экзамены за первый курс университета, он поступил на младшее отделение открывшегося приготовительного курса Военно-медицинской академии (ВМА). В год смерти отца (1889) Евгений Сергеевич успешно окончил академию третьим в выпуске, был удостоен звания лекаря с отличием и именной Пальцевской премии, которую присуждали «третьему по старшинству баллов в своем курсе...». Врачебный путь Е.С. Боткина начался в январе 1890 г. с должности врача-ассистента Мариинской больницы для бедных. В декабре 1890 г. на собственные средства он был командирован за границу для научных целей. Занимался у ведущих европейских ученых, знакомился с устройством берлинских больниц. По окончании заграничной командировки в мае 1892 г. Евгений Сергеевич приступил к работе врачом придворной капеллы, а с января 1894 г. вернулся к исполнению врачебных обязанностей в Мариинской больнице в качестве сверхштатного ординатора. Одновременно с клинической практикой Е.С. Боткин занимался научным поиском, основными направлениями которого были вопросы иммунологии, сущности процесса лейкоцитоза, защитных свойств форменных элементов крови. Свою диссертацию на соискание степени доктора медицины «К вопросу о влиянии альбумоз и пептонов на некоторые функции животного организма», посвященную отцу, он блестяще защитил в ВМА 8 мая 1893 г. Официальным оппонентом на защите был И.П. Павлов. Весной 1895 г. Е.С. Боткин командируется за границу и два года проводит в медицинских учреждениях Хайдельберга и Берлина, где слушает лекции и занимается практикой у ведущих немецких врачей - профессоров Г. Мунка, Б. Френкеля, П. Эрнста и других. Научные труды и отчеты заграничных командировок были опубликованы в «Больничной газете Боткина» и в «Трудах общества русских врачей». В мае 1897 г. Е.С. Боткин был избран приват-доцентом ВМА. Вот несколько слов из вступительной лекции, прочитанной студентам ВМА 18 октября 1897 г.: «Раз приобретенное вами доверие больных переходит в искреннюю привязанность к вам, когда они убеждаются в вашем неизменно сердечном к ним отношении. Когда вы входите в палату, вас встречает радостное и приветливое настроение - драгоценное и сильное лекарство, которым вы нередко гораздо больше поможете, чем микстурами и порошками... Только сердце для этого нужно, только искреннее сердечное участие к больному человеку. Так не скупитесь же, приучайтесь широкой рукой давать его тому, кому оно нужно. Так, пойдем с любовью к больному человеку, чтобы вместе учиться, как ему быть полезным». В 1898 г. выходит труд Евгения Сергеевича «Больные в больнице», а в 1903 г. - «Что значит «баловать» больных?» С началом Русско-японской войны (1904) Евгений Сергеевич убыл в действующую армию добровольцем и был назначен заведующим медицинской частью Российского общества Красного Креста (РОКК) в Маньчжурской армии. Занимая достаточно высокую административную должность, он, тем не менее, предпочитал большую часть времени проводить на передовых позициях. Очевидцы рассказывали, что однажды на перевязку был доставлен раненый ротный фельдшер. Сделав все, что положено, Боткин взял сумку фельдшера и пошел на передовую. Скорбные мысли, которые вызывала у горячего патриота эта позорная война, свидетельствовали о его глубокой религиозности: «Удручаюсь все более и более ходом нашей войны, и потому больно... что целая масса наших бед есть только результат отсутствия у людей духовности, чувства долга, что мелкие расчеты становятся выше понятий об Отчизне, выше Бога». Отношение к этой войне и свое предназначение в ней Евгений Сергеевич показал в изданной в 1908 г. книге «Свет и тени Русско-японской войны 1904-1905 гг.: Из писем к жене». Вот некоторые из его наблюдений и мыслей. «За себя я не боялся: никогда еще я не ощущал в такой мере силу своей веры. Я был совершенно убежден, что как ни велик риск, которому я подвергался, я не буду убит, если Бог того не пожелает. Я не дразнил судьбу, не стоял у орудий, чтобы не мешать стреляющим, но я сознавал, что я нужен, и это сознание делало мое положение приятным». «Сейчас прочел все последние телеграммы о падении Мукдена и об ужасном отступлении нашем к Тельпину. Не могу передать тебе своих ощущений... Отчаяние и безнадежность охватывает душу. Что-то будет у нас в России? Бедная, бедная родина» (Чита, 1 марта 1905 г.). «За отличие, оказанное в делах против японцев», Евгений Сергеевич был награжден орденами святого Владимира III и II степени с мечами. Внешне очень спокойный и волевой, доктор Е.С. Боткин был человеком сентиментальным, с тонкой душевной организацией. Вновь обратимся к книге П.С. Боткина «Мой брат»: «...я приехал на могилу к отцу и вдруг на пустынном кладбище услышал рыдания. Подойдя ближе, увидел лежащего на снегу брата (Евгения). «Ах, это ты, Петя, вот пришел с папой поговорить», - и снова рыдания. А через час никому во время приема больных и в голову не могло прийти, что этот спокойный, уверенный в себе и властный человек мог рыдать, как ребенок». Доктор Боткин 6 мая 1905 г. был назначен почетным лейб-медиком императорской семьи. Осенью 1905 г. Евгений Сергеевич возвратился в Петербург и приступил к преподавательской работе в академии. В 1907 г. он был назначен главным врачом общины святого Георгия в столице. В 1907 г. после смерти Густава Гирша царская семья осталась без лейб-медика. Кандидатура нового лейб-медика была названа самой императрицей, которая на вопрос, кого бы она хотела видеть лейб-медиком, ответила: «Боткина». Когда ей сказали о том, что сейчас в Петербурге одинаково известны два Боткина, сказала: «Того, что был на войне!» (Хотя и брат Сергей Сергеевич тоже был участником Русско-японской войны.) Таким образом, 13 апреля 1908 г. Евгений Сергеевич Боткин стал лейб-медиком семьи последнего российского императора, повторив карьерный путь отца, бывшего лейб-медиком двух русских царей (Александра II и Александра III). Е.С. Боткин был старше своего августейшего пациента - государя Николая II - на три года. Семью царя обслуживал большой штат врачей (среди которых были самые разные специалисты: хирурги, окулисты, акушеры, дантисты), врачей, более титулованных, чем скромный приват-доцент ВМА. Но доктора Боткина отличали нечастый талант клинического мышления и еще более редко встречающееся чувство искренней любви к своим больным. В обязанность лейб-медика входило лечение всех членов царской фамилии, что он тщательно и скрупулезно выполнял. Приходилось обследовать и лечить императора, обладавшего удивительно крепким здоровьем, великих княжон, переболевших, казалось, всеми известными детскими инфекциями. Николай II с большой симпатией и доверием относился к своему доктору. Он терпеливо выдерживал все лечебно-диагностические процедуры, назначаемые доктором Боткиным. Но наиболее сложными пациентами были императрица Александра Федоровна и наследник престола цесаревич Алексей. Маленькой девочкой будущая императрица перенесла дифтерию, осложнением которой стали приступы болей в суставах, отеки ног, сердцебиение, аритмию. Отеки вынуждали Александру Федоровну носить специальную обувь, отказаться от долгих прогулок, а приступы сердцебиения и головные боли неделями не позволяли ей вставать с постели. Однако главным объектом усилий Евгения Сергеевича был царевич Алексей, родившийся с опасным и фатальным заболеванием - гемофилией. Именно с цесаревичем проводил большую часть своего времени Е.С. Боткин, иногда при угрожающих жизни состояниях днями и ночами, не отходя от постели больного Алексея, окружая его человеческой заботой и участием, отдавая ему все тепло своего щедрого сердца. Такое отношение находило взаимный отклик со стороны маленького пациента, который напишет своему врачу: «Я Вас люблю всем своим маленьким сердцем». Сам Евгений Сергеевич также искренне привязался к членам царской семьи, не раз говоря домочадцам: «Своей добротой они сделали меня рабом до конца дней моих».

Как врач и как нравственный человек, Евгений Сергеевич никогда в частных беседах не касался вопросов здоровья своих высочайших пациентов. Начальник канцелярии Министерства Императорского двора генерал А.А. Мосолов отмечал: «Боткин был известен своей сдержанностью. Никому из свиты не удалось узнать от него, чем больна государыня и какому лечению следуют царица и наследник. Он был, безусловно, преданный их величествам слуга». При всех перипетиях в отношениях с царственными особами доктор Боткин был влиятельным человеком в царском окружении. Фрейлина, подруга и доверенное лицо императрицы Анна Вырубова (Танеева) утверждала: «Верный Боткин, назначенный самой императрицей, был очень влиятелен». Сам Евгений Сергеевич был далек от политики, однако, как человек неравнодушный, как патриот своей страны, он не мог не видеть пагубности общественных настроений в ней, которые считал основной причиной поражения России в войне 1904-1905 гг. Он очень хорошо понимал, что ненависть к царю, к императорской фамилии, разжигаемая радикальными революционными кругами, выгодна лишь врагам России, той России, которой служили его предки, за которую он сам сражался на полях Русско-японской войны, России, вступавшей в жесточайшую и кровавую мировую схватку. Он презирал людей, использовавших грязные способы для достижения своих целей, сочинявших куртуазные нелепицы о царской семье и ее нравах. О таких он отзывался следующим образом: «Я не понимаю, как люди, считающие себя монархистами и говорящие об обожании Его Величества, могут так легко верить всем распространяемым сплетням, могут сами их распространять, возводя всякие небылицы на Императрицу, и не понимают, что, оскорбляя ее, они тем самым оскорбляют ее августейшего супруга, которого якобы обожают». Не была гладкой и семейная жизнь Евгения Сергеевича. Увлекшись революционными идеями и молодым (на 20 лет моложе) студентом Рижского политехнического техникума, в 1910 г. от него уходит жена Ольга Владимировна. На попечении доктора Боткина остаются трое младших детей: Дмитрий, Татьяна и Глеб (старший, Юрий, жил уже отдельно). Но от отчаяния спасали дети, беззаветно любившие и обожавшие отца, всегда ждавшие с нетерпением его прихода, тревожащиеся при его длительном отсутствии. Евгений Сергеевич отвечал им тем же, однако ни разу не воспользовался своим особым положением для создания им каких-то особых условий. Внутренние убеждения не позволили ему замолвить слово за сына Дмитрия, хорунжего лейб-гвардии казачьего полка, который с началом войны 1914 г. ушел на фронт и героически погиб 3декабря 1914 г., прикрывая отход разведывательного казачьего дозора. Гибель сына, посмертно награжденного за героизм Георгиевским крестом IVстепени, стала до конца дней незаживающей душевной раной отца. А вскоре в России произошло событие по масштабам более фатальное и губительное, чем личная драма... После февральского переворота императрица с детьми новыми властями были заключены в Александровском дворце Царского Села, чуть позже к ним присоединился бывший самодержец. Всем из окружения бывших правителей комиссарами Временного правительства было предложено на выбор либо остаться с узниками, либо оставить их. И многие, еще вчера клявшиеся в вечной верности императору и его семье, оставили их в это трудное время. Многие, но не такие, как лейб-медик Боткин. На самое короткое время он оставит Романовых для того, чтобы оказать помощь больной тифом вдове своего сына Дмитрия, жившей здесь же в Царском Селе, напротив большого Екатерининского дворца, в квартире самого доктора по улице Садовой, 6. Когда же состояние ее перестало внушать опасения, он без просьб и принуждения вернулся к затворникам Александровского дворца. Царь и царица были обвинены в государственной измене, и по этому делу шло следствие. Обвинение бывшего царя и его супруги не нашло подтверждения, однако Временное правительство ощущало страх перед ними и не пошло на их освобождение. Четырьмя ключевыми министрами Временного правительства (Г.Е. Львовым, М.И. Терещенко, Н.В. Некрасовым, А.Ф. Керенским) было принято решение о направлении царской семьи в Тобольск. В ночь с 31 июля на 1 августа 1917 г. семья направилась поездом в Тюмень. И на этот раз свите предлагалось покинуть семью бывшего императора, и опять нашлись те, кто сделал это. Но немногие сочли долгом разделить участь бывших царствующих особ. Среди них Евгений Сергеевич Боткин. На вопрос царя, как же он оставит детей (Татьяну и Глеба), доктор ответил, что для него нет ничего выше, чем забота об Их Величествах. 3 августа изгнанники прибыли в Тюмень, оттуда 4 августа пароходом отбыли в Тобольск. В Тобольске около двух недель пришлось прожить на пароходе «Русь», затем 13 августа царская семья была размещена в бывшем губернаторском доме, а свита, включая врачей Е.С. Боткина и В.Н. Деревенко, в доме рыботорговца Корнилова рядом. В Тобольске предписывалось соблюдать царскосельский режим, то есть никого не выпускали за пределы отведенных помещений, кроме доктора Боткина и доктора Деревенко, которым разрешалось оказывать медицинскую помощь населению. В Тобольске у Боткина было две комнаты, в которых он мог проводить прием больных. Об оказании медицинской помощи жителям Тобольска и солдатам охраны Евгений Сергеевич напишет в своем последнем в жизни письме: «Их доверие меня особенно трогало, и меня радовала их уверенность, которая их никогда не обманывала, что я приму их с тем же вниманием и лаской, как всякого другого больного и не только как равного себе, но и в качестве больного, имеющего все права на все мои заботы и услуги». 14 сентября 1917 г. в Тобольск прибыли дочь Татьяна и сын Глеб. Татьяна оставила воспоминания о том, как они жили в этом городе. Она воспитывалась при дворе и дружила с одной из дочерей царя - Анастасией. Следом за ней в город прибыл бывший пациент доктора Боткина, поручик Мельник. Константин Мельник был ранен в Галиции, и доктор Боткин лечил его в Царскосельском госпитале. Позже поручик жил у него дома: молодой офицер, сын крестьянина, был тайно влюблен в Татьяну Боткину. В Сибирь он приехал для того, чтобы охранять своего спасителя и его дочь. Боткину же он неуловимо напоминал погибшего любимого сына Дмитрия. Мельник вспоминал, что в Тобольске Боткин лечил и горожан, и крестьян из окрестных деревень, но денег не брал, и те совали их привозившим доктора извозчикам. Это было очень кстати - заплатить им доктор Боткин мог не всегда. Поручик Константин Мельник и Татьяна Боткина обвенчались в Тобольске, незадолго до того как город заняли белые. Там они прожили около года, потом через Владивосток добрались до Европы и, в конце концов, обосновались во Франции. Потомки Евгения Сергеевича Боткина до сих пор живут в этой стране. В апреле 1918 г. в Тобольск прибыл близкий друг Я.М.Свердлова комиссар В. Яковлев, который сразу же объявил врачей также арестованными. Однако вследствие неразберихи ограниченным в свободе передвижений оказался только доктор Боткин. В ночь с 25 на 26 апреля 1918 г. Государь с супругой и дочерью Марией, Анна Демидова и доктор Боткин под конвоем отряда особого назначения уже нового состава под руководством Яковлева были направлены в Екатеринбург. Характерный пример: страдая от холода и почечных колик, доктор отдал свою шубу княжне Марии, у которой не было теплых вещей. После определенных мытарств арестанты добрались до Екатеринбурга. 20 мая сюда прибыли остальные члены царской семьи и кое-кто из свиты. Дети Евгения Сергеевича остались в Тобольске. Дочь Боткина вспоминала об отъезде своего отца из Тобольска: «О докторах не было никаких распоряжений, но еще в самом начале, услыхав, что их Величества едут, мой отец объявил, что он поедет с ними. «А как же Ваши дети?» - спросила ее Величество, зная наши отношения и те ужасные беспокойства, которые мой отец переживал всегда в разлуке с нами. На это мой отец ответил, что на первом месте для него стоят интересы Их Величеств. Ее Величество до слез была тронута и особенно благодарила». Режим содержания в доме особого назначения (особняк инженера Н.К. Ипатьева), где были размещены царская семья и ее преданные слуги, разительно отличался от режима в Тобольске. Но и здесь Е.С.Боткин пользовался доверием солдат охраны, которым он оказывал медицинскую помощь. Через него шло сношение венценосных узников с комендантом дома, которым с 4 июля становится Яков Юровский, и членами Уральского совета. Доктор ходатайствовал о прогулках для узников, о допуске к Алексею его преподавателя С.И. Гиббса и воспитателя Пьера Жильяра, всячески старался облегчить режим содержания. Поэтому его имя все чаще встречается в последних дневниковых записях Николая II. Иоганн Мейер, австрийский солдат, попавший в русский плен в годы Первой мировой войны и перешедший на сторону большевиков в Екатеринбурге, написал воспоминания «Как погибла царская семья». В книге он сообщает о сделанном большевиками предложении доктору Боткину оставить царскую семью и выбрать себе место работы, например, где-нибудь в московской клинике. Таким образом, доктор Боткин точно знал о скорой казни. Знал и, имея возможность выбора, предпочел спасению верность присяге, данной когда-то царю. Вот как это описывает И. Мейер: «Видите ли, я дал царю честное слово оставаться при нем до тех пор, пока он жив. Для человека моего положения невозможно не сдержать такого слова. Я также не могу оставить наследника одного. Как могу я это совместить со своей совестью? Вы все должны это понять». Данный факт созвучен содержанию документа, хранящегося в Государственном архиве Российской Федерации. Этот документ - последнее, неоконченное письмо Евгения Сергеевича, датированное 9 июля 1918 г. Многие исследователи считают, что письмо адресовано младшему брату А.С. Боткину. Однако это представляется небесспорным, так как в письме автор часто обращается к «принципам выпуска 1889 г.», к которому Александр Сергеевич никакого отношения не имел. Вероятнее, оно было адресовано неизвестному другу-сокурснику. «Мое добровольное заточение здесь настолько временем не ограничено, насколько ограничено мое земное существование... В сущности, я умер, умер для своих детей, для друзей, для дела. Я умер, но еще не похоронен или заживо погребен... надеждой себя не балую, иллюзиями не убаюкиваюсь и неприкрашенной действительности смотрю прямо в глаза... Меня поддерживает убеждение, что «претерпевший до конца, тот и спасется», и сознание, что я остаюсь верным принципам выпуска 1889-го года... Вообще, если «вера без дел мертва есть», то «дела» без веры могут существовать, и если кому из нас к делам присоединится и вера, то это лишь по особой к нему милости Божьей... Это оправдывает и последнее мое решение, когда я не поколебался покинуть своих детей круглыми сиротами, чтобы исполнить свой врачебный долг до конца, как Авраам не поколебался по требованию Бога принести ему в жертву своего единственного сына». Все убитые в доме Н. Ипатьева были к смерти готовы и встретили ее достойно, это отметили даже убийцы в своих воспоминаниях. В половине второго ночи 17июля 1918 г. обитателей дома разбудил комендант Юровский и под предлогом перевода в безопасное место отдал команду всем спуститься в подвальное помещение. Здесь он объявил решение Уральского совета о казни царской семьи. Двумя пулями, пролетевшими мимо Государя, доктор Боткин был ранен в живот (одна пуля достигла поясничного отдела позвоночника, другая застряла в мягких тканях тазовой области). Третья пуля повредила оба коленных сустава доктора, шагнувшего в сторону царя и царевича. Он упал. После первых залпов убийцы добивали свои жертвы. По словам Юровского, доктор Боткин был еще жив и спокойно лежал на боку, как будто заснул. «Выстрелом в голову я прикончил его», - писал позднее Юровский. Следователь разведки Колчака Н. Соколов, проводивший следствие по делу убийства в доме Ипатьева, среди других вещественных доказательств в яме в окрестностях деревни Коптяки недалеко от Екатеринбурга обнаружил также и пенсне, принадлежавшее доктору Боткину. Последний лейб-медик последнего русского императора Евгений Сергеевич Боткин канонизирован Русской православной Церковью Зарубежом в 1981 вместе с другими расстрелянными в Ипатьевском доме.

Освященный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви (2-3 февраля 2016 г.) канонизировал доктора Евгения Сергеевича Боткина в

Анна Власова

(По работам Аннинского Л.А., Соловьева В.Н., Боткина С.Д., Кинг Г., Вильсон П., Крылова А.Н.)