1

В статье анализируется языковое значение как знаковое составляющее в когнитивной сущности человеческой жизни. Особый интерес статьи представляет содержательный аспект лингвокультурной предопределенности языкового значения. Значению как знаковому составляющему в настоящее время отводится роль центральной позиции в когнитивной сущности человеческой жизни. В процессе развития лингвистической мысли важнейшая лингвистическая категория «значение» получала различные интерпретации, исследовалась в самых разнообразных аспектах, претерпевала значительные изменения в сущностном своем понимании. Современная концепция лингвистического значения включает в себя все многообразие его проявления, в том числе и лингвокультурный смысл человеческой жизни. Предлагаемая авторами статьи теория опирается на концепцию культурологической компоненты, которая понимается как культурно-ценностная информация, заключенная в рамках языковой единицы.

культура

лингвокультурный мир

значение

лингвистическое значение.

1. Аванесова Г. А., Купцова И. А. Коды культуры: сущность и назначение // Социально-гуманитарные знания. – 2008. – № 1. – С. 30–33.

2. Бергер П., Лукманн Т. Социальное конструирование реальности: Трактат по социологии знания. – М.: Медиум, 1995. – С. 85–89.

3. Битокова С. Х. Парадигмальность метафоры как когнитивного механизма (на материале кабардинского, русского и английского языков): Автореф. дис. … докт. филол. наук. – М., 2009. – С. 17.

4. Кудакова Е. Е. Интерсубъективность и диалог: Опыт экзистенциально-феноменологической характеристики отношения Я-Другой: Автореф. дис. … канд. философ. наук. – Ростов-на-Дону, 2002. – С.14–15.

5. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. – М.: Языки русской культуры, 1999. – С. 217–219.

6. Майстренко В. И. Социально-философский анализ воспитания как культурного феномена: Автореф. дис. … канд. философ. наук. – Ростов-на-Дону, 2009. – 24 с.

7. Прохоров Ю. Е. Национальные социокультурные стереотипы речевого общения и их роль в обучении русскому языку иностранцев. – М.: Педагогика-Пресс, 1996. – 237 с.

Введение

Во второй половине XX столетия языковые особенности лингвокультурной общности становятся лингвистической мишенью для разнонаправленных семиотических исследовательских потоков. Значение представляет собой одно из центральных понятий в лингвистике, исследуемых в самых разнообразных аспектах - начиная от формального языковедческого анализа и заканчивая более широкими изысканиями в области социальной семиотики (Апресян Ю. Д. 1999, Арутюнова Н. Д. 1988, Васильев Л. Г. 1999). В соответствии с данными исследованиями значение «размещается» не в конкретном тексте, а проистекает из взаимно конструктивных отношений между текстами и уровнями контекста (локального и глобального). Указанные отношения маркируют не только национальную идентичность представителей лингвокультурной общности, но и своеобразие интерпретации объективной действительности, выявляемое в рамках данной общности.

Лингвистическое моделирование и интерпретация лингвистического значения принадлежат к наиболее частотным видам человеческой деятельности. Человек как «объясняющее» разумное существо делает заключения относительно объективной реальности, культурных ситуаций и о себе самом, таким образом, производя концепции о мире, в котором живет и интегральной частью которого является.

Культурную революцию, произошедшую в прошлом столетии, наиболее оптимальным образом можно охарактеризовать как дезинтеграцию связей, которые традиционно объединяли людей и определенные социокультурные сообщества. Можно говорить об исчезновении традиционной системы ценностей. Как представляется, не является совпадением тот факт, что вопрос идентичности - в том числе и лингвокультурной - предстает одной из наиболее обсуждаемых в 1980-1990 гг. языковедческих проблем (Богин Г. И. 1999, Вежбицкая А. 1996, Герд А. С. 2001, Гришаева Л. И. 2007). В указанных разновекторных тенденциях находит отражение затянувшийся кризис концепции лингвистического значения, функционирующего в готовом виде и обладающего относительной речевой стабильностью. Значение начинает рассматриваться во всем многообразии своего проявления как лингвокультурный смысл человеческой жизни.

Культурные феномены характеризуются с интерсубъективной точки зрения . Они задействуют когнитивное сознание более чем одного субъекта культуры. Культурные символы передаются представителям социокультурной общности посредством их объединения друг с другом через определенное содержание значений. Интерсубъективность предстает решающим фактором того, что значения приобретают материальные измерения, начинают существовать в материальной форме вне когнитивного сознания представителей лингвокультурной общности .

Однако интерсубъективный характер лингвистического значения не означает, что оно является универсальным понятием для всех людей и во все времена. Различные карты значений не обладают в каждой культуре аналогичным весом. Каждая подобная карта манифестирует позицию и точку зрения лингвокультурной общности, которая ее породила. Организация мира значений конструирует повседневную жизнь целых лингвокультурных сообществ, концептов их языковой самоидентичности.

В связи с этим в лингвистической науке актуализируются исследования, направленные на анализ языка как практического сознания представителей лингвокультурной общности (Берестнев Г. И. 2000, Жоль К. К. 1990, Кись Г. 2002).

Возможно, в связи со сложностью строения языка, многие лингвистические теории предприняли попытку его рассмотрения в одномерном измерении. Наиболее распространенный взгляд на язык в современной лингвистике заключается в его репрезентации как инструмента, посредством которого говорящий инициирует различные сообщения .

В лингвистике признается, что язык - это не только средство, которое задействуется в процессе передачи сообщения, но и имманентная лингвокультурная характеристика собеседников . Язык рождается в процессе взаимодействия собеседников, т.е. предстает практическим и интерсубъективным сознанием. Язык и реализуемые через язык значения «схватывают» объективную реальность и ее культурологическую составляющую.

Ю. М. Лотман в этой связи признает функциональный дуализм текстов в системе культуры . В культурном измерении общества тексты служат для адекватной передачи уже существующих значений и порождения новых значений. Первая функция реализуется наиболее оптимальным способом, когда коды говорящего и слушающего совпадают и, следовательно, когда тексты обладают максимальной степенью однозначности, недвусмысленности. Вторая функция проистекает из многоголосия.

В этом отношении текст перестает быть пассивным связующим звеном в передаче некоторой постоянной информации между вводом (адресантом) и выводом (адресатом). Ю. Лотман отмечает, что именно вторая функция текстов предстает наиболее плодотворной для изучения пространства культуры . Место фокусирования на процессе передачи значений, данная функция проливает свет на понимание процесса порождения значения как в интра-, так и интерментальном плане.

Анализ второй функции выявляет главную структурную характеристику текста, его внутреннюю гетерогенность, которая отражает соответствующую характеристику национального языка. Порождаемое текстом значение становится продуктом не только текстовой эволюции, но и, в значительной степени, взаимодействия между языковыми структурами, которое в замкнутом мире текстов является активным культурным фактором, работающей семиотической системой.

Язык централизованным способом участвует в формировании лингвокультурной концепции реальности. Он функционирует во всех сферах и уровнях лингвокультурного сообщества - от наиболее простых до самых сложных. Он определяет условия лингвокультурной активности и самоопределяется условиями этой активности. Выступая таковым, язык одновременно предстает производителем, инструментом и продуктом значения.

Таким образом, язык является активным элементом взаимодействия людей, устанавливая ограничения на значения, определяя жизнь представителей лингвокультурного сообщества посредством сортировки речевых фактов, участвующих в номинациях объектов реальности. Производство нового в языке соотносится с тем, что уже существует в языковой материи: моделирование нового значения взаимосвязано с уже существующими значениями. П. Бергер и Т. Лукман подчеркивают тот факт, что люди видят реальность через те категории, которые использует каждая культура, чтобы сделать возможным восприятие реальности. В данном отношении символические системы занимают центральную позицию. Язык производит ярлыки для объектов, которые являются значимыми в каждой культуре . Наряду с различным язык порождает подобное.

Кроме того, что язык налагает ограничения на речевую активность говорящей личности, он представляет собой производящую систему, в рамках которой порождаются новые категории и новое видение культурной действительности. Центральную роль в данном процессе играет метафора, которая является лингвистическим образом, который производит значения через аналогию, посредством объяснения или интерпретации одной сущности через другую. В лингвокультурологическом измерении языка метафора рассматривается в качестве фундаментального средства означивания объектов реальной действительности. В метафоре предварительно неизвестное объясняется через моделирование параллели между этим неизвестным и тем, что уже знакомо . Новая лингвокультурная реалия получает означивание через «старый» словарный фонд языка.

Итак, лингвокультурный мир значений не состоит из отчетливо выделяемых объектов, но представляет собой сочетание гибридов, которые в диахроническом плане меняют свою форму выражения. В данном отношении значения являются не столько завершенными продуктами, сколько производством изменений, определяемым множеством факторов. Однако в темпоральной перспективе обнаруживается тенденция стабилизации значения.

Рецензенты:

Китанина Э. А., доктор филологических наук, профессор кафедры теоретической и прикладной коммуникативистики ГОУ ВПО Ростовского государственного экономического университета «РИНХ», г. Ростов-на-Дону.

Кудряшов И. А., доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка и теории языка ПИ ЮФУ, г. Ростов-на-Дону.

Библиографическая ссылка

Локтионова Н.М., Кузьминова И.А. ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЙ МИР ЗНАЧЕНИЙ // Современные проблемы науки и образования. – 2013. – № 1.;
URL: http://science-education.ru/ru/article/view?id=7746 (дата обращения: 27.02.2019). Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания»

Все наблюдаемые в языке явления находятся в непосредственной зависимости от процессов, происходящих в культуре и окружающей действительности, поэтому любые изменения в историческом развитии, в социальном облике человека и общества находят мгновенное отражение в языке. Эта диалектика взаимоотношений языка и общества, языка и культуры, языка и истории, языка и времени не может не присутствовать в исследованиях лингвокультурологического характера. Закономерно, среди актуальных направлений современной лингво-культурологии стали изучение конкретной языковой ситуации, сложившейся в обществе в тот или иной период, на определенном этапе культурного развития страны, а также исследование языка этноса или отдельной социальной группы в какой-то важный для нации историко-культурный отрезок времени. Неслучайно Ю. С. Степанов относительно «культурного концепта» писал, что его ценность безотносительна, заключена в нем самом, но в определенные общественные периоды, в зависимости от общественной конъюнктуры, она может «высвечиваться» или оставаться в тени. Это суждение имеет отношение к любому явлению языка или культуры.

Разработку теории лингвокультурной ситуации первым предпринял В. М. Шаклеин и еще в начальный период формирования отечественной лингвокультурологии как науки ввел это понятие в научный обиход. В монографии «Лингвокультурная ситуация и исследование текста» ученый разработал основные теоретические принципы феномена лингвокультурной ситуации, обосновал идею лингвокультурного универсума – реальности, в пределах которой человек создает различные картины мира (этническую, речевую, текстовую), и создал уникальную и перспективную методологию лингвокультурологического исследования текста – такого анализа, на основании которого можно было бы давать адекватные характеристики породившей текст лингвокультурной ситуации. А сегодня понятие ЛКС является одним из базовых в отечественной лингвокультурологии.

Следует сказать, что хотя в наши дни та или иная конкретная языковая ситуация порой становится объектом лингвокультурологического анализа, дальше исследования В. М. Шаклеина ученые не продвинулись, и теория лингвокультурной ситуации по сей день остается недостаточно разработанной. Она могла бы опираться на материал изучения конкретных лингвокультурных ситуаций, но таких работ, во-первых, не так немного, а во-вторых, они носят достаточно разрозненный характер, не образуя собой единое учение о лингвокультурной ситуации. Кроме того, имеющиеся на данную тему исследования имеют свои прикладные, узконаправленные задачи, или аспекты исследования, и потому не выходят на уровень широких, теоретических обобщений.

Другая проблема: несмотря на то что лингвокультурная ситуация является одним из важных и актуальных объектов изучения в российской лингвокультурологии, больший интерес современных исследователей вызывают культурно-исторические периоды, далекие от сегодняшнего дня. В. М. Шаклеин в своей работе также представил нам исторический срез, продемонстрировав изучение ЛКС в диахроническом аспекте, через анализ отдельных историко-культурных периодов. Однако особенности этно– и социокультурной жизни современной России, находя непосредственное отражение в языке, обуславливают острую необходимость изучения лингвокультурной ситуации, сформировавшейся в нашей стране сегодня. Поэтому именно современная лингвокультурная ситуация стала объектом нашего исследования, хотя ее, как еще не устоявшуюся, изучать значительно сложнее, но и не менее важно.

Итак, В. М. Шаклеин дает следующее определение лингво-культурной ситуации: «ЛКС – это динамичный и волнообразный процесс взаимодействия языков и культур в исторически сложившихся культурных регионах и социальных средах» [Шаклеин 1997: 19]. Как видим, понятие ЛКС В. М. Шаклеин характеризует двумя основными факторами. Во-первых, временным (конечно, категория времени является ведущей при анализе ЛКС). «Временной аспект ЛКС, – пишет В. М. Шаклеин, – представляется, с одной стороны, как перманентно и волнообразно меняющийся процесс, а с другой – как подготовленный данным процессом статический временной «срез», служащий подготовительным этапом для следующего формирующегося среза» [Шаклеин 1997: 17]. Это означает, что лингвокультурную ситуацию ученый предлагает рассматривать все-таки в диахронии и синхронии, представляя ее в динамике и статике, как линию и как точку на пути движения, т. е. в процессе лингвокультурного развития нации. Временнуй аспект в такой интерпретации стал ключевым и в нашем исследовании конкретной лингвокультурной ситуации.

Вторым фактором этого динамичного процесса В. М. Шаклеин считает «вхождение в его состав, как правило, не одного, а нескольких общественных формирований, нескольких языков и культур, которые сами по себе уже являются сложными системами, поскольку один язык обычно обслуживает несколько культур и субкультур, имеющих, в свою очередь, и свои (национальные, субэтнические) языки, которыми зачастую не владеют представители других культур и субкультур» [Шаклеин 1997: 17]. Содержательная сторона ЛКС, по мнению ученого, характеризуется объединением этих общественных формирований, языков и культур, в сложные системы, где язык приобретет региональные и субэтнические особенности в фонетике, морфологии, лексике и синтаксисе. Такая неоднородность состава и сложность самих его составляющих обуславливает дифференцированный подход к изучению отдельных языковых групп, субкультур, в том числе молодежных – от себя добавим мы. Вследствие этого язык молодежной субкультуры как самой мобильной и отзывчивой на историко-культурные новации времени стал в центре нашего исследовательского внимания. Таким образом, при характеристике современной лингвокуль-турной ситуации в качестве основных параметров для нас также будут выступать конкретный исторический момент и определенная социальная среда, или группа.

Поскольку ЛКС – конкретный реализатор всей лингвокуль-турной системы, то В. М. Шаклеин понимает конкретную ЛКС как статический временной срез лингвокультуры. Это определяет необходимость изучения как социально-экономических, национально-исторических и культурологических факторов, влияющих на языковую ситуацию определенного периода, так и исследование языка и речевого материала в его системном развитии (историческое прошлое, современное настоящее и тенденции будущего), т. е. в единстве внешних факторов и внутриязыковых процессов.

Разработка отдельных составляющих ЛКС, отмечает ученый, ведется главным образом в этнолингвистике, коммуникативной лингвистике и социолингвистике [Шаклеин 1997: 35]. Лингвокультурологическая проблематика так или иначе возникает в работах, посвященных взаимодействию региональных культур – речь идет о культурах западной, русской, восточной. Так, В. А. Маслова рассматривает конструктивную роль языка в формировании духовной культуры народа на примере небольшого региона – белорусского Поозерья (ее Витебской части) [Маслова 2004]. В частности, она замечает, что стилистическое расслоение в русском, например, значительно сильнее, чем в белорусском, и это должно учитываться при описании лингвокультурной ситуации, так как предметом исследования в лингвокультурологии, по ее мнению, служит также стилистический уклад разных языков, то, в каких формах существования представлен тот или иной язык. Есть языки, стилистическая дифференциация в которых только начинается, и, напротив, языки, где эта дифференциация глубока и многоаспектна [Маслова 2004: 74]. Это также один из интересных аспектов изучения той или иной лингвокультурной ситуации.

Называя составляющие ЛКС (языковая ситуация, культурная ситуация, социальная ситуация, этническая ситуация), В. М. Шаклеин замечает, что это далеко не полный охват ЛКС, так как данное понятие сжато вбирает в себя практически всю жизнь того или иного общества. Беря на себя сложнейшую задачу, в своих работах ученый развивает «идею о моделировании действительности в языке путем структурирования в речевых моделях лингвокультурных соответствий». Фрагмент подобной лингвокультурной картины общества мы пытаемся представить в нашей работе, опираясь на результаты исследования языковых особенностей и речевой культуры современного ивановского студенчества. В такой картине находят отражение упомянутые языковая, культурная, социальная, этническая ситуация определенного этапа, периода культурно-исторического развития страны.

Итак, фактор временной. ЛКС – это отрезок времени на линии историко-культурного развития («временной срез»), где в одной точке встречаются и взаимодействуют прошлое, настоящее и будущее. Если обратиться к словарям и толкованию самого слова «время», то можно увидеть, что это понятие связывается прежде всего с хронологией, измерительными процедурами (длительности, отрезка времени, момента), историей. Но время как метрическая категория имеет также топологические, или качественные, свойства, которые универсальны и составляют основу структуры времени. Они более фундаментальны, так как не зависят от способов измерения времени и при изменении этих способов остаются неизменными. Если количественная сторона категории связана с временной последовательностью (однонаправленностью и необратимостью времени) и может быть выражена специфически, временным отношением позже / раньше или больше / меньше, то качественная учитывает различие моментов с точки зрения их отношения к процессу становления и выражается в видах времени: прошлое – настоящее – будущее . От проблемы измерения (метрические свойства физического времени) к топологическим свойствам – такова эволюция в изучении свойств времени.

В целом в науке сложилось обобщенное представление о времени как длительности (можно делить время, измерять); о понятиях временной последовательности, общего временного порядка (последовательности событий) и одновременности; о направленности движения (течения) времени от прошлого к будущему, связанного с линейным восприятием времени; о его необратимости, отсюда деление на прошлое, настоящее, будущее относительно точки отсчета (раньше / позже; тогда, сейчас, потом). Непрерывность времени, его бесконечная делимость получили свое отражение в понятии континуума, прерывность времени, его бесконечная разделейность в понятии точки. При этом время едино и все его антиномичные характеристики пребывают в теснейшей взаимосвязи, что говорит о целостности временнуй структуры. Представления русского человека о времени как мере бытия (время как цикл, период, отрезок, точка на линии, интервал, длительность, промежуток, момент) представляют в динамике эволюцию языковых единиц времени как лингвокультуросодержащих (более подробно см. об этом в работах Михеевой Л. Н.: в монографии «Время в русской языковой картине мира» [Михеева, 2003], а также в статьях на эту тему [Михеева 2004, 2005, 2007, 2009, 2010, 2012]).

Мы полностью согласны с В. М. Шаклеиным в том, что понимание термина «язык времени» является исходным при рассмотрении вопроса о комплексности подхода к определению лингвокультурной ситуации, к определению эстетической значимости того или иного этапа развития языка, а также при решении проблемы о способах возможной интерпретации текстов изучаемого времени . Причем в данном случае мы бы расширили понятие текста как речевого произведения до дискурса – свода текстов разных жанров и форматов, как, например, в молодежном дискурсе, где в роли собственных, креативных текстов выступают слоганы, анекдоты, поговорки и фразеологизмы.

При исследовании лингвокультур обычно опираются на определение «языка времени», данное В. В. Виноградовым, – это совокупность языковых единиц, отбираемых авторами текстов из общенационального, постоянно развивающегося языка для выражения мыслей и чувств, свойственных конкретной эпохе [Виноградов 1980: 18]. В. М. Шаклеин считает, что это сочетание общенационального, группового, индивидуального в языке определенного времени и составляет сущность ЛКС, т. е. комплекс текстов, созданных в одно и то же время и на одном географическом пространстве [Шаклеин 1997: 42], т. е. в одном и том же месте – то самое единство времени и пространства в языковой картине мира. А ЛКС в таком случае выступает дифференцированным по видам текстов комплексом, при этом целостность остается важнейшим принципом лингвокультурологического анализа.

Второй фактор, фактор места, в свою очередь, тесно связан с понятием этнолингвистика, которая, по Н. И. Толстому, как направление в языкознании, ориентирует исследователя на рассмотрение соотношения и связи языка и духовной культуры (народного менталитета, народного творчества), их взаимозависимости и разных видов их корреспонденции, где язык находится в доминантной позиции. С. М. Толстая, развивая эту мысль, подчеркивает, что объектом изучения в этнолингвистике является не только язык, но и другие формы и субстанции, в которых выражает себя коллективное сознание, народный менталитет, сложившаяся в том или ином этносе «картина мира», т. е. – вся народная культура, все ее виды, жанры и формы – вербальные (лексика и фразеология, паремиология, фольклорные тексты), акциональные (обряды), ментальные (верования). Предметом этнолингвистики является содержательный план культуры, ее семантический (символический) язык, ее категории и механизмы [Толстая URL: http//www.ruthenia.ru].

По мнению другого ученого, этнолингвистика показывает, как язык в разных формах его существования, на разных этапах его истории влиял и влияет на историю народа, на положение того или иного этноса в современном обществе [Герд 1995]. А. Д. Шмелев, рассматривающий лингвистический анализ как основу изучения различных культурных моделей, считает перспективным сопоставление «русской языковой картины мира», вырисовывающейся в результате семантического анализа русских лексем, с данными этнопсихологии.

Размышляя о задачах этнолингвистики, Н. И. Толстой писал, что они направлены на анализ пользования языком в различных языковых ситуациях, в разных этносоциальных слоях и группах [Толстой 1995: 27]. А изучение особенностей развития и функционирования этноса, по мнению ученого, может идти только в региональном аспекте, так как именно по языковой картине региона можно изучать национальную. Сегодня уже говорят о регионолингвистике как направлении в этнолингвистике. Сказанное еще раз подтверждает неразрывность факторов времени и места при анализе ЛКС.

Как уже было отмечено, каждая культурно-историческая эпоха обладает собственным языком, полностью понятным только людям, жившим в эту эпоху. Нельзя не согласиться с В. Н. Телия, что моделей, отражающих современный менталитет той или иной лингвокультурной общности, пока не существует, а единственным стабильным источником для таких моделей служит общенародный обиходный язык, являющийся хранилищем, транслятором и знаковым воплощением культуры [Телия 1996: 235]. Народная культура – народный язык и элитарная культура – литературный язык – это две мирно сосуществующие лингвокультуры, влияющие друг на друга и подпитывающие друг друга. Естественно, что исследователей проблемы «язык и культура», говорит СМ. Толстая, в первую очередь привлекает так называемая культурная лексика, т. е. имена культурных реалий (это могут быть обрядовые термины, имена мифологических персонажей, культурные концепты – «святость», «судьба», «грех» и т. п.). Понятно также внимание к специальной обрядовой терминологии, например, свадебной, погребальной, календарной. Другое и гораздо более трудное дело – изучение культурной семантики и функции «обычных» слов, слов общеупотребительных. Ее труднее вскрыть, и она далеко не всегда фиксируется словарями [Толстая URL: http//www.ruthenia.ru]. С другой стороны, оттого и интересней исследовать эту общеупотребительную лексику с позиций лингвокультурологии.

Для обиходного языка характерна, с одной стороны, относительная стабильность в смысле поддержания незыблемости грамматических законов построения языка, и, с этой точки зрения, язык сохраняет традицию данной культуры, а с другой стороны, способность быстро реагировать на происходящие в обществе изменения появлением новых слов, или смыслов старых, а также забвением не соответствующих времени, потерявших актуальность слов. И со второй точки зрения, язык открыт для инноваций и модернизаций. Однако скорости инновационных процессов, а также уровни этих процессов, пишет СИ. Левикова, в различных культурно-исторических эпохах зависят в первую очередь от того, с какими обществами мы имеем дело (статичными или динамичными), а во вторую – какова структура конкретного общества (какие слои-страты, субкультуры наличествуют в данном обществе) [Левикова 2004]. Современные индустриально-развитые общества относятся к динамичным, быстро изменяющимся и представляют собой подвижную систему, включающую множества субкультурных образований, и язык, используемый той или иной социальной группой, отражает ее представление о мире.

Для нас важность и актуальность описания современной лингвокультурной ситуации в отдельном регионе (в одном из регионов центральной России) обусловлена стратегическими исследовательскими задачами лингвокультурного характера, которые охватывают и область чистой лингвистики, и сферу языковой политики, и этно-, социокультурный планы. Их решение призвано помочь в продвижении изучения современного русского языкового сознания, современной русской языковой личности, современной русской лингвокультурной картины мира.

Следует сказать, что проблема соотношения языка и пове­дения интересна не только в плане их взаимовлияния, но и с точки зрения национальной специфики речевого и неречевого поведения носителей различных культур. Одним из возможных путей изучения национально-специфических особенностей соот­ношения мышления, культуры, поведения и языка являются межкультурные (межъязыковые) сопоставления различных ас­пектов культуры, вербального и невербального поведения но­сителей языка.

Рассматривая речевые ситуации, Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров подразделяют их на стандартные и вариабель­ные [Верещагин, Костомаров 1976, 139]. Оба вида речевых си­туаций тесно связаны с невербальным поведением. Описание речевых ситуаций всех видов, в том числе таких, в которых используются невербальные языки, дает богатый материал для сопоставления культур, учета их национальной специфики, не­обходимого для правильной организации общения носителей разных культур и обеспечения понимания ими друг друга.

Так, например, принятый в русской культуре жест проща­ния не совпадает с английскими и итальянскими жестами этого значения. У нас и за рубежом по-разному останавливают так­си или попутную машину, по-разному принимают гостей, отме­чают праздники, по-разному и в различных ситуациях улыба­ются и т. д. Жесты одной культуры, не имеющие эквивалента в другой культуре, интерпретируются носителями последней, как правило, неверно и часто противоположно их значению. Ино­странца, хорошо говорящего на чужом языке, можно узнать по «акценту» в его жестовом языке, если он не знает как жестов- символов, несущих определенную смысловую нагрузку, так и некоммуникативных жестов, также обладающих спецификой в разных культурах [Верещагин, Костомаров 1976, 148, 150]. Интерес к национальной специфике языка жестов и так назы­ваемого повседневного (рутинного) поведения, коррелированно­го с культурой лингвокультурной общности, с ее обычаями, привычками, этическими, нравственными нормами, нашел выражение в разнообразных описаниях и межкультурных сопо­ставлениях невербального аспекта культуры [Бгажноков 1978; Национально-культурная специфика речевого поведения 1977; Овчинников 1971; Папп 1964; Якобсон 1970].

Разумеется, формы и нормы поведения не только не совпа­дают в разных культурах, но и изменяются внутри одной локальной культуры в процессе ее развития. Нетрудно предста­вить ситуацию, когда носитель некоторой лингвокультурной общности оказывается не в состоянии понять не только слова, реалии, но и поведенческие нормы, относящиеся к предшествовавшему этапу исторического развития его народа .

Богатый материал для изучения национально-культурной специфики вербального и невербального поведения некоторой лингвокультурной общности предоставляют литература и ис­кусство.

Формы поведения, его ритм, тонус и общий характер нахо­дят своеобразное, но обязательное отражение в сценическом поведении, типичном для данной эпохи. Театральные критики отмечают, что Гамлетам нашего времени чужды патетическая приподнятость речи и аффектированность жеста, присущие теа­тру прошлого. По свидетельству В. Г. Белинского, знаменитый русский актер П. Мочалов так играл одну из сцен шекспиров­ской пьесы: «Вдруг Мочалов одним львиным прыжком, подобно молнии, со скамеечки перелетает на середину сцены и, затопав­ши ногами и замахавши руками, оглашает театр взрывом ад­ского хохота…». Гамлет Мочалова неистово хохотал, дико сто­нал и бегал по сцене, «подобно вырвавшемуся из клетки льву» [Белинский 1948, 47]. Рисунок ролей современных актеров, играющих Гамлета, отмечен сдержанностью и психологической нюансировкой, близкими нам, но не знакомыми ни эпохе В. Шекспира, ни первой половине XIX в., когда играл Мочалов [Хализев 1979, 55]. В этом случае, по-видимому, происходит процесс, аналогичный художественному переводу, где критери­ем адекватности можно считать достижение эстетического воздействия, равного или близкого воздействию текста оригинала (текста на ИЯ). Театр, стремясь к созданию эффекта, на ко­торый рассчитывал автор пьесы, «переводит» язык поведения в соответствии с современным стилем поведения и поведенчески­ми нормами. Существует мнение, что чем удаленнее в истори­ческом времени и культурном «пространстве» спектакль от пьесы, тем больше у режиссера художественных и нравствен­ных оснований для разнообразных перестроек [Хализев 1979, 55-56].

Наличие культурного «пространства» между переводной пьесой и спектаклем нередко становится предпосылкой весьма существенных изменений оригинала в процессе сценической редакции и постановки. Целью таких изменений может быть стремление сократить дистанцию между культурологическими полями, а также стремление к достижению того же нравствен­но-эстетического (эмоционально-эстетического) впечатления, которое присуще тексту на ИЯ. Культурологическая дистанция обусловлена в этом случае двумя причинами: во-первых, на­ционально-культурным фоном, в котором действуют персонажи, обладающие определенным своебразием по сравнению с культурологическими навыками аудитории; во-вторых, нацио­нальной спецификой построения пьесы и театральной традици­ей, в которой она написана. Известно, например, что казахский зритель традиционно относится к театру как к представлению- действию, при восприятии же психологических драм, построен­ных на «зонах молчания», на подтексте, такой зритель испытывает определенные трудности. Большинству казахской ауди­тории трудно адекватно воспринять, например, пьесы А. П. Че­хова [Бокеев, 1979]. Литовская драматургия характеризуется склонностью к интеллектуальности, философскому диспуту, откровенно условной театральной манере [Грушас 1979]. В такой ситуации труднее воспринимаются пьесы другой культуры, на­сыщенные национальными реалиями, подробно изображающие быт, исследующие проблемы повседневной жизни. Известны случаи, когда драматург, работая с переводчиками своей пьесы на другие языки, создает различные варианты одной и той же пьесы с учетом национально-культурной специфики, соответ­ствующей лингвокультурной общности. Киргизская пьеса «Дуэль» М. Байджиева имеет два варианта: один - для кир­гизского зрителя, другой - для зрителя, чье восприятие сфор­мировано широким контекстом русского языка и культуры. В зависимости от ориентации на того или иного реципиента в пьесе предусмотрены эквивалентные замены и культурологиче­ские варианты, начиная от бытовых деталей и кончая двумя различными финалами пьесы [Ганиев 1979].

Фоновые знания и его формы (вербальная и невербальная). Содержание фоновых знаний: а) историко-культурный фон; б) социокультурный фон; в) этнокультурный фон; г) семиотический фон. Влияние фоновых знаний на понимание иноязычного сообщения.

Ключевые термины: фоновые знания, историко-культурный фон, социокультурный фон, этнокультурный фон, семиотический фон

Дополнительные вопросы и задания для обсуждения

Что представляют собой фоновые знания? Какую культурную информацию передает а) историко-культурный фон; б) социокультурный фон; в) семиотический фон?

Дайте примеры фоновых знаний, относящихся к историко-культурному, социокультурному, этнокультурному и семиотическому фонам, из англоязычной (британской / американской) и русскоязычной лингвокультур.

Подберите реалии из русскоязычной лингвокультуры, отражающие специфические фоновые знания, передайте их содержание на английском языке и скажите, в каких ситуациях они встречаются.

Объясните, каким образом следующая подборка иллюстрирует процесс смены объема фоновых знаний от поколений к поколению внутри одной культуры. Как поколенные различия фоновых знаний могут влиять на процесс коммуникации?

Фоновые знания молодых американцев - 1999

Each year the staff at Beloit College in Wisconsin puts together a list to try to give the faculty a sense of mindset of that year’s incoming freshmen. Included here is part of the 1999 list:

The people who are starting college this fall across the nation were bom in 1981.

They had no meaningful recollection of the Reagan era and did not know he had ever been shot.

They were prepubescent when the Persian Gulf War was waged.

Black Monday 1987 is as significant to them as the Great Depression.

They can only remember really one president.

They were 11 when the Soviet Union broke apart and do not remember the Cold War.

Their lifetime has always included AIDS.

They have never owned a record player.

The Compact Disc was introduced when they were 1 year old.

As far as they know, stamps have always cost about 32 cents.

They have always had an answering machine.

Popcorn has always been cooked in a microwave.

They never heard the terms: “Where’s beef?”, “I’d walk a mile for a Camel”, or “de plane, de plane!”.

Michael Jackson has always been white.

They never took a swim and thought about “Jaws”.

The Vietnam War is an ancient history to them as WWI, WWII, or even the Civil War. (O.A. Леонтович)

Составьте аналогичный список фоновых знаний представителей русской / белорусской линвокультуры и сравните их.

К каким фоновым знаниям относятся следующие реалии? Приведите примёры ситуаций, в которых они могут употребляться. Опишите предметы и объекты, данные в пунктах b ) и d); определите различия в культурных представлениях этих предметов и объектов:

folkrock, folkweave

chalet, igloo, wigwam, yurt, bungalow, abode, bay window

Boxing Day, Boat Race, banns, Bath Festival

anorak, parka, boilersuit, flannels, cardigan, fleece, vest, trunks

freelance, fringe benefits, shift work, part-time work, to be fired

“Excuse me. Could I get off?” or “Excuse me, I’m getting off.”

Лекция 5

В учебниках по лингвокультурологии основные понятия этой формирующейся науки не упорядочены и не систематизированы. Различные авторы предлагают различные списки основных понятий науки о культуре и языке. Бывает, что одно и то же явление именуется у разных авторов по-разному. Систематизируем список понятий лингвокультурологии, предлагаемых В.А. Масловой.

Первая группа включает первичные понятия – понятия базового уровня, опираясь на которые можно перейти к понятиям более высокого уровня.

Вторая группа содержит понятия, представляющие собой объединения единиц первой группы.

Третья группа объединяет понятия, актуальные для жизни социума, для роли человека в нём.

Четвёртая группа включает в себя понятия, больше связанные с культурой.

Рассмотрим эти понятия.

І группа

Культурные семы – ядерные семантические признаки в лексическом значении слов, несущие культурную информацию. Например, у слова лапти можно выделить культурные семы: «плетёные из лыка», «крестьянская обувь». Значение слова самовар включает семы «сосуд с топкой», «для чаепития русских». У слова щи выделяются культурные семы«кушанье из рубленой капусты», «пища русских».

Культурными коннотациями В.Н. Телия называет неядерные семы вторичных лексических значений, развивающиеся у одного и того же слова (понятия) в различных культурах. Например, собака у русских ассоциируется с верностью, преданностью, неприхотливостью (фразеологизмы собачья верность, собачья преданность, собачья жизнь ). У белорусов собака коннотирует негативные признаки: ушица ў собачую скуру означает «стать негодным, ленивым человеком». У киргизов собака – бранное слово, похожее на русское свинья.

Культурные коннотации свойственны не только метафорическим, но и символическим значениям. В слове кровь русское сознание сформировало коннотации: 1) символ жизненных сил (фразеологизмы пить кровь, до последней капли крови ); 2) символ родства (фразеологизмы родная кровь, кровь от крови );

3) символ здоровья (фразеологизм кровь с молоком ); 4) символ эмоций (фразеологизмы кровь бросилась в голову, кровь стынет ).

Культурные коннотации по сути являются культурным кодом. При этом из денотата вычленяются отдельные признаки, образ которых предстаёт во внутренней форме слова с переносной семантикой. Коннотации основаны на ассоциациях, идущих от слова, поэтому одно и то же животное выступает эталоном разных качеств в разных культурах. Иногда коннотации могут быть основаны и на реальных свойствах предметов: ихтиозавр (об отсталом человеке), телёнок (о тихом, ласковом человеке), талмуд (об утомительном чтении), винегрет (о всякой смеси). Иногда коннотации рассматривают как оценочный ореол. Например, голубые глаза для киргизов – самые некрасивые, а коровьи глаза – самые красивые.

Культурный фон – характеристика номинативных единиц (слов и фразеологизмов), обозначающих явления социальной жизни и исторические события: пропал как швед под Полтавой, красно-коричневые (о национал-патриотах России), оранжевая революция, бело-голубые.

К культурному фону примыкают прецедентные имена (термин В. Красных): 1) имена героев известных художественных текстов (Тарас Бульба, Обломов ); 2) имена, связанные с известными ситуациями (Иван Сусанин, дед Талаш ); 3) значимые имена в человеческой культуре (учёные М.В. Ломоносов, Д.И. Менделеев, К.А. Тимирязев, В.И. Вернадский, В.В. Виноградов, А.Н. Колмогоров ; писатели и поэты А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, А.П. Чехов, М. Шолохов, А.И. Солженицын, И. Бродский ; художники Андрей Рублёв, И.Е. Репин, В. Васнецов, М. Врубель ; композиторы М.И. Глинка, П.И. Чайковский, Д. Шостакович, А. Шнитке).

Культурные концепты – имена абстрактных понятий. Культурная информация прикрепляется в них к сигнификату (понятию о предмете). Ключевыми концептами культуры называют ядерные единицы картины мира, обладающие экзистенциальной (имеющей отношение к существованию человека) значимостью. К ним относят СОВЕСТЬ, СУДЬБА, ВОЛЯ, ДОЛЯ, ГРЕХ, ЗАКОН, СВОБОДА, ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ, РОДИНА. В.В. Воробьёв предложил для близкого понятия термин лингвокультурема (совокупность языкового знака, его содержания и культурного смысла).

ІІ группа

Лингвокультурная парадигма – языковая форма, отражающая категории мировоззрения (ВРЕМЯ, ПРОСТРАНСТВО).

Культурное пространство (= культурный фонд) – форма существования культуры в сознании её представителей: русское / английское когнитивное пространство. Культурный фонд – кругозор в области национальной и мировой культуры, которым обладает типичный представитель культуры; совокупность базовых единиц конкретной культуры.

Менталитет – способ восприятия и понимания действительности; внутренняя организация ментальности; «склад ума и души» народа; психо-лингво-интеллект народа; глубинная структура сознания, зависящая от социокультурных, языковых, географических и других факторов (В.А. Маслова); совокупность оценок (З.Д. Попова). Он проявляется на уровне языковой, наивной картины мира, отражённой в мифах, религиозных воззрениях и т.д.

Языковая картина мира (ЯКМ) – совокупность зафиксированных в единицах языка представлений народа о действительности. Она уже, чем когнитивная. В языке названо только то, что имело для народа коммуникативную значимость, ценность. ЯКМ выражается в семантическом пространстве языка. Она создаётся лексемами, фразеологизмами, лакунами, частотными средствами языка, образными средствами, фоносемантикой, риторическими стратегиями, стратегиями оценки и интерпретации текстов.

ІІІ группа

Языковая личность – внутреннее свойство личности, отражающееего языковую и коммуникативную компетенцию (знания, умения, навыки) и их реализацию в порождении, восприятии и понимании текстов (Е. Селиванова). Ю. Караулов выделяет 3 уровня языковой личности: вербально-семантический (слова), тезаурусный (понятия) и мотивационно-прагматический (деятельностно-коммуникативные потребности).

Лингвокультурная общность – группа людей с одинаковыми языковыми и культурными привычками.

Субкультура – второстепенная, подчинённая культурная система (например, молодёжная).

Этнос – исторически сложившаяся биосоциальная общность, характеризующаяся общностью происхождения, психологии, языка и культуры. Это нечто вроде особого биологического вида, исчезновение которого обеднит биогенофонд Земли.

ІV группа

Культурные установки – идеальные требования к достойной личности. Они вырабатываются в зависимости от исторического пути народа. Об установках писал Н.О. Лосский в книге «Характер русского народа» (1957). Среди позитивных и негативных установок русского человека он называет коллективизм, бескорыстие, духовность, фетишизацию государственной власти, патриотизм, максимализм, жалостливость, жестокость и т.д.

Культурные ценности – то, что люди считают важным, чего им не хватает в жизни. Выделяются такие ценности: абсолютные, общественные, личностные, ценности биологического выживания. Система ценностей народа выражается в языке.

Культурные традиции – коллективный опыт народа, наиболее ценные элементы социального наследия.

Культурный процесс – взаимодействие элементов культуры.

Культурная универсалия – сходные для всех культур элементы. Это концептуальные (связанные с сущностью концепта КУЛЬТУРА) универсалии: наличие языка, изготовление орудий труда, сексуальные запреты, мифы, танцы. К культурным универсалиям относятся также общие категории мышления: акциональность (связь любого предмета с действием), предметность (отнесённость любых признаков или действий к предмету), компаративность (отношения «что-то как что-то»), посессивность (отношения принадлежности), идентификационность (отношения «что-то является чем-то»).