В основу стартовавшей на телеканале «Россия-1» многосерийной драмы «Кровавая барыня» с Юлией Снигирь в главной роли легла биография самой жестокой женщины в русской истории – безжалостной помещицы Дарьи Салтыковой
Кадр из сериала «Кровавая барыня»Как только не называли Дарью Салтыкову , вошедшую в историю под именем Салтычихи , современники и потомки – «черной вдовой» и «черной злодейкой», «сатаной в юбке», «дворянкой-садистской», «серийной убийцей», «кровавой помещицей», «троицкой людоедкой», «маркизом де Садом в женском обличьи»… Ее имя много десятилетий произносили с содроганием, а императрица Екатерина Великая в приговоре злодейке, который она лично переписывала несколько раз, даже избегала называть эту женщину-монстра «она».
История, рассказанная режиссером Егором Анашкиным в новом сериале «Кровавая барыня», близка к тому, что произошло в реальной жизни, но во многом мягче, чем суровая действительность. Потому что, если бы режиссер экранизировал самые страшные зверства, которые, как рассказывают, учиняла Салтычиха, – фильм, скорее всего, просто бы запретили.
Леди Макбет Подольского уезда
Дочь столбового дворянина, потомка петровского сподвижника Николая Иванова , Дарья стала Салтыковой в 20 лет, выйдя замуж за ротмистра лейб-гвардии конного полка Глеба Салтыкова . Это был типичный брак для своего времени – два знатных рода объединились, чтобы преумножить богатство. Особых свидетельств ненависти к мужу, равно как и адюльтера со стороны молодой жены, правдоподобно показанных в фильме «Кровавая барыня», историкам не попалось. Точно так же остается неизвестным, от чего глава семейства скончался через шесть лет брака, оставив 26-летнюю вдову с двумя сыновьями на руках – и огромными деньгами. Впоследствии возникали версии, что Салтыкова сама избавилась от мужа, но они историкам кажутся беспочвенными.
Так как ее мать (которая в реальности вовсе не была маньячкой-убийцей) и бабка жили в монастыре и отказались от семейного состояния, Дарья Николаевна оказалась баснословна богата. В ее владении было около 600 душ, обширные поместья в Вологодской, Костромской и Московской областях, несколько усадеб, в том числе в подмосковном селе Троицкое Подольского уезда, где она проводила большую часть времени. В Москве, в районе Кузнецкого моста, у нее был шикарный особняк.
Вдова вела светский образ жизни и одновременно слыла очень набожной – несколько раз в год совершала паломничество к святыням, не жалела денег на церковные нужды. О страшных «забавах» Салтычихи стало известно лишь спустя несколько лет. В 1762 году двое крестьян, потерявших от рук помещицы нескольких жен одну за другой, смогли передать жалобу на 32-летнюю помещицу-садистку.
Было начато расследование – и стали открываться ужасающие подробности. Крестьяне жаловались на хозяйку уже около пяти лет, но благодаря связям знатной помещицы бумагам ход не давали, а судьба жалобщиков оказывалась незавидной – одних за клевету наказывали кнутом и отправляли в Сибирь, другие, по возвращении, попадали в руки жестокой хозяйки – и исчезали. Всего следствию удалось обнаружить бесследное исчезновение 138 крепостных душ.
Таинственная страсть
По рассказам свидетелей, свои садистские наклонности Салтычиха начала проявлять примерно через полгода после смерти мужа. В фильме «Кровавая барыня» показывается, что первые признаки психического заболевания проявились у помещицы еще в раннем детстве – но историки таких свидетельств не нашли. Впрочем, режиссер отмечает, что он не ставил своей целью снять исторический фильм, «Кровавая барыня» — это, скорее, страшная сказка.
По всей видимости, Дарья Салтыкова начала «трогаться» умом именно после смерти супруга. По версии современной психиатрии, у нее была эпилептоидная психопатия – расстройство психики, при котором у человека часто случаются «приступы» садизма и немотивированной агрессии.
Первые жалобы на ее зверства, которые были уже далеко не единичными, датируются 1757 годом. С каждым годом Салтычиха становилась все более жестокой и изощренной. По рассказам крепостных, она секла их до смерти – а если уставала, передавала кнут или плеть помощникам — гайдукам, вырывала у женщин волосы на голове или поджигала их, клеймила уши молодух каленым железом, обваривала кипятком, замораживала до смерти на морозе или в ледяном пруду зимой, даже хоронила заживо.
Особенно часто жертвами Салтычихи становились молодые девушки, служившие в доме, – злость помещицы могла вызвать, скажем, неправильно прибранная постель или плохо подметенный пол. Провинившихся она нередко забивала прямо на месте. Есть версия, что помещица испытывала к красивым женщинам сексуальное влечение. Эта страсть пугала ее, разрушала психику – и заставляла идти на преступления.
Между тем, известно о вполне «нормальной» любви Дарьи Салтыковой, которая также чуть не закончилась преступлением. Однажды объектом ее страсти стал инженер-землемер Николай Тютчев , дед знаменитого русского поэта. А после того, как он женился на другой, злодейка решила расправиться с ним и разлучницей. Она несколько раз планировала их убийство – но каждый раз ее планы срывались.
Дело о пропавших душах
Самый страшный слух, который распространяли о помещице Салтыковой, – что она пила кровь юных девушек и была людоедкой. Этим, мол, объяснялось то, что тел или захоронений большинства душ, числившихся бесследно пропавшими, во время следствия, которое длилось больше пяти лет, обнаружить так и не удалось. Все дело строилось на рассказах крепостных.
Тем не менее следствие сочло доказанными 38 случаев убийств и пыток дворового люда. Этого было достаточно, чтобы отправить Дарью Салтыкову на плаху.
Есть версия, что громкое дело Салтычихи было выгодно Екатерине Великой и ее сторонникам – чтобы морально ослабить Салтыковых и не допустить даже гипотетической возможности занять русский престол представителям немецкой династии Вельфов , к которой принадлежали трое трагически погибших русских императоров (Петр II , Петр III и Иван VI ) и которая состояла в родстве с Салтыковыми. Поэтому, вполне возможно, что историю преступлений помещицы могли раздуть.
В самый последний момент Екатерина заменила смертную казнь пожизненным заключением в особой, «покаянной» подземной камере – без света и общения с людьми. Помещицу императрица именовала не иначе, как «он» — историки считают, что таким образом Екатерина лишила ее не только дворянства, но и права зваться женщиной.
Через 11 лет Салтычиху перевели в камеру с окном, также к месту ее заключения стали допускать посетителей – посмотреть на злодейку через решетку. В последние годы своей жизни узница уже вела себя как настоящая сумасшедшая – громко бранилась, плевалась, пыталась тыкать в зевак палкой.
А была ли красавица?
Внешность Салтычихи – еще одна тайна за семью печатями. В фильме «Кровавая барыня» ее играет темноволосая стройная красавица Юлия Снигирь . По свидетельствам современников, в юности Дарья Иванова-Салтыкова действительно была очень хороша собой. Но вот как она выглядела – доподлинно не известно.
Чаще всего за портреты Дарьи Николаевны Салтыковой принимали многочисленные портреты ее тезки и родственницы по мужу Дарьи Петровны Салтыковой , урожденной Чернышевой , супруги генерал-фельдмаршала Ивана Петровича Салтыкова , которая была младше помещицы на 9 лет.
Уже в наше время историкам удалось доказать, что все портреты, которые считались портретами Салтычихи, на самом деле изображают других женщин. Сохранились свидетельства видевших Салтыкову уже в преклонном возрасте, во время ее заточения – они рассказывали, что она «была полной женщиной».
Что удивительно – душегубка, отличавшаяся отменным здоровьем, дожила до 71 года. Похоронили Дарью Салтыкову на кладбище Донского монастыря, рядом с родными. Но навещать ее могилу желающих не было.
Как Иван нужду закопал
Коми народная сказка
Жили-были два брата Василий да Иван. Василий хитрый, жадный, разбогател так, что денег ему девать некуда, а младший Иван с каждым днем беднел.
Вот однажды на свои именины богач Василий устроил пир, много гостей созвал, а Ивана не пригласил. Сели гости за стол, пьют и едят. У богатого брата на столе всякое угощение: огурцы и пряники, яблоки и лапша, творог с яйцом и каша со сметаной, котелок стоит с топленым маслом и пшеничные блины горой лежат.
Обидно стало Ивану. Он говорит жене:
— Как хочешь, а я к Василию пойду!
Хозяйка отговаривает Ивана. Не стóит, дескать.
Но хозяин на своем стоит.— Пойду,— отвечает.— Очень попить-поесть хочется. Богач Василий из окна увидел Ивана, выбежал в сени и говорит:
— Приходи завтра вечером, а сейчас убирайся.
— Ой,— говорит,— братец, мне воды выпить захотелось.
— Коли хочешь пить, так вон здесь в сенях кадка с водой стоит.
Василий отправился к своим гостям, а Иван пошел к кадке с водой.
Напился Иван, и вот чудо — захмелел. Стал спускаться с крыльца и закрыл дверь. А богатый брат ругается:
— Вот злодей, хочет опозорить меня!
Вдруг бедняку послышалось, будто кто-то рядом все его слова повторяет и тихонечко поет. Обернулся, а перед ним в худом кафтане бледный, тощий человек стоит.
— Кто ты такой? А тощий:
— Я твоя Нужда.
— Ну, коли ты моя Нужда, идем отсюда,— говорит Иван. Зашли они в Иванову избу. Бедняк сказал жене:
— Хозяйка, мы вдвоем пришли, накорми нас чем-нибудь.
Хозяйка принесла им щей, каши,— все, что было.
— Ну, хозяйка, постели нам что-нибудь. Мы ляжем.
Хозяйка постелила постель, одежду под голову положила. Иван лег с Нуждой, а хозяйка с детьми.
Назавтра хозяйка проснулась, печь затопила, сварила каши, щей. Нужда с Иваном встала, оделась, обулась. Иван и говорит:
— Ну, хозяйка, накорми нас, поедим мы и пойдем с Нуждой работать.
Хозяйка накормила-напоила мужа и гостя. Нужда с Иваном взяли топор да лопату и отправились на работу.
Иван подрядился выкопать попу яму для погреба,
Вот принялись яму копать. Сначала один копнет, потом другой.
Глубокая яма стала, в рост человека. Нужда влезла в яму, теперь была ее очередь копать. Согнулась — еле ее видно:
— Ровно уж,— говорит,— гладко вырыла, сейчас вылезу.
Нужда наклонилась еще ниже, стала выравнивать, а хозяин взял лопату и вмиг засыпал Нужду. Потом подравнял сверху, сучья-хворост набросал, топор, лопату взял и пошел домой.
— Ну,— говорит,— хозяйка, давай накорми чем-нибудь. Я закопал свою Нужду-то.
Хозяйка достала из печи щи да кашу и накормила.
Назавтра Иван проснулся, солнце высоко уже. Он лежит на печи и курит. А у них была курица. Она снесла яичко и громко клохчет-кудахчет. Хозяин слез, смотрит и удивляется: яичко не простое, а золотое.
Позвал хозяйку.
Хозяйка встала. Смотрят: яйцо-то золотое. Взял Иван яйцо и отнес в лавку, поставил перед купцом, у того глаза разбегаются.
— Много ли за него,— говорит,— просишь? Сто рублей хватит?
— Хватит,— говорит бедняк.
Сто рублей для него это очень большие деньги.
Хозяин взял сто рублей, купил еду и пошел домой. Праздник пришел для него и для семьи.
Назавтра курица опять золотое яйцо снесла. И послезавтра тоже. Продали они второе яйцо за двести рублей, третье за триста. И весь день Иван с хозяйкой обновы покупали, крупу — мешком, сахар — мешком, зерно — санями, ситец — тюками. Покупали, покупали, носили, носили, и на себе, и на лошади. И хлеба, и сахару, и крупы, и всего стало у них вдоволь. Сами едят и соседей угощают. Богатый брат задумался. Что же это случилось с Иваном: все кулями и мешками носит, откуда у него деньги? Завидно богачу. Не пьет, не ест, даже похудел от зависти, а Иван говорит жене:
— Ну, хозяйка, жили мы с тобой бедно, из-за нужды никогда пира не устраивали, именины не справляли. Теперь у нас все есть. Давай, готовься, еды напеки, пива навари. Именины с тобой устроим, всю деревню в гости позовем.
Хозяйка неделю пиво варила, хлеба напекла — к именинам готовится. И начался пир на весь мир. Пригласили всех родственников и богатого брата Василия тоже позвали. Пришли все, расселись. Стыдно Василию богачу. Он и то такого пира не устраивал. Выпил рюмки две, а больше не пьет, захмелеть не хочет, охота ему допытаться, отчего брат разбогател.
А Иван от радости с одним — рюмку, с другим — стакан. Захмелел.
Василий стал расспрашивать.
— Эх,— говорит,— брат, как это ты разбогател? Иван и рассказал всё.
— Вот,— говорит,— брат, Нужда ко мне привязалась. Я ее увидел, когда к тебе на пир приходил. Помнишь, выгнал еще меня? Я взял да и похоронил Нужду-то на кладбище возле поповского погреба. Так и избавился от Нужды.
Василий и решил:
— Пойду-ка и откопаю оттуда Нужду.
Ладно. Василий тайком ушел. Схватил лопату, побежал на кладбище и принялся копать. Копал, копал, смотрит: кто-то копошится на дне ямы.
— Нужда,— говорит,— живая ли? Нужда поднялась и говорит:
— Еле живая, чуть не задохнулась, давай помоги выйти.
Богатый брат подал руку Нужде, поднял Тощую и говорит:
— Вот ведь злодей-то, что с тобой устроил. Если бы не я, тут бы и пришлось тебе гнить. Иди скорей к нему, у него как раз пир сегодня.
— Спасибо,— отвечает Нужда.— Спасибо, добрый человек, за то, что откопал. Но к твоему брату уж нет, я ни за что не пойду. Что с ним сделаешь?
«Погоди, я перехитрю ее,— думает Василий.— Отведу на пир да там и оставлю».
Отправились они к Ивану на пир. А тут на столе разные кушанья, лапша и огурцы, творог с яйцом и каша со сметаной, котелок масла и горячие блины.
Зашел Василий в избу, а Нужда осталась у крыльца. Не смеет зайти.
— Попадусь Ивану в руки — опять закопает.
Василий ждал, ждал Нужду и обратно вышел. Нужда тут как тут, вспрыгнула ему на плечи, привязалась крепко-накрепко.
С той поры обеднел, разорился Василий. То корову медведи задрали, то на другой день воры амбар очистили, а на третий день изба и клеть сгорели.
А Ивану Нужда на глаза не показывалась, до сих пор его боится и стороной обходит.
Тридцать женихов
Коми народная сказка
Жили-были старик со старухой. У них было тридцать женихов-сыновей. Трудно было с ними - ведь для всех нужно тридцать шапок, тридцать кафтанов, тридцать пар сапог. Выросли братья, умными стали, работящими. Не успели старик со старухой на них нарадоваться, как старший Иван говорит:
- Решили мы жениться на тридцати сестрах и пойдем по белу свету невест искать.
Ну, делать нечего. Принялись родители снаряжать парней в дорогу. Иван взял клубок ниток, бросил его на землю и проговорил: «Отыщи нам невест-сестер. Куда ты покатишься, туда и мы пойдем».
Клубок покатился, за ним братья пошли, через горы перелезли, через реки переплыли, через леса прошли и добрались до полянки, где изба стоит, на пороге старушка сидит, шерсть прядет.
Узнала она, что надобно братьям, и говорит:
- У меня пять внучек - пять сестер, идите-ка дальше, к моей тетушке, у нее тоже есть девушки. Сколько их - не знаю, не считала, только помню, что много.
Иван снова бросил клубок на землю. Он покатился по горам и долам, за ним братья пошли.
Долго они брели, наконец, добрались до лесной поляны, где под елью избушка стоит, на пороге старуха сидит, волчью шерсть прядет.
Увидела она тридцать братьев и спрашивает:
- Далеко ли вы отправились?
Братья ей все без утайки рассказали. Хозяйка их в бане попарила, накормила, напоила, потом говорит:
- Придется вам дальше идти туда, где вас ждут тридцать невест. У меня только двадцать девушек есть. Да ничего, клубок приведет вас к озеру, где живет моя тетушка. У нее как раз тридцать девушек в доме живет.
Опять клубок покатился, за ним братья пошли и очутились на берегу озера. Там, на берегу, избушка стоит, на пороге старуха сидит, шерсть прядет. Увидела, братьев и спрашивает:
- Куда вы путь держите? Братья все рассказали.
- Тридцать невест в моем доме живут,- отвечает старуха.
Выбежали из дома девушки, одна краше другой.
Принялись братья невест выбирать: этому нравится та, другому - другая.
А Иван-младший брат промолвил:
- Мне дайте ту невесту, какая останется. Настала ночь. Иван велел братьям лечь под лавки. Они так и сделали. А Иван не спал.
Он недоброе почуял, заметил по старухиной ухватке, что она Ёма. Не спит Иван, на лавку метла положена. А Ёма в это время нож точит.
Наточила, подкралась к девушкам, отрезала косы и стала колдовать. И Ёма превратила девушек в лошадей. Они были ей не дочери, а пленницы. Она хотела и братьев обезглавить, да они легли под лавки, а на лавки по совету Ивана метлы положили.
Иван разбудил братьев, те вылезли из-под лавок, и он показал им разрубленные метлы.
- Если бы не я, ведьма всем нам отрезала бы головы.
Едва Ёма-баба захрапела, как Иван пошел во двор, Ёминых коней вычистил, накормил-напоил. Он понимал их язык. И одна лошадь сказала ему человечьим голосом:
- Нас, Иван, Ёма бьет. А когда она заставит запрягать, ты меня не бей, я подарю тебе за это жеребёнка.
Так оно и вышло. Ёма заставила братьев каждый день три недели подряд лошадей запрягать, дрова возить, не жалеть лошадей, кнутом хлестать и за это обещала каждому коня.
Но Иван кобылу жалел, ни разу не ударил.
Пришел срок расплаты. Ёма разрешила братьям взять по коню. Братья взяли по доброму коню, Иван выбрал себе жеребенка. Едут братья верхом, Иван пешком идет, тащит за повод жеребенка.
А клубок вперед катится. Остановился он перед царским дворцом.
Пришли они к царю, и царь принял на службу их, братьев одного отца.
За ум и храбрость полюбил он старшего - Ивана, а братьев сделал конюхами.
Позавидовали братья Ивану, принялись на него царю наговаривать.
Однако царь их наветы не слушал. Братья прослышали, что есть ковер-самолет, сядешь и полетишь. Они рассказали об этом царю.
- Иван-то,- говорят,- хвастался привезти ковер-самолет, отнять его у Ёмы-бабы.
Царь вызвал Ивана и приказал ему привезти ковер, а не привезешь, говорит,- отрублю голову!
Пошёл Иван на конюшню. Жеребенок увидел, что он печальный. Стал расспрашивать, отчего хозяин не весел. Тот и поведал жеребенку, что надо ему добыть ковер-самолет у Ёмы-бабы.
- Разве это служба, служба будет впереди!- заржал жеребенок.
Вскочил Иван на жеребенка, а жеребенок превратился в доброго коня, полетел над горами, над долами и очутился возле озера Ёмы-бабы, где братья сватали невест.
И говорит конь:
- Зайди, Ема-баба спит.
Иван привязал коня к ограде. А ковер под головой Ёмы-бабы.
Иван вытащил ковер да так, что Ёма-баба и не слыхала. Потом сел Иван на коня, помчался во дворец.
Проснулась ведьма, кинулась Догонять, да где там!
Иван привез ковер-самолет старому царю, тот наградил парня, велел дать Ивану чашу с вином. А братьям еще обиднее стало.
Попритихли немного и снова говорят царю:
- Ой, царь-государь, за тридевять морей есть царевна-красавица Марпида. Наш Иван хотел привезти ее соседнему царю.
Распалилось царское сердце. Начал всех о красавице расспрашивать, а потом позвал Ивана и велел ему привезти Марпиду-царевну. А не привезешь, мол, голову долой.
Пошел Иван опять к коню. Все ему поведал.
А конь заржал:
- Служба еще впереди.
Сел Иван на коня, конь помчался, а впереди клубок катится. Одно царство за другим мелькает.
Наконец, приехали в ту страну, где живет Марпида. Конь велел Ивану спрятаться.
- Я,- говорит,- буду тут ходить. Как зорька засияет, Марпида - царская дочь - выйдет гулять, ловить меня будет. Я лягу на траву, она на меня сядет, а ты не зевай, выскакивай из-под куста и прыгай в седло... И мы ускачем!
Лишь зорька засияла, царская дочь вышла в сад и стала коня ловить. Конь лег, и царевна села в седло... Вскочил Иван на коня и вместе с Марпидой прискакал к царю. Она и ахнуть не успела. Ну, царь наградил Ивана золотом и мехами...
А братья все еще в конюхах, от зависти не спят, не едят.
Старый царь говорит Марпиде:
- Давай обвенчаемся, красавица!
А царевна смеется:
- Как же обвенчаемся, ты-то старый, я молодая, и, кроме того, у меня подвенечного платья нет, меня к тебе молодец в старом сарафане привез.
- А какое ты желаешь подвенечное платье?- спрашивает царь.
Марпида в ответ:
- Мой наряд дома остался. Кто меня привез, тот пусть и наряд мой добудет.
Царь послал Ивана за подвенечным платьем. Иван запечалился и все рассказал коню. Конь голову повесил:
- Вот это,- говорит,- очень тяжелая служба, но и она не последняя, служба еще впереди. Да не знаю только, как мы ее исполним.
Мчится Иван снова за подвенечным платьем. Ехал, ехал, наконец прискакал в Марпидину страну и узнал, что подвенечное платье лежит в церкви под престолом, а там как раз служба идет.
Молвит конь:
- Я превращусь в золотого попа, народ удивится и повалит из церкви на меня глядеть. А ты возьми в то время наряд.
Конь золотым попом обернулся и стал ходить вокруг церкви.
Народ дивится: «Что за чудо». Вот и попы, дьяконы ушли из храма, и прихожане, а золотой поп все молится. Улучил Иван минуту, схватил царевнино платье, вскочил на коня и ускакал.
Тут все спохватились:
- Да это ведь тот молодец, что увез царскую дочь, а теперь подвенечное платье стащил. Да не догонишь его.
Вернулся Иван к царю, привез подвенечный наряд. Обрадовался царь.
- Теперь,- говорит,- обвенчаемся. Но лукавая красавица Марпида все еще не соглашается:
- Ты старый, я молодая. Я хочу, чтобы и ты помолодел. У меня есть тридцатилетняя кобылица, она доит 30 ведер молока, если это молоко вскипятишь и окунешься туда, станешь таким молодым, как и я.
- Ну, что ж,- отвечает царь.- Кто тебя привез, тот и кобылицу приведет.
Царь опять зовет Ивана:
- Надо привести тридцатилетнюю кобылицу. Я кобылье молоко вскипячу, окунусь и стану молодым раскрасавцем.
Иван все рассказал коню. Тот заржал:
- Ой, эта служба последняя. Да не знаю, как и поймать эту кобылицу. Ну, езжай, попытай свое счастье.
Сел Иван на коня, поскакал на луг, где у реки кобылица паслась. Ехал, ехал, добрался лишь к вечеру. Солнце закатилось, а светло. Это грива кобылицы сияет. Увидела их кобылица, как бросится навстречу, человечьим голосом молвит коню:
- Милый мой сынок, о тебе я много слышала, тебя везде искала, ведь я родная мать тебе.
Вот обрадовался Иван! Кобылица сама за ними пошла.
Во дворце надоили тридцать ведер молока, вскипятили и в котел налили. А кобылица предупредила Ивана:
- Ты тоже выкупайся в молоке, только не сразу лезь в котел, позови сначала меня, будто проститься хочешь. А я трижды фыркну в молоко, оно остынет, тогда ты ныряй.
Вот принесли котел с кипящим молоком. Страшно стало царю. Велел окунуться сначала Ивану.
Иван просит царя:
- Приведи коня и кобылицу, хочу с ними попрощаться.
Привели и коня и кобылицу. Кобылица три раза фыркнула, Иван бросился в котел с молоком.
Вылез, люди глазам не верят, таким он стал пригожим. Только вылез - молоко в котле вновь сделалось горячим.
Царь скорей кинулся туда же.
Тут ему и конец.
Иван обвенчался с красавицей Марпидой и вместо царя стал страной править. Отца с матерью к себе вызвал, а коня и кобылицу нежил и холил.
Миф о Йиркапе
Йиркап и нашёл, говорят, озеро Синдор. А как бы иначе ещё найти его посреди тёмного леса. С Йиркапом, что было, всё правда. Прежние люди, старики ещё рассказывали.
Охотой Йиркап занимался. Вот однажды он наткнулся, говорят, на такое дерево - когда ни выйдет на охоту, собака постоянно облаивает его.
Что, мол, такое случилось - всё одно и то же дерево облаивает? Надоело это Йиркапу и ударил его топором. Ударил, и кровь из дерева выступила. Дерево и сказало: "Йиркап, сруби меня и сделай себе одну лыжину. А не срубишь, так приставь щепку на старое место. Йиркап и срубил. Потом сделал из него одну лыжину, другую лыжину сделал из простого дерева. Если бы обе лыжины сделал из этого дерева, то уже не смог бы остановиться, на другую сторону земли бы унесло. Куда ни вздумает, туда и несут его лыжи. Рукавицы и шапку перед собой бросит, лыжи останавливаются, а если не бросит, так и не остановятся. Как начал охотиться на новых лыжах Йиркап, так первым охотником стал. После этого никакой зверь от него не избавлялся - ни олень, ни рысь, кого увидит, того и поймает. А рыбу ловить до озера Сим ходил (озеро Сим-отсюда в 300 верстах). Выйдет из дому, когда печка топится, а печка только протопится, он уже возвращается.
Там же жила вдова, колдунья. С ним она об заклад побилась: есть, дескать, тридцать оленей, ты, говорит, тридцать этих оленей быстро выловишь, но тридцать первый - голубой. Если его догонишь, то ни у кого в целом свете уже не будет более проворных ног, чем у тебя, все звери и птицы твоими станут.
Пусть, мол, приходит, говорит Йиркап. Мне, мол, только ведь выйти стоит. На следующий день утром мать стала печь хлеба. Увидела голубого оленя и разбудила Йиркапа. Йиркап, вставай, мол, твой голубой олень на той стороне пасётся. Йиркап встал, взял у матери горячий ярушник, сунул его за пазуху и не евши вышел догонять оленя. Они, брат, махнули до Сибирского камня (а где этот Сибирский камень - кто может знать). Там, на камнях, копыта оленя стали раздвигаться и скользить. Не мог больше бежать олень.
Вот после этого голубой олень перекувыркнулся через голову и превратился в красивую-красивую девушку. "Йиркап, - говорит, - не убивай меня, я буду тебе верной слугой." А Йиркап не согласился. Раз, мол, ты меня увела в такую даль, живой я тебя не оставлю. Йиркап убил девушку. Вынул у неё сердце, сунул за пазуху и вернулся обратно. Вернулся и переломил ярушник - от хлеба всё ещё тёплый пар идёт. Вот сколько времени, оказывается, и ходил до Сибирского камня, хлеб ещё не успел остыть. Принёс он сердце девушки и положил на стол той женщине. "Вот это и есть, мол, сердце оленя." "А раз, мол, поймал голубого оленя, то от тебя уже не убежит никакая птица, никакая дичь. Всё твоё будет," - говорит та женщина.
Йиркап по шуге, бывало, скользнет и переходил через озеро. И была еще другая ёма (колдунья). Ёма говорит мачехе - что, мол, это за сын у тебя, всех зверей и птиц выловит. Нас всех голодной смертью убьёт. Он, дескать, очень легкий, не утонет, надо его утяжелить. Ополосками портянок напоила Йиркапа, чтобы он отяжелел.
Йиркап после этого отяжелел и стал проваливаться. Однажды ночью он стал переходить по льду через Синдор озеро. Стал переходить по льду, который напоминал собой битое стекло, и утонул. Ох, мол, измена это. Бултыхался, бултыхался - ничего не мог поделать. Вытащил нож и отрезал завязки чудесных лыж - освободиться хотел от них. Стал завязки разрезать, лыжина-то и снова сказала: "Йиркап, Йиркап, себя погубил и меня тоже губишь! Если бы не отрезал завязки, я вытащила бы тебя на берег." Йиркап брыкнул ногой, и лыжина с отрезанными завязками полетела, пролетела насквозь через здоровенную сосну, дыру проделала. Старики до сих пор помнят ещё этот дырявый пень. Место это указывали около Синдор озера. Вот такой, мол, здоровенный да толстый пень был...
А Йиркап там и утонул. И теперь ещё это место называется Йикапув. Вот каким был человек, нашедший Синдор озеро.
Как Иван нужду закопал
Коми народная сказка
Жили-были два брата Василий да Иван. Василий хитрый, жадный, разбогател так, что денег ему девать некуда, а младший Иван с каждым днем беднел.
Вот однажды на свои именины богач Василий устроил пир, много гостей созвал, а Ивана не пригласил. Сели гости за стол, пьют и едят. У богатого брата на столе всякое угощение: огурцы и пряники, яблоки и лапша, творог с яйцом и каша со сметаной, котелок стоит с топленым маслом и пшеничные блины горой лежат.
Обидно стало Ивану. Он говорит жене:
- Как хочешь, а я к Василию пойду!
Хозяйка отговаривает Ивана. Не стóит, дескать.
Но хозяин на своем стоит.- Пойду,- отвечает.- Очень попить-поесть хочется. Богач Василий из окна увидел Ивана, выбежал в сени и говорит:
- Приходи завтра вечером, а сейчас убирайся.
- Ой,- говорит,- братец, мне воды выпить захотелось.
- Коли хочешь пить, так вон здесь в сенях кадка с водой стоит.
Василий отправился к своим гостям, а Иван пошел к кадке с водой.
Напился Иван, и вот чудо - захмелел. Стал спускаться с крыльца и закрыл дверь. А богатый брат ругается:
- Вот злодей, хочет опозорить меня!
Вдруг бедняку послышалось, будто кто-то рядом все его слова повторяет и тихонечко поет. Обернулся, а перед ним в худом кафтане бледный, тощий человек стоит.
- Кто ты такой? А тощий:
- Я твоя Нужда.
- Ну, коли ты моя Нужда, идем отсюда,- говорит Иван. Зашли они в Иванову избу. Бедняк сказал жене:
- Хозяйка, мы вдвоем пришли, накорми нас чем-нибудь.
Хозяйка принесла им щей, каши,- все, что было.
- Ну, хозяйка, постели нам что-нибудь. Мы ляжем.
Хозяйка постелила постель, одежду под голову положила. Иван лег с Нуждой, а хозяйка с детьми.
Назавтра хозяйка проснулась, печь затопила, сварила каши, щей. Нужда с Иваном встала, оделась, обулась. Иван и говорит:
- Ну, хозяйка, накорми нас, поедим мы и пойдем с Нуждой работать.
Хозяйка накормила-напоила мужа и гостя. Нужда с Иваном взяли топор да лопату и отправились на работу.
Иван подрядился выкопать попу яму для погреба,
Вот принялись яму копать. Сначала один копнет, потом другой.
Глубокая яма стала, в рост человека. Нужда влезла в яму, теперь была ее очередь копать. Согнулась - еле ее видно:
- Ровно уж,- говорит,- гладко вырыла, сейчас вылезу.
Нужда наклонилась еще ниже, стала выравнивать, а хозяин взял лопату и вмиг засыпал Нужду. Потом подравнял сверху, сучья-хворост набросал, топор, лопату взял и пошел домой.
- Ну,- говорит,- хозяйка, давай накорми чем-нибудь. Я закопал свою Нужду-то.
Хозяйка достала из печи щи да кашу и накормила.
Назавтра Иван проснулся, солнце высоко уже. Он лежит на печи и курит. А у них была курица. Она снесла яичко и громко клохчет-кудахчет. Хозяин слез, смотрит и удивляется: яичко не простое, а золотое.
Позвал хозяйку.
Хозяйка встала. Смотрят: яйцо-то золотое. Взял Иван яйцо и отнес в лавку, поставил перед купцом, у того глаза разбегаются.
- Много ли за него,- говорит,- просишь? Сто рублей хватит?
- Хватит,- говорит бедняк.
Сто рублей для него это очень большие деньги.
Хозяин взял сто рублей, купил еду и пошел домой. Праздник пришел для него и для семьи.
Назавтра курица опять золотое яйцо снесла. И послезавтра тоже. Продали они второе яйцо за двести рублей, третье за триста. И весь день Иван с хозяйкой обновы покупали, крупу - мешком, сахар - мешком, зерно - санями, ситец - тюками. Покупали, покупали, носили, носили, и на себе, и на лошади. И хлеба, и сахару, и крупы, и всего стало у них вдоволь. Сами едят и соседей угощают. Богатый брат задумался. Что же это случилось с Иваном: все кулями и мешками носит, откуда у него деньги? Завидно богачу. Не пьет, не ест, даже похудел от зависти, а Иван говорит жене:
- Ну, хозяйка, жили мы с тобой бедно, из-за нужды никогда пира не устраивали, именины не справляли. Теперь у нас все есть. Давай, готовься, еды напеки, пива навари. Именины с тобой устроим, всю деревню в гости позовем.
Хозяйка неделю пиво варила, хлеба напекла - к именинам готовится. И начался пир на весь мир. Пригласили всех родственников и богатого брата Василия тоже позвали. Пришли все, расселись. Стыдно Василию богачу. Он и то такого пира не устраивал. Выпил рюмки две, а больше не пьет, захмелеть не хочет, охота ему допытаться, отчего брат разбогател.
А Иван от радости с одним - рюмку, с другим - стакан. Захмелел.
Василий стал расспрашивать.
- Эх,- говорит,- брат, как это ты разбогател? Иван и рассказал всё.
- Вот,- говорит,- брат, Нужда ко мне привязалась. Я ее увидел, когда к тебе на пир приходил. Помнишь, выгнал еще меня? Я взял да и похоронил Нужду-то на кладбище возле поповского погреба. Так и избавился от Нужды.
Василий и решил:
- Пойду-ка и откопаю оттуда Нужду.
Ладно. Василий тайком ушел. Схватил лопату, побежал на кладбище и принялся копать. Копал, копал, смотрит: кто-то копошится на дне ямы.
- Нужда,- говорит,- живая ли? Нужда поднялась и говорит:
- Еле живая, чуть не задохнулась, давай помоги выйти.
Богатый брат подал руку Нужде, поднял Тощую и говорит:
- Вот ведь злодей-то, что с тобой устроил. Если бы не я, тут бы и пришлось тебе гнить. Иди скорей к нему, у него как раз пир сегодня.
- Спасибо,- отвечает Нужда.- Спасибо, добрый человек, за то, что откопал. Но к твоему брату уж нет, я ни за что не пойду. Что с ним сделаешь?
«Погоди, я перехитрю ее,- думает Василий.- Отведу на пир да там и оставлю».
Отправились они к Ивану на пир. А тут на столе разные кушанья, лапша и огурцы, творог с яйцом и каша со сметаной, котелок масла и горячие блины.
Зашел Василий в избу, а Нужда осталась у крыльца. Не смеет зайти.
- Попадусь Ивану в руки - опять закопает.
Василий ждал, ждал Нужду и обратно вышел. Нужда тут как тут, вспрыгнула ему на плечи, привязалась крепко-накрепко.
С той поры обеднел, разорился Василий. То корову медведи задрали, то на другой день воры амбар очистили, а на третий день изба и клеть сгорели.
А Ивану Нужда на глаза не показывалась, до сих пор его боится и стороной обходит.
Господин Иван Сарапанчиков Коми народная сказка Однажды под окошко пришла женщина с пятью ребятами и жалобно попросила: Но прохожая на своем стоит; Иван распряг лошадь, толкнул ее кулаком в бок и буркнул: Ехал, ехал Иван и добрался до развилки трех дорог. Там на ветру качается сосна. Иван обтесал сосну сбоку, поскоблил и вырезал надпись: Прочитали и посмотрели богатыри друг на друга. Сам Самплеменник, как старший среди них, стал спрашивать: Умирать никому неохота, никому смерть не мила. Сам Самплеменник и говорит: Богатыри тогда как раз показались из-за леса. Вот поскакали три богатыря следом за Иваном и добрались до рубежа Девятицарства. Иван и говорит: Как же так? Мы ведь к Девятицарству приехали, здесь царь злой, если безоружные ляжем, он пошлет войска и нас сонных изрубят. Как же так, у старшего брата не спросили, а, не спросившись его, тоже нельзя часовых ставить. Давай ты,- говорят Сам Самплеменнику,- старший среди нас, сходи и спроси у Ивана, как быть. А Иван все еще спит, еще не выходил из своего шатра. Часовым оказался Белуня-богатырь, раза два он заглядывал в шатер, а будить не смеет Ивана, обратно уходит. Посоветовались братья и послали они к Ивану Сам Самплеменника. Сам Самплеменник и говорит богатырям: Бух, бух! Зим! Зим!-земля дрожит, Полкан ступает. Хвостом машет, может, за сто верст слышно. Богатыри тоже ахают, удивляются, ну и сила, мол! А Иван вылез из-под сарафана. А день был солнечный, светло. Ивану сквозь дырявый сарафан все видно. Полкан же ничего не видит, шатер его хороший, плотный. Вот и встретились оба. Полкан, как слепой, а Иван зрячий. Махнул Иван косой, и как-то удачно получилось, главную жилу перерезал Полкану-Полубесу. Полкан упал, а Иван, не будь дурак, скорей в сторону, подальше. Издали стал смотреть. Видит, Полкану конец приходит, бьется Полубес на траве, страшно смотреть. Сам бьется,- всю землю взрыл, сосны, что стояли толщиной в башню, с корнями вырывает, ломает. Не зря говорили богатыри, что сильнее Полкана нет никого на свете, в писании, мол, так сказано. Время летит, пришла пора дальше ехать. Говорит Сам Самплеменник: Как только Иван Сарапанчиков показался, «на караул!» крикнули. Людям-то смешно: у Ивана лошадь худая, да и сам такой же, но смеяться нельзя, все боятся смеяться над тем, кто убил Полкана-Полубеса. Тут судьи, воеводы - все начальство вышло,- одежду притащили. И угощали простой народ по Иванову приказу - все на пиру ели до отвала, и еще осталось. |