Хочу в девяностые, назад к бандитам .

Становится историей эпоха, которая кардинально изменила жизнь нашей страны. Все более отчетливые очертания приобретает образ времени. Что-то стремительно забывается, что-то, наоборот, высвечивается более ярко. В результате формируется стереотипический портрет времени. Впрочем, 90-е в этом плане не уникальны, так происходит всегда.

И, тем не менее, есть в этой истории нечто, вызывающее удивление.
Это нечто – ностальгия по «лихим» 90-м.
Совсем недавно казалось, что 90-е запомнятся как эпоха безвременья, темное и беспросветное время упадка и деградации. Этот мрачный образ возник спонтанно, но очень скоро был подхвачен и растиражирован официальной пропагандой.

«Катастрофический» имидж оказался чрезвычайно удобен для создания, на контрасте, образа «тучных 2000-х».
«В 90-е страна оказалась на грани, распада, в 2000-е вновь окрепла и поднялась с колен». «В 90-е большинство населения было ввергнуто в нищету, а в 2000-е вернулось к нормальной, обеспеченной жизни». «В 90-е – разгул бандитизма, в 2000-е – порядок и стабильность».
Идеологам путинского режима даже не надо было предпринимать особых усилий, для того чтобы внедрить эти стереотипы. 90-е оставили по себе настолько дурную память, что народ вполне искренне считал, что последнее десятилетие двадцатого века было одним из самых мрачных периодов в истории России.

Тем более удивительно видеть сейчас, по прошествии всего нескольких лет, что «катастрофический» образ постепенно уходит в прошлое точно так же как и сами «лихие 90-е».
На смену ему приходит тихая, а иногда даже очень бурная ностальгия.

Кто ностальгирует и почему?
Согласно официальной модели «лихие 90-е» vs «стабильные 2000-е», о «пропащем» десятилетии могут жалеть только бывшие члены криминальных структур, ностальгирующие по бандитской вольнице, бывшие олигархи, с грустью вспоминающие времена «семибанкирщины», ну и прочие немногочисленные антисоциальные личности.
Однако ряд социологических исследований, проведенных совсем недавно, во второй половине 2009 и в начале 2010 показывают, что круг ностальгирующих людей гораздо шире.

Помимо бандитов и олигархов с теплотой вспоминают о 90-х многие предприниматели.
Оказывается, что для тех, кто начинал свое дело в тот непростой период, 90-е стали не только и не столько временем упадка, сколько, наоборот, подъема, временем напряжения всех сил, временем первых серьезных успехов. Точно также люди ностальгируют по своей молодости. Но 90-е годы как раз и были временем молодости российского бизнеса.

Тогда не было еще четких правил, не было маркетинговых стратегий, клиентских баз, сетевых супермаркетов, потребительских сегментов и прочих атрибутов цивилизованного бизнес сообщества.
Зато была свобода творчества, была бешеная энергия, задор, романтика, которая заставляла людей работать по 20 часов в сутки без выходных и отпусков. Тогда была реальная возможность воплотить извечную российскую мечту – подняться «из грязи в князи». Да и много было людей вокруг, которые поднимались. Конечно, тех, кто наоборот, стремительно скатывался по социальной лестнице вниз, было намного больше, но о них то как раз не думали. А собственные успехи на фоне общих неудач воспринимались еще острее, еще сладостнее.

Сегодня те, кто пришел в коммерцию в начале 90-х, устроены достаточно неплохо.
Да, лишь единицы стали по-настоящему богатыми людьми, но большинство все же сохранило свое небольшое дело. Теперь уже нет необходимости прилагать сверх-усилия для того, чтобы держаться на плаву. Отлаженный бизнес не требует активного участия владельца, зато приносит стабильный доход. Вроде бы, живи да радуйся. Но нет, многие предприниматели тоскуют по временам «дикого капитализма».

Монополизация рынка крупными корпорациями лишила малый и средний бизнес перспективы.
Сегодня уже практически невозможно представить себе небольшую компанию, которая бы за несколько лет выросла до федерального уровня. Все наиболее доходные сегменты рынка давным-давно поделены. Что же касается «инновационных» отраслей, то, во-первых, их очень немного, а во-вторых, все перспективные старт-ап’ы на корню скупаются все теми же крупными корпорациями.

Помимо ветеранов российского бизнеса, которым «тучные 2000-е» принесли стабильность и достаток, но лишили заветной мечты, по 90-м тоскуют и более молодые люди.
Многочисленная армия «офисного планктона» переживает, что опоздала к «шапочному разбору». В начале 90-х годов нынешние менеджеры среднего звена в большинстве своем еще учились в школе или на первых курсах института. «Золотое время», когда огромные состояния делались из ничего и за очень короткое время прошло мимо них. «Это был шанс, который выпадает раз в жизни, да и то не всем, и мы, в силу возраста, просто не успели им воспользоваться».

И не важно, что многие участники «дикой приватизации» сложили головы в криминальных разборках.
Не важно, что тем, кто выжил и поднялся, пришлось пожертвовать очень многим (в первую очередь свободным временем, которое современный «офисный планктон» чрезвычайно ценит). Трудности, как мы еще раз убеждаемся, забываются очень быстро. Все что остается – это красивая история о романтической эпохе первоначального накопления капитала, когда возможности были безграничны и любой толковый человек мог стать миллионером.

Дело, однако, не только в особенностях человеческого сознания.
Чрезмерная идеализация и романтизация прошлого – это верный признак того, что с настоящим не все в порядке. Рождение мифа о неограниченных возможностях в 90-е годы – это реакция на сужение возможностей в 2000-е. По мнению представителей современного «офисного планктона» работа, даже очень напряженная, совершенно не гарантирует продвижения по социальной лестнице. Можно сколь угодно много работать, но если у тебя нет поддержки влиятельных родственников, выше уровня менеджера среднего звена не заберешься. Еще хуже ситуация с открытием собственного дела. Без начального капитала и связей – нечего и пытаться. А раз так, то остается только ностальгировать по времени неограниченных возможностей и, в пику официальной пропаганде, выстраивать образ «романтических» и «прекрасных» 90-х.

Еще одна группа, которая весьма позитивно оценивает 90-е годы – либеральная интеллигенция.
Эти люди, конечно, не забыли как вынуждены были работать на нескольких работах за копейки, признают, что с материальной точки зрения сегодня устроены гораздо лучше. Однако, ведь не только в деньгах дело. В 90- е была свобода творчества, которой, увы, сегодня нет. И проблема не только в ужесточении политического режима. Многие представители этой группы признают, что по большому счету режим не очень то и суров. Проблема в том, что само общество как-то «окуклилось» за последние десять-пятнадцать лет. Исчез интерес ко всему кроме потребления. В 90-е годы люди были намного беднее, но активнее. Сегодня – нет уж тех энтузиастов всего нового и необычного, а есть обыватели, которым кроме еженедельных походов по магазинам и развлекательных шоу по ТВ ничего больше не надо.

«Либеральная» ностальгия вполне понятна.
С одной стороны, очевидно, что общество действительно сильно изменилось, стало более пассивным, приземленным. С другой стороны, изменился и социальный статус самой либеральной интеллигенции. Если в 90-е годы эти люди чувствовали себя сопричастными историческому процессу и были в центре общественного внимания, то сегодня оказались в изоляции.

Однако самая интересная пертурбация происходит в сознании обычных людей, тех самых обывателей, которые в 90-е годы оказались на грани физического выживания.
Они, конечно, не забыли ни стремительного обнищания, ни разгула преступности, ни прочих выразительных примет эпохи. Они, по-прежнему, считают, что 90-е – это мрачное, жестокое десятилетие. Однако к черным краскам стали постепенно примешиваться и более светлые, ностальгические тона.

«Да, время было жесткое, даже жесткое, но в то же время и интересное. Постоянно что-то новое появлялось. Постоянно что-то происходило. А теперь такое ощущение, что опять застой настал».
Жизнь была полна событиями, далеко не всегда приятными, но кто сказал, что человек для счастья требуются только положительные эмоции? Ощущение счастья, удовлетворения от жизни дает контраст положительного и отрицательного. А таких контрастов в 90-е было очень много. Да, обнищали. Оказались на краю гибели, но ведь выкарабкались же, сумели выбраться из, казалось бы, катастрофической ситуации. Сегодня многие наши сограждане с гордостью вспоминают, какие только ухищрения они не придумывали, чтобы свести концы с концами.

90-е годы – это время первых потребительских радостей, пришедших к нам с запада.
Это время когда на рынке впервые появились шоколадные батончики, ликер Amaretto, итальянские спагетти, японские телевизоры, немецкие автомобили. Это время когда впервые в массовом порядке наши люди поехали за границу. Сейчас все это уже приелось, потеряло прелесть новизны. Кого теперь удивишь батончиками Snickers или Mars? Только подростки их едят. А ведь в начале 90-х торжественно покупали один Mars на всю семью и ножом разрезали, чтобы каждому досталось. Сегодня, никто из знакомых уже не скажет — «вау, круто» — слушая рассказ человека, вернувшегося из Антальи. Теперь там ежегодно отдыхает несколько миллионов наших соотечественников. А всего лишь 15 лет назад такая поездка была очень даже в диковинку.

Изменение образа «лихих» 90-х с однозначно негативного, на противоречивы и даже, во многом, позитивный весьма симптоматично и может иметь далеко идущие последствия.
Ностальгия – это только на первый взгляд безобидное личное переживание. Достаточно часто коллективная ностальгия по прошлому становилась мощным фактором политической борьбы. Например, именно ностальгия по стабильным советским временам очень быстро вернула коммунистов в большую политику в странах Восточной Европы, а кое-где даже позволила им прийти к власти.

Еще совсем недавно путинская стабилизация воспринималась подавляющим большинством населения как безусловное благо, как возрождение страны после тяжелого периода «бандитского лихолетья».
Чтобы не говорила оппозиция о зажиме свободы слова, о коррупции и государственной политике, ведущей в тупик, для большинства людей «в 2000-е были все равно лучше, чем в 90-е». Это убеждение обеспечивало путинскому правительству надежную поддержку, а либеральной оппозиции – надежную изоляцию (все помнили времена, когда либералы были у власти и не хотели их повторения).

Сейчас ситуация начинает постепенно меняться.
Переоценка эпохи 90-х неизбежно повлечет за собой и переоценку 2000-х. А это, в свою очередь будет способствовать размыванию социальной базы нынешнего режима и росту популярности демократической оппозиции.

Они не только не боялись, но даже намеренно выделялись из толпы

«Лихие девяностые» начались на самом деле в конце 80-х; именно тогда по всей стране массово возникали преступные группировки, а бандиты стали пользоваться не меньшим влиянием, чем партийные «шишки». Очень скоро добропорядочные граждане научились отличать «братков» от обычных людей по внешнему виду.

Златая цепь на дубе том

Существует несколько легенд, повествующих нам, откуда взялись малиновые пиджаки и почему их так возлюбили нувориши. Так или иначе, а в начале 90-х среди бандитов стало модно облачаться именно в такие пиджаки – возможно, им просто хотелось максимального контраста с нарочито сероватыми одеждами советских номенклатурщиков, вчерашних «сильных мира сего».

Впрочем, сам по себе малиновый пиджак на принадлежность к преступному миру еще не указывал; его должна была дополнять массивная золотая цепь толщиной в палец. Носились цепочки прямо поверх пиджаков. Уважали «братки» и золотые кольца-печатки – чем крупнее, тем лучше.

Вместо пиджака цвета заката в джунглях многие надевали кожаные куртки. Многие ходили «в удобных тренировочных штанах». А еще в большой моде среди «братков» были трехдневная щетина и короткая стрижка.

Твоя вишневая «девятка»

Огромной популярностью среди «рабочих преступного мира», то есть среди тех, чьими руками бандитские бонзы вершили свои темные дела, был ВАЗ- 2109, или «девятка». Этот автомобиль выгодно отличатся от той же «восьмерки» тем, что имел четыре боковые двери; из него было можно довольно оперативно выбраться впятером, устроить по-быстрому перестрелку, затем молниеносно забраться внутрь и укатить в неизвестном направлении.

Бандиты классом повыше выбирали «джип широкий» – Jeep Grand Cherokee. Он мало того что имел удобный вместительный салон, мог развивать приличную скорость и выглядел внушительно – он мог спокойно проехать по нашим российским дорогам там, где большинство иномарок позорно застревало. Правда, поедал очень много топлива – но обеспеченных преступников это не волновало, да и бензин тогда был непозволительно дешев. Ценился также и внедорожник Toyota Land Cruiser.

И конечно, очень любили в бандитском мире BMW. Аббревиатуру «БМВ» в народе тогда расшифровывали по-своему – «боевая машина вымогателей». Быструю легкую «бэху» иметь было почетно.

Таганка, все ночи, полные огня…

Любой уважающий себя бандит слушал блатняк и имел коллекцию соответствующих компакт-дисков, в крайнем случае – аудиокассет. Этот жанр уважительно называли русским шансоном, но на деле ничего общего с творчеством Шарля Арзнавура или Эдит Пиаф песни, популярные в криминальной среде, не имели. В них воспевался мир тюремный; лирический герой песен обычно вещал от первого лица – рассказывал нарочито хриплым голосом, как несправедлива к нему судьба-злодейка.

Из окон бандитских машин гремели песни группы «Лесоповал», песни Михаила Круга и других исполнителей, сумевших понять, какие деньги можно сделать на интересе новых хозяев мира к блатной романтике. А ресторанные музыканты, приступая к работе, первым делом разучивали «Владимирский централ» и «Таганку», прекрасно осознавая, кто будет заказывать им музыку.

Руки вверх!

Какой же бандит без оружия? «Стволы» носили с собой самые разные: от импортных пистолетов «беретта» или «глок» до советской классики вроде ТТ («Тульский Токарев »; его особенно уважали киллеры) или пистолета Макарова .

Почти в каждой группировке имелись автоматы Калашникова – а также самодельное, кустарное оружие, которое привозили обычно с Северного Кавказа; взять хотя бы известные чеченские автоматы «Борз».

Да, тогдашние бандиты бросались в глаза – очевидно, из-за острого чувства безнаказанности. Сейчас все сложнее: отличить с первого взгляда бандита от человека порядочного получится не у каждого. А жаль.

Лихие 90-е годы в России развязали руки криминальному бизнесу. Бандиты не чурались ничего: будь-то торговля наркотиками, рэкет или убийство. Ведь на кону стояли баснословные деньги.

Кто во что горазд

Бандитизм в России расцвел еще в перестроечное время, однако, советские ОПГ были заметно скованы в своих действиях, занимаясь большей частью «крышеванием» подпольных предпринимателей, грабежом прохожих или кражами социального имущества. В тоже время именно эти группировки стали почвой, взрастившей безжалостных и циничных преступников девяностых. Кто-то из них ляжет в землю, а кто-то выбьется в авторитеты, занимая кресло чиновника, или являясь акционером крупной компании.

Но все же большинство участников ОПГ кормили себя и свои семьи более традиционными способами: «крышеванием», отмыванием денег, мошенничеством, рэкетом, грабежами, сутенерством, заказными убийствами. Ведь и с такого рода бизнеса можно было получать немалые доходы.

Так, «волговская» преступная группировка, одна из крупнейших в стране, созданная уроженцами Тольятти, занималась перепродажей краденых деталей с местного автозавода «ВАЗ». Со временем под контролем ОПГ оказались половина отгрузки автомобилей предприятия и десятки дилерских компаний, с чего «волговские» имели доход свыше 400 млн. долларов в год.

Не менее масштабной была криминальная деятельность «солнцевской» ОПГ. Ей принадлежал авторынок «Солнцево», треть развлекательных заведений округа, а также услуги такси во Внуково, Шереметьево-2 и на Киевском вокзале. Одним из источников получения прибыли «солнцевских» был и рынок Горбушка, который они делили с «измайловскими». С одного продавца бандиты получали от 300 до 1000 долларов в месяц.

Низы

Каждая преступная группировка имела строгую иерархию, от которой зависело перераспределение доходов. В низу преступной цепочки обычно находилась молодежная банда. Ее «пешки» – это старшеклассники 15–16 лет («мальцы»), собиравшие дань со своих сверстников или младших школьников. Это были или поборы за «крышу», или элементарный грабеж. Ежемесячные «взносы» от каждого школьника в пересчете на современные деньги составляли от 200 до 500 рублей. Себе «мальцы» почти ничего не оставляли, основную сумму они передавали вверх по иерархической цепочке.

Следующим звеном ОПГ были «пацаны», чей возраст колебался от 16 до 25 лет. Это была ударная сила банд, выполнявшая поручения «старших», начиная от «крышевания» школьников и охранных функций, заканчивая торговлей легкой наркотой и уличными побоищами за территорию. Нередко им доверяли участвовать в рэкете и убийствах. Исходя из слов бывшего участника Бауманской группировки (Москва), один «пацан» ежемесячно приносил ОПГ в районе 4-5 тысяч рублей в перерасчете на нынешние деньги. У каждой даже небольшой группировки таких поставщиков было от сотни до тысячи.

Выше «пацанов» находились «бригадиры», контролирующие и координирующие деятельность молодежных банд. Их возраст, как правило, составлял от 22 до 30 лет. Именно они решали кого «крышевать», где грабить и сколько тот или другой член банды будет платить в «общак». В подчинении у «бригадиров» находилось от 50 до 400 «пацанов». Главари молодежных банд аккумулировали все поступающие средства, себе они оставляли не более 7%, остальное передавали наверх.

Верхи

Основу верхней части ОПГ составляли так называемые «бойцы». Они уже не перечисляли деньги в «общак», а находились на содержании у криминальных «авторитетов». В перерасчете на современные цены в месяц они зарабатывали от 70 до 200 тысяч рублей. Дополнительный доход «бойцы» имели с награбленного имущества: машины, элитная мебель, импортная техника, драгоценности.

Сердцевиной преступных группировок являлась группа из 30-50 человек, которых можно назвать «менеджерами». Именно он занимались планированием всех операций и руководством «бойцов». Нередко «менеджеров» можно было встретить в совете директоров «крышуемых» фирм. По современным меркам их доход составлял 600-800 тысяч рублей в месяц.

Главари банд – «авторитеты» старались держаться в тени. В одной ОПГ их число не превышало 5-7 человек. Как правило, они принимали коллегиальные решения, касавшиеся жизненно важных вопросов деятельности группировки. В карманы «авторитетов» ежемесячно могло попадать до нескольких миллионов долларов, но и платили они за это дорогую цену, так как являлись главной мишенью для конкурирующих банд.

Статьи дохода

Криминальные группировки 90-х зачастую имели несколько главных статей дохода. Первая – это «общак»: средства, которые приносили младшие члены банды. В месяц «набегало» порядка 200 – 800 тысяч долларов. «Общак» преимущественно складывался благодаря средствам, полученным в результате выручки от мелкого вымогательства, кражи или угона автомобиля.

Вторая статья пополнения криминального бюджета – это, как правило, плановые мероприятия ОПГ: рэкет малого и среднего бизнеса, участие в приватизации и акционировании заводов, заказные убийства и ограбления банков. Все это приносило банде от 2 до 5 миллионов долларов в месяц.

Третий источник поступления средств – проституция, торговля наркотиками, оружием и азартные игры. Ежемесячно эта статья дохода давала от 3 до 9 миллионов долларов. Нужно заметить, что сутенерство было не в чести у преступных сообществ. «Позорным» делом занимались или мелкие ОПГ, или те, кто оказался на мели.

Последняя и самая жирная статья дохода – это участие верхушки ОПГ в легальном бизнесе в качестве инвесторов или акционеров, в том числе и создание собственного дела. Чаще всего это рынки, магазины, автосалоны и казино. Размер дохода здесь зависел от масштаба предприятия и мог достигать нескольких десятков миллионов долларов в месяц.

Убийство по найму

Отдельной статьей дохода можно назвать заказные убийства, или, как именует их подполковник уголовного розыска МВД России Игорь Шутов, убийства, совершенные по найму. Чаще всего, по словам, сотрудника МВД, убивали из-за машин, квартир и денег на счету. Однако громкие заказные убийства, как правило, своей целью ставили запугивание или месть.

Расценки за убийство по найму был самые разные. Так, киллер казанской группировки «Жилка» Алексей Снежинский рассказывал, как к нему обратились «некие серьезные люди», и предложили за 10 тысяч долларов организовать убийство условного «Саши-бандита». Сам Снежинский выступал в качестве организатора убийства, взяв себе 8 тысяч долларов, исполнителю заплатив 2 тысячи. По словам киллера, за более серьезное дело можно было запросить до 50 тысяч долларов.

В Москве, по заявлениям бывших членов ОПГ, за убийство были самые высокие расценки – в среднем 25 тысяч долларов. Заказать известную «медийную» фигуру стоило гораздо дороже. Так следствие установило, что только аванс за убийство журналистки Анны Политковской (правда, оно было совершено после эпохи 90-х) обошелся заказчику в 150 тысяч долларов.

После развала СССР страну захлестнул разгул бандитизма. Однако какой бы хаос группировки 90-х не сеяли, жили они в соответствие с внутренним регламентом, нарушить который было нельзя.

Неизбежное зло

Одним из наиболее популярных занятий бандитов 90-х был рэкет, в народе «крышевание». Мелкие банды навязывали свои охранные услуги фирмам и кооперативам, средние держали под контролем рынки, крупные – целые предприятия. Взамен на получение части прибыли коммерсантов и фабрикантов братки обязывались защищать их от конкурирующих группировок.
По словам предпринимателей 90-х, к рэкету относились как к неизбежному злу. Это было негласное правило. Открываешь даже самый «плевый бизнес» – готовься платить. Не попадали под «крышу» рэкета лишь организации, находившиеся под прямой протекцией правоохранителей.
По своим правилам жили и «крышующие». Эти правила базировались на так называемой «Кисловодской конвенции» 1979 года, где неорганизованные поборы были заменены планомерной выплатой подпольными предпринимателями 10% («десятины») от их доходов в обмен на гарантированную безопасность.

«Законники»

Тюрьмы и зоны – кузницы кадров для преступного сообщества. Именно бывшие зэки в 90-е годы были законодателями мод бандитского мира. На волю они перенесли и свои тюремные обычаи. Одним из них было «коронование». Однако магия денег постперестроечного времени наложила на этот обряд свою печать. «Корону» можно быдло купить за деньги. За очень большие деньги.
Если раньше, чтобы достичь статуса «вора в законе» нужно было пройти суровую тюремную школу, заслужить непререкаемый авторитет, то теперь все решал размер кошелька. Особую популярность покупка вожделенного статуса приобрела у лиц кавказкой национальности.
Тем не менее, главные правила, которыми руководствовался «вор в законе» оставались незыблемыми: «законник» требовал абсолютного подчинения себе всех нижестоящих структур, он никогда не признавал своей вины перед законом и должен был всегда оказывать поддержку братве.
На воле «авторитеты» старались заботиться о кадрах. Некоторые из них создавали «воспитательные лагеря» для трудных подростков и беспризорников, финансировали молодежные спортивные клубы и секции. Их цель – не только подготовить достойный резерв, но и создать условия более лояльного отношения молодежи к криминалу.
Неизменной в 90-е остались и сферы интересов «законников»: игорный, ресторанный и гостиничный бизнес, наркоторговля, автосервис и драгоценные металлы. Иногда основной список дополнялся торговлей недвижимостью и даже каким-нибудь легальным делом. Бюджет «общаков» создаваемых «ворами в законе» тогда можно было сравнить с активами наиболее крупных банков Российской Федерации.

Кто договаривается, а кто убивает

90-е годы в России стали ареной борьбы двух сообществ криминального мира: «законников» –матерых преступников, живших по старым воровским понятиям и «спортсменов», зарождающегося бандитского сословия. Название последней группы говорящее: ее членами становились преимущественно бывшие спортсмены, в том числе профессиональные, а также уволенные в запас силовики.
Если «воры в законе» спорные вопросы предпочитали решать через переговоры, то «спортсмены» дипломатии предпочитали грубую силу, иногда – убийство: «нет человека – нет проблемы». Одна из самых колоритный «спортивных» банд 90-х – Курганская ОПГ, состоявшая сплошь из «физкультурников». За свою шестилетнюю историю «курганцы» отправили на тот свет не менее 60 человек.
Столкновения «блатных» и «спортсменов» происходили во всех крупных городах России. Ведь там было что делить. Обострение противостояния между двумя криминальными идеологиями эхом отзывалось в тюрьмах и зонах, где сидели «спортсмены». Опасаясь кровавой расправы со стороны корешей блатных «физкультурники» при первой же возможности шли на сотрудничество с тюремной администрацией, чтобы заслужить условно-досрочное освобождение или хотя бы смягчение режима.
В борьбе безбашенных «спортсменов» и воров «с понятиями» не было победителя. Многих из них поглотила пучина быстрых денег и доступных удовольствий. Кто-то слег в могилу, кто-то надолго сел, и лишь немногим удалось выбиться в люди.

«Общак»

Каждая российская ОПГ имела строгую иерархию, которая регулировала перераспределение доходов. Низы крупных банд – обычно старшеклассники («мальцы»), грабившие своих младших товарищей или сверстников, собирали в «общак» до 500 рублей в месяц. Сами «мальцы» оставляли себе копейки, передавая все деньги вверх по иерархической лестнице.
«Пацаны» – следующее звено ОПГ – это ударная сила банд. Крепкие 20-25-летние ребята готовы были выполнить любое поручение старших: от рэкета до массового побоища, от торговли наркотой до убийства. Ежемесячный взнос в кассу ОПГ от каждого «пацана» (в банде их насчитывалось до полутысячи человек) достигал 5 тысяч рублей.
Сверху «пацанов» стояли «бригадиры», в чьи функции вменялся контроль над младшими членами банды. Они же находили источники заработка, они же решали кто и сколько будет платить в кассу. «Бригадиры» как главари молодежных группировок аккумулировали у себя до 7% добытых средств, остальное шло наверх.
Основу верхушки ОПГ составляли «бойцы». Чаще всего им не нужно было платить в «общак», свои деньги они получали в виде «законного» оклада от криминальных авторитетов за вычетом «налогов в бюджет». Если перевести на современные деньги, то их заработок колебался от 70 до 200 тысяч рублей. Им также полагались бонусы – часть вырученных средств от награбленного имущества.
Еще выше забрались так называемые «менеджеры». На них – руководство и планирование операций. Доход элиты – до миллиона рублей на современные деньги. И на самом верху – главари. Их задача принимать коллегиальные решения, касающиеся жизненно важных вопросов банды. В карманы «авторитетов» ежемесячно падали сотни тысяч долларов.

Рост уличной преступности сейчас колоссальный. Кроме выброшенных на улицы гастарбайтеров и потерявших работу наших граждан, усугубляет ситуацию факт выхода из тюрем бандитов и рецидивистов, получивших большие сроки в середине 90-х. Теперь эти «генералы криминального мира» выходят на свободу, где для них готова целая армия, — заволновался в своей передаче Владимир Соловьев. В спецслужбах и правоохранительных органах объявлена негласная тревога.

И есть от чего заволноваться, например в 1917 году, когда по амнистии Временного правительства открыли все тюрьмы, «птенцы Керенского» превратили жизнь Петрограда в кошмар. Или 1953 год, когда после смерти Сталина в результате амнистии на свободу вышло 1200 заключенных, в числе которых оказались и преступники-рецидивисты. «Птенцы Берии» быстро все вернули на круги своя. За 1953 год количество правонарушений в уголовной сфере выросло больше чем в два раза. Начальник главного управления ФСИН по Свердловской области Александр Ладик подтвердил, что число освобождающихся арестантов в регионе растет. По его словам, на свободу уже вышли свыше 14 тысяч человек. Статистика утверждает, что минимум четверть из них — из «бригад» 90-х.

Напомним, в 90-х годах в России существовало более 2600 банд. По крайней мере 200 из них имели межрегиональные связи, несколько десятков активно взаимодействовали с криминальными структурами за пределами России. За один год (например 1995) банды совершили около 20000 преступлений, среди них 218 убийств, 785 вооруженных нападений и 1469 разбойных нападений. Только в Москве насчитывалось 20 крупных группировок, общие силы которых оценивались в 8000 бойцов.

сводки тех лет:

Май 1995 года. Окончено следствие по делу братьев Ларионовых. За бандой, орудовавшей в Приморье, числятся 18 убийств, организация взрыва жилого дома, похищение людей. Обвинение предъявлено 15 человекам. Главарь банды — Сергей Ларионов — крупный предприниматель Владивостока, владелец почти десятка компаний.

Декабрь 1995 года. Самой кровавой бандой, ликвидированной московской милицией, стала группировка бывших десантников и спецназовцев из Новокузнецка (главарь — Лабоцкий). На счету сибиряков свыше 60 убийств.

Февраль 1996 года. В Новгороде завершено расследование по делу о преступлениях местной бандитской группировки, арестовано 17 человек. На их счету — десятки убийств, разбойных нападений, квартирных краж в Нижнем Новгороде, Томске и Баку.

Июль 1996 года. В Саратове судят банду из 20 человек, которые обвиняются в убийствах, похищении людей, разбоях и других преступлениях. Большую часть зафиксированных преступлений банда Силкина совершила во время разборок с конкурирующими группировками в Заводском районе в 1992—1994 годах.

Март 1997 года. Котовск очищен от рэкетиров в результате жесткой операции, проведенной тамбовской милицией. Многочисленная банда вместе с главарем по кличке Медведь захвачена опергруппой управления по борьбе с организованной преступностью на «стрелке» — во время получения бандитами рыночной «дани».

Апрель 1997 года. В Екатеринбурге завершено расследование деятельности коммерческой фирмы, превратившейся в бандитскую группировку. Служба безопасности компании «Новая гильдия» занималась физическим уничтожением конкурентов хозяев. На счету фирмы — 8 убитых, многочисленные факты вымогательства, другие тяжкие преступления. К уголовной ответственности привлечен 21 человек, половина из них обвиняется в бандитизме.

Наиболее могущественными «славянскими» преступными сообществами, можно считать три московских группировки — измайловско-гольяновскую, коптевско-долгопрудненскую и солнцевскую, а также две подмосковные — подольскую и ногинско-балашихинскую . По-прежнему опасны казанцы, ореховцы, бауманцы, таганцы, мазуткинцы, ленинцы. Поднимают голову подмосковные бандформирования: пушкинцы, любера, одинцовцы, долгопрудненцы .

Центр Москвы традиционно держит таганская группировка. Именно она контролирует подавляющее большинство торговых рядов и мелких коммерческих структур, расположенных в пределах Садового кольца. Насчитывает более 100 активных участников. Охотно рекрутирует несовершеннолетних. Традиционно поддержку таганским оказывают люберецкие, подольские и балашихинские . Под «крышей» у группировки — автосалон в Кунцево, часть структур на Курском, Павелецком и Киевском вокзалах, в аэропорту Домодедово… и т. д. и т. п.

Времена ОПГ, вроде как, ушли в прошлое. Преступность потихоньку срослась с властью и правоохранительными органами и приняла более цивилизованные формы — крышуют, отбирают бизнес, выбивают долги — без паяльников, утюгов и прочих кровавых ужасов. И мы потихоньку забыли всех этих ореховских, таганских, уралмаш, казанских, тамбовских и многих-многих других, которые держали в страхе города и села России.

Много бойцов преступного фронта погибли в перестрелках и войнах между самими бандами. Выжившие, в основном главари, или остепенились и стали простыми бизнесменами, или бежали с награбленным за границу (правда и там их еще долго отстреливали — свои).

Многих, несмотря ни на что, удалось поймать и посадить за решетку. Основные сроки для простых членов ОПГ составляли от 4 до 10 лет, главарям давали и 25 лет. И действительно, у этих ребят начали заканчиваться срока и они потянулись на волю. И вопрос куда — волнует не только Владимира Соловьева .

Козырь:

— Что будет с ребятами на воле, во многом зависит, на какую зону они попали. На «красную» или «черную». В 90-е, когда ребята садились — зоны были, в основном, воровские, где все по понятиям. Зоной тогда правил или «вор в законе» или «смотрящий». Сейчас, говорят, все изменилось — преимущественно везде — «активисты». За последние пять-шесть лет, «красных зон» стало больше чем «черных», власть сломала «черную тенденцию».

Во многих зонах администрация построила законникам отдельные «зинданы», у них там и душ и телевизор — все дела. Но от самой зоны — их изолировали, чтоб не могли на нее влиять.

У тех, кто выйдет, у них расклад не богатый.

Вот сел он, — а группировка осталась существовать, вписались люди, — деньги есть, связи. Группировка продолжает функционировать, только теперь все типа по закону. А тот, кто сел, ни чем не скомпрометировал себя, никого не сдал, не ссучился. Вот он выйдет и вольется обратно. Ребята поддержат, дадут квартиру, машину, пристроят, в общем, найдут, чем занять.

Но большинство группировок, за последние годы все-таки распались. Те, кого не поддерживали на зоне, и на воле у них ни кого не осталось, они вольются, скорее всего, в обычную уличную преступность — отнимать мобильники, сумки, по башке в парке, — и почти сразу пойдут обратно в зону.

Те, кто на зоне познакомился с серьезными людьми (грабили инкассаторов, банки, ювелирные магазины) — они к этим и прибьются. Ну, тогда их упакуют обратно года через три-четыре. Таких группировок, которые серьезные дела проворачивают, — немного. Их срок на воле максимум три-четыре года, и потом их менты принимают.

А те, кто выйдут с обидами на своих — типа вот мы там «зону топтали», а вы тут жировали, и попытаются устроить передележ — их отстрелят довольно быстро.

А те группировки которые выжили?

Я вам так скажу, чем дальше от Москвы, тем больше авторитетов осталось. В каждом региональном городе — 5−6 авторитетов, реальных. Они и держат эти города. Да, они уже не забивают стрелки, не крышуют так откровенно, не выколачивают паяльниками долги. у них сейчас у всех бизнес. Где-то сами построили с нуля, где-то отобрали уже готовый. Но они все равно в авторитете остались. Что такое простой бизнесмен перед тем, кто прошел школу 90-х? Он что может — ну в суд подать… А эти ребята могут сделать шаги, на которые не способен бизнес. У них осталось умение в любой момент поставить все на карту. Плюс они очень хорошие психологи. Когда на «стрелку» приехал, там сразу видно — кто боится, кто нервничает. Поэтому чуть дал слабины — съели.

Даже партии вынуждены к ним обращаться за содействием. Представьте, город — он на большом районе сидит: под ним рынок, куда все ходят; кинотеатр, где можно плакаты за кандидатов развесить; площадь, где можно из мегафона покричать и т. д. Вот к ним и идут за поддержкой.

Уйти полностью от своего криминального прошлого мало кому удается, по-любому их тянут обратно. Знают же, что он может все по серьезу решить. Вот и идут с просьбами — брата обидели — помоги, самого прижимают — помоги и т. д. — ходоки, б… ь. Так что бандит — бывшим не бывает. Он сам может и хочет быть просто бизнесменом, но окружение и жизнь не даст — втянет обратно.

А из простых пацанов, типа как в «Бумере», когда ни денег, ни авторитета, ни ума — вот те да, бывает выходят и к станку. Есть и такие. Есть.

С 91-го по наше время ребят, кому сейчас было бы от 30 до 40 — порядка 20−25% уже нет. Убитых не так и много, в основном, кто спился, кто скололся. Погибло в криминальных разборках всего четверть, а вот 50% - сгубила наркота.

С гастарбайтерами вряд ли их пути пересекутся. Не будет такого. Разные дела, разные люди.