Зверства А. В

За последние годы на фоне активного изучения карательной политики и органов политического розыска большевистской диктатуры во время Гражданской войны все более заметным становится отставание в исследовании системы политического контроля Белого движения. В этом направлении, особенно применительно к власти А.В. Колчака, делаются лишь первые шаги.

Соответственно, еще не стали предметом специального изучения документы, созданные в недрах органов политического контроля белых, хотя они являются уникальными источниками, отражающими внутриполитическую ситуацию на занятых белыми армиями территориях. В этом отношении особенно «не повезло» колчаковской контрразведке, документы которой были захвачены частями Красной армии и долгое время находились на секретном хранении. В 60-е гг. они стали изучаться историками, но жесткие идеологические рамки не позволили раскрыть их информационный потенциал. В настоящее время, несмотря на массовое рассекречивание документов и идеологический плюрализм, они по-прежнему остаются вне поля зрения специалистов.

Важность комплексного изучения документов белых учреждений, собиравших и анализировавших информацию о политических настроениях населения, заключается еще и в том, что в исторической литературе изложение событий, происходивших в колчаковском тылу, часто носит в основном иллюстративный и фрагментарный характер и мало опирается на конкретную фактологическую базу. Между тем остается еще немало нерешенных проблем в истории Гражданской войны на востоке России. В частности, до сих пор не выяснен вопрос, почему крестьянство Сибири, не знавшее крепостного права, отдало предпочтение режиму большевиков, в котором обязательными элементами являлись массовые расстрелы заложников, контрибуции и изъятия излишков, а порой и всего запаса хлеба и беспощадные расправы с сопротивляющимися.

При власти Верховного правителя А.В. Колчака, просуществовавший в Сибири более года, была создана разветвленная система политического сыска, ведущая роль в которой принадлежала армейским контрразведывательным органам. С первых дней после переворота ноября 1918 г. военные являлись той силой, в руках которой сконцентрировалась реальная политическая, административная и судебная власть. Приоритет военных властей над гражданскими объяснялся тем, что еще до падения Советской власти во всех крупных городах от Канска до Челябинска, существовали подпольные офицерские организации, составившие в июне 1918 г. костяк формирующейся Западно-Сибирской армии. В дальнейшем постоянная внутриполитическая борьба в правительстве мешала Совету министров сосредоточиться на военных вопросах, поэтому главному штабу и армейскому командованию была предоставлена возможность решать их самостоятельно. Военные чувствовали себя независимыми от правительства.

Первоначально в состав Западно-Сибирской (с июля - Сибирской) армии входило несколько добровольческих полков, в июле началось формирование Степного Сибирского и Средне-Сибирского корпусов, состоящих исключительно из интеллигенции и офицеров. Численность армии росла, формировались новые корпуса. Для их комплектования и снабжения, а также «охраны государственного порядка» вся территория Урала, Сибири и Забайкалья была разделена на пять корпусных районов, в которых вводился институт «уполномоченных по охране государственного порядка».

Попытки наладить в армии органы по борьбе со шпионажем и политическими антиправительственными выступлениями начались с первых же дней ее формирования. Органы контрразведки, существовавшие еще до свержения Советской власти при тайных офицерских организациях, после переворота преобразовывались в разведывательные отделения при штабах гарнизонов, корпусов, командующих войсками корпусных районов и выполняли функции одновременно военной разведки и военно-политической контрразведки. Они осуществляли контроль за политическими настроениями рабочих и военнопленных, арестовывали деятелей Советской власти, большевиков и красноармейцев.

Параллельно по инициативе Временного Сибирского правительства при штабе Сибирской армии были также сформированы аналогичные структуры. Согласно личных переговоров с уполномоченным Временного Сибирского правительства Линдбергом в июне 1918 г. дела политического характера передавались отряду Особого назначения при штабе командующего армией, а уголовного - подлежали ведению уголовной милиции. 10 июля командующий армией А.Н. Гришин-Алмазов объявил о создании отделения военного контроля при штабе Сибирской армии. Возглавил отделение капитан чехословацких войск Зайчек, которому предоставлялось право в зависимости от обстановки учреждать городах и корпусах Западной Сибири отделения и пункты. В сентябре Главный штаб Военного министерства определил задачи военного контроля «применительно к существующим условиям», которые сводились к «обнаружению неприятельских шпионов и их организаций, а также лиц и организаций, поддерживающих Советскую власть или работающих против возрождения и освобождения России». До сентября 1918 г. отделение военного контроля Сибирской армии действовало на основании «Временного положения о правах и обязанностях чинов сухопутной и морской контрразведки» от 17 июня 1917 г. Однако на практике деятельность военного контроля капитана Зайчека летом - осенью 1918 г. была в основном направлена на решение организационных и правовых вопросов, непосредственно же политическим контролем за населением в этот период занимались аналогичные структуры при штабах корпусов Сибирской армии.

В июле - сентябре 1918 г. Сибирская армия освободила от большевиков почти весь Урал, Сибирь и Дальний Восток. В связи с дальнейшей централизацией управления войсками была введена должность Верховного главнокомандующего всеми сухопутными и морскими силами России и началась реорганизация системы военного ведомства. Был создан Штаб Верховного главнокомандующего, который вместе с другими подразделениями составлял Ставку Верховного главнокомандующего. На повестке дня стояло преобразование системы военного контроля. 29 ноября 1918 г. при Ставке было создано Центральное отделение военного контроля, в задачу которого входило объединение деятельности всей контрразведывательной службы на территории, освобожденной от большевиков. Военный контроль Сибирской армии влился во вновь созданную структуру. Возглавлял Центральное отделение вплоть до конца 1919 г. полковник Злобин. В ходе реорганизаций 1919 г. отделение несколько раз переименовывалось и меняло подчиненность, но сохраняло функции руководящего органа контрразведки и военного контроля действующей армии, а впоследствии и тыловой контрразведки

После переворота адмирала А.В. Колчака и назначения его Верховным правителем и Верховным главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами России начался процесс реорганизации всех армейских структур. За зиму 1918/19 гг. были созданы вооруженные силы, включавшие Западную, Сибирскую, Оренбургскую и Уральскую армии, численностью до 400 тыс. чел., в том числе около 30 тыс. офицеров, на фонте - 130 - 140 тыс. штыков и сабель. Восстанавливались военные округа.

В этот период попытки наладить работу военно-контрольной службы Ставки встречали упорное сопротивление со стороны отделений, сформированных капитаном Зайчеком, а также возникших самостоятельно. Система органов и их соподчинение была крайне сложна и запутана, что не позволяло наладить систематическую отчетность.

Поэтому процесс создания стройной системы контрразведывательных органов в армии и тыловых округах потребовал еще дополнительных реорганизаций: в феврале была учреждена сеть отделений при штабах Сибирской, Западной и Оренбургской армий, и при штабе 2-го армейского Сибирского отдельного корпуса, при штабах корпусов, входящих в состав армий, а также на театре военных действий - сеть местных учреждений (пунктов). Устанавливалась строгая вертикальная подчиненность и порядок предоставления информации. Начальники отделений обязывались представлять в копиях отчеты о результатах своей деятельности начальнику контрразведывательного отдела при штабе Верховного главнокомандующего и начальнику Центрального управления контрразведки при Главном штабе Военного министерства.

В начале марта по распоряжению Военного министра были восстанавлены органы контрразведывательной службы во всех округах применительно к Временному положению 17 июня 1917 г. Руководство их деятельностью возлагалось на начальника Осведомительного отдела Главного штаба. Вышедшее 26 марта 1919 г. «Временное положение о военной контрразведке во внутренних округах» определило взаимосвязь их с контрразведкой действующей армии и флота. Руководство всей сухопутной контрразведкой - общее возлагалось на начальника Главного штаба, ближайшее - на начальника Осведомительного отдела. До мая 1919 г. Военное министерство через контрразведывательную часть Осведомительного отдела Главного штаба осуществляло общее руководство и координацию органов политического контроля тыловых военных округах и контролировало деятельность Отдела контрразведки Ставки Верховного главнокомандующего в действующей армии.

После крупных успехов под Пермью в конце 1918 г. и успешного весеннего наступления армии А.В. Колчака продвинулись к Волге, приблизившись к Казани и Самаре. Правительство А.В. Колчака, претендовавшее на роль общероссийского, приступило к созданию государственного аппарата общероссийского масштаба, для обслуживания всей страны. В этот период началось формирование системы политического сыска в структуре МВД. 7 марта Верховный правитель утвердил постановление Совета министров об учреждении при Департаменте милиции МВД Особого отдела государственной охраны и соответствующих управлений на местах. В губерниях (областях) и уездах создавались отряды особого назначения. Однако из-за чрезвычайно низкого жалования, и нехватки кадров в целом эта работа затянулась и практически нигде не была доведена до конца. Одновременно был существенно повышен статус административных органов губерний. Во главе губерний (областей) и уездов стояли управляющие. В прифронтовой полосе была введена должность главного начальника края с функциями генерал-губернатора. На деле гражданская администрация прифронтовой полосы попадала в непосредственную зависимость от командующего армией, расквартированной в этой местности.

В функции особых отделов и местной администрации входила задача осведомления Министерства внутренних дел о политической ситуации на вверенных им местностях. На основе полученных данных составлялась общая сводка и в целях ознакомления направлялась в центральные органы военного контроля и контрразведки армии. В свою очередь в МВД по указанию начальника Главного штаба (впоследствии Штаба Верховного главнокомандующего) рассылались аналогичные сводки, составленные по данным военно-цензурного бюро и контрразведки.

К весне 1919 г. была создана громоздкая система гражданской и военной администрации, функции которой часто дублировались. По этой причине была предпринята попытка некоторого упорядочения в системе политического сыска армии и МВД.

18 апреля 1919 г. приказом Начальника штаба Верховного главнокомандующего было утверждено «Временное положение о контрразведывательной и военно-контрольной службе на театре военных действий», которое регламентировало деятельность контрразведки действующей армии. Общее руководство ею возлагалось на генерал-квартирмейстера при Верховном главнокомандующем. Так, в обязанность органов контрразведки, находившихся в войсковом районе, входило следить за военнослужащими, наблюдая вместе с тем и за гражданским населением. Все добытые сведения должны были сообщаться начальнику штаба армии для принятия оперативного решения. Органы же военного контроля были призваны обслуживать весь остальной район армии, ведя борьбу главным образом с гражданским населением, наблюдая также и за военнослужащими. Такое разделение функций объяснялось идущей гражданской войной и впоследствии предполагалось ограничить работу контрразведки только борьбой со шпионами и их организациями, а военный контроль как обеспечивающий государственный порядок и общественное спокойствие предполагалось передать в МВД.

Контрразведывательная часть с контрразведывательным отделением Штаба Верховного главнокомандующего становилась центральным регистрационным и отчетным органом, в котором должен был сосредотачиваться и систематизироваться весь материал, поступающий от отделений действующей армии. Устанавливался порядок составления сводок, ведения дневников наружного наблюдения и периодичность отчетности, организации картотеки, формирования канцелярских дел и осведомления тех же органов, от которых поступили сведения, обобщенной информацией, относящейся к организации, приемам и технике шпионажа противника.

В апреле - мае завершилась организация сети отделений и пунктов в действующей армии и военных округах, наладилась систематическая отчетность, по сведениям которой начальник Осведомительного отделения Главного штаба Военного министерства составлял обзорную сводку о политических настроениях различных слоев населения, деятельности политических партий и общественных организаций.

Постоянное соперничество Ставки Верховного главнокомандующего и Военного министерства привело к новой реорганизации центрального военного управления и сосредоточения всей полноты власти в Ставке. Вопросами контрразведки и военного контроля стало ведать Управление 2-го генерал-квартирмейстера, в составе которого находились Отдел контрразведки и военного контроля и Регистрационное отделение. Это отрицательно повлияло на анализ и обобщение сведений о политической ситуации в регионе, так как новый порядок составления сводок ориентировал на регистрацию информации о подрывной деятельности противника, поэтому вся информация, касающаяся непосредственного политических настроений населения, в основном продолжавшая поступать из отделений и пунктов действующей армии и округов, в обзорную сводку попадала в незначительном количестве.

Для непосредственного осведомления правительства о политических настроениях населения летом 1919 г. при армиях были созданы осведомительные канцелярии, однако широкого распространения их деятельность в плане сбора и анализа информации о настроениях населения не получила.

В ходе отступления колчаковской армии в сентябре - октябре 1919 г. были реорганизованы органы военного управления, Ставка ликвидировалась, контрразведка передавалась в ведение Главного начальника Военно-административного управления Восточного фронта, получившая наименование местного контрразведывательного отдела. Задачи ее остались прежними, лишь несколько конкретизировались - войсковая контрразведка занималась ликвидацией неприятельских шпионов и агитаторов в рядах войск, местные органы контрразведки должны были вести борьбу с антигосударственными элементами страны. Агентура должна была доходить до самых мелких подразделений, вплоть до рот и эскадронов, проникать во все населенные пункты, параллельно выясняя отношение масс к существующему строю. В обзорных сводках стало больше внимания уделяться отношению населения к противоборствующим сторонам. И несмотря на развал армии, контрразведывательная служба функционировала вплоть до окончательного падения власти правительства в январе 1919 г.

Построение и деятельность в 1918 - 1919 гг. пирамидальной структуры контрразведывательной службы, пронизавшей сетью учреждений практически всю территорию Урала, Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока, повлекло за собой создание массива информационных материалов (докладов и сводок). Информационный материал, передававшийся для осведомления высшего командования вооруженных сил и Верховного правителя, представлял собой общую сводку сообщений, поступивших из отделений и пунктов контрразведки и военного контроля, а также дополненную информацией из других источников. Стремление начальников отделений и пунктов выйти за рамки инструкций и предоставить как можно больше информации о политической ситуации во вверенных им районах, а также дословное воспроизведение наиболее ярких и метких высказываний со стороны населения по отношению к правительству и лагерю противника делают этот источник уникальным и отличающимся высокой степенью достоверности и информативности. С другой стороны, как и всякий источник, сводки и доклады отделений и пунктов контрразведки пронизаны политическими воззрениями их составителей. Все сопротивляющиеся слои населения, как правило, именуются «красными» или «большевиками», аналогично и противоправительственные настроения агенты контрразведки склонны были характеризовать прежде всего как «склонность к большевизму».

Сохранившиеся материалы колчаковской контрразведки можно разделить на две основные группы: документы, созданные в ходе политического сыска (дневники наружного наблюдения, донесения, сводки отделений и пунктов, обзорные сводки и доклады начальника Отдела контрразведки) и следственные дела на лиц, обвиненных в антигосударственной деятельности и пропаганде. Несмотря на то, что цели и задачи контрразведки сводились в основном к борьбе с большевистским подпольем, тематика сводок и докладов - гораздо шире. В них отражены причины и характер крестьянских и городских восстаний, настроение крестьянства, рабочих, интеллигенции, военнослужащих, в том числе и иностранных (чешских, польских, американских и других) частей, сведения о деятельности большевистского подполья, партии эсеров, городского и земского самоуправления, общественных и прочих организаций. Ценность документов, возникших в ходе деятельности отделений и пунктов, повышается еще и тем, что при анализе и обобщении полученной информации сотрудники контрразведки не только проверяли ее на предмет достоверности, но и выявляли причины колебаний настроений населения и роста антиправительственных выступлений, не скрывая негативных сторон деятельности гражданской и военной администрации, а порой для сравнения приводили сведения о действиях противника в сфере завоевания симпатий населения, методах и приемах агитации.

Настроения, причины и характер восстаний крестьян в основном стали предметом изучения контрразведки с конца 1918 г., когда были сформированы отделения военного контроля Сибирской армии. До этого аналогичная информация проходила по докладам и отчетам карательных экспедиций корпусов армии и уполномоченных по охране государственного порядка, телеграммам с мест крестьянских выступлений. Наиболее характерными причинами волнений крестьян лета - осени 1918 г. в Славгородском, Минусинском и некоторых других уездах контрразведчиками считались конфликты по поводу дачи новобранцев и сбору податей, возникавших, как правило, из-за незнания целей и мотивов правительства. Вместо того, чтобы урегулировать эти проблемы мирным путем и агитацией, присылались карательные отряды. В отчетах и телеграммах с мест выступлений отмечалось, что «крестьяне против всякой власти, которая несет им насилие», высшей властью они считали крестьянский съезд, который только может решать, давать ли новобранцев и собирать ли подати, готовы «признать действительно народную власть, избранную народом, избранную из лиц, известных крестьянам, а не по спискам». В телеграмме от 16-ти селений Минусинского уезда, присланной из центра восстания села Шемонаиха, крестьяне требовали от правительства «остановить присылку карательных отрядов, принять их справедливые народные требования, не действовать силой, а мирным путем, не смешивать с большевизмом, в противном случае народ будет стоять за свои права». Другими причинами крестьянских выступлений являлись злоупотребления казачьих атаманов, аресты дезертиров и борьба с самогонными заводами. Зачинщиками в последнем случае являлись, как правило, владельцы этих заводов, старавшиеся вовлечь как можно больше народу, чтобы «избежать ответственности за расправу с милицией». Общая цель восстаний состояла в том, чтобы «сбросить казацкое иго, установить крестьянское правление».

Материалы конца 1918 - 1919 гг. о причинах, движущих силах, руководителях и ходе восстаний представлены в основном сводками и докладами начальников отделений и пунктов контрразведки. Проанализировав общие сводки и обзоры, составленные по губерниям Урала, Сибири и Дальнего Востока, можно выделить наиболее характерных особенностей крестьянских восстаний, в общем аналогичные летне-осенних выступлениям. Мотивами выступлений служили бесчинства карательных отрядов, уездной милиции и воинских частей. Зачинщиками и руководителями выступали местные жители: крестьяне, частно зажиточные, учителя, фронтовики, студенты. Восставшие села вовлекали соседние населеннные пункты путем угроз; проводились насильственные мобилизации, реквизиции и т.п. Основная масса отрядов помимо насильно вовлеченных крестьян, состояла из дезертиров, молодежи от 16 до 25 лет. Крестьяне же старших возрастов относились к восстаниям резко отрицательно. В районах, где находились угольные копи или вблизи городов, восставшие крестьяне пытались установить связь с рабочими и привлечь их на свою сторону, что видно в основном из листовок и воззваний крестьянских армий.

Одной из главных причин успеха повстанческого и партизанского движения колчаковская контрразведка видела в неосведомленности населения о целях и задачах правительства и вообще отсутствии какой-либо информации в районах, находившихся в 200 - 300 верстах от железных дорог, где жители не знали, кто такой Колчак, а кто такие большевики. На Урале, например, креятьяне считали, что власть - «казачья».

Другой не менее серьезной, по мнению чинов контрразведки, причиной являлось то, что Сибирь не испытала на себе правление большевиков так, как это испытали жители Европейской России, например, занятой лишь в конце декабря 1918 г. Пермской губернии. Крестьяне с большим недоверием воспринимали рассказы беженцев из Перми после захвата ее частями Красной армии летом 1919 г., о насилииях, голоде и реквизициях, так как они «ничего подобного не помнят о большевиках».

В отчетах начальников отделений и пунктов фронтовой и тыловой контрразведки за ноябрь 1918 - март 1919 гг. особое внимание уделялось настроениям различных категорий крестьян: старожилам, переселенцам, а также проживающим в земледельческих, смешанных (крестьянско-заводских), глухих, лесистых и труднодоступных районах. Крестьяне «хлеборобных» районов, особенно успевших пострадать от большевистских реквизиций (Пермской губернии), в этот период были настроены чуть ли ни монархически, особенно действовали на них рассказы возвращавшихся в свои села фронтовиков о голоде и терроре, царившем в Советской России. Мобилизация до марта проходила успешно, старики охотно отдавали детей, общим желанием было скорее покончить с большевизмом.

Вместе с тем уже с марта - апреля в сводках отмечались глухие, лесистые и труднодоступные районы (Змеиногородского, Зайсканского, Семипалатинского и Павлодарского уездов), где проживали в основном переселенцы. Те, по сравнению, например, с соседним с ними Усть-Каменогорским уездом, являются «осиным гнездом», где постоянно шныряют «темные личности» и ведется скрытая пропаганда скрывающимися бывшими деятелями Советской власти. В это же время крестьяне начинают ощущать нехватку рабочих рук и сельскохозяйственных машин. Таким образом, до мая 1919 г., по сведениям контрразведки, в деревни было два течения: «пассивный уклон в сторону дореволюционной жизни» (старожилы) и «склонность к большевизму» (переселенцы последних лет, беженцы из Прибалтики, колонисты).

Летом настроение крестьян оценивалось контрразведчиками как безразличное или недоверчивое по отношению к правительству, а с осени, после летних восстаний в тылу как удрученное. Крестьяне объясняли это безнадежным положением, в которое они попали, оказавшись между двух огней - карательными отрядами правительственных войск и действовавших не менее жестоко по отношению к «неприсоединившимся» селам партизанскими отрядами: «Придут красные, награбят, расстреляют, кого нужно, и уходят, затем приходят колчаковцы, калмыковцы, японцы - жгут дома, убивают, кого подозревают, и уходят. Что делать - не знаем».

Неспособность власти подавить крестьянские волнения привела к тому, что во многих селах Сибири и Дальнего Востока летом - осенью стали организовываться отряды для самообороны. Крестьяне других сел присоединялись к восставшим, объясняя это тем, что они вынуждены присоединяться к восставшим районам, поскольку в противном случае им грозит месть от партизан.

С осени 1919 г. после очередной реорганизации контрразведки особое внимание в сводках стало уделяться настроению населения прифронтовой полосы. Здесь колебания настроения крестьянства в основном зависело от поведения проходящих через их села войск той или иной стороны. Крестьяне говорили: «Раньше у красных был непорядок - их гнали, а теперь у белых - их гоним».

С другой стороны, наслышавшиеся о способах правления большевиков жители прифронтовой полосы в ряде районов с пониманием относились ко всем тяготам войны. Наиболее устойчивое антибольшевистское настроения сохранялось у казачества, татар, киргиз и староверческого населения.

В декабре, по сводкам агентов, авторитет правительства окончательно пал, доверием в Иркутской, Томской и Енисейской губерниях сохранилось лишь к земству. На Дальнем Востоке авторитетом правительство не пользовалось уже с лета, предпочтение отдавалось Учредительному собранию.

Сведения о настроениях рабочих разрабатывались уже с первых дней падения Советской власти, так как в них военные власти видели потенциальных «большевиков». Однако в разведсводках частей Сибирской армии объективно отмечалось, что рабочие настроены против Советской власти и выступают за Учредительное собрание. Однако с осени из-за падения заработной платы и отмены 8-часового рабочего дня забастовки иногда принимали политический характер, но были непродолжительны и быстро подавлялись властями.

Наибольшую активность проявили в этот период железнодорожники. В октябре 1918 г. они организовали забастовку с экономическими требованиями по всей Транссибирской магистрали, охватившую до полутора десятка городов. Зимой 1918/19 гг. они являлись наиболее активной частью рабочих, особенно после образования блока эсеров и большевиков, имевших на них непосредственное влияние.

Сведения о рабочих за 1919 г. вопреки ожиданиям самих контрразведчиков, поражают свое скудностью и однообразием. Хотя рабочему вопросу поначалу в сводках придавалось большое значение, так как, по мнению начальника отделения Иркутского отделения военного контроля, забастовки горняков Судженских и Анжерских копей могли парализовать движение на всей Транссибирской железнодорожной магистрали. С февраля 1919 г. сквозным лейтмотивом донесений являются жалобы рабочих на низкую заработную плату. В целом после подавления городских восстаний зимы 1918/19 гг., инспирированных большевиками, а также ареста большинства профсоюзных деятелей, настроение рабочих оценивалось как «подавленное», и от них не ожидали серьезных выступлений. Материалы контрразведки за вторую половину 1919 г. свидетельствуют о том, что несмотря не дальнейшее падение уровня жизни, забастовки проводились в редких случаях и под экономическими требованиями. Так, например, когда летом 1919 г. забастовали горняки Черемховских копей, агенты доносили, что, хотя рабочие настроены безусловно большевистски, из-за отсутствия оружия и организаторов выступления быть не может. По сведениям агентов, к горнякам приезжал управляющий Иркутской губернией Яковлев и агитировал их дружнее стоять за свои права, так как, по его мнению, их действия носили стихийный характер.

В октябре - декабре 1919 г. также не наблюдалось особой активности рабочих, и вооруженные выступления происходили только при непосредственном приближении фронта, когда было очевидно, что власть Омского правительства больше не существует.

Рабочие Урала, по мнению агентуры, твердо стояли на позиции неприятия как власти большевиков, так и колчаковского правительства. По их мнению, как говорилось в резолюции съезда профсоюзов пролетариата Урала от 18 июня 1919 г., вместо того, чтобы восстанавливать промышленность, оно под флагом борьбы с большевизмом проводит реакционную политику, а потому рабочие, вынесшие на своих плечах режим большевистской и буржуазной диктатуры, считают необходимым борьбу за осуществление народовластия и политических свобод. И только при приближении фронта к Екатеринбургу все заводы округа забастовали и движение рабочих, как доносил агент, приняло большевистский характер.

На это фоне особой активностью отличались лишь рабочие Владивостока. В сводках за январь - сентябрь 1919 г. постоянно присутствует информация о связях рабочих Владивостока с партизанскими отрядами.

Помимо сочувственного отношения к большевикам агенты отмечали, что в Иркутске и Троицке отношение рабочих к существующей власти долгое время было «благожелательным», особенно после прибавки жалования троицким рабочим после посещения города А.В.Колчаком, а недовольство вызывала только растущая спекуляция. Крайне неприязненное отношение к большевикам отмечалось у рабочих, бежавших из Ижевска, Воткинска и Перми. Эвакуировавшиеся вглубь Сибири пермские рабочие летом 1919 г. были неприятно поражены «наличием большевиков во всех слоях общества», то есть сочувственного отношения населения к власти, о которой они практически ничего не знали. Они говорили, что «Сибири надо хлебнуть горького до слез», так как при правлении большевиков «у крестьян не было бы по 5 - 10 коров».

Но в целом, несмотря на антиправительственное настроение, которое преобладало у большинства рабочих, к активным действиям после обрушившихся на них репрессий, в отличие от крестьянства, они не прибегали, заняв выжидательную позицию и активизировавшись лишь с приближением Красной армии.

Анализ материалов о политических настроениях в армии показывает, что недовольство и дезертирство с декабря 1918 г. вызывали прежде всего плохое снабжение продовольствием и обмундированием. Наиболее стойкими приверженцами Омского правительства вплоть до декабря 1919 г. являлись так называемые «европейцы», то есть солдаты тех районов, которые продолжительное время были под властью большевиков, а также казачество. Самым неблагонадежным элементом в армии были «сибиряки», не испытавшие на себе большевистской проддиктатуры и реквизиций лета - осени 1918 г., а также мобилизованные солдаты из районов, пострадавших от действий карательных отрядов. Они не понимали целей борьбы белых с красными, желали «скорейшего замирения с большевиками», легко поддавались панике и при удобном случае переходили на сторону красных. Особое опасение у агентов контрразведки вызывали и «фронтовики», распропагандированные большевиками еще в период разложения старой русской армии.

В сводках отделений и пунктов военной контрразведки, а также специальных докладах начальника отдела контрразведки содержится немало сведений о деятельности не только большевиков, но и других социалистических партий, земско-социалистическом движении и его роли в дестабилизации политической ситуации в колчаковском тылу.

Агенты контрразведки и военного контроля действующей армии следили также за взаимоотношением противника с местным населением, состоянием дисциплины в Красной армии и т.д. Так, с сентября 1919 г. по сводкам всех уровней в качестве самой важной проходила информация о резком изменении тактики противника в отношении местного населения: во-первых, красноармейцы стали расплачиваться деньгами за продукты и подводы, не производили насильственных реквизиций, во-вторых, большевики на занятой ими территории начали налаживать отношения с церковью, стремясь заручиться поддержкой церковнослужителей, что производило особенно сильное положительное впечатление на жителей. Эти факты существенно повлияли на отношение населения к большевикам не только в сельской местности, но и городах: если прежде при подходе частей Красной армии многие жители старались эвакуироваться вглубь Сибири, то с сентября они стали оставаться на месте. В специальном аналитическом докладе начальника подотдела печати при Осведомительном отделе штаба Верховного главнокомандующего в июле 1919 г., посвященном «большевизму», отмечалось, что в Сибири «нет ясного представления о большевизме, его причинах, опасности всему культурному человечеству» и подчеркивалось, что население Сибири «испробовало лишь первоначальную заманчивость, а не вкусило горьких плодов его, излечивающих навсегда». Преимущества противника виделись автором в «сплоченности, дееспособности, проведении в жизнь решений по телеграфу», а также подчеркивалось, что «решения их отвечают условиям данного момента, они не стесняются никакими средствами».

Таким образом, материалы контрразведки позволяют: по-новому взглянуть на картину общественно-политической жизни в тылу армий А.В. Колчака, определить всю совокупность факторов, определявших колебания настроений населения, разрешить давний спор историков о времени перехода сибирского крестьянства на сторону Советской власти, разобраться в том, как крестьянство понимало эту власть, и уяснить, насколько популярность той или иной власти зависит от ее умения оперативно реагировать на нужды населения.

Архивные документы:

Российский государственный военный архив.
Ф. 40218 - Отдел контрразведки Штаба Верховного главнокомандующего всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России.

Известно, что в "войне спецслужб" между красными и белыми в ходе Гражданской войны советской ЧК противостояла белая военная контрразведка. Но правительство А. В. Колчака предприняло и уникальную для Белого движения попытку возродить упразднённую в марте 1917-го Временным правительством политическую полицию, назвав её государственной охраной. До сих пор об этой структуре упоминали лишь несколько исследователей (да и то приводили лишь отрывочные сведения) 1 .

Идею создания этой организации выдвинул в январе 1919 года один из главных деятелей колчаковского режима, лидер сибирских кадетов и член всероссийского ЦК кадетской партии В. Н. Пепеляев - в декабре 1918-го назначенный директором Департамента милиции МВД, а затем ещё и товарищем министра внутренних дел. Государственная охрана изначально замышлялась им как орган "политического розыска"; за военной контрразведкой предполагалось оставить дела о шпионаже 2 . Проект постановления "Об учреждении Особого отдела государственной охраны", колчаковский Совет министров утвердил 7 марта 1919-го.

Отдел должен был входить в состав Департамента милиции МВД и состоять из четырёх отделений: I, инспекторского (ведавшего личным составом); II, информационного; III, розыскного (производство дознаний и связанная с ним переписка) и IV, агентурного, - а также из секретарской части и архива. Штат отдела устанавливался в 47 человек. Отделу подчинялись губернские управления со штатом 21 человек каждое, а им - уездные и городские (штат управления 11 человек). Низшими единицами становились отдельные пункты государственной охраны (штат пункта 4 человека) 3 . Это было гораздо скромнее, чем штаты милиции, насчитывавшие в губернских городах (со вспомогательным персоналом) по 309 человек 4 .

17 июня 1919 года Совет министров утвердил отредактированное Положение о Государственной охране. Для повышения статуса Особого отдела управляющий им получал статус вице-директора Департамента милиции. Статья 12 подчёркивала, что начальники губернских и областных управлений госохраны подчиняются Особому отделу через управляющих губерниями (областями) и все указания своего начальства получают через них. При этом управляющий губернией получал право приостановить исполнение указания "в случае возникновения у него сомнений" и согласовать его с МВД. За прокурорами окружных судов сохранялось право надзора за производством дознаний органами госохраны 5 .

За военной контрразведкой предполагалось оставить дела о шпионаже

Соответствующие изменения были внесены в статью 1035 Устава уголовного судопроизводства. Помимо прочего, в ней оговорили порядок взаимодействия госохраны с милицией и прокуратурой. Так, помимо прокурорского надзора за дознанием, окружной прокурор получал право возбуждать по итогам дознания предварительное следствие по политическому делу. Обыск и арест производились также с его санкции; он же мог прекратить производство дознания в случае отсутствия состава преступления или необнаружения виновного. (До октября 1919-го предварительные дознания осуществлялись госохраной вместе с губернскими следственными комиссиями.)

Всего с весны по осень 1919 года органы государственной охраны были учреждены на территории 21 губерний и областей 6 . Существовало и Харбинское управление госохраны - в полосе отчуждения КВЖД. Всего - 17 губернских и областных и 43 уездных отделения и 54 отдельных пункта (из них 4 - в не сформировавших управления губернских центрах).

Отсутствие чёткого разграничения функций между государственной охраной и военной контрразведкой приводило к дублированию ими друг друга. В Томске, например, госохрану дублировали отделение контрразведки штаба Омского военного округа, контрразведка при штабе 2-й дивизии, городское отделение "военного контроля", сыскное отделение городской милиции и чешская контрразведка. В Иркутской губернии параллельно действовали контрразведка штаба округа, военного района и управление госохраны. А в Омске насчитывалось 8 контрразведок (включая самочинно возникшие при казачьих атаманах) 7 ! Нередкими были ведомственные конфликты между госохраной и контрразведкой.

В отличие от Деникина, Колчак не стеснялся набирать в контрразведку и органы политического сыска профессионалов царской жандармерии и "охранки". Это стало одной из приоритетных задач Пепеляева, и уже в марте 1919-го Департамент милиции обратился в Военное министерство с просьбой направить из армии в его распоряжение "опытных служащих бывшей полиции" 8 .

В апреле созданная в МВД комиссия по вопросам об укомплектовании органов государственной охраны и милиции высказалась за комплектование по призыву: время было военное, а некомплект служащих - острым. При этом она предложила отменить "все ограничения, сделанные в 1917 году Временным правительством в отношении служивших в корпусе жандармерии и полиции" (а также заменить название "милиция", "как совершенно несоответствующее, и восстановить прежнее название "полиция"). Солдаты, призываемые в милицию и госохрану, должны были быть в возрасте от 25 до 43 лет, офицеры - от 25 до 60 9 . Переименование милиции в полицию Совет министров счёл несвоевременным, а другие предложения в мае - начале июля утвердил 10 .

Управление добилось впечатляющих достижений в борьбе с большевистским и эсеровским подпольем

Обязанности управляющего Особым отделом государственной охраны вначале исполнял опытнейший профессионал жандармского сыска генерал-майор С. А. Романов. Но затем он попросил назначить его начальником Томского губернского управления государственной охраны - которое, по сути, сам и сформировал. Благодаря ему это управление добилось впечатляющих достижений в борьбе с большевистским и эсеровским подпольем, и после занятия Томска красными Романов был расстрелян ЧК 11 … В июле 1919-го управляющим Особым отделом был назначен жандармский же генерал-майор В. А. Бабушкин.

Из 9 начальников региональных управлений государственной охраны, о которых удалось найти биографические сведения, 8 тоже были профессиональными жандармскими офицерами с большим опытом работы. Кроме генерал-майора Романова, это были подполковники Н. А. Смирнов (Иркутское губернское управление), Н. Н. Рудов (Уфимское, а затем Енисейское губернское) и Н. И. Игнатов (Алтайское губернское) и полковники В. П. Григорович (Тобольское губернское), Л. Я. Иванов (Забайкальское областное), А. А. Немысский (Приморское областное) и Л. Я. Горгопа (Харбинское). Один лишь начальник столичного, Акмолинского областного управления (столица Колчака Омск входил в состав Акмолинской области) подполковник (затем полковник) В. Н. Руссиянов до революции служил в армейском интендантстве и только после создания Департамента милиции по собственному желанию перешёл туда.

Однако уже на должностях помощников начальников губернских управлений госохраны, как явствует из приказов по МВД 12 , находились по большей части люди случайные, от гражданских чиновников в ранге коллежского асессора до обычных армейских подпоручиков. Дело в том, что штаты госохраны (как и военной контрразведки) по сравнению с дореволюционными резко разбухли (это объяснялось, конечно, и обстановкой гражданской войны). Если до революции при Акмолинском областном жандармском управлении числилось всего 14 агентов-филёров, то в соответствующем управлении госохраны при Колчаке - 57, работой которых руководили 10 офицеров в штате управления 13 . А кадров не хватало. Все боеспосособные мужчины подлежали мобилизации в армию; кроме того (как отмечалось уже в докладе исправляющего должность управляющего Особым отделом от 11 марта 1919 года), низкое жалованье побуждало профессионалов высокого класса предпочитать службе в госохране службу в военной контрразведке. На то, что укомплектованию штатов мешает низкая оплата трудной и опасной службы, сетовали и управляющие губерниями и начальники управлений госохраны на местах 14 . Трудности усилились после того, как летом начались военные неудачи.

Поэтому ещё в марте в большинстве губернских городов открыли подготовительные курсы для чинов милиции - готовившие кадры и для госохраны. А пока острая нехватка кадров восполнялась случайными людьми - зачастую попросту уклонявшимися от фронта и пользовавшимися служебным положением для злоупотреблений и личного обогащения путем вымогательств. Впоследствии многие из таких хамелеонов, скрыв своё прошлое, благополучно устроились в советских учреждениях. Как справедливо отмечал Н. В. Греков, на допросах в ЧК профессионалы-жандармы вели себя намного достойнее таких проходимцев - не выдавали всех подряд сослуживцев, по мере возможности конспирировались и т.д. 15

С другой стороны, было и сравнительно небольшое число агентов, которые работали на госохрану из идейных соображений и даже не брали денег за свою осведомительную службу 16 .

Из-за недостатка финансирования не хватало также оружия и снаряжения. Лишь после неоднократных настойчивых просьб Военное министерство поделилось с МВД частью своих запасов. Основной задачей госохраны была борьба с большевистским подпольем. Как отмечалось в докладе директора Департамента милиции министру внутренних дел от 9 июля 1919 года, "для осуществления задач партии коммунисты пользуются материальными средствами, отпускаемыми в неограниченном количестве" 17 .

В борьбе с подпольем большое значение имела агентурная работа. 31 мая 1919 года были утверждены "Правила о службе агентов наружного наблюдения" с подробными инструкциями, разработанными на основе многолетнего опыта дореволюционного Департамента полиции 18 . Как известно, наибольшим доверием в большевистской среде пользовались агенты с "надёжной" рабочей биографией и безупречным с точки зрения партии прошлым. И таких агентов колчаковская госохрана с успехом использовала. Среди них - председатель профсоюза мастеровых Омской железной дороги механик Ф. Михайлов (агентурная кличка - Паровоз); бывший советский участковый комиссар милиции Тюников (кличка - Патрон), также выходец из рабочих, и старый профессионал А. Крупский (кличка - Пленный). Последний ещё в 1896-1901 годах служил агентом в Парижской резидентуре царской охранки при знаменитом П. И. Рачковском, затем был "сослан" в Якутию для внедрения в среду политических ссыльных, а при Колчаке - внедрён агентом среди рабочих Омской железной дороги. Он получал от госохраны рекордное жалованье в 1000 рублей в месяц (большинству агентов платили по 300) 19 .

Колчаковской военной контрразведке удалось раскрыть план организованного большевиками Омского восстания

Как известно, колчаковской военной контрразведке удалось раскрыть план организованного большевиками Омского восстания 23 декабря 1918 года и частично сорвать это восстание превентивными арестами. Напуганный ими, подпольный большевистский штаб в панике отменил восстание; оно всё-таки вспыхнуло, но ход его оказался нарушен, а размах - существенно слабее, чем мог бы 20 . В дальнейшем, путём внедрения агентуры в большевистское подполье, контрразведка полностью сорвала план нового восстания в Омске, намечавшегося на 1 февраля 1919 года 21 . А в марте - апреле контрразведка практически полностью разгромила большевистское подполье Омска (после чего Сибирский областной комитет партии прекратил своё существование), Екатеринбурга и Челябинска. Его руководители были расстреляны и, таким образом, большевистское подполье оказалось обезглавлено 22 .

Свой вклад в эти крупные достижения внесла и государственная охрана. Так, в апреле 1919-го её органами в Омске был арестован один из личных шофёров Колчака - большевик Стефанович, готовивший по заданию партии покушение на Верховного правителя России 23 . Все эти успехи были достигнуты прежде всего благодаря опытным жандармским профессионалам, составлявших ядро госохраны и контрразведки Колчака.

Любопытна характеристика, данная начальником управления государственной охраны Приморской области полковником А. А. Немысским партии эсеров - также составлявших важную часть оппозиции режиму Колчака. Называя их "партией кабинетных теоретиков", опытный профессионал указывал: "К моменту общегосударственного переворота (Февральского. - В. Х.), умелой тактикой Департамента полиции жалкие остатки некогда грозных и опасных бунтарей-эсеров были доведены до положения вымирающего поколения". И лишь благодаря Февральской революции, за какой-нибудь март месяц 1917-го, они вынырнули из небытия, став волею случая самой многочисленной партией в стране. Сохраняя в Сибири при Колчаке определённое влияние и (в отличие от большевиков) легальность, эсеры (наряду с уступавшими им по численности меньшевиками) захватили в свои руки большую часть земств, часть городских самоуправлений и профсоюзов. Особенно оживили их первые неудачи колчаковской армии летом 1919-го. Тем не менее, настаивает полковник, "качественно" партия эсеров была сборищем случайных искателей, беспочвенно шатающихся" 24 .

Всего за несколько месяцев после организации госохраны в Томской губернии были арестованы скрывавшиеся: бывший председатель эсеровского "Временного правительства автономной Сибири" П. Я. Дербер; бывшие большевистские комиссары Семашко (из Красноярска), Решетников (из Никольск-Уссурийска), Яворский (из Славгорода); помощник томского комиссара Кривоносенко Крупин; человек, готовивший покушение на премьер-министра П. В. Вологодского; подпольная эсеровская организация в Томске (три человека); хозяин большевистской конспиративной квартиры в Томске и шесть скрывавшихся у него дезертиров; проживавшие в Томске братья цареубийцы Юровского; свыше 150 подозреваемых в большевизме по Томскому уезду; 12 подозреваемых в подготовке восстания в Каинском уезде и подпольная большевистская организация в Мариинском уезде (четыре человека). При обысках в Томске было конфисковано 35 пудов нелегальной большевистской литературы, 26 винтовок и ружей, до 50 револьверов, 5 гранат, 2200 патронов и 2 пуда пороха 25 . В Иркутской губернии только с апреля по июль 1919 года госохрана напала на след подпольной большевистской организации в Иркутске, задержала 59 "причастных к большевизму" (возбудив 37 уголовных дел), изъяла в ходе 93 обысков много оружия и арестовала в Черемхово шесть боевиков-анархистов 26 .

Представляет интерес дело об аресте братьев Якова (Янкеля) Юровского 27 , непосредственно руководившего уничтожением царской семьи в Екатеринбурге в июле 1918 года. Юровские были родом из Каинска и до революции проживали в Томске. 21 августа 1919 года помощник начальника губернского управления госохраны Бейгель, бывший сосед Юровского, опознал на улице его брата Эле (Илью; первоначально приняв его из-за внешнего сходства за самого Янкеля). Через два дня он был арестован; по завершении предварительного дознания Эле и его брат Лейба по требованию из Омска были 12 сентября увезены особоуполномоченным госохраны штабс-капитаном Сычёвым в отдельном вагоне в Омск, в контрразведку Ставки Верховного главнокомандующего. Дальнейшая судьба их в деле не изложена.

Нередко работу госохраны осложняли трения с управляющими губерниями, которым её начальники были официально подчинены. Если, например, начальник Тобольского губернского управления Григорович был назначен при активном содействии управляющего губернией и работал в содружестве с ним, то начальник Алтайского управления Игнатов получил свою должность "вопреки желанию" управляющего губернией - и то и дело жаловался Особому отделу на неприязнь и нежелание содействовать в работе 28 .

Выдающийся агент госохраны получал рекордное жалованье в 1000 рублей в месяц. Большинству агентов платили по 300

Проблему представляла и деятельность некоторых союзников белых, в особенности американцев, в Забайкалье и на Дальнем Востоке. Так, забайкальский атаман Г. М. Семёнов писал в Особый отдел о разлагающем влиянии американцев, об открытом сочувствии командовавшего ими генерала У. Гревса социалистам (вплоть до большевиков), о бесчинствах американских солдат в Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ). Управляющий Особым отделом Бабушкин вначале не поверил атаману, но управляющий Забайкальской областью С. А. Таскин всё сообщённое подтвердил 29 .

Исходя из секретного характера деятельности государственной охраны, инициатор её создания В. Н. Пепеляев предпочитал не афишировать эту структуру. В этой связи характерна любопытная депеша временно исправляющего должность управляющего Особым отделом Департамента милиции Львова на имя начальника Алтайского губернского управления госохраны Игнатова: "По дошедшим до Департамента милиции сведениям, Вашим распоряжением над помещением, нанятым для вверенного Вам управления, помещена обращающая на себя по размерам внимание вывеска "Алтайское губернское управление государственной охраны". Г[осподин] министр внутренних дел, узнав об этом, иронически отнёсся к Вашему стремлению анонсировать себя в такой резкой форме. Об изложенном сообщаю для сведения" 30 .

По достоинству оценили работу государственной охраны её противники - красные. В ГАРФ сохранился оперативный доклад, к сожалению, лишённый названия, дат и подписей, но, как явствует из содержания, написанный уже после падения колчаковского режима, когда ЧК разыскивала и преследовала его активных деятелей. В нём сказано: "Государственная охрана, имея большое количество специалистов в лице отставных жандармских офицеров, была одной из лучше поставленных контрреволюционных учреждений Колчаковьи (так в тексте. - В. Х.)" 31 .

Годовой отчёт Департамента милиции признавал и факты злоупотреблений и нарушений должностных лиц (изложенные в жалобах населения), но считал их частными явлениями, а не правилом 32 .

После падения в ноябре 1919 года Омска деятельность государственной охраны была фактически парализована, а с окончательным крушением колчаковского режима в январе 1920-го и вовсе прекратилась.

1. Греков Н. В. Контрразведка и органы государственной охраны белого движения Сибири (1918-1919 гг.) // Известия Омского государственного историко-краеведческого музея. Вып. 5. 1997. С. 209-221; Звягин С. П. Правовое регулирование отношений государственной охраны с другими правоохранительными органами при Колчаке // История "белой" Сибири. Тезисы науч. конференции. Кемерово. 1995. С. 83-85; Ларьков Н. С. Томская "охранка" в период колчаковщины // История "белой" Сибири. Тезисы IV междунар. науч. конференции. Кемерово. 2001. С. 185-188.
2. ГАРФ. Ф. Р-147. Оп. 1. Д. 83. Л. 3-3 об.; Оп. 7. Д. 3. Л. 6-6 об.
3. Там же. Оп. 7. Д. 3. Л. 11-17.
4. Там же. Ф. Р-1700. Оп. 4. Д. 41.
Л. 55-56 об.
5. Там же. Ф. Р-147. Оп. 1. Д. 83. Л. 32-33; Оп. 7. Д. 3. Л. 182-187; Правительственный вестник (Омск). 1919. 19 июля.
6. ГАРФ. Ф. Р-147. Оп. 10. Д. 116. Л. 6 об-8.
7. Греков Н. В. Указ. соч. С. 212-213; ГАРФ. Ф. Р-147. Оп. 9. Д. 35. Л. 9.
8. ГАРФ. Ф. Р-147. Оп. 1. Д. 8. Л. 155.
9. Там же. Д. 50. Л. 233 об, 234 об.
10. Там же. Оп. 8. Д. 37. Л. 8.
11. Там же. Оп. 1. Д. 39.
12. Там же. Ф. Р-1700. Оп. 7. Д. 1.
13. Греков Н. В. Указ. соч. С. 213, 219.
14. ГАРФ. Ф. Р-147. Оп. 7. Д. 3. Л. 18-19 об.; Д. 4. Л. 30; Д. 7. Л. 48; Д. 8. Л. 33; Д. 9. Л. 26; Д. 10. Л. 39; Д. 11. Л. 22; Д. 15. Л. 52; и др.
15. Греков Н. В. Указ. соч. С. 215.
16. Там же. С. 219.
17. Центр документации новейшей истории Омской области (ЦДНИ ОО). Ф. 19. Оп. 1. Д. 221. Л. 4.
18. ГАРФ. Ф. Р-147. Оп. 7. Д. 3. Л. 74-74 об, 96-105 об.
19. Там же. Оп. 10. Д. 116. Л. 8-10 об; Греков Н. В. Указ. соч. С. 213, 219-220.
20. В борьбе с контрреволюцией. Омск. 1959. С. 88.
21. Очерки истории Омской областной организации КПСС. Омск. 1987. С. 140.
22. Греков Н. В. Указ. соч. С. 218-219.
23. ГАРФ. Ф. Р-147. Оп. 10. Д. 120. Л. 1-4.
24. ЦДНИ ОО. Ф. 19. Оп. 1. Д. 224. Л. 1-6.
25. ГАТО. Ф. Р-810. Оп. 1. Д. 4. Л. 1-1 об; Ларьков Н. С. Указ. соч. С. 187.
26. ГАРФ. Ф. Р-147. Оп. 7. Д. 11. Л. 83 об-84.
27. ГАТО. Ф. Р-810. Оп. 1. Д. 3.
28. ГАРФ. Ф. Р-147. Оп. 7. Д. 7. Л. 65, 71.
29. Там же. Оп. 10. Д. 106. Л. 2-2 об, 3, 8-9 об.
30. Там же. Оп. 7. Д. 7. Л. 30, 71.
31. Там же. Оп. 10. Д. 116. Л. 1.
32. Там же. Оп. 8. Д. 37. Л. 5-7 об.

КОНТРРАЗВЕДКА А. В. КОЛЧАКА:

ОРГАНИЗАЦИЯ И ОСВЕЩЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ НАСТРОЕНИЙ НАСЕЛЕНИЯ И ВОЙСК

После переворота адмирала А.В. Колчака и назначения его Верховным правителем и Верховным главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами России начался процесс реорганизации всех армейских структур. За зиму 1918/19 гг. были созданы вооруженные силы, включавшие Западную, Сибирскую, Оренбургскую и Уральскую армии, численностью до 400 тыс. чел., в том числе около 30 тыс. офицеров, на фонте – 130 - 140 тыс. штыков и сабель. Восстанавливались военные округа.

В отчетах начальников отделений и пунктов фронтовой и тыловой контрразведки за ноябрь 1918 – март 1919 гг. особое внимание уделялось настроениям различных категорий крестьян: старожилам, переселенцам, а также проживающим в земледельческих, смешанных (крестьянско-заводских), глухих, лесистых и труднодоступных районах. Крестьяне «хлеборобных» районов, особенно успевших пострадать от большевистских реквизиций (Пермской губернии), в этот период были настроены чуть ли ни монархически, особенно действовали на них рассказы возвращавшихся в свои села фронтовиков о голоде и терроре, царившем в Советской России. Мобилизация до марта проходила успешно, старики охотно отдавали детей, общим желанием было скорее покончить с большевизмом.

Таким образом, материалы контрразведки позволяют: по-новому взглянуть на картину общественно-политической жизни в тылу армий А. В. Колчака, определить всю совокупность факторов, определявших колебания настроений населения, разрешить давний спор историков о времени перехода сибирского крестьянства на сторону Советской власти, разобраться в том, как крестьянство понимало эту власть, и уяснить, насколько популярность той или иной власти зависит от ее умения оперативно реагировать на нужды населения.

Архивные документы:
Российский государственный военный архив.
Ф. 40218 – Отдел контрразведки Штаба Верховного главнокомандующего всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России.

Е. А. Корнева

Уже на излете всего Белого движения запертый с остатками армии в Крыму барон Врангель официально объявил о полной частной собственности крестьян на землю своим указом. И он же создал в Крыму коалиционное правительство разных сил белого лагеря, от монархистов до социалистов, и он уже не твердил слепо о «единой и неделимой», признавая факт отпадения от России национальных окраин и заключив союз с Польшей «пилсудчиков». Но что все эти политические маневры Врангеля могли дать, если на его восьмитысячную белую Русскую армию на крымском Перекопе наступало почти 100 тысяч солдат Красной армии у Фрунзе, больше чем десять противников на каждого бойца. Если Красная армия уже тогда воевала методом «не считаясь со своими потерями», не жалея мобилизованных мужиков в шинелях, который к 1941 году она возведет в абсолют в своей тактике: только на бешеные штурмы Перекопа осенью 1920 года РККА положит почти 10 тысяч своих бойцов, гоня следующие волны по трупам убитых (белые потеряют за все бои в Крыму только 2 тысячи человек). Какие могли помочь декреты, какие более жесткие действия белой контрразведки? В такой ситуации победить было просто нереально. И прими все эти «декреты» о земле и воле Корнилов еще в 1917 году или Деникин годом позднее — конечная развязка этой войны наверняка была бы той же самой. По массе других военных и политических причин.
Сейчас модно становится опять говорить, что белые — это никчемные либералы, дети разрушившего страну Февраля, друзья ненавистного Запада (тогда говорили «Антанты»), что они очень далеки от народа, что Красной армии крестьянство за обещание земли сплело миллион лаптей, а белым не сплело. Но не стоит забывать, каким образом красные со своими продотрядами, «продовольственной диктатурой» и ЧК заставили народ «плести лапти» и чем потом плетущим их отплатили. Сейчас мы понимаем: в той ситуации шансов победить пятимиллионную громадную Красную армию, которую Советская Россия снабжала всеми возможными методами за счет обираемого населения, белый лагерь, скорее всего, не мог ни при каких обстоятельствах. К тому же за властью Ленина всегда оставался весь центр страны с его мощной промышленностью, а разрозненные армии белых пытались его атаковать с разных окраин страны, к тому же не одновременно, а по очереди.
И жестокостью белой контрразведки здесь дело было уж точно не исправить. И сами эти контрразведывательные органы Колчака, Деникина, Миллера, Юденича не были так жестоки и безжалостны, как противостоящая им ВЧК ленинской власти. И они не были даже организационно сильны, как чекистская спецслужба или Разведупр Красной армии. Сами деятели ЧК это тоже отлично понимали и слабости белой контрразведки тоже учитывали. У них к концу активной фазы Гражданской войны даже отношение внутри ЧК к белым оппонентам по тайному фронту в связи с этим сложилось снисходительно презрительное. При постоянном поминании в каждом удобном случае о зверствах колчаковской контрразведки, не раз даже в фильмах о чекистах их ветераны, собираясь в годы Второй мировой в тыл немцам, предупреждают друг друга, что «будет очень трудно, а абвер и гестапо — не белогвардейская самодеятельность». Не раз мне встречался такой рефрен из чекистского подсознания в кинематографе.
Из органов контрразведок белых армий или временных органов тайной полиции на занятых белыми территориях России самыми сложившимися и относительно профессиональными в истории Гражданской войны считаются контрразведка Добровольческой армии и тайная полиция Осваг (Осведомительное агентство) на занятых «добровольцами» территориях. Это не только тайный сыск в белом тылу, в Осваге был и пропагандистский аппарат деникинцев. Собственно политическим и военным сыском внутри Освага занималось только «Бюро секретной информации» во главе с Пацановским, близким к либеральным и кадетским кругам. Всем Освагом при режиме Деникина на юге России руководил тоже кадет и штатский человек по фамилии Чахотин.
Сам генерал Деникин к своей контрразведке относился достаточно критически, несколько раз перетряхивал ее руководство, пытаясь бороться при этом с «перегибами» мстительности ее сотрудников или временами процветавшей среди его контрразведчиков коррупцией. В своей работе «Национальная Диктатура и ее политика» сам белый главком юга России Деникин так отзовется о своей тогдашней контрразведке: «Я не хотел бы обидеть многих праведников, изнывавших морально
в тяжелой обстановке наших контрразведывательных учреждений, но должен сказать, что покрывшие густою сетью территорию Юга эти органы были иногда очагами провокации и организованного грабежа. Особенно «прославились» в этом отношении контрразведки Киева, Харькова, Одессы, Ростова. С ними пришлось бороться, и против самозваных учреждений, и против отдельных лиц». Это очень напоминает ленинское: «Украинская ЧК была создана слишком рано и впустила в себя многих примазавшихся». Как видим, в чем-то у глав противоборствующих лагерей той войны со своими спецслужбами были сходные проблемы, да и Деникин называет в качестве примеров самой недисциплинированной контрразведки те же южные города, где и ЧК была самой «безбашенной» и кровавой.
Временами в 1918—1920 годах деникинская контрразведка была просто бессильна в противостоянии с «красным» или «зеленым» подпольем, с засылаемыми разведчиками советских ЧК и Разведупра, зато погрязнув в поисках заговоров против Деникина в самом белоофицерском лагере, особенно из числа монархистов, казачьих сепаратистов или правых эсеров. В Одессе в 1919 году даже начальник местной контрразведки деникинцев полковник Кирпичников был застрелен из засады на улице радикальными монархистами из белых, которых он по приказу главкома Деникина преследовал.
Только с выдавливанием Деникина весной 1920 года из руководства Добровольческой армии ее новый главком барон Врангель и его более решительное окружение очистили свою контрразведку в последний год белой борьбы на юге России. Взамен снятого с должности начальника добровольческой контрразведки полковника Астраханцева, при отъезде в эмиграцию прихватившего с собой и значительную часть кассы этой деникинской спецслужбы, Врангель поставил во главе контрразведки в Крыму бывшего начальника царского Департамента полиции Евгения Климовича. Этот профессионал политического сыска привел на смену многим дилетантам из армейских офицеров сотрудников дореволюционных спецслужб из охранки, Департамента полиции и военной разведки царского Генштаба. В последний год отчаянной борьбы армии Врангеля хотя бы ее тыл в Крыму оказался этой контрразведкой Климовича прикрыт. Она за 1920 год ликвидировала подпольный Крымский ревком большевиков, лидеры которого казнены по «Процессу девяти», а также разгромила заговор в пользу Советов против Врангеля среди его же офицеров, надеявшихся перед крымской катастрофой заслужить прощение красных. По некоторым версиям, за этими офицерами-двурушниками стоял близкий к главкому белый генерал Слащев, уже тогда пошедший на тайные контакты с советской ЧК, а не в эмиграции перед своим шокирующим возвращением в 1921 году в Совет¬скую Россию. Отчасти благодаря работе этой контрразведки Климовича удалось в конце 1920 года сохранить тылы армии Врангеля и спасти самую боеспособную ее часть организованной эвакуацией в Стамбул. Климович и в эмигрантском союзе РОВС назначен Врангелем начальником его службы безопасности, он умер эмигрантом в Сербии в 1930 году.
Был также «Особый отдел» в колчаковской контрразведке, его возглавлял еще один командир бывшего царского сыска полковник Еремин. Когда донской атаман Краснов в 1919 году еще не признал единой власти над собой Колчака с Деникиным и грезил идеей независимого государства казаков на Дону, в его «Донской армии» была своя контрразведка под началом полковника Добрынина — ее тоже можно числить по разряду белых контрразведывательных органов.
Была и «Государственная охрана» при недолгом режиме Комуча (эсеровского Комитета Учредительного собрания на Волге в 1918 году, затем слившегося с властью Колчака), ее возглавлял эсер из офицеров Климушкин. В «Государственной охране» комучевцев было что-то вроде отдела политической полиции под началом эсера Роговского, который заодно руководил и военным трибуналом «Народной армии» комучевцев. Эти недолгие контрразведывательные службы белых армий тоже не были в идеологическом плане однородны и тоже не избежали фракционной грызни. Так на востоке у Колчака возглавлявший контрразведку в 1 -й Сибирской армии полковник Калашников оказался эсером и стал одним из главных инициаторов эсеровского заговора против Колчака в 919 году. Так что советская ЧК в этом плане, в отличие от разрозненных и организационно не до конца сложившихся белых контрразведок, была гораздо более цельной и внутренне однородной.
Еще относительно боеспособная контрразведка сложилась на севере России в армии генерала Юденича, ее тоже возглавлял кадровый жандарм из царской еще охранки полковник Новгребельский. Во время наступления армии Юденича в 1919 году на Петроград Новгребельский из сотрудников своей контрразведки создал даже особую группу, которая на автомобилях должна была впереди наступающих войск проникнуть в город и захватить Смольный и здание Петроградской ЧК на Гороховой улице, не дав уйти от возмездия лидерам большевиков и чекистов. «Госохрану» комучевских эсеров, контрразведчиков Колчака и контрразведку Новгребельского у Юденича тоже упрекают в жестокостях по отношению к пленным большевикам и им сочувствующим.
В Северной области при режиме белого генерала Миллера была своя военная контрразведка и служба безопасности в тылу Северной армии — «Особая часть», ею руководил белый офицер Шабельский, позднее в эмиграции один из самых непримиримых кутеповских террористов из РОВСа. Это если не считать еще упомянутой уже контрразведки полковника Петрова в почти опереточном «Англо-славянском легионе» в Северной области. В других небольших белых армиях даже таких полупрофессиональных контрразведок создать не успели, разведку и контрразведку в них вели по необходимости прямо фронтовые части. И почти нигде в белом лагере не создали отдельного органа для ведения внешней разведки в тылу врага, у Колчака, Деникина и Юденича за эту деятельность по мере необходимости тоже отвечала белая контрразведка.
Вообще же давно не секрет, что киношно-литературный образ белогвардейца как ярого монархиста-черносотенца имеет мало общего с реальностью. И практически все руководство белых армий было в руках кадетов или эсеров, и само Белое движение в общей массе защищало Февральскую революцию, монархисты же среди его офицеров составляли меньшинство, зачастую даже подпольное и преследуемое самой контрразведкой белых. Речь, конечно, не о том, что монархисты могли бы зверствовать в сыске Белого движения, а эсеры с кадетами не могли бы — все могли это делать в те годы, чему масса примеров. Просто уже это рушит привычный для советской пропаганды образ белогвардейского карателя — монархиста и черносотенца. Зверства в белой контрразведке были, но как они значительны в свете противостоящего Белому делу «красного террора»?
Большая часть пыток и расстрелов большевиков и им сочувствующих осуществлена в стенах этих учреждений белых армий, особенно в дни, когда белый фронт уже отступал под ударами красных частей. Были и бессудные расстрелы, хотя в большинстве своем эти контрразведывательные службы производили по закону своего правительства только арест и следствие, предавая затем обвиняемых в руки военно-полевых судов, прав на бессудные расстрелы, подобные имеющимся с конца 1918 года у ВЧК, им никто никогда не давал. Военный трибунал у деникинцев или колчаковцев — это конечно же не суд присяжных с хорошими адвокатами и долгими речами в защиту обвиняемого, но это и не бойня ЧК по подвалам на ос¬новании декретов о «красном терроре» безо всякой судеб¬ной процедуры вообще. Были в белой контрразведке силовые методы допросов, не слишком удивительные для жестокой Гражданской войны, но опять же явно уступающие чекистскому набору таких средств. Были затопленные при отступлении баржи с комиссарами, но даже пленных комиссаров и командиров Красной армии эти белые контрразведчики временами годами держали в своих тюрьмах не расстреливая. В уходивших вместе с армией Колчака с Волги в Сибирь пресловутых «поездах смерти» с пленными большевиками был не самый гуманный режим содержания. Иные арестованные в них умирали в пути или были расстреляны охраной, но даже их все же везли за собой, а не расстреливали по чекистской моде при отступлении в темном подвале.
Сами большевики по свою сторону фронта это знали и разницу в действиях белой контрразведки и своей ЧК отлично осознавали. В 1920 году, когда в рассыпавшейся по России сети учреждений ЧК ежедневно процветали массовые пытки и расстрелы, советские газеты в Москве спокойно описывали «зверства белой контрразведки» — в тюрьмах занятого врангелевцами Крыма, оказывается, политзаключенные в знак протеста против грубой арестантской одежды и скудной пищи объявили голодовку. Уже этот факт красноречиво показывает разни¬цу в подходах. О зверски сожженном в паровозной топке белыми из контрразведки партизане Лазо и двух его товарищах известно всем ходившим в свое время в советскую среднюю школу. А вот о том, что сотворили эту жестокость офицеры атамана Семенова в ответ на демонстративный расстрел ЧК весной 1920 года 120 пленных каппелевских офицеров, известно лишь немногим специалистам по истории той войны.
Тогда же произошел известный кровавый эпизод на корабле «Ангара», который очень часто муссируется как доказательство зверства белой контрразведки и о котором ради беспристрастности было бы неправильно умолчать. В январе 1920 года колчаковцы уходили под натиском красных из Иркутска, где уже попал в ловушку сам адмирал Колчак, и контрразведчики увели с уходящим за Байкал отрядом полковника Скипетрова из тюрьмы три десятка ранее арестованных врагов: большевиков и левых эсеров. Везти их за Байкал показалось излишним, и на судне «Ангара» эти заложники были убиты и сброшены за борт в байкальские воды, в том числе и одна женщина среди них. Слов нет, здесь проявлены белыми контрразведчиками жестокость и полное беззаконие, от которого тогда брезгливо отвернулись и многие в белом лагере, обвиняя в этой расправе руководивших на «Ангаре» казнью полковника Скипетрова и начальника контрразведки атамана Семенова по имени Сипайло, а также присутствовавшего при расправе английского офицера-советника Гранта. Скипетрова даже в белом лагере потребовали тогда за эту акцию самосуда к ответу, и чехословацкие легионеры арестовали его для следствия, но рухнувший фронт освободил Скипетрова от ответственности и позволил ему в эшелоне тех же чехословаков бежать в эмиграцию. Но и здесь речь идет о конкретном случае, точно подсчитано даже число жертв на «Ангаре» — их было ровно 31 человек. Не стоит забывать, что в эти же дни красные части победно гнали вконец растрепанную армию Колчака на восток к Байкалу. И по всей огромной Сибири в полыньях на реках легко можно было увидеть трупы расстрелянных ЧК безо всякого суда колчаковских офицеров и солдат, и было их там не 31 человек, а просто без счета.
(Продолжение следует)

Е.А.Корнева

КОНТРРАЗВЕДКА А.В.КОЛЧАКА: ОРГАНИЗАЦИЯ И ОСВЕЩЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ НАСТРОЕНИЙ НАСЕЛЕНИЯ И ВОЙСК

За последние годы на фоне активного изучения карательной политики и органов политического розыска большевистской диктатуры во время Гражданской войны все более заметным становится отставание в исследовании системы политического контроля Белого движения. В этом направлении, особенно применительно к власти А.В.Колчака, делаются лишь первые шаги.

Соответственно, еще не стали предметом специального изучения документы, созданные в недрах органов политического контроля белых, хотя они являются уникальными источниками, отражающими внутриполитическую ситуацию на занятых белыми армиями территориях. В этом отношении особенно “не повезло” колчаковской контрразведке, документы которой были захвачены частями Красной армии и долгое время находились на секретном хранении. В 60-е гг. они стали изучаться историками, но жесткие идеологические рамки не позволили раскрыть их информационный потенциал. В настоящее время, несмотря на массовое рассекречивание документов и идеологический плюрализм, они по-прежнему остаются вне поля зрения специалистов.

При власти Верховного правителя А.В.Колчака, просуществовавший в Сибири более года, была создана разветвленная система политического сыска, ведущая роль в которой принадлежала армейским контрразведывательным органам. С первых дней после переворота ноября 1918 г. военные являлись той силой, в руках которой сконцентрировалась реальная политическая, административная и судебная власть. Приоритет военных властей над гражданскими объяснялся тем, что еще до падения Советской власти во всех крупных городах от Канска до Челябинска, существовали подпольные офицерские организации, составившие в июне 1918 г. костяк формирующейся Западно-Сибирской армии. В дальнейшем постоянная внутриполитическая борьба в правительстве мешала Совету министров сосредоточиться на военных вопросах, поэтому главному штабу и армейскому командованию была предоставлена возможность решать их самостоятельно. Военные чувствовали себя независимыми от правительства.

Первоначально в состав Западно-Сибирской (с июля - Сибирской) армии входило несколько добровольческих полков, в июле началось формирование Степного Сибирского и СреднеСибирского корпусов, состоящих исключительно из интеллигенции и офицеров. Численность армии росла, формировались новые корпуса. Для их комплектования и снабжения, а также “охраны государственного порядка” вся территория Урала, Сибири и Забайкалья была разделена на пять корпусных районов, в которых вводился институт “уполномоченных по охране государственного порядка”.

Параллельно по инициативе Временного Сибирского правительства при штабе Сибирской армии были также сформированы аналогичные структуры. Согласно личных переговоров с уполномоченным Временного Сибирского правительства Линдбергом в июне 1918 г. дела политического характера передавались отряду Особого назначения при штабе командующего армией, а уголовного - подлежали ведению уголовной милиции. 10 июля командующий армией А.Н. Гришин-Алмазов объявил о создании отделения военного контроля при штабе Сибирской армии. Возглавил отделение капитан чехословацких войск Зайчек, которому предоставлялось право в зависимости от обстановки учреждать городах и корпусах Западной Сибири отделения и пункты. В сентябре Главный штаб Военного министерства определил задачи военного контроля “применительно к существующим условиям”, которые сводились к “обнаружению неприятельских шпионов и их организаций, а также лиц и организаций, поддерживающих Советскую власть или работающих против возрождения и освобождения России”. До сентября 1918 г. отделение военного контроля Сибирской армии действовало на основании “Временного положения о правах и обязанностях чинов сухопутной и морской контрразведки” от 17 июня 1917 г. Однако на практике деятельность военного контроля капитана Зайчека летом - осенью 1918 г. была в основном направлена на решение организационных и правовых вопросов, непосредственно же политическим контролем за населением в этот период занимались аналогичные структуры при штабах корпусов Сибирской армии.

После переворота адмирала А.В.Колчака и назначения его Верховным правителем и Верховным главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами России начался процесс реорганизации всех армейских структур. За зиму 1918/19 гг. были созданы вооруженные силы, включавшие Западную, Сибирскую, Оренбургскую и Уральскую армии, численностью до 400 тыс. чел., в том числе около 30 тыс. офицеров, на фонте - 130 - 140 тыс. штыков и сабель. Восстанавливались военные округа.

запутана, что не позволяло наладить систематическую отчетность.

Поэтому процесс создания стройной системы контрразведывательных органов в армии и тыловых округах потребовал еще дополнительных реорганизаций: в феврале была учреждена сеть отделений при штабах Сибирской, Западной и Оренбургской армий, и при штабе 2-го Армейского Сибирского отдельного корпуса, при штабах корпусов, входящих в состав армий, а также на театре военных действий - сеть местных учреждений (пунктов). Устанавливалась строгая вертикальная подчиненность и порядок предоставления информации. Начальники отделений обязывались представлять в копиях отчеты о результатах своей деятельности начальнику контрразведывательного отдела при штабе Верховного главнокомандующего и начальнику Центрального управления контрразведки при Главном штабе Военного министерства.

В начале марта по распоряжению Военного министра были восстанавлены органы контрразведывательной службы во всех округах применительно к Временному положению 17 июня 1917 г. Руководство их деятельностью возлагалось на начальника Осведомительного отдела Главного штаба. Вышедшее 26 марта 1919 г. “Временное положение о военной контрразведке во внутренних округах” определило взаимосвязь их с контрразведкой действующей армии и флота. Руководство всей сухопутной контрразведкой - общее возлагалось на начальника Главного штаба, ближайшее - на начальника Осведомительного отдела. До мая 1919 г. Военное министерство через контрразведывательную часть Осведомительного отдела Главного штаба осуществляло общее руководство и координацию органов политического контроля тыловых военных округах и контролировало деятельность Отдела контрразведки Ставки Верховного главнокомандующего в действующей армии.

После крупных успехов под Пермью в конце 1918 г. и успешного весеннего наступления армии А.В.Колчака продвинулись к Волге, приблизившись к Казани и Самаре. Правительство А.В.Колчака, претендовавшее на роль общероссийского, приступило к созданию государственного аппарата общероссийского масштаба, для обслуживания всей страны. В этот период началось формирование системы политического сыска в структуре МВД. 7 марта Верховный правитель утвердил постановление Совета министров об учреждении при Департаменте милиции МВД Особого отдела государственной охраны и соответствующих управлений на местах. В губерниях (областях) и уездах создавались отряды особого назначения. Однако из-за чрезвычайно низкого жалования, и нехватки кадров в целом эта работа затянулась и практически нигде не была доведена до конца. Одновременно был существенно повышен статус административных органов губерний. Во главе губерний (областей) и уездов стояли управляющие. В прифронтовой полосе была введена должность главного начальника края с функциями генерал-губернатора[ 11]. На деле гражданская администрация прифронтовой полосы попадала в непосредственную зависимость от командующего армией, расквартированной в этой местности.

В функции особых отделов и местной администрации входила задача осведомления Министерства внутренних дел о политической ситуации на вверенных им местностях. На основе полученных данных составлялась общая сводка и в целях ознакомления направлялась в центральные органы военного контроля и контрразведки армии. В свою очередь в МВД по указанию начальника Главного штаба (впоследствии Штаба Верховного главнокомандующего) рассылались аналогичные сводки, составленные по данным военноцензурного бюро и контрразведки.

утверждено “Временное положение о контрразведывательной и военно-контрольной службе на театре военных действий”, которое регламентировало деятельность контрразведки действующей армии. Общее руководство ею возлагалось на генерал-квартирмейстера при Верховном главнокомандующем. Так, в обязанность органов контрразведки, находившихся в войсковом районе, входило следить за военнослужащими, наблюдая вместе с тем и за гражданским населением. Все добытые сведения должны были сообщаться начальнику штаба армии для принятия оперативного решения. Органы же военного контроля были призваны обслуживать весь остальной район армии, ведя борьбу главным образом с гражданским населением, наблюдая также и за военнослужащими. Такое разделение функций объяснялось идущей гражданской войной и впоследствии предполагалось ограничить работу контрразведки только борьбой со шпионами и их организациями, а военный контроль как обеспечивающий государственный порядок и общественное спокойствие предполагалось передать в МВД.

эскадронов, проникать во все населенные пункты, параллельно выясняя отношение масс к существующему строю. В обзорных сводках стало больше внимания уделяться отношению населения к противоборствующим сторонам. И несмотря на развал армии, контрразведывательная служба функционировала вплоть до окончательного падения власти правительства в январе 1919 г.

Построение и деятельность в 1918 - 1919 гг. пирамидальной структуры

контрразведывательной службы, пронизавшей сетью учреждений практически всю территорию Урала, Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока, повлекло за собой создание массива информационных материалов (докладов и сводок). Информационный материал, передававшийся для осведомления высшего командования вооруженных сил и Верховного правителя, представлял собой общую сводку сообщений, поступивших из отделений и пунктов контрразведки и военного контроля, а также дополненную информацией из других источников. Стремление начальников отделений и пунктов выйти за рамки инструкций и предоставить как можно больше информации о политической ситуации во вверенных им районах, а также дословное воспроизведение наиболее ярких и метких высказываний со стороны населения по отношению к правительству и лагерю противника делают этот источник уникальным и отличающимся высокой степенью достоверности и информативности. С другой стороны, как и всякий источник, сводки и доклады отделений и пунктов контрразведки пронизаны политическими воззрениями их составителей. Все сопротивляющиеся слои населения, как правило, именуются “красными” или “большевиками”, аналогично и противоправительственные настроения агенты контрразведки склонны были характеризовать прежде всего как “склонность к большевизму”.

Сохранившиеся материалы колчаковской контрразведки можно разделить на две основные группы: документы, созданные в ходе политического сыска (дневники наружного

наблюдения, донесения, сводки отделений и пунктов, обзорные сводки и доклады начальника Отдела контрразведки) и следственные дела на лиц, обвиненных в антигосударственной деятельности и пропаганде. Несмотря на то, что цели и задачи контрразведки сводились в основном к борьбе с большевистским подпольем, тематика сводок и докладов - гораздо шире. В них отражены причины и характер крестьянских и городских восстаний, настроение крестьянства, рабочих, интеллигенции, военнослужащих, в том числе и иностранных (чешских, польских, американских и других) частей, сведения о деятельности большевистского подполья, партии эсеров, городского и земского самоуправления, общественных и прочих организаций. Ценность документов, возникших в ходе деятельности отделений и пунктов, повышается еще и тем, что при анализе и обобщении полученной информации сотрудники контрразведки не только проверяли ее на предмет достоверности, но и выявляли причины колебаний настроений населения и роста антиправительственных выступлений, не скрывая негативных сторон деятельности гражданской и военной администрации, а порой для сравнения приводили сведения о действиях противника в сфере завоевания симпатий населения, методах и приемах агитации.

“признать действительно народную власть, избранную народом, избранную из лиц, известных крестьянам, а не по спискам”. В телеграмме от 16-ти селений Минусинского уезда, присланной из центра восстания села Шемонаиха, крестьяне требовали от правительства “остановить присылку карательных отрядов, принять их справедливые народные требования, не действовать силой, а мирным путем, не смешивать с большевизмом, в противном случае народ будет стоять за свои права”. Другими причинами крестьянских выступлений являлись злоупотребления казачьих атаманов, аресты дезертиров и борьба с самогонными заводами. Зачинщиками в последнем случае являлись, как правило, владельцы этих заводов, старавшиеся вовлечь как можно больше народу, чтобы “избежать ответственности за расправу с милицией”. Общая цель восстаний состояла в том, чтобы “сбросить казацкое иго, установить крестьянское правление”.

Другой не менее серьезной, по мнению чинов контрразведки, причиной являлось то, что Сибирь не испытала на себе правление большевиков так, как это испытали жители Европейской России, например, занятой лишь в конце декабря 1918 г. Пермской губернии. Крестьяне с большим недоверием воспринимали рассказы беженцев из Перми после захвата ее частями Красной армии летом 1919 г., о насилииях, голоде и реквизициях, так как они “ничего подобного не помнят о большевиках”.

В отчетах начальников отделений и пунктов фронтовой и тыловой контрразведки за ноябрь

1918 - март 1919 гг. особое внимание уделялось настроениям различных категорий крестьян: старожилам, переселенцам, а также проживающим в земледельческих, смешанных (крестьянско-заводских), глухих, лесистых и труднодоступных районах. Крестьяне “хлеборобных” районов, особенно успевших пострадать от большевистских реквизиций (Пермской губернии), в этот период были настроены чуть ли ни монархически, особенно действовали на них рассказы возвращавшихся в свои села фронтовиков о голоде и терроре, царившем в Советской России. Мобилизация до марта проходила успешно, старики охотно отдавали детей, общим желанием было скорее покончить с большевизмом.

личности” и ведется скрытая пропаганда скрывающимися бывшими деятелями Советской власти. В это же время крестьяне начинают ощущать нехватку рабочих рук и сельскохозяйственных машин. Таким образом, до мая 1919 г., по сведениям контрразведки, в деревни было два течения: “пассивный уклон в сторону дореволюционной

жизни” (старожилы) и “склонность к большевизму” (переселенцы последних лет, беженцы из Прибалтики, колонисты).

Летом настроение крестьян оценивалось контрразведчиками как безразличное или недоверчивое по отношению к правительству, а с осени, после летних восстаний в тылу как удрученное. Крестьяне объясняли это безнадежным положением, в которое они попали, оказавшись между двух огней - карательными отрядами правительственных войск и действовавших не менее жестоко по отношению к “неприсоединившимся” селам партизанскими отрядами: “Придут красные, награбят, расстреляют, кого нужно, и уходят, затем приходят колчаковцы, калмыковцы, японцы - жгут дома, убивают, кого подозревают, и уходят. Что делать - не знаем”.

С осени 1919 г. после очередной реорганизации контрразведки особое внимание в сводках стало уделяться настроению населения прифронтовой полосы. Здесь колебания настроения крестьянства в основном зависело от поведения проходящих через их села войск той или иной стороны. Крестьяне говорили: “Раньше у красных был непорядок - их гнали, а теперь у белых - их гоним”.

Сведения о настроениях рабочих разрабатывались уже с первых дней падения Советской власти, так как в них военные власти видели потенциальных “большевиков”. Однако в разведсводках частей Сибирской армии объективно отмечалось, что рабочие настроены против Советской власти и выступают за Учредительное собрание. Однако с осени из-за падения заработной платы и отмены 8-часового рабочего дня забастовки иногда принимали политический характер, но были непродолжительны и быстро подавлялись властями.

контроля, забастовки горняков Судженских и Анжерских копей могли парализовать движение на всей Транссибирской железнодорожной магистрали. С февраля 1919 г. сквозным лейтмотивом донесений являются жалобы рабочих на низкую заработную плату. В целом после подавления городских восстаний зимы 1918/19 гг., инспирированных большевиками, а также ареста большинства профсоюзных деятелей, настроение рабочих оценивалось как “подавленное”, и от них не ожидали серьезных выступлений. Материалы контрразведки за вторую половину 1919 г. свидетельствуют о том, что несмотря не дальнейшее падение уровня жизни, забастовки проводились в редких случаях и под экономическими требованиями. Так, например, когда летом 1919 г. забастовали горняки Черемховских копей, агенты доносили, что, хотя рабочие настроены безусловно большевистски, из-за отсутствия оружия и организаторов выступления быть не может. По сведениям агентов, к горнякам приезжал управляющий Иркутской губернией Яковлев и агитировал их дружнее стоять за свои права, так как, по его мнению, их действия носили стихийный характер.

Помимо сочувственного отношения к большевикам агенты отмечали, что в Иркутске и Троицке отношение рабочих к существующей власти долгое время было “благожелательным”, особенно после прибавки жалования троицким рабочим после посещения города А.В.Колчаком, а недовольство вызывала только растущая спекуляция. Крайне неприязненное отношение к большевикам отмечалось у рабочих, бежавших из Ижевска, Воткинска и Перми. Эвакуировавшиеся вглубь Сибири пермские рабочие летом

1919 г. были неприятно поражены “наличием большевиков во всех слоях общества”, то есть сочувственного отношения населения к власти, о которой они практически ничего не знали. Они говорили, что “Сибири надо хлебнуть горького до слез”, так как при правлении большевиков “у крестьян не было бы по 5 - 10 коров”.

солдаты из районов, пострадавших от действий карательных отрядов. Они не понимали целей борьбы белых с красными, желали “скорейшего замирения с большевиками”, легко поддавались панике и при удобном случае переходили на сторону красных. Особое опасение у агентов контрразведки вызывали и “фронтовики”, распропагандированные большевиками еще в период разложения старой русской армии.

Агенты контрразведки и военного контроля действующей армии следили также за взаимоотношением противника с местным населением, состоянием дисциплины в Красной армии и т. д. Так, с сентября 1919 г. по сводкам всех уровней в качестве самой важной проходила информация о резком изменении тактики противника в отношении местного населения: во-первых, красноармейцы стали расплачиваться деньгами за продукты и подводы, не производили насильственных реквизиций, во-вторых, большевики на занятой ими территории начали налаживать отношения с церковью, стремясь заручиться поддержкой церковнослужителей, что производило особенно сильное положительное впечатление на жителей. Эти факты существенно повлияли на отношение населения к большевикам не только в сельской местности, но и городах: если прежде при подходе частей Красной армии многие жители старались эвакуироваться вглубь Сибири, то с сентября они стали оставаться на месте. В специальном аналитическом докладе начальника подотдела печати при Осведомительном отделе штаба Верховного главнокомандующего в июле 1919 г., посвященном “большевизму”, отмечалось, что в Сибири “нет ясного представления о большевизме, его причинах, опасности всему культурному человечеству” и подчеркивалось, что население Сибири “испробовало лишь первоначальную заманчивость, а не вкусило горьких плодов его, излечивающих навсегда”. Преимущества противника виделись автором в “сплоченности, дееспособности, проведении в жизнь решений по телеграфу”, а также подчеркивалось, что “решения их отвечают условиям данного момента, они не стесняются никакими средствами” .

Таким образом комплексное изучение материалов контрразведки позволяет не только по-новому взглянуть на картину общественно-политической жизни в тылу армий А. В. Колчака, определить всю совокупность факторов, определявших колебания настроений населения, разрешить давний спор советских историков о времени перехода сибирского крестьянства на сторону Советской власти, а главное разобраться в том, как крестьянство понимало эту власть, но и уяснить, насколько популярность той или иной власти зависит от ее умения оперативно реагировать на нужды населения.

Примечания:

Греков Н.В.Формирование контрразведывательной службы армии Колчака// История Белой Сибири.Кемерово.,1995.С.59-61; Буянов А.М. Политический сыск в Сибири и на Дальнем Востоке при А.В.Колчаке// История Белой Сибири.Кемерово., 1999.С.67-72; Никитин А.Н.Документальные источники по истории гражданской войны в Сибири.Томск.,1994; и др.

Гинс К.Г.Сибирь, союзники и Колчак.Пекин., 1921.Т.1.С.201.

РГВА.Ф.39617.Оп.1.Д.54.Л.87-101.

РГВА.Ф.39617.Оп.1.Д. 241. Л.267, 267

РГВА.Ф.40218. Оп.1. Д. 44. Л. 5.

РГВА. Ф. 40218.Оп.1. Д. 7. Л. 73, 82, 82 об.

РГВА.Ф.39617.Оп.1.Д.54.Л.19; Ф.40218.Оп.1.Д.7.Л.64-64об.

РГВА.Ф.40218.Оп.1.Д.19.Л.46.

РГВА.Ф.40218.Оп.1.Д.118.Л.14,15; Д.66.Л.5-6,8об.

Плотников И.Ф.Колчак.М.,1998.С.230,188,213.

РГВА.Ф.39499.Оп.1Д.17.Л.84; Ф.40218.Оп.1.Д.1а.Л.36.

РГВА.Ф.39499.Оп.1.Д.18.Л.84-88.

РГВА.Ф.39515.Оп.1.Д.63.Л.243.