Ягода генрих григорьевич личная жизнь. Генрих Ягода: «Вина моя перед Родиной велика

ГЕНРИХ ЯГОДА

Сведения о разногласии среди членов Политбюро и ЦК быстро, хотя и с некоторым искажением, доходили до нижестоящих партийных руководителей, и «каждый грамотный партиец» понимал эзопов язык дискуссий.

Вагонов Ф. М. «Первый уклон в ВКП(б) и его разгром (1928–1930 гг.)»

Великий соблазн был у авторов настоящего труда объединить многих видных деятелей советской власти под рубрикой «Жертвы сталинских репрессий». Тогда в эту рубрику могли бы войти два десятка миллионов человек обоего пола, любого возраста, безвинно брошенных в тюрьмы и концлагеря, казненных без вины и закопанных невесть где. Однако авторы полагают, что казни «красных командармов» и «участников троцкистско-зиновьевского заговора» сами по себе имеют глубокий нравственный смысл, ибо наказанными советской властью и коммунистической партией оказались собственно те, которые эту власть и партию строили и воспевали, которые убивали, жгли и насиловали во имя торжества этой власти и партии. И если казни этих «товарищей» в обшем-то понятны, то гибель таких ловких царедворцев, какими были Ежов и Ягода, заставляет нас задуматься. Генрих Григорьевич Ягода (1891–1938) был профессиональным палачом. С 1920 года он стал членом президиума ВЧК, с 1924 года - заместителем председателя ОГПУ. Под его руководством строились величайшие объекты эпохи, на которых использовался рабский труд десятков миллионов заключенных, и создавалась бесчеловечная машина планомерного ареста и уничтожения людей с тем, чтобы к необходимому сроку на место погибших от непосильного труда встали новые тысячи заключенных. В 1935 году ему первому в стране присвоили специальное звание генерального комиссара государственной безопасности, приравненное к воинскому званию Маршала Советского Союза. В 1936 году его назначили наркомом внутренних дел СССР. Еще более тешило самолюбие определение «железный нарком», которое прочно утвердилось за Ягодой. Выше и важнее этого поста в советской иерархии был только пост генсека. Имя Ягоды было присвоено Высшей пограничной школе, мосту через реку Тунгуска, а также Болшевской трудовой коммуне НКВД. Тогда же он получил квартиру в Кремле, что в неофициальной иерархии поощрений свидетельствовало о высшей степени отличия. Уже поговаривали о вероятном избрании его в состав Политбюро. В ожидании этого события генеральный комиссар государственной безопасности спешил украсить фасад возглавляемого им ведомства, придать ему еще больше величия и блеска. Это стремление подчас приобретало гротескные формы. «Легкомыслие, проявляемое Ягодой в эти месяцы, доходило до смешного, - вспоминал один из его подчиненных. - Он увлекся переодеванием сотрудников НКВД в новую форму с золотыми и серебряными галунами и одновременно работал над уставом, регламентирующим правила поведения и этикета энкаведистов. Только что введя в своем ведомстве новую форму, он не успокоился на этом и решил ввести суперформу для высших чинов НКВД: белый габардиновый китель с золотым шитьем, голубые брюки и лакированные ботинки. Поскольку лакированная кожа в СССР не изготовлялась, Ягода приказал выписать ее из-за границы. Главным украшением этой суперформы должен был стать небольшой позолоченный кортик наподобие того, какой носили до революции офицеры военно-морского флота».

Генрих Ягода распорядился, чтобы смена караулов происходила на виду у публики, под музыку, как это было принято в царской лейб-гвардии. Была сформирована особая курсантская рота, куда подбирали парней двухметрового роста и богатырской силы.

Ягода стал изучать царские уставы и, подражая им, издал ряд приказов, относившихся к правилам поведения сотрудников и взаимоотношениям между подчиненными и вышестоящими.

Генрих Ягода наслаждался властью, как гурман изысканными яствами. Положение казалось как никогда прочным, ничто не предвещало опасности. По свидетельству А. Орлова, работавшего в то время в аппарате наркома, «Ягода не только не предвидел, что произойдет с ним в ближайшее время, напротив, он никогда не чувствовал себя так уверенно, как тогда, летом 1936 года… Не знаю, как себя чувствовали в подобных ситуациях старые лисы Фуше или Макиавелли. Предвидели ли они грозу, которая сгущалась над их головами, чтобы смести их через немногие месяцы? Зато мне хорошо известно, что Ягода, встречавшийся со Сталиным каждый день, не мог прочесть в его глазах ничего такого, что давало бы основание для тревоги».

И уж тем более не мог обласканный нарком предположить скорой перемены в своей судьбе, когда Сталин отправился на летний отдых в Сочи. Фактическим заместителем Сталина по партии в Москве на этот раз оставался Лазарь Каганович - давний недоброжелатель слишком уж быстро выдвигающегося наркома. Но и это обстоятельство едва ли могло привести Ягоду в смятение, ведь серьезные кадровые вопросы до возвращения генсека в столицу никогда ранее не решались. Однако на этот раз все было иначе. Вечером 25 сентября 1936 года Кагановичу принесли телеграмму, адресованную ему и другим членам Политбюро. Телеграмма была подписана Сталиным и Ждановым. В ней говорилось:

«Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела. Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова». Каганович тут же познакомил с содержанием телеграммы других членов Политбюро. Решение последовало незамедлительно. Ягоду отстранили от руководства НКВД и назначили наркомом связи.

Генрих Ягода был потрясен. И не только потому, что новая его должность по объему властных полномочий и месту в государственной иерархии не шла ни в какое сравнение с предыдущей. И даже не потому, что это означало конец надеждам на политическую карьеру (нарком связи - совсем не та должность, с которой позволительно мечтать о членстве в Политбюро). Более всего Генриха Ягоду озадачил тот факт, что на новом посту ему предстояло сменить Алексея Ивановича Рыкова. Это было скверным предзнаменованием. Ведь опальный Рыков в свое время стал наркомом связи после многих лет работы на высших партийных и государственных постах, в том числе члена Политбюро и председателя Совнаркома СССР. Но и руководящее место в Наркомате связи оказалось для Рыкова лишь кратковременной остановкой на пути дальнейшего падения. Его имя уже прозвучало на процессе шестнадцати обвиняемых во главе с Зиновьевым и Каменевым. 29 января 1937 года ЦИК СССР принял решение о переводе генерального комиссара государственной безопасности Г. Г. Ягоды в запас. Это был второй удар, означавший отрешение от власти.

3 апреля 1937 года за ним пришли люди в форме, которую некогда сам же Ягода и ввел своим приказом, предъявили ордер на арест, вежливо предложили пройти в машину. Узкое, нервное лицо Ягоды дернулось как от удара. Быть может, как никто другой, бывший руководитель НКВД почувствовал: жизнь кончена. Оттуда, куда его сейчас повезут, выхода уже не было. По иронии судьбы, именно он приложил столько стараний, чтобы ни один, оказавшийся там, уже никогда не вырвался на свободу. И вот теперь ему самому предстояло пройти этот путь обреченных. Нет и теперь уже, видимо, никогда не будет бесспорных свидетельств событий, происходивших в камере, куда поместили Генриха Ягоду. Есть лишь воспоминания А. Орлова, бывшего сотрудника НКВД, за абсолютную достоверность которых, впрочем, поручиться нельзя. Однако и игнорировать их тоже не стоит, поскольку в целом они соответствуют сведениям о характере и поведении Ягоды. «Ягода был так потрясен арестом, что напоминал укрощенного зверя, который никак не может привыкнуть к клетке. Он безостановочно мерил шагами пол своей камеры, потерял способность спать и не мог есть. Когда же новому наркому внутренних дел Ежову донесли, что Ягода разговаривает сам с собой, тот встревожился и послал к нему врача».

Далее Орлов сообщает о том, что Ежов подослал в камеру к Ягоде начальника иностранного отдела НКВД Слуцкого. Последний был одним из немногих бывших сотрудников Ягоды, которые к тому времени еще не были арестованы Ежовым. Ягода обрадовался приходу Слуцкого - с ним его связывали многолетние не только служебные, но и дружеские отношения.

Видимо, именно на это обстоятельство и рассчитывал Ежов. И не ошибся.

Слуцкий, по словам Орлова, обладал способностью имитировать любое человеческое чувство, но на этот раз, похоже, действительно сочувствовал Ягоде и даже прослезился, не забывая, впрочем, фиксировать каждое слово арестованного для передачи Ежову. Ягода же, конечно, понимал, чго Слуцкий явился не по своей воле. Вместе с тем для подследственного было очевидным и другое: Слуцкий, сам опасавшийся за свое будущее, чувствовал бы себя значительно увереннее, если бы его начальником по-прежнему оставался дружески расположенный к нему Ягода, а не мрачный мизантроп Ежов.

Этот психологический нюанс во многом определил характер встреч и бесед Слуцкого с Ягодой. Как-то вечером, когда Слуцкий уже собирался уходить, Ягода вдруг произнес:

«Можешь написать в своем докладе Ежову, что я говорю: „Наверное, все-таки Бог существует!“

„Что такое?“ - с наигранным удивлением переспросил Слуцкий, несколько растерявшись от проницательности арестованного.

„Очень просто, - пояснил Ягода. - От Сталина я не заслужил ничего, кроме благодарности за верную службу; от Бога я должен был заслужить самое суровое наказание за то, что тысячу раз нарушал его заповеди. Теперь погляди, где я нахожусь, и суди сам: есть Бог или нет…“

По официальной версии, в апреле 1937 года Генрих Ягода был привлечен к ответственности ввиду „обнаруженных должностных преступлений уголовного характера“. На предварительном следствии бывшему руководителю НКВД предъявили множество обвинений - от контрреволюционной троцкистской деятельности до шпионажа в пользу иностранного государства. Обвинили его и в организации так называемых „медицинских убийств“ Горького, Куйбышева, Менжинского и других. Бывшему наркому инкриминировали и покушение на жизнь секретаря ЦК Николая Ежова. Фабула поражала воображение непосвященных: согласно материалам дела, нарком внутренних дел Ягода опрыскивал стены и портьеры кабинета своего преемника сильнейшим ядом, испаряющимся при комнатной температуре (!)… Скорее всего, последнее преступление появилось в системе предъявленных Ягоде обвинений не без помощи и старания самого Ежова. Тот уже давно метил в наркомовское кресло.

Неожиданно в ходе следствия всплыло имя Максима Горького и его семьи, и это обстоятельство, нам кажется, проливает свет на внезапную опалу царедворца. В частности, появилось обвинение Ягоды в отравлении сына М. Горького - М. Пешкова. Хотя дело было не в нем, а в его жене - Надежде Пешковой.

Из различных источников получено достаточно свидетельств того, что Ягода оказывал недвусмысленные знаки внимания жене Максима Пешкова Надежде. Как сообщил много лет спустя после описываемых событий А. Рыбин, бывший сотрудник личной охраны Сталина, „Ягода в это время по ряду причин стал избегать встреч со Сталиным, в том числе из-за своих близких отношений с Н. Пешковой (женой сына М. Горького). Мне не раз приходилось сопровождать его на дачу к Горькому, в Горки-10, на дни рождения Н. Пешковой. Она нередко и сама приезжала на службу к Ягоде. Если бы об этих отношениях узнал Сталин, то он бы, что называется, стер Ягоду в порошок из-за того, что тот разлагает семью Горького“.

В этом контексте становится более понятным следующий фрагмент протокола судебного заседания.

„Подсудимый Буланов, - обращается Вышинский к бывшему секретарю Ягоды, - а умерщвление Максима Пешкова - это тоже дело рук Ягоды?“ „Конечно“.

„Подсудимый Ягода, что вы скажете на этот счет?“ - требует объяснений прокурор. „Признавая свое участие в болезни Пешкова, я ходатайствую перед судом весь этот вопрос перенести на закрытое заседание“.

Некоторые исследователи полагают, что в этом проявилось своеобразное благородство Ягоды по отношению к женщине, имя которой неизбежно было бы замарано при публичном обсуждении этого вопроса.

Однако нам кажется, что тут Ягода решил „поторговаться“ с судьями: по какому, собственно, обвинению его судят - за политический заговор или за аморалку? Вполне возможно, что и сам Сталин велел судьям не обнародовать „грязное белье“ семьи великого пролетарского писателя. Так или иначе, больше это обвинение не поднималось. Хотя, как нам кажется, Генрих Ягода поплатился жизнью именно за то, что влез в интимную жизнь кремлевской верхушки. Сталин, разумеется, узнал о романе Ягоды с одной из первых дам государства и, разумеется, „стер его в порошок“.

После перерыва на вечернем заседании 8 марта Ягода выглядел уже полностью сломленным. Запинаясь, он читал свои показания с листа, который дрожал в его руках. По свидетельству очевидцев, „читал так, словно видел текст в первый раз“. На этом заседании подсудимый признался и в связях с „право-троцкистским блоком“, и в так называемом „кремлевском заговоре“ с Енукидзе, и в организации убийства Кирова, Куйбышева, Горького. Вопреки своим показаниям на предыдущем судебном заседании он принял на себя ответственность и за убийство Менжинского.

И лишь в отношении смерти Максима Пешкова по-прежнему стоял на своем. В некоторых случаях Ягода достаточно логично и последовательно опровергал выводы обвинения. Это относится, в частности, к обвинению в шпионаже. „Нет, в этом я не признаю себя виновным. Если бы я был шпионом, то уверяю вас, что десятки государств вынуждены были бы распустить свои разведки“. Нельзя не признать, что в этом аргументе бывшего руководителя НКВД есть немалая доля здравого смысла.

В попытках инкриминировать подсудимому как можно больше преступлений Вышинскому подчас изменяла присущая ему логичность мышления. Так, на процессе он обвинил еврея Ягоду в связях с немецкими фашистами в то время, когда Германия уже покрылась сетью концентрационных лагерей по уничтожению еврейского населения. Но Вышинский, видимо, и сам почувствовал абсурдность такого обвинения. Во всяком случае, в дальнейшем он не стал развивать эту тему.

В последнем слове Ягода свою вину признал, однако при этом заявил, что никогда не входил в состав руководства „правотроцкистского блока“. По словам подсудимого, его лишь ставили в известность о решениях центра и требовали неукоснительного их исполнения.

Завершая свое последнее в жизни выступление, Ягода произнес знаменательную фразу:

„Граждане судьи! Я был руководителем величайших строек - каналов. Сейчас эти каналы являются украшением нашей эпохи. Я не смею просить пойти работать туда хотя бы в качестве исполняющего самые тяжелые работы…“ Но даже там места ему не было. На рассвете 13 марта 1938 года суд огласил приговор. Подсудимый Генрих Ягода признавался виновным, приговаривался к высшей мере наказания и подлежал расстрелу.

Имя Генриха Ягоды у всех бывших советских граждан ассоциируется с именами главных преступников сталинской эпохи, настолько глубоко в сознание людей впиталась ржавчина клеветы вокруг этого имени. О наркоме внутренних дел Г. Ягоде написаны сотни статей, в которых повторяется одно и то же утверждение, что Ягода был одним из главных создателей машины террора, при этом ему сознательно приписываются жертвы самого страшного из тех лет - 1937 года.

Преодолеть многолетние наговоры нелегко, почти невозможно, однако когда-то следует разорвать паутину, сотканную сотнями людей вокруг имени этого человека. Автор солидного труда о первых 13-ти наркомах внутренних дел В. Некрасов в очерке о Ягоде приводит выдержки из некоторых источников, справедливо называя их тон «разнузданно-развязным», а попытки «представить Г.Г. Ягоду как политического проходимца и авантюриста» - «несостоятельными». «Ленин лично знал Ягоду, подписывал ему удостоверения об утверждении членом коллегии ВЧК и Наркома внешней торговли».

Г.Г. Ягодой было сделано немало полезного для упрочения Советской власти, укрепления органов ВЧК-ГПУ-ОГПУ». В характеристике заместителя председателя Реввоенсовета СССР в Президиум ЦИК в декабре 1927 года говорится: «Одним из активных работников и ближайших помощников т. Дзержинского по созданию ВЧК-ОГПУ был т. Ягода Генрих Григорьевич, проявивший в самое трудное время редкую энергию, распорядительность и самоотверженность в деле борьбы с контрреволюцией. Одновременно в качестве начальника Особого отдела т. Ягода имеет большие заслуги в деле организации и поднятии боеспособности Красной армии». За эту деятельность Ягода был награждён орденом Красного знамени.

В 1931-1932 годах Ягода принимал активное участие в строительстве Беломорско-Балтийского канала, за что был награждён орденом Ленина. После его завершения работает на строительстве канала Москва-Волга. В приказе от 27 апреля 1936 года Ягода призывал к «большевистской сплочённости, железной дисциплине среди чекистов и инженеров и организованности среди каналоармейцев».

28 октября 1935 года ЦИК и СНК СССР принимают решение передать в НКВД Управление шоссейных дорог и автомобильного транспорта (Гушоссдор) вместе с пятью автодорожными институтами, 30 техникумами и семью рабфаками. Уже в 1936 году начинаются изыскательские работы по составлению проектов и смет на строительство главных автомагистралей страны. Безусловно, это была созидательная, нужная государству деятельность. Некрасов вынужден признать, что «в условиях военной угрозы эта работа приобретала особое значение».

Существует много приказов Наркома внутренних дел, направленных «на укрепление законности», например, приказ «О нарушении местными органами НКВД постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 июня 1935 года о порядке производства арестов». 31 мая 1936 года за подписью Ягоды издаётся приказ «Об осуждении работников тюрьмы г. Орла за нарушение революционной законности». Некрасов приводит цифры привлечённых к уголовной ответственности работников милиции: в 1935 году - 13 715 человек, в 1936 году - 4568 человек., речь идёт о привлечении к уголовной ответственности работников милиции, нарушивших известные постановления, а не о расстрелах невинных людей.

Далее Некрасов выступает в обычной роли обвинителей Ягоды, которых сам только что критиковал: «Именно при Ягоде и под его непосредственным руководством начались беспрецедентные процессы, - пишет многолетний работник органов безопасности эту заведомую ложь, - в результате которых были осуждены и расстреляны много неповинных людей»

Некрасов явно вводит читателей в заблуждение, утверждая, что Ягода и Сталин обещали Каменеву и Зиновьеву сохранит жизнь. Эта - явная ложь, Ягода к обещаниям Сталина не имел никакого отношения.

Имеется множество свидетельских материалов о том, что Ягода не соглашался со многими политическими решениями Сталина, возражал против преследования троцкистов и вообще был против проведения процесса по делу Каменева и Зиновьева.

При подготовке этого процесса Сталин отстранил Ягоду от ведения следствия - тем более, что Ягода был не согласен с вынесением смертного приговора старым большевикам. Ягоду даже обвиняли в том, что он «прикрывал» И.Н. Смирнова», одного из обвиняемых на первом московском процессе. Об этом пишет Р. Конквест. Следствием этих настроений и симпатий явилось фактическая замена его Ежовым ещё до смещения Ягоды с поста председателя НКВД, которое произошло почти сразу по окончании первого московского процесса, и перевод в наркомат связи.

Более решительно Сталин начал подминать под себя карательные органы только после смерти Ф. Дзержинского в июле 1926 года.

В клевете на Ягоду преуспел и Аркадий Ваксберг, который бездумно приписывает евреям преступления, которые они не совершали. Несмотря факт наличия огромного аппарата подавления инакомыслия, созданного Сталиным, Ваксберг особо выделяет имена нескольких евреев, которых обвиняет без достаточных на то оснований. Вот пример одного из подобных заявлений Ваксберга: «Из первых руководителей созданного почти сразу после переворота репрессивного аппарата, наводившего ужас на всю страну ещё в образе ВЧК, а потом ГПУ, а потом НКВД, и так далее, - из всех из них наиболее близким к Сталину и полностью работавшим «на него» оказался Генрих Ягода» . В приведённой фразе Ваксберга содержатся не только исторические неточности и ляпсусы, но пропущен ленинский период существования ВЧК в составе органов советской власти

Назначая Ягоду на должность председателя НКВД, Сталин присваивает ему звание генерал-комиссара госбезопасности, разрешает поселиться в Кремле. Очевидно, этими почестями дальновидный Сталин хотел усыпить бдительность тщеславного Ягоды, чтобы использовать его имя в качестве ширмы для своих преступлений. На самом деле, фактически сразу после назначения Ягоды на эту должность, Сталин отстраняет председателя НКВД от самых важных дел, поручая их ведение Ежову. Однако само назначение Ягоды на важный государственный пост послужило поводом для создания многослойной лжи против евреев, которым воспользовались антисемиты, чтобы уменьшить впечатление от преступлений русских энкаведэшников во главе с Ежовым.

Неслучайно, Сталин и Жданов присылают из Сочи телеграмму Молотову 25 сентября 1936 года: «Мы считаем абсолютно необходимым и спешным, чтобы тов. Ежов был бы назначен на пост Народного комиссара внутренних дел. Ягода определённо показал себя явно неспособным в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на четыре года. Это замечено всеми партийными работниками и большинством представителей НКВД». Комментируя текст телеграммы, Хрущёв сказал на 20-м съезде, что «с партийными работниками Сталин не встречался и поэтому мнение их знать не мог».

Эту телеграмму Сталин посылает ровно через месяц после приведения смертного приговора 16-ти участникам процесса, в том числе Зиновьеву и Каменеву. Ясно, что, по мнению душегуба, Ягода не справлялся со своими обязанностями и уже давно подлежал замене. Нет сомнений, что Ягода находился в опале уже достаточно долгое время и не имел отношения к подготовке процесса над троцкистско-зиновьевском блоком. Мнения большинства партийных работников, на которые ссылается хитрец, выражают желание самого Сталина. Уже на следующий день, 26 сентября 1936 года, Ягода был снят с должности начальника ОГПУ, 30 сентября 1936 года сдаёт дела Ежову и назначается на должность наркома связи. Ягода пробыл на посту наркома НКВД меньше двух лет. В этот период Сталин с помощью Ежова старается внедрить в обязанность НКВД внесудебное преследование людей, превращённых во врагов государства и партии. Уничтожению подвергаются отдельные личности, но массовый террор ещё не был организован. Ягода явно противодействовал его началу, об этом же пишет в телеграмме Сталин: «оказался неспособным».

Через четыре месяца после снятия Ягоды с должности председателя НКВД, постановлением ЦИК СССР от 29 января 1937 года бывший генеральный комиссар госбезопасности был переведён в запас. Уже к 31 марта 1937 года Ежов собрал досье на Ягоду, а Политбюро направляет всем членам ЦК ВКП следующее заявление: «Ввиду обнаружения антигосударственных и уголовных преступлений наркома связи Ягоды, совершённых в бытность им наркомом внутренних дел, а также после перехода его в наркомат связи, Политбюро ЦК ВКП(б) считает необходимым исключение его из партии и немедленный его арест. Политбюро ЦК ВКП доводит до сведения членов ЦК ВКП, что ввиду опасности оставления Ягоды на воле хотя бы на один день, оно оказалось вынужденным дать распоряжение о немедленном аресте Ягоды. Политбюро ЦК ВКП просит членов ЦК ВКП санкционировать исключение Ягоды из партии и его арест. По поручению Политбюро ЦК ВКП Сталин».

Ягода был арестован 4 апреля 1937 года, а в начале марта 1938 года предстал перед судом по сфабрикованному Сталиным «делу Антисоветского Право-троцкистского блока» на третьем московском процессе в январе 1938 года. Сталин использовал созданные им же слухи, чтобы таким способом оправдать предъявленные Ягоде обвинения на третьем московском процессе в 1938 году в отравлении своего начальника В. Менжинского М. Горького, сына писателя Максима, который в конце апреля всю ночь проспал на скамейке в пьяном виде, простудился и умер, В. Куйбышева и даже пытался отравить Н. Ежова.

Рассказывая свою биографию на суде в «последнем слове», Ягода сказал: «Вот в двух словах моя жизнь: я с 14-ти лет работал в подпольной типографии наборщиком. Это была первая подпольная типография в г. Нижнем Новгороде. 15-ти лет я был в боевой дружине во время Сормовского восстания. 16-17-ти лет я вступил в партию, об этом знает нижегородская организация. В 1911 году я был арестован и послан в ссылку. В 1913-1914 году вернулся в Ленинград, работал на Путиловском заводе, в больничной кассе по вопросам страхования, вместе с Крестинским. Потом фронт, где я был ранен. Революция 1917 года застает меня в Ленинграде, где я формирую отряды Красной гвардии. 1918 год - Южный и Восточный фронты»..

Ягода был расстрелян 15 марта 1938 года вместе с 16-ю другими обвиняемыми., были убиты 15 родственников из его семейства, в том числе жену Иду Альтшуллер, сестёр, их мужей, братьев, почти всех детей и даже престарелых родителей. Отцу Ягоды было 77 лет, матери - Марии Гавриловне - 73 года. Из пятерых детей случайно выжил младший сын Генрих, которому во время расстрела отца исполнилось 7 лет. Из всех расстрелянных и репрессированных родственников Ягоды была реабилитирована только сестра Розалия, которая умерла по дороге в Колыму в 1948 году после второго ареста. Другая сестра - Эсфирь была расстреляна 16 июня 1938 года.

Партаппаратчик Иван Москвин говорил про Николая Ежова: «Я не знаю более идеального работника, чем Ежов. Вернее, не работника, а исполнителя. Поручив ему что-нибудь, можно не проверять и быть уверенным – он все сделает». Коллеги Ежова в один голос заявляли, что его отличительная черта – неумение вовремя остановиться. Благодаря такому болезненному стремлению выделиться Ежов и заслужил благосклонность Сталина.

Он полностью отработал доверие вождя, расследуя убийство Кирова. Следствие, которое началось с обвинения Зиновьева и Каменева, вылилось в гигантский процесс, жертвами которого, по оценкам историка Юрия Жукова, стали больше тысячи человек: К расстрелу было приговорено 17 человек, к тюремному заключению – 76 человек, к ссылке – 30 человек, еще 988 человек было выслано.

Это было только начало раскрутки маховика «Большого террора». 26 сентября 1936 года Ежов сменяет на посту руководителя НКВД Ягоду. Желая оправдать оказанное ему доверие, нарком активно высылает по областям разнарядки, где рекомендует увеличивать лимит по расстрельной статье. Его подпись значится почти в каждом приговоре, он старается не пропустить ни одной значительной казни и любит принимать участие в допросах с пристрастием.

Направление деятельности у нового шефа НКВД было широкое: репрессии против лиц, заподозренных в антисоветской деятельности и шпионаже, чистики в партийных рядах, массовые аресты и высылки всех неблагонадежных элементов. При непосредственном участии Ежова был организован ряд громких убийств за рубежом. В частности, под его руководством была разработана операция по ликвидации лидера украинских националистов Евгения Коновальца. «Кровавый комиссар» с легкостью устранял даже самых близких ему лиц: в их числе жена Евгения, а также Иван Москвин, давший наркому дорогу в большую политику.

Интенсивность деятельности Ежова впечатляет. По данным историка Олега Хлевнюка, с января 1937-го по август 1938 года Сталин получил от наркома около 15 000 сообщений, содержащих информацию о спецоперациях, арестах, высылках, казнях, а также запросы на санкционирование той или иной карательной меры. Нетрудно подсчитать, что ежедневно в среднем Ежов отправлял вождю около 20 посланий.

В конечном итоге неуемное желание выслужиться и предопределило печальный конец всесильного наркома. «Ежов - мерзавец! Погубил наши лучшие кадры. Разложившийся человек. Много невинных погубил. Мы его за это расстреляли», – говорил впоследствии Сталин. Ежов не изменил себе даже на скамье подсудимых: «Я почистил 14 000 чекистов, но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил».

Николай Ежов занимал пост наркома НКВД с 26 сентября 1936 года по 24 ноября 1938 года. За все это время, по официальной информации, были осуждены 1 344 923 человека, расстреляны 681 692.

Генрих Григорьевич Ягода (1891- 1938) с 1920 года стал членом президиума ВЧК, с 1924 года - заместителем председателя ОГПУ. Под его руководством строились величайшие объекты эпохи, на которых использовался рабский труд десятков миллионов заключенных, и создавалась бесчеловечная машина планомерного ареста и уничтожения людей с тем, чтобы к необходимому сроку на место погибших от непосильного труда встали новые тысячи заключенных.

В 1935 году ему, первому в стране, присвоили специальное звание генерального комиссара государственной безопасности, приравненное к воинскому званию Маршала Советского Союза. В 1936 году его назначили наркомом внутренних дел СССР.

Тогда же он получил квартиру в Кремле, что в неофициальной иерархии поощрений свидетельствовало о высшей степени отличия. Уже поговаривали о вероятном избрании его в состав Политбюро. В ожидании этого события генеральный комиссар государственной безопасности спешил украсить фасад возглавляемого им ведомства, придать ему еще больше величия и блеска.

«Легкомыслие, проявляемое Ягодой в эти месяцы, доходило до смешного, - вспоминал один из его подчиненных. - Он увлекся переодеванием сотрудников НКВД в новую форму с золотыми и серебряными галунами и одновременно работал над уставом, регламентирующим правила поведения и этикета энкаведистов.

Только что введя в своем ведомстве новую форму, он не успокоился на этом и решил ввести суперформу для высших чинов НКВД: белый габардиновый китель с золотым шитьем, голубые брюки и лакированные ботинки.

Поскольку лакированная кожа в СССР не изготовлялась, Ягода приказал выписать ее из-за границы. Главным украшением этой суперформы должен был стать небольшой позолоченный кортик наподобие того, какой носили до революции офицеры военно-морского флота».

Генрих Ягода наслаждался властью, как гурман изысканными яствами.

По свидетельству А. Орлова, работавшего в то время в аппарате наркома, «Ягода не только не предвидел, что произойдет с ним в ближайшее время, напротив, он никогда не чувствовал себя так уверенно, как тогда, летом 1936 года... Не знаю, как себя чувствовали в подобных ситуациях старые лисы Фуше или Макиавелли. Предвидели ли они грозу, которая сгущалась над их головами, чтобы смести их через немногие месяцы? Зато мне хорошо известно, что Ягода, встречавшийся со Сталиным каждый день, не мог прочесть в его глазах ничего такого, что давало бы основание для тревоги».

И уж тем более не мог нарком предположить скорую перемену в своей судьбе, когда Сталин отправился на летний отдых в Сочи. Фактическим заместителем Сталина по партии в Москве на этот раз оставался Лазарь Каганович - давний недоброжелатель слишком уж быстро выдвигающегося наркома.

Вечером 25 сентября 1936 года Кагановичу принесли телеграмму, адресованную ему и другим членам Политбюро. Телеграмма была подписана Сталиным и Ждановым. В ней говорилось:

Ягоду отстранили от руководства НКВД и назначили наркомом связи.

29 января 1937 года ЦИК СССР принял решение о переводе генерального комиссара государственной безопасности Г. Г. Ягоды в запас. Это был второй удар, означавший отрешение от власти.

3 апреля 1937 года за ним пришли люди в форме, которую некогда сам же Ягода и ввел своим приказом, предъявили ордер на арест, вежливо предложили пройти в машину. Быть может, как никто другой, бывший руководитель НКВД почувствовал: жизнь кончена. По иронии судьбы именно он приложил столько стараний, чтобы ни один, оказавшийся там, уже никогда не вырвался на свободу. И вот теперь ему самому предстояло пройти этот путь обреченных.

Нет и теперь уже, видимо, никогда не будет бесспорных свидетельств событий, происходивших в камере, куда поместили Генриха Ягоду. Есть лишь воспоминания А. Орлова, за абсолютную достоверность которых, впрочем, поручиться нельзя:

«Ягода был так потрясен арестом, что напоминал укрощенного зверя, который никак не может привыкнуть к клетке. Он безостановочно мерил шагами пол своей камеры, потерял способность спать и не мог есть. Когда же новому наркому внутренних дел Ежову донесли, что Ягода разговаривает сам с собой, тот встревожился и послал к нему врача».

Видимо, именно на это обстоятельство и рассчитывал Ежов.

Слуцкий, по словам Орлова, обладал способностью имитировать любое человеческое чувство, но на этот раз, похоже, действительно

сочувствовал Ягоде и даже прослезился, не забывая, впрочем, фиксировать каждое слово арестованного для передачи Ежову.

«Можешь написать в своем докладе Ежову, что я говорю: «Наверное, все-таки Бог существует!»

«Что такое?» - с наигранным удивлением переспросил Слуцкий, несколько растерявшись от проницательности арестованного.

«Очень просто, - пояснил Ягода. - От Сталина я не заслужил ничего, кроме благодарности за верную службу; от Бога я должен был заслужить самое суровое наказание за то, что тысячу раз нарушал его заповеди. Теперь погляди, где я нахожусь, и суди сам: есть Бог или нет...»

По официальной версии, в апреле 1937 года Генрих Ягода был привлечен к ответственности ввиду «обнаруженных должностных преступлений уголовного характера». На предварительном следствии бывшему руководителю НКВД предъявили множество обвинений - от контрреволюционной троцкистской деятельности до шпионажа в пользу иностранного государства. Обвинили его и в организации так называемых медицинских убийств Горького, Куйбышева, Менжинского и других. Бывшему наркому инкриминировали и покушение на жизнь секретаря ЦК Николая Ежова.

Неожиданно в ходе следствия всплыло имя Максима Горького. В частности, появилось обвинение Ягоды в отравлении сына М. Горького - М. Пешкова. Хотя дело было не в нем, а в его жене - Надежде Пешковой.

Из различных источников получено достаточно свидетельств того, что Ягода оказывал недвусмысленные знаки внимания жене Максима Пешкова Надежде. Как сообщил много лет спустя после описываемых событий А. Рыбин, бывший сотрудник личной охраны Сталина, «Ягода в это время по ряду причин стал избегать встреч со Сталиным, в том числе из-за своих близких отношений с Н. Пешковой (женой сына М. Горького). Мне не раз приходилось сопровождать его на дачу к Горькому, в Горки-10, на дни рождения Н. Пешковой. Она нередко и сама приезжала на службу к Ягоде. Если бы об этих отношениях узнал Сталин, то он бы, что называется, стер Ягоду в порошок из-за того, что тот разлагает семью Горького».

На судебном заседании Ягода выглядел уже полностью сломленным. Запинаясь, он читал свои показания с листа, который дрожал в его руках. По свидетельству очевидцев, «читал так, словно видел текст в первый раз».

Подсудимый признался и в связях с «правотроцкистским блоком», и в так называемом кремлевском заговоре с Енукидзе, и в организации убийств Кирова, Куйбышева, Горького. Вопреки своим первоначальным показаниям он принял на себя ответственность и за убийство Менжинского. И лишь в отношении смерти Максима Пешкова по-прежнему стоял на своем.

В некоторых случаях Ягода достаточно логично и последовательно опровергал выводы обвинения. Это относится, в частности, к обвинению в шпионаже.

«Нет, в этом я не признаю себя виновным. Если бы я был шпионом, то уверяю вас, что десятки государств вынуждены были бы распустить свои разведки».

В последнем слове Ягода свою вину признал, однако при этом заявил, что никогда не входил в состав руководства «правотроцкистского блока». По словам подсудимого, его лишь ставили в известность о решениях центра и требовали неукоснительного их исполнения.

Завершая свое последнее в жизни выступление, Ягода произнес знаменательную фразу:

«Граждане судьи! Я был руководителем величайших строек - каналов. Сейчас эти каналы являются украшением нашей эпохи. Я не смею просить пойти работать туда хотя бы в качестве исполняющего самые тяжелые работы...»

Но даже там места ему не было. На рассвете 13 марта 1938 года суд огласил приговор. Подсудимый Генрих Ягода признавался виновным, приговаривался казни через расстрел.

Последней попыткой ухватиться за соломинку было прошение о помиловании, в котором Ягода писал: «Вина моя перед родиной велика. Не искупить ее в какой-либо мере. Тяжело умереть. Перед всем народом и партией стою на коленях и прошу помиловать меня, сохранив мне жизнь».

Президиум Верховного Совета СССР прошение отклонил. Приговор был приведен в исполнение в подвале того же большого дома на Лубянке, где осужденный некогда чувствовал себя полновластным хозяином...

Руководителям советской госбезопасности изначально была уготована роль козлов отпущения. За редкими исключениями.

Дзержинский, что называется, вовремя умер. И был канонизирован.

Менжинский стоял у руля ещё до "обостренья классовой борьбы", до судьбоносных политических процессов. К тому же он почти всю каденцию тяжело болел и ничем особенным себя не проявил. По крайней мере, на фоне Ягоды, Ежова и Берии. Этим досталось по полной программе.

Не то, чтобы упомянутые выше государственные деятели так уж сильно отличались от всех прочих.

Но, в силу занимаемой должности, были крайними: они выполняли порученную им грязную работу. А затем на них же всё и валили.

Один из главных руководителей советских органов госбезопасности (ВЧК, ОГПУ, НКВД), нарком внутренних дел СССР (1934-1936 гг.) Генрих Григорьевич Ягода родился 19 ноября 1891 года в городе Рыбинске.

Его отцом был ювелир Гершель, он же Гершон, он же Гирш Фишелевич Иегуда. Мать его, Хася, была дочерью симбирского часового мастера. Своего сына, будущего наркома, родители назвали Генохом.

Семья была достаточно ассимилированной. И, в силу этого, по примеру многих прочих, изрядно поработала над паспортными данными. Гершель Фишелевич стал Григорием Филипповичем. Хася - Марьей Гавриловной. Ну, а свою исконную фамилию сделали более привычной для русского слуха. Одно дело Иегуда; совершенно другое - Ягода. Пусть даже и с ударением не на том слоге.

То ли сразу, то ли уже ступив на путь революционной борьбы, Генох стал Генрихом. Генрихом Григорьевичем Ягодой.

У Генриха Ягоды было два брата и пять сестер.

Старший брат Михаил погиб в 1905 году во время народных волнений в Сормово.

Брата Льва расстреляли в 1916 году на фронте. Он, как пишут, отказался идти в бой. Утверждение не без подтекста. Все идут в атаку, а Лев Гершелевич Ягода отсиживается в окопе. Обычная история. В духе бытовавших в народе, вплоть до победоносных войн Израиля, антисемитских анекдотов типа:

"- Орлы! За Родину! За Сталина! Вперед! - кричит командир.

Все поднимаются и бегут. Кроме двух евреев:

Мы не орлы. Мы львы. Я Лев Абрамович. А он - Лев Семенович".

В действительности же, брата Генриха Ягоды расстреляли за организацию восстания в полку. Солдатам надоела война. И они бунтовали. Один из таких бунтов возглавил Лев Ягода.

Опекаемые братом-наркомом сестры жили, до поры до времени, в тепле, холе и неге. У них были квартиры в центре Москвы. И дачи в Подмосковье.

После ареста Генриха Ягоды в 1937 году, сестры вместе с их семьями были репрессированы.

Генрих Ягода находился в родстве с Председателем ВЦИК Яковом Свердловым. Они были троюродными братьями.

В жены Генрих Ягода взял племянницу Якова Свердлова Иду Леонидовну Авербах.

Ещё он приятельствовал с братом жены Леопольдом Авербахом, ставшим, со временем, большим литературным начальником, главой РАППа (Российской ассоциации пролетарских писателей - В.Д.). Генрих Ягода протежировал ему и способствовал укреплению неограниченной власти над писателями.

Родство с семейством Свердловых во многом определило карьеру Генриха Ягоды. Особенно в первые годы, когда слово его троюродного брата Якова, весило очень много.

Чуть ли с нижегородских времен, что тоже существенно, Генрих Ягода был знаком с Горьким. "Буревестник революции" ласково называл Генриха Григорьевича - "Ягодка".

Как и подавляющее большинство руководителей Советского Союза той эпохи, серьезного образования Генрих Ягода не получил. Из гимназии он ушел. Позднее окончил её экстерном.

Впрочем, это всего лишь одна из версий.

Сведения о том, чем занимался Генрих Ягода после окончания учебы, разнятся. Одни утверждают, что свою трудовую деятельность он начал в типографии. Пишут также, что он работал фармацевтом в аптеке. Служил, правда, недолго, статистиком в каком-то управлении.

Под руководством своего дальнего родственника Моше Свердлина (Свердлова), пытался овладеть специальностью гравера. На каком-то этапе обучения похитил у учителя набор инструментов. Был уличен в краже. Но дело замяли.

В пятнадцатилетнем возрасте Генрих Ягода примкнул к нижегородским анархистам-коммунистам. Переполненный революционных амбиций, ездил в Москву за динамитом.

Ещё он сотоварищи планировал ограбление банка в Нижнем Новгороде. Глава нижегородских анархо-коммунистов, некий Чемборисов, был тайным сотрудником Департамента полиции. По его наводке Генриха Ягоду арестовали.

В тюрьме наш герой пробыл недолго.

Судя по всему, обратили внимание на возраст. И дали возможность одуматься.

Не одумался.

1907 год - решающий в революционной судьбе Генриха Ягоды. В этом году незадачливый анархо-коммунист стал большевиком.

В мае 1912 года Генриха Ягоду задержали в Москве.

Поводом для ареста послужили, лишь отчасти связанные с революционными делами обстоятельства. Как еврей Ягода не имел права жить в первопрестольной. Отделался он довольно легко. Суд приговорил Генриха Ягоду к двум годам ссылки в Симбирск. В 1913 году его амнистировали по случаю трехсотлетия дома Романовых.

Дабы больше не искушать судьбу, Генрих Ягода принял православие и поселился в Петербурге.

Какое-то время он сотрудничал с легальным партийным журнал "Вопросы страхования". Работал в больничной кассе на Путиловском заводе.

Легальные занятия Генрих Ягода совмещал с нелегальной партийной работой.

В 1914 году Генриха Ягоду призвали в армию.

В армии, вне всякого сомнения, он проводил политику партии. Вел среди солдат, как говаривал сослуживец бравого солдата Швейка, вольноопределяющийся Марек, разного рода "предательские разговорчики". Чем способствовал, в меру сил и возможностей, разложению армии, и потере её боеспособности.

Делал он это не столь открыто, как брат Лев. Умело скрывал отсутствие лояльности и пораженческие настроения.

Начальство относилось к Генриху Ягоде терпимо. Считало дельным солдатом.

С учетом боевых заслуг и проявленной воинской доблести Генриху Ягоде было присвоено звание ефрейтора. Звание не Бог весть какое высокое, но в солдатской среде ценимое.

В 1916 году ефрейтор 20-го стрелкового полка 5-го армейского корпуса Генрих Ягода был ранен.

После лечения в госпитале Ягоду сочли непригодным к воинской службе и демобилизовали.

По возвращении в Петербург, ефрейтор Генрих Ягода был включён в состав военной организации большевиков. В числе прочих членов этой организации он участвовал в Октябрьском перевороте. И способствовал приходу партии большевиков к власти.

Продвинуться Генриху Ягоде помог случай.

Новая власть остро нуждалась в грамотных делопроизводителях. Было много вакансий. И очень мало более или менее пригодных для этого людей. Большинству не доставало элементарных знаний. Ну, а те, у кого эти знания наличествовали, не подходили в силу политической неблагонадёжности.

С подачи родственника, Председателя ВЦИК Якова Свердлова, Генриха Ягоду в апреле 1918 года назначили управляющим делами Высшей военной инспекции (ВВИ).

ВВИ занималась демобилизацией старой армии и формированием новых боеспособных частей.

В качестве управляющего делами Генрих Ягода ездил по фронтам гражданской войны. Там он оценивал обстановку. Делал выводы. И, соответственно, в меру понимания, на что-то указывал и что-то рекомендовал.

Лев Троцкий отзывался о Генрихе Ягоде без особого пиетета:

Очень точен, чрезмерно почтителен и совершенно безличен. Худой, с землистым цветом лица... с коротко подстриженными усиками, в военном френче, он производил впечатление усердного ничтожества.

Отстраненный от власти и, в силу этого, обозленный, Лев Давыдович в своих оценках бывал нередко излишне субъективен. Иногда попросту перегибал палку.

Революционное прошлое, родственные связи, несомненно, сыграли свою роль. Но, не будь у Генриха Ягоды изрядных деловых качеств, он едва бы смог достичь начальственных высот. И, что не менее важно, удерживаться на них в течение продолжительного времени.

Впечатляет карьерный рост Ягоды, ступени, которые ему пришлось одолеть на пути к власти.

В ноябре 1919 года Генриха Ягоду назначили управляющим делами Особого отдела ВЧК при СНК РСФСР. Со временем его повысили в должности. Какое-то время Генрих Ягода работал заместителем начальника этого крайне ответственного отдела. Затем возглавил его.

Феликс Дзержинский взял бойкого управленца к себе в заместители.

Сменивший Феликса Дзержинского Вячеслав Менжинский последовал его примеру.

В июле 1934 года Генрих Ягода достиг высшей власти - стал народным комиссаром внутренних дел СССР.

Список деяний Генриха Ягоды многообразен.

На его счету жестокое подавление волнений недовольных "раскулачиванием" крестьян на Украине, Поволжье, Казахстане и Средней Азии.

Судебные процессы над "убийцами" Кирова.

И волна последовавших за ними, буквально потрясших страну, широкомасштабных репрессий.

Пресловутое "Кремлевское дело", сфабрикованное в середине 30-х гг. дело по обвинению ряда лиц в создании контрреволюционных террористических групп и подготовке террористического акта против И.В.Сталина. По делу было привлечено 29 человек - служащие правительственной библиотеки и комендатуры Кремля.

Показательный Московский процесс против Каменева и Зиновьева.

Еще с именем Ягоды связаны трудовые свершения.

Рабский труд заключенных стал едва ли не определяющей силой, позволявшей быстро и без особых затрат осуществлять самые грандиозные планы партийного руководства.

Рыть каналы, прокладывать железные дороги, осваивать Дальний Север и тайгу.

"Правда", имея в виду личный вклад Генриха Ягоды, разразилась панегириком:

"Неутомимый воин революции, он развернулся и как первоклассный строитель... Переделка людей, проблема "чудесного сплава" - разве она не решается замечательным образом на этих стройках".

На последнем шлюзе "Беломорско-Балтийского канала был установлен памятник в виде тридцатиметровой пятиконечной звезды с огромным бронзовым бюстом Генриха Григорьевича внутри. В ознаменование побед, а также личного вклада, не щадящего себя наркома, организатора, инициатора и идейного руководителя. В память грядущим поколениям. Можно сказать, на века.

Как пишут, Ягода был излишне жесток и скор на расправу. Судьбы людей Генриха Ягоду заботили мало. Одним росчерком пера он мог забрать чью-то жизнь. А мог и оставить. Не отчитываясь в этом ни перед кем. И не неся, соответственно, никакой ответственности.

Всё списывалось на интересы дела. Высшая политическая целесообразность.

Трудно сказать, в какой степени эта жестокость зависела от личных свойств и качеств наркома.

Беспощадность к врагам была одним из главных постулатов развязанной Сталиным войны. И в этой войне, мягкотелым, совестливым и нерешительным не было места.

Всё была построено на крайней агрессии и преданности, тоже крайней, вождю и идеалам, которые этот вождь декларировал.

Эрих Фромм писал:

"...я полагаю, что агрессивность не следует рассматривать изолированно, что это не отдельно взятая характеристика, а часть совокупности, составная часть некоего целостного синдрома, ибо агрессивность обнаруживается всегда рядом с целым набором вполне определенных признаков системы, таких как строгая иерархичность, лидерство, классовые противоречия и т.д. Другими словами, я считаю агрессивность составной частью целостной характеристики общества, а не отдельной чертой поведения изолированного индивида".

Сказанное Фроммом многое объясняет в поведении Ягоды и иже с ним; но, разумеется, не оправдывает.

Карьера Генриха Ягоды оборвалась в сентябре 1936 года. Отдыхая в Сочи, Сталин направил в Политбюро указующее письмо, следующего содержания:

"Считаю необходимым товарища Генриха Ягоду снять и заменить товарищем Николаем Ежовым".

С письмом, естественно, согласились, и Ягоду, не, вдаваясь в подробности, сняли. Перевели из наркомата внутренних дел в наркомат связи.

О том, что подвигло Сталина на это решение, пишут разное.

На каком-то этапе, полагают некоторые, Сталин посчитал, что Ягода исчерпал свои возможности. Достиг потолка. И в силу этого стал менее эффективен в борьбе с многочисленными врагами советской власти и его, товарища Сталина, лично.

Опоздал с принятием решительных мер на несколько лет. Дал разрастись троцкистской скверне. И, тем самым, чуть было не довел страну до катастрофы.

Ещё крайне подозрительному Сталину, могло показаться, будто Ягода за долгие годы пребывания на ответственном посту, спелся с троцкистским же охвостьем, и, в силу этого, стал опасен.

Возможно, Сталина раздражали чисто человеческие качества много возомнившего о себе наркома. Заелся. Не по чину берет.

"Маршальского звания ему мало (звание Генерального комиссара госбезопасности, присвоенное Ягоде в 1935 году, соответствовало воинскому званию маршал - В.Д), - рассуждал товарищ Сталин, - так он, потеряв остатки партийной скромности, захотел большего. Памятник себе воздвиг "нерукотворный".

После низвержения Генриха Ягоды обелиск с бюстом наркома снесли вместе со скалой, на которой он был установлен.

На посту наркома связи Генрих Ягода пробыл недолго. 5 апреля 1937 года он был арестован "ввиду обнаружения антигосударственных и уголовных преступлений".

Арест Ягоды был санкционирован Политбюро ЦК ВКП (б).

Пресловутые антигосударственные и уголовные преступления, которые вменили Генриху Ягоде, включили в себя весь джентльменский набор того времени.

От преступной связи со злейшими врагами советской власти Троцким, Бухариным и Рыковым, до организации заговора с целью "подготовки государственного переворота и интервенции".

Еще Ягоду обвинили в организации убийств Менжинского, Куйбышева, Горького и его сына Максима Пешкова.

Он также готовил покушение на Сталина, как же без этого; и хотел отравить своего приемника, верного ленинца Николая Ежова.

В квартире Генриха Ягоды, и на его даче, был произведен обыск.

Впечатляет опись найденного.

"Троцкистская" литература.

Две пули.

Пули сплющенные.

Они были извлечены из тел расстрелянных в подвале Лубянки Зиновьева и Каменева. Ягода присутствовал при расстреле и взял пули на память. В качестве сувенира.

Всё остальное с политикой никак не связано. Антикварные изделия - "270 штук".

Недоступное большинству прочих граждан дорогое импортное тряпье. В основном женское. В том числе - "Чулок шелковых и фильдеперсовых заграничных - 130 пар...".

Погребок старых выдержанных вин - 1229 бутылок.

Сигареты - 11075 штук.

Коллекция мундштуков и трубок.

Коллекция редких монет.

Револьверы "разные" - 19 штук.

Охотничьи ружья. Тоже "разные".

Много денег, наличных и на сберегательной книжке.

И, наконец, 11 порнографических фильмов, и порнографические же открытки и фотографии. Всего 3904 штуки. Вкупе с искусственным половым членом. Так называемым страпоном. Что свидетельствовало не только о политической, но и о сексуальной озабоченности наркома.

В дальнейшем вещдоки эротического содержания перешли приемнику Генриха Ягоды Николаю Ежову. Ежов тоже, как утверждают, был изрядно сексуально озабочен.

И если вспомнить о ставшем притчей во языцех распутстве Лаврентия Павловича Берии, то приходится согласиться с идущими к нам из древности утверждениями о жестокости и сладострастии, как о тесно связанных друг с другом свойствах человеческой природы.

Было проведено следствие.

Против Генриха Ягоды выступили все его заместители во главе с Аграновым. Они дали изобличительные показания. Ещё они били себя в грудь и каялись в том, что в течение многих лет не смогли распознать матерого врага, возглавлявшего их ведомство.

Позднее, все они, числом пятнадцать, были расстреляны.

Ягода, видно, над ним здорово поработали, предъявленные ему обвинения, с теми или иными оговорками, признал.

Третий Московский процесс по делу участников правотроцкистского подпольного блока состоялся в феврале 1938 года.

Генрих Ягода предстал как один из главных обвиняемых. Данные на следствии показания он, в целом подтвердил. Раскаивался в совершенном. Просил учесть прошлые заслуги. И те мучения, которые он, занимаясь антигосударственной деятельностью, испытывал в силу душевной раздвоенности и невыносимых противоречий. В нем, Генрихе Ягоде, как бы жило одновременно два человека.

"Первый... видел гигантский рост страны, расцвет ее под руководством Сталинского ЦК, он же видел всю мерзость и грязь правотроцкистского подполья; - судя по протоколу допроса, говорил Ягода, - а второй... был прикован к этому самому подполью, как колодник к тачке, творя те чудовищные преступления, которые здесь разобраны со всей ясностью".

Генрих Ягода категорически опроверг обвинение в руководстве заговором. Он был всего лишь одним из его участников. Ещё он не взял на себя убийство Кирова. И оказание помощи иностранным шпионам.

Если бы я был шпионом, - сказал Ягода, - то десятки стран мира могли бы закрыть свои разведки.

И в самом деле, помощь наркома, курирующего, в силу должности, разведывательные службы страны, была бы неоценимой. Имей она место, разумеется.

В своем последнем слове, Генрих Ягода попросил о снисхождении:

Я бы не смел просить о пощаде, если бы не знал, что данный процесс является апофеозом разгрома контрреволюции, что страна уничтожила все очаги контрреволюции и советская страна выиграла, разбила контрреволюцию наголову. То, что я и мои сопроцессники сидят здесь на скамье подсудимых и держат ответ, является триумфом, победой советского народа над контрреволюцией. Я обращаюсь к суду с просьбой - если можете, простите.

Генеральный прокурор Вышинский и Председатель Трибунала Ульрих свое дело знали туго. И просьбе не вняли.

Вместе с другими обвиняемыми Генрих Ягода был приговорен к расстрелу.

Ещё на что-то надеясь, Генрих Ягода направил в Президиум Центрального Исполнительного Комитета СССР просьбу о помиловании:

"Вина моя перед Родиной велика. Не искупить её в какой-либо мере. Тяжело умирать. Перед всем народом и партией стою на коленях и прошу помиловать меня, сохранив мне жизнь".

Президиум Центрального комитета прошение отклонил.

Отдельно от других, приговоренных Трибуналом к смертной казни.

Место его захоронения неизвестно.

Репрессии в духе бесчеловечных традиций тех лет, коснулись родственников Генриха Ягоды. Их арестовали и осудили как соучастников.

Жену Иду Леонидовну расстреляли.

Тёща Софья Михайловна, сестра Якова Свердлова, престарелые родители, сёстры Генриха Ягоды с семьями, всего пятнадцать человек, были отправлены в ГУЛаг.

Выжить удалось только сыну Генриха Ягоды Гарику. В то время Гарику было не то девять, не то десять лет. После возвращения, он сменил фамилию. В дальнейшем следы сына Ягоды затерялись.

Система вознесла Генриха Ягоду на вершину власти, сделав его своим орудием. Система и низвергла его, превратив в жертву.

Ужасная логика тех лет.

Вполне предсказуемый ход событий.

Валентин ДОМИЛЬ