Даниэль Дефо. история написания романа “Робинзон Крузо”

Парадокс, но «Робинзон Крузо», которого благодаря детскому пересказу Корнея Чуковского знало большинство советских людей - это совершенно иная книга, чем та, что написал Дефо. И чтобы эта книга стала совсем другой, достаточно было одного - убрать из нее Бога.

В пересказе, который появился в 1935 году, книга не просто лишается своего христианского содержания, не просто превращается в очередной поверхностный приключенческий роман, но и приобретает совершенно четкий идейный посыл: человек своими силами может добиться всего, благодаря своему разуму, с помощью науки и техники он может справиться с любой безвыходной ситуацией, и никакой Бог ему для этого не нужен.

Хотя тому, кто прочтет оригинальный текст Дефо, станет очевидно: без постоянной молитвы, без мысленного общения с Богом (пускай даже такого куцего, в протестантском формате, без богослужения, без церковных таинств) Робинзон быстро сошел бы с ума. Но с Богом человек не одинок даже в самых экстремальных обстоятельствах. Причем это не просто авторская идея - это подтверждается реальной жизнью. Ведь

прототип Робинзона, Александр Селькирк, проведший четыре года на необитаемом острове, реально обратился к вере, реально молился, и эта молитва помогла ему сохранить рассудок.

От прототипа Дефо взял не только внешнюю ситуацию, но и средство преодолеть ужас одиночества - обращение к Богу.

При этом со взглядом на учение Христа и у Дефо, и у его героя все, мягко говоря, неоднозначно. Они исповедовали кальвинизм в одной из его вариаций. То есть верили в своего рода предопределение: если ты человек, изначально благословенный свыше, то тебе везет, все у тебя получается, а вот неуспешным людям (и даже народам!) стоит крепко усомниться вообще в своей возможности быть спасенным. Для нас, православных христиан, подобные взгляды очень далеки от сути Благой Вести.

Конечно, говорить о подобных богословских и моральных проблемах «Робинзона Крузо» можно тогда, когда мы знаем, как и о чем на самом деле писал Дефо свой роман. А в нашей стране, как уже говорилось, узнать это не всегда было просто или даже возможно.

Чтобы восполнить наиболее заметные пробелы в нашем представлении о «Робинзоне Крузо», «Фома» попросил подробно рассказать о романе и его авторе Виктора Симакова, кандидата филологических наук, учителя русского языка и литературы школы №1315 (Москва).

Дважды вранье - или эффективный пиар

Даниэль Дефо представляется, на первый взгляд, автором одной великой книги - «Робинзон Крузо». Приглядевшись, мы поймем, что это не совсем так: примерно за пять лет (1719–1724) он выпустил друг за другом около десятка беллетристических книг, по-своему важных: к примеру, «Роксана» (1724) стала на долгие годы образцом уголовного романа, а «Дневник чумного года» (1722) повлиял на творчество Гарсиа Маркеса. И все ж «Робинзон Крузо», как «Одиссея», «Божественная комедия», «Дон Кихот», - это совсем иной уровень известности и основание для долгой культурной рефлексии. Робинзон стал мифом, титаном, вечным образом в искусстве.

25 апреля 1719 года в лондонских книжных лавках появилась книга с многословным названием - «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего 28 лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки близ устьев реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами; написанные им самим». В оригинальном английском названии - 65 слов. Этот заголовок - еще и толковая аннотация к книге: какой читатель её не купит, если на обложке - Америка и пираты, приключения и кораблекрушение, река с загадочным названием и необитаемый остров. А еще - небольшое вранье: на двадцать четвертом году «полное одиночество» кончилось, появился Пятница.

Второе вранье серьезнее: Робинзон Крузо написал книгу не сам, он - плод воображения автора, намеренно не упомянувшего себя на обложке книги. Ради хороших продаж он выдал фикшн (художественный вымысел) за нон-фикшн (то есть документалистику), стилизовав роман под мемуары. Расчет сработал, тираж был распродан мгновенно, хотя книжка стоила пять шиллингов - как парадный костюм джентльмена.

Робинзон в русских снегах

Уже в августе того же года, вместе с четвертым тиражом романа, Дефо выпустил продолжение - «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо…» (далее опять много слов), тоже без упоминания автора и тоже в виде воспоминаний. Эта книга повествовала о кругосветном путешествии постаревшего Робинзона по Атлантике и Индийскому океану, Китаю и заснеженной России, о новом посещении острова и гибели Пятницы на Мадагаскаре. А еще через некоторое время, в 1720 году, вышел и настоящий нон-фикшн про Робинзона Крузо - книга эссе на разные темы, содержащая, в числе прочего, и описание видения Робинзоном ангельского мира. На волне популярности первой книжки и эти две продавались неплохо. В сфере книжного маркетинга Дефо тогда не было равных.

Гравюра. Жан Гранвиль

Можно лишь удивляться, с какой непринужденностью писатель имитирует легкую безыскусность дневникового стиля, притом что пишет в бешеном темпе. В 1719 году вышли в свет три его новые книги, в том числе два тома про Робинзона, в 1720 - четыре. Часть из них - действительно документальная проза, другая часть - псевдомемуары, которые сейчас обычно именуют романами (novel).

Роман ли это?

Говорить о жанре романа в том смысле, в котором мы сейчас вкладываем в это слово, на начало XVIII века нельзя. В этот период в Англии идет процесс слияния разных жанровых образований («правдивая история», «путешествие», «книга», «жизнеописание», «описание», «повествование», «романс» и другие) в единое понятие о романном жанре и постепенно складывается представление о самостоятельной его ценности. Однако слово novel употребляется в XVIII веке редко, а его смысл пока узкий - это просто небольшая любовная повесть.

Гравюра. Жан Гранвиль

Ни один из своих романов Дефо не позиционировал как роман, а раз за разом использовал один и тот же маркетинговый ход - выпускал поддельные мемуары без указания имени настоящего автора, полагая, что нон-фикшн куда интереснее вымысла. Такими псевдомемуарами - тоже с длиннющими названиями - чуть ранее прославился француз Гасьен де Куртиль де Сандра («Мемуары мессира д’Артаньяна», 1700). Той же возможностью вскоре после Дефо воспользовался Джонатан Свифт в «Путешествиях Гулливера» (1726–1727), стилизованных под дневник: хотя в книге описывались события куда более фантастические, чем у Дефо, и тут нашлись читатели, поверившие рассказчику на слово.

В развитии жанра романа поддельные мемуары Дефо сыграли ключевую роль. В «Робинзоне Крузо» Дефо предложил сюжет не просто нашпигованный приключениями, а держащий читателя в напряжении (вскоре в той же Англии будет предложен термин «саспенс»). К тому же повествование было довольно цельным - с четкой завязкой, последовательным развитием действия и убедительной развязкой. По тем временам это было, скорее, редкостью. Например, вторая книга про Робинзона такой цельностью похвастаться, увы, не могла.

Откуда вырос «Робинзон»?

Сюжет «Робинзона Крузо» лег на подготовленную почву. При жизни Дефо была широко известна история шотландского моряка Александра Селькирка, который после ссоры со своим капитаном провел четыре с небольшим года на острове Мас-а-Тьерра в Тихом океане, в 640 км от побережья Чили (сейчас этот остров называется Робинзон Крузо). Вернувшись в Англию, он не раз рассказывал в пивных о своих приключениях и в конце концов стал героем сенсационного очерка Ричарда Стила (который, в частности, отмечал, что Селькирк - неплохой рассказчик). Присмотревшись к истории Селькирка, Дефо, однако, заменил остров в Тихом океане на остров в Карибском море, поскольку сведений об этом регионе в доступных ему источниках было куда больше.

Гравюра. Жан Гранвиль

Второй вероятный источник сюжета - «Повесть о Хайе, сыне Якзана…» арабского автора XII века Ибн Туфайля. Это философский роман (опять же, насколько можно применять этот термин к средневековой арабской книге) о герое, живущем на острове с младенчества. То ли он был отправлен согрешившей матерью по морю в ларе и выброшен на остров (явная аллюзия на сюжеты из Ветхого Завета и Корана), то ли «самозародился» из глины уже там (в книге даны обе версии). Далее герой был вскормлен газелью, самостоятельно научился всему, подчинил себе окружающий мир и научился отвлеченно мыслить. Книга была переведена в 1671 на латинский язык (как «Философ-самоучка»), а в 1708 - на английский (как «Улучшение человеческого разума»). Этот роман повлиял на европейскую философию (например, на Дж. Локка) и литературу (тот тип повествования, который немцы в XIX веке назовут «романом воспитания»).

Дефо в нем тоже подсмотрел немало интересного. Сюжет о познании окружающего мира и покорении природы хорошо сочетался с новым просвещенческим представлением о человеке, разумно устраивающем свою жизнь. Правда, герой Ибн Туфайля действует, не зная о цивилизации ничего; Робинзон же, наоборот, будучи цивилизованным человеком, воспроизводит приметы цивилизации у себя. С полузатонувшего корабля он забирает три Библии, навигационные приборы, оружие, порох, одежду, собаку и даже деньги (правда, они пригодились лишь в финале романа). Он не забыл язык, ежедневно молился и последовательно соблюдал религиозные праздники, соорудил дом-крепость, ограду, смастерил мебель, трубку для табака, стал шить одежду, вести дневник, завел календарь, начал использовать привычные меры веса, длины, объема, утвердил распорядок дня: «На первом плане религиозные обязанности и чтение Священного Писания… Вторым из ежедневных дел была охота… Третьим была сортировка, сушка и приготовление убитой или пойманной дичи».

Здесь, пожалуй, можно увидеть основной мировоззренческий посыл Дефо (он есть, притом что книга о Робинзоне была явно написана и опубликована как коммерческая, сенсационная): современный человек третьего сословия, опираясь на свой разум и опыт, способен самостоятельно обустроить свою жизнь в полном согласии с достижениями цивилизации. Это авторское представление вполне вписывается в идеологию века Просвещения с его приятием декартовской гносеологии («Мыслю, следовательно существую»), локковского эмпиризма (весь материал рассуждения и знания человек получает из опыта) и нового представления о деятельной личности, уходящего корнями в протестантскую этику. С последним стоит разобраться подробнее.

Таблицы протестантской этики

Жизнь Робинзона состоит из правил и традиций, определенных его родной культурой. Отец Робинзона, честный представитель среднего сословия, превозносит «среднее состояние» (то есть аристотелевскую золотую середину), которая в данном случае заключается в разумном приятии жизненного удела: семья Крузо относительно обеспеченная и отказываться от «занимаемого по рождению положения в свете» нет смысла. Приведя отцовскую апологию среднего состояния, Робинзон продолжает: «И хотя (так закончил отец свою речь) он никогда не перестанет молиться обо мне, но объявляет мне прямо, что, если я не откажусь от своей безумной затеи, на мне не будет благословения Божия». Судя по сюжету романа, Робинзону понадобилось много лет и испытаний, чтобы понять, в чем суть отцовского предостережения.

Гравюра. Жан Гранвиль

На острове он заново прошел путь развития человечества - от собирательства до колониализма. Уезжая в финале романа с острова, он позиционирует себя как его владельца (и во второй книге, вернувшись на остров, ведет себя как здешний вице-король).

Пресловутое «среднее состояние» и бюргерская мораль в данном случае вполне сочетаются с дурным представлением XVIII века о неравноценности рас и допустимости работорговли и рабовладения. В начале романа Робинзон нашел возможным продать мальчика Ксури, с которым бежал из турецкого плена; после, если бы не кораблекрушение, планировал заняться работорговлей. Первые три слова, которым научил Робинзон Пятницу, - «да», «нет» и «господин» (master).

Хотел ли этого Дефо сознательно или нет, его герой получился прекрасным портретом человека третьего сословия в XVIII веке, с его поддержкой колониализма и рабовладения, рационально-деловым подходом к жизни, религиозными ограничениями. Скорее всего, Робинзон таков, каков был сам Дефо. Робинзон даже не пытается узнать настоящее имя Пятницы; автору оно тоже не слишком интересно.

Робинзон - протестант. В тексте романа его точная конфессиональная принадлежность на указана, но поскольку сам Дефо (как и его отец) был пресвитерианцем, то логично предположить, что и герой его, Робинзон, тоже принадлежит к пресвитерианской церкви. Пресвитерианство - одно из направлений протестантизма, опирающееся на учение Жана Кальвина, фактически - разновидность кальвинизма. Робинзон унаследовал эту веру от отца-немца, эмигранта из Бремена, некогда носившего фамилию Крейцнер.

Протестанты настаивают, что для общения с Богом священники в качестве посредников ни к чему. Вот и протестант Робинзон считал, что общается с Богом напрямую. Под общением с Богом он как пресвитерианец подразумевал только молитву, в таинства он не верил.

Без мысленного общения с Богом Робинзон быстро сошел бы с ума. Он каждый день молится и читает Священное Писание. С Богом он не чувствует себя одиноким даже в самых экстремальных обстоятельствах.

Это, кстати, хорошо соотносится с историей Александра Селькирка, который, чтобы не сойти с ума от одиночества на острове, каждый день читал вслух Библию и громко пел псалмы.

Любопытным выглядит одно из ограничений, которое свято соблюдает Робинзон (Дефо специально не останавливается на данном моменте, но из текста он хорошо виден), - это привычка всегда ходить одетым на необитаемым тропическом острове. Видимо, герой не может оголиться перед Богом, постоянно чувствуя его присутствие рядом. В одной сцене - где Робинзон плывет на полузатонувший рядом с островом корабль - он вошел в воду «раздевшись», а затем, будучи на корабле, смог воспользоваться карманами, а значит, разделся все же не до конца.

Протестанты - кальвинисты, пресвитерианцы - были уверены, что можно определить, кто из людей любим Богом, а кто - нет. Это видно из знаков, за которыми надо уметь наблюдать. Один из важнейших - удача в делах, что сильно повышает ценность труда и его материальных результатов. Попав на остров, Робинзон пытается понять свое положение с помощью таблицы, в которую аккуратно заносит все «за» и «против». Их количество равно, но это дает Робинзону надежду. Далее Робинзон много трудится и через результаты своего труда чувствует милость Господа.

Столь же важны многочисленные знаки-предостережения, которые не останавливают молодого Робинзона. Затонул первый корабль, на котором он отправился в путь («Совесть, которая в то время еще не успела у меня окончательно очерстветь, – говорит Робинзон, - сурово упрекала меня за пренебрежение к родительским увещаниям и за нарушение моих обязанностей к Богу и отцу», - имеется в виду пренебрежение дарованным жизненным уделом и отцовскими увещеваниями). Другой корабль захватили турецкие пираты. В самое злополучное из своих путешествий Робинзон отправился ровно через восемь лет, день в день после побега от отца, который его предостерегал от неразумных шагов. Уже на острове он видит сон: с неба к нему спускается страшный человек, объятый пламенем, и хочет поразить копьем за нечестие.

Дефо настойчиво проводит мысль о том, что не стоит совершать дерзких поступков и круто менять свою жизнь без специальных знаков свыше, то есть, в сущности, постоянно осуждает гордыню (притом что колонизаторские замашки Робинзона он, скорее всего, гордыней не считает).

Постепенно Робинзон все более склоняется к религиозным размышлениям. В то же время он четко разделяет сферы чудесного и бытового. Увидев на острове колосья ячменя и риса, он возносит благодарность Богу; затем вспоминает, что сам вытряхнул на этом месте мешочек из-под птичьего корма: «Чудо исчезло, а вместе с открытием, что все это самая естественная вещь, значительно остыла, должен признаться, и моя благодарность Промыслу».

Когда на острове появляется Пятница, главный герой пытается привить ему собственные религиозные представления. В тупик его ставит естественный вопрос о происхождении и сущности зла, труднейший для большинства верующих людей: зачем Бог терпит дьявола? Прямого ответа Робинзон не дает; подумав некоторое время, он неожиданно уподобляет дьявола человеку: «А ты лучше спроси, почему Бог не убил тебя или меня, когда мы делали дурные вещи, оскорбляющие Его; нас пощадили, чтобы мы раскаялись и получили прощение».

Главный герой и сам остался недоволен своим ответом – другого же ему на ум не пришло. Вообще, Робинзон в конце концов приходит к мысли, что он не слишком успешен в истолковании сложных богословских вопросов.

В последние годы жизни на острове искреннюю радость ему доставляет другое: совместная с Пятницей молитва, совместное ощущение присутствия Бога на острове.

Наследство Робинзона

Хотя Дефо припас основное философско-этическое содержание для последней, третьей книги про Робинзона, время оказалось мудрее автора: наиболее глубокой, цельной и влиятельной книгой Дефо был признан именно первый том этой трилогии (характерно, что последний даже не переведен на русский язык).

Жан-Жак Руссо в дидактическом романе «Эмиль, или О воспитании» (1762) назвал «Робинзона Крузо» единственной книгой, полезной для детского чтения. Сюжетная ситуация необитаемого острова, описанная у Дефо, рассматривается Руссо как обучающая игра, к которой - через чтение - следует приобщиться ребенку.

Гравюра. Жан Гранвиль

В XIX веке было создано несколько вариаций на тему «Робинзона», в том числе «Коралловый остров» Роберта Баллантайна (1857), «Таинственный остров» Жюля Верна (1874), «Остров сокровищ» Роберта Льюиса Стивенсона (1882). Во второй половине XX века «робинзонаду» переосмысляют в свете актуальных философских и психологических теорий - «Повелитель мух» Уильяма Голдинга (1954), «Пятница, или Тихоокеанский лимб» (1967) и «Пятница, или Дикая жизнь» (1971) Мишеля Турнье, «Мистер Фо» (1984) Джона Максвелла Кутзее. Сюрреалистические и психоаналитические акценты расставил в фильме «Робинзон Крузо» (1954) Луис Бунюэль.

Сейчас, в XXI веке, в свете новых размышлений о сосуществовании рядом различных культур, роман Дефо по-прежнему актуален. Взаимоотношения Робинзона и Пятницы - пример взаимодействия рас как его понимали три века назад. Роман на конкретном примере заставляет задуматься: что изменилось за прошедшие годы и в чем взгляды авторы безусловно устарели? В мировоззренческом отношении роман Дефо прекрасно иллюстрирует идеологию Просвещения в ее британском варианте. Однако сейчас нам гораздо интереснее вопрос о сущности человека вообще. Вспомним упомянутый роман Голдинга «Повелитель мух», в котором обители острова не развиваются, как у Дефо, а наоборот, деградируют, проявляют низменные инстинкты. Каков же он, человек, на самом деле, чего в нем больше - созидательного или разрушительного? В сущности, здесь можно увидеть и культурную рефлексию над христианской концепцией первородного греха.

Что касается религиозных представлений автора, представление о золотой середине у среднего читателя, пожалуй, не вызовет возражений, чего не скажешь об осуждении дерзновенных поступков вообще. В данном отношении философию автора можно признать буржуазной, мещанской. Такие представления осудят, например, представители романтической литературы в начале XIX века.

Несмотря на это, роман Дефо продолжает жить. Объясняется это тем, что «Робинзон Крузо» - текст, прежде всего, сенсационный, а не дидактический, он пленяет образами, сюжетом, экзотикой, а не поучает. Смыслы, которые в нем заложены, присутствуют, скорее, подспудно, а потому он порождает вопросы, а не дает законченные ответы. В этом и есть залог долгой жизни литературного произведения. Читая его снова и снова, каждое поколение задумывается над встающими во весь рост вопросами и отвечает на них по-своему.

Первый перевод «Робинзона Крузо» на русский язык был опубликован в 1762 году. Перевел его Яков Трусов под названием «Жизнь и приключения Робинзона Круза, природного англичанина». Классический, чаще всего переиздаваемый полный перевод текста на русский выпущен в 1928 году Марией Шишмаревой (1852–1939), а начиная с 1955 года многократно переиздавался.

Лев Толстой в 1862 году сделал свой пересказ первого тома «Робинзона Крузо» для своего педагогического журнала «Ясная Поляна».

Персонажи Дефо «Робинзон Крузо» проживают на страницах романа необычные приключения.

Главные герои «Робинзон Крузо»

• Робинзон Крузо — моряк из Йорка
• дикарь Пятница
• Ксури
• Капитан португальского корабля
• Испанец

Робинзон Крузо - легкомысленный, сумасбродный юноша из почтенной буржуазной семьи, который, не послу­шавшись советов родителей, отговаривавших его от мысли стать мореплавателем, отправляется в плава­ние. Ему много довелось испытать, но постепенно трудности формируют его характер, учат мудрости. Робинзон после кораблекрушения попадает на нео­битаемый остров и проводит там 28 лет, 2 месяца и 19 дней. Герой Дефо оказывается изолированным от прочих людей, очутившись на необитаемом остро­ве, он имеет при себе только нож, трубку и жестян­ку с табаком. Вскоре он спасает с затонувшего ко­рабля вещи, которые помогают ему выжить. Таким образом Дефо изолирует героя не от цивилизации, а от общественных отношений. Робинзон Крузо трудится, размы­шляет и постепенно делает свою жизнь не только сносной, но и прекрасной. Автор подробно останав­ливается на всех достижениях Робинзона Крузо: как он поставил себе палатку из парусины и как обнес частоколом свое жилище; как он охотился на диких коз и как впоследствии решил их приручить, построил для них загон, научился их доить и делать из молока масло и сыр; как он обнаружил несколько зерен яч­меня и риса и какого труда стоило вскопать поле де­ревянной лопатой, как ему пришлось защищать свой урожай от коз и птиц, как погиб один посев из-за наступления засухи и как он начал наблюдать за сменой сухих и дождливых сезонов, чтобы сеять в нужное время; как учился делать глиняную посуду и обжигать ее; как мастерил себе одежду из козьих шкур, как сушил и запасал дикий виноград, как пой­мал попугая, приручил его и научил говорить, как пытался строить лодку, чтобы плавать по морю, и что из этого вышло. Труд Робинзона Крузо суров и каждодне­вен. Он, с детства обладавший многими хозяйствен­ными навыками, еще большему учится на острове. Дефо был одним из первых из просветителей, кто стал писать о роли труда в истории человечества. Робинзон Крузо во всем руководствуется здравым смыслом, умеет примириться со своим положением, не впа­дать в отчаяние, действовать, рассчитывая только на себя. Увидев, что он способен выжить в одиночку на необитаемом острове, Робинзон Крузо успокаивается, начинает размышлять о своей прежней жизни, читать Биб­лию, спасенную с корабля, составляет на манер бух­галтерской приходно-расходной книги книгу добра и зла, где расписывает плюсы и минусы своего про­живания на острове.

Пятница - индеец из каннибальского племени, спасен­ный Робинзоном от ужасной смерти на двадцать чет­вертом году его пребывания на острове и ставший ему помощником и слугой. Пятницу Дефо наделяет физической красотой и пре­красными нравственными свойствами: он добр и кро­ток, благороден и верен. Пятница весьма понятлив, разумно смотрит на мир. Дефо не свойственна бездумная иде­ализация дикаря и примитивизма; для него дика­ри - это дети, которых надо развивать и делать из них людей. Образ Пятницы - один из первых образов простодуш­ного дикаря, которых так любили изображать писа­тели XVIII в. Робинзон отучает Пятницу от каннибализма, передает ему те рабочие навыки, которыми владеет сам. Затем заводит с ним религиозные беседы о превосходстве христианского Бога над местным божеством Бенамуки. Зато объяснить Пятнице, что такое дьявол, оказывается за­дачей более сложной. Пятница задает Робинзону каверзный вопрос, почему, если Бог сильнее дьявола, он допуска­ет существование в мире зла? Робинзон, который при­нимал христианскую веру как данность, никогда не за­давался подобным вопросом.

Документализм и Документализм и дневниковая форма романа Дефо Робинзон

План:
Введение
1. Исторические предпосылки
2 Проблемы теории жанра в литературоведении..
3. История создания романа.
4. Философия свободы. Понятие свободы в литературе.
5. Стремление к свободе или бегство от неё?
6. Испытание Одиночеством.
7. Победа над Собой.
Заключение

Г.Н.Поспелов делает вывод, что жанр – это не вид какого-нибудь отдельного рода, жанровые и родовые свойства лежат в разных плоскостях содержания произведений и делить произведения на роды и жанры можно только ‘’перекрестно’’ Жанровая типология Поспелова имеет некоторые принципиальные точки соприкосновения с бахтинской теорией романа и романизированных жанров. При различном понимании романа методологически сходны в обеих концепциях признание ведущего значения содержательного начала жанров, стремление к построению функциональной поэтики жанровых групп. Сближает их и принцип перекрестной классификации: линии деления по жанровым группам не совпадают с родовой дифференциацией произведения. Такой принцип признается учеными наи-более перспективным.
Проблема жанров принадлежит к наименее разработанной области литературоведения. В истории изучения этой проблемы можно проследить две крайности. Одна – ограничение самого понятия жанров формальными признаками, рассмотрение их развития как обособленного, вне живого литературного процесса. Другая – растворение проблемы в общем движении литературы. Между тем, наиболее плодотворный путь, заключается в исследовании своеобразия жанров как проявления общих, «исторически детерминированных закономерностей литературной эволюции» При этом следует учитывать такую противоречивую особенность жанров, как их постоянное взаимодействие и одновременно – тенден-цию к сохранению специфики каждого из них.
Сложный процесс взаимодействия жанров внутри художественного целого до сих пор остаётся одним из интересных и перспективных для теоретического осмысления. Традиционно он сводится к синтетичности произведения, понимаемой как доминирование одного жанрового начала, приобретающего функцию жанрообразования. Система противится подобной жанровой монологичности, жанры соединяются, взаимодействуют, не подвергаясь влиянию доминирующего жанрового начала, не теряя при этом своей жанровой сущности.
С нашей точки зрения, правильнее было бы рассматривать его с позиции синтеза жанров, а не доминирования какого-либо одного из них.
Форма, в которой представлены картины в «Робинзоне Крузо», выражена с помощью путешествия. Поэтому мы можем говорить об использовании такого литературного жанра, как путешествие. В основе жанра путешествия лежит описание путешественником (очевидцем) достоверных сведений о каких-либо малоизвестных странах, землях в форме записок, дневников, очерков. Особый вид литературного путешествия представляет собой повествование о вымышленных, воображаемых странствиях, с чем мы имеем дело в «Робинзоне Крузо» (Дефо порой называет неверно географические объекты). Формирование и развитие жанра путешествия отличает сложное взаимодействие документальной, художественной и фольклорной форм, объединённых образом путешественника (рассказчика), что характерно уже для древнейших путешествий. Определяющей позицией такого героя выступает позиция наблюдателя чужого мира, а «…противостояние «своего» мира, пространства «чужому» – формообразующий фактор жанра путешествия. Всё это ярко представлено и в «Робинзоне», что позволяет говорить о присутствии этого жанра в произведении.
Из такой формы повествования (с помощью путешествия), вытекают все другие жанровые модификации. Дефо стремился вызвать в воображении своего читателя современную им народную психологию.
В пользу жанра дневниковых записей говорит и сама форма повествования, а не только содержание.
«Робинзон» представляет собой межжанровое образование, включившее в себя жанры документа, дневника, автобиографии и путешествия. Переходный характер эпохи, новые темы и сюжеты требовали и новых жанров, с помощью которых писатель смог бы точнее и полнее донести свои мысли до публики.

В отношении романа Дефо, нельзя сказать определённо, к какому жанру можно отнести его роман «Робинзон Крузо». Всё здесь спорно. Всё многогранно. Здесь переплетаются и жанр автобиографии героя, и дневник и документ. Достаточно вспомнить историю написания романа. Прототипом Робинзона считают штурмана Александра Селькирка, который в начале 18 столетия с командой бежал с корабля, на котором начались беспорядки. История утверждает, что он якобы по собственной воле остался на острове Мас-а-Тьерра, у берегов Чили. Только через четыре с половиной года его обнаружила полупиратская флотилия, зашедшая на остров за пресной водой.
Впервые история о бунте на судне, с которого в числе многих бежал и Селькирк, прозвучала в отчёте, написанном по возвращению одним из участников незадавшегося путешествия. Некоторое время спустя об этом написал в путевых записках капитан Вудз Роджерс, на корабле которого отплыл с острова Селькирк. Эту же историю описал и капитан Кук, плывший вместе с Роджерсом. По сравнению с первоначальным отчётом событие, заставившее разных людей взяться за перо, обрастало всё новыми и новыми подробностями. Причём на судьбу бедового штурмана каждый из них смотрел с разных точек зрения. Оказавшись под прицелом пера публициста Ричарда Стиля, вернувшийся на большую землю Селькирк превратился в настоящего героя, пережившего уникальное испытание. Итогом чего стал очерк знаменитого литератора Р. Стиля, записанный со слов самого Александра Селькирка.
Но до совершенства этот, ставший широко известным факт, довёл Д.Дефо. Переме-нил имя героя, растянул срок пребывания до 28 лет, перенёс действие из Тихого океана в Атлантический, а время события передвинул на пятьдесят лет. В результате этих, казалось бы, простых действий мы имеем величайшее литературное произведение, нестареющее, не покрывающееся пылью уже сотни лет. Роман всё также сияет новыми гранями и в 21 веке, его с увлечением читают взрослые в переводах или оригинале и дети в пересказах К.Чуковского.
Роман английского писателя Даниеля Дефо /1660 * 1731 гг./ "Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо..." принадлежит к числу наиболее читаемых произведений мировой литературы. Интерес к нему не иссякает как со стороны читателей, так и со стороны исследователей английского романа эпохи Просвещения, высоко оценивающих вклад писателя в развитие национальных традиций жанра и всей западноевропейской беллетристики. Даниэль Дефо был одним из тех авторов-просветителей, которые своим творчеством заложили основы многих типов, жанровых разновидностей и форм романа 19-20 вв.
В настоящее время есть еще только три героя в английской литературе, которые занимают такое же место, как Робинзон, в умах и речи простых людей с улицы. Любой разносчик угля, любая уборщица поймут, что имеется в виду, когда про кого-то скажут, что он “настоящий Ромео”, “вылитый Шейлок”, “чертов Робинзон Крузо” или “проклятый Шерлок Холмс”. Другие герои, такие, как Дон Кихот, Билл Сайкс, миссис Гранди, Микобер, Гамлет, Миссис Гемп и так далее, известны образованным и полуобразованным людям, но эту четверку знает более девяноста процентов населения, миллионы, никогда не читавшие ни строчки из произведений, в которых они появляются. Причина этого - в том, что каждый из них - символическая фигура, олицетворяющая вечную страсть человеческого характера. Ромео означает любовь, Шейлок - скупость, Крузо - любовь к приключениям, Холмс - спорт.
Известно мнение Диккенса о Дефо. Он считал Дефо “бесчувственным” писателем, то есть, не умеющим изображать чувства и вызывать их у читателя. Романы Дефо, по мнению Диккенса, вызывали лишь любопытство: а что будет дальше? А. Грин, напротив, зачитывался романами Дефо. Отец хотел, чтобы сын получил образование и начал работать. Но Саша не был похож на других детей, его манили к себе неизвестные, экзотические страны, леса, море, о которых он узнавал из книг Ф. Купера, Э. По, Д. Дефо, Ж. Верна. В шестнадцать лет юный Саша Гриневский уходит из дома, чтобы приблизить свою мечту. Не правда ли, чем ни Робинзон? В результате мы получили великолепного писателя-морениста, сказочника, который реальную жизнь превращал в чудо. Безусловно, есть в этом заслуга и Д.Дефо.
На самом деле, море – не просто фон для действий романтического героя; Оно способствовало развитию воли и сильного характера человека. Образ моря встречается в произведениях В.Скотта “Пират”, Д.Дефо “Жизнь и удивительные приключения морехода Робинзона Крузо”, Д.Свифта “Путешествия Гулливера.
Секрет небывалого успеха романа о приключениях Робинзона Крузо заключается, безусловно, в выборе темы: страсть героя к путешествиям - яркая примета времени, когда на карте еще были «белые пятна». Однако не только тематика, но и - прежде всего - способ ее раскрытия до сих пор влекут читателей к этой книге. "Робинзон Крузо на своем острове - один, лишенный помощи и всякого рода орудий, обеспечивающий себе, однако, питание и самосохранение и достигающий даже некоторого благополучия, - вот предмет..., который тысячью способов можно сделать занимательным...", - писал французский философ Жан Жак Руссо в педагогическом трактате "Эмиль, или воспитании".
Д. Дефо - поэтизировал действительность, окружающую его героя на острове, отношение Робинзона Крузо ко всему, что доводится ему пережить. Поэтика является элементом литературно-эстетических взглядов автора, характерных для первых романистов эпохи Просвещения. Неразрывна связь творчества Дефо с литературными традициями и философско-этическими взглядами эпохи Просвещения.
Даниэль Дефо расширил для потомков границы эстетического восприятия действительности, нашел свою сферу странного и удивительного, что во многом предопределило успех его произведения. "Удивительно, что почти никто не задумывался над тем, какое множество мелких работ надо произвести, чтобы вырастить, сохранить, собрать, приготовить и выпечь обыкновенный кусок хлеба",- размышляет Робинзон Крузо.
Чем, собственно, занимался Робинзон на необитаемом острове? В первую очередь, вне сомнения, прилагал все силы к тому, чтобы выжить. Но его необходимые усилия автор преподносит как приключения, связанные с делами самыми обыденными: изготовлением мебели, обжигом горшков, устройством жилья, выращиванием хлеба, приручением коз. Так, проливные дожди, не прекращавшиеся в течение почти двух недель, вынуждают героя ежедневно по два-три часа посвящать земляным работам и расширять свою пещеру. Поиск укромного местечка для новой партии коз выливается в обнаружение мест каннибальских пиршеств. Но главное -- герой начинает переосмысливать и жизненные ценности, воспитывать свою душу, смирять житейские волнения и страсти. Исследователи творчества Д. Дефо полагают, например, что длительный процесс освоения Робинзоном гончарного мастерства символизирует процесс обуздания героем его греховных наклонностей и совершенствования собственной природы. И, если исходное духовное состояние героя - безнадежность, то преодоление многочисленных трудностей, чтение Библии и размышления превращают его в оптимиста.
Отказываясь отчасти от традиций литературной игры, бывшей во времена писателя непреложным законом литературной прозы, Дефо, тем не менее, подсказывает: даже если перед читателем вымысел - игра, то не следует его отвергать, если он правдив и содержит "хорошую мораль".
Дефо как воплотитель идей раннего Просвещения изображает, как Робинзон, бывший пуританин-мистик, приходит к цельной концепции мироздания. Исповедь героя показывала, что после этого стало возможным покорение природы разумным Робинзоном, которое автор изображает не как физическое освоение острова, а как познание разумом законов природы и бытия. В итоге вместо погони за удачей, которой хотел заняться молодой, побуждаемый духом времени Робинзон, тот Робинзон, что оказывается на Острове Отчаяния, всего добивается силой духа и возвращается домой -- коммерсантом - предпринимателем.
Эволюция сознания Робинзона Крузо, представленная Дефо, подтверждает верность основных просветительских концепций человека: во-первых, человек даже в естественных условиях остается "общественным животным"; во-вторых, одиночество противоестественно. Вся жизнь героя на острове есть процесс возвращения человека, волею судьбы поставленного в естественные условия, в общественное состояние. Тем самым Дефо противопоставляет более ранним концепциям общественного уклада просветительскую программу усовершенствования человека и общества.
На протяжении всего романа Д. Дефо с иронией отмечает, что его герою свойственна гордыня, преувеличенное представление о своих возможностях. Наиболее явственно это проявилось в эпизоде о сооружении грандиозной лодки, когда Робинзон "тешился своей затеей, не давая себе труда рассчитать, хватит ли у него сил справиться с ней". Но та же мания величия обнаруживается и в первоначальном намерении соорудить загон для коз окружностью в две мили; чрезмерно большим и перегруженным оказывается плот, сооруженный Робинзоном в одну из поездок на корабль; чрезмерно расширенная им пещера становится доступной для хищников и менее безопасной; и т.д. Несмотря на присутствующую иронию, читателю, тем не менее, понятно, что автор с большой симпатией относится к человеку, который берет на себя труд делать много и даже сетует на постоянную нехватку времени.
Таким образом, во всех приключениях Робинзона Крузо имеет место просветительский опыт автора, состоящий из двух этапов - воспитания и испытания Человека. В более узком понимании - это эксперимент по воспитанию и самовоспитанию человека испытания духовной зрелости, моральных сил личности. Дефо изобразил сложный процесс становления и развития личности.
В основе романа лежит концепция мира и человека, свойственная раннему этапу эпохи Просвещения. Мировоззрение человека того времени невозможно рассматривать вне влияния на его сознание религиозно-этических начал, и роман "Приключения Робинзона Крузо" - безусловное тому доказательство. Многочисленные исследователи творчества Дефо не только находят в тексте романа прямые иллюзии с библейскими текстами, но и проводят аналогию между основной сюжетной линией "Приключений Робинзона Крузо" и некоторыми ветхозаветными историями.
Решение вопроса об истоках проповеди труда в этом контексте более чем просто: "Тяжелым трудом будешь добывать хлеб свой, пока не вернешься в землю, из которой взят", - сказал Бог Адаму, изгоняя его из рая. Трудолюбие же является одной из заповедей блаженства христианского вероучения. Все это Робинзону приходится осознавать.
Размышления и чтение Библии открывают глаза Робинзону Крузо на мироздание, позволяют прийти к религиозному восприятию жизни. С определенного момента пребывания на острове он начинает воспринимать все, что с ним происходит, как Промысел Божий. Можно предположить, что Робинзон Крузо благоустраивал свой быт, не только потому, что стремился к комфорту, но и потому - и для Дефо-проповедника это, по-видимому, наиболее важно, - что "познав истину", он перестал слепо стремиться к освобождению из заточения, начав со всей ответственностью воспринимать все то, что ниспосылал Господь. "...Человеку, постигшему истину, избавление от греха приносит больше счастья, чем избавление от страданий. Об избавлении... я больше не молился, я даже не думал о нем: таким пустяком стало оно мне казаться..." -вот суть изменений, произошедших в сознании героя.
В этой связи пребывание героя на Острове Отчаяния сравнивают с пустыней, по которой ветхозаветный Моисей сорок лет водил свой народ и которая стала символом освобождения не столько физического, сколько духовного. Среди всех видов деятельности, совершаемой Робинзоном на острове, важнейшую роль Даниэль Дефо отводит именно работе духовной: "На первом плане стояли религиозные обязанности и чтение Священного Писания, - рассказывает Робинзон, - им я неизменно отводил известное время три раза в день. Вторым из ежедневных моих дел была охота, занимавшая у меня часа по три каждое утро, когда не было дождя. Третьим делом была сортировка, сушка и приготовление убитой или пойманной дичи..."
В нескончаемых трудах духовных и физических - Робинзон избавляется от главных пороков цивилизованного общества: жадности, лености, чревоугодия, лицемерия. Дефо так изображает историю жизни на необитаемом острове, что становится очевидным: непрекращающийся ни на минуту процесс познания мира и неустанная работа - естественное состояние человека, позволяющее ему обрести истинную свободу и счастье, доставляющее "минуты невыразимой внутренней радости".
Роман Даниэля Дефо "Робинзон Крузо" отразил наиболее прогрессивные, демократические идеи эпохи раннего Просвещения. Воспользовавшись темой острова, находящегося вне контактов с обществом Дефо на примере жизни Робинзона доказывает непреходящую ценность внутренней свободы в общественном развитии и создании материальной и духовной базы общества. Ро-ман стал острой, бескомпромиссной критикой как феодального прошлого, так и буржуазного настоящего Англии начала ХVIII века.
Философия свободы. Понятие свободы в литературе.
Роман Д.Дефо «Робинзон Крузо» по праву считается первым классическим английским романом. Образ человека, волею судьбы очутившемся на необитаемом острове, изображённый Дефо, у разных людей вызывает порой прямо противоположные ассоциации. Многих повергает в панический ужас вероятность оказаться на месте героя Дефо. Другие же, напротив, в своих мечтаниях желают оказаться на необитаемом острове. Особенно грешат этим влюблённые. Но что это? Стремление к свободе или бегство от неё? И каков подтекст самого писателя? По сей день исследователи его творчества не пришли к окончательному выводу. Да и при-дут ли.?.
За разными текстами стоит разная психология. Читатель имеет право на собственную интерпретацию смысла художественного текста. Эта трактовка зависит не только от текста, но и от психологических особенностей самого читателя. Максимально адекватно читатель истолковывает тексты, созданные на базе близких ему как личности психологических структур.
Проблема свободы – одна из важных и сложных проблем, она волновала многих мыслителей на протяжении многовековой истории человечества. Можно сказать, что это глобальная человеческая проблема, своего рода загадка, которую из века в век пытаются разгадать многие поколения людей. Само понятие свободы заключает в себе подчас самое неожиданное содержание, это понятие очень многогранно, емко, исторически изменчиво и противоречиво.
Свидетельством смысловой “подвижности” и “неконкретности” понятия служит тот факт, что возникает в разных оппозициях. В философии “свобода”, как правило, противостоит “необходимости”, в этике – “ответственности”, в политике – “порядку”. Да и сама содержательная интерпретация слова содержит разнообразные оттенки: она может ассоциироваться и с полным своеволием, она может отождествляться и с сознательным решением, и с тончайшим мотивированием человеческих поступков, и с осознанной необходимостью.
В каждую эпоху проблема свободы ставится и решается по-разному, нередко в противоположных смыслах, в зависимости от характера общественных отношений, от уровня развития производительных сил, от потребностей и исторических задач. Философия свободы человека была предметом исследования различных направлений: Канта и Гегеля, Шопенгауэра и Ницше, Сартра и Ясперса, Бердяева и Соловьева
Шопенгауэр был прав, указав, что для новейшей философии, равно как и для предшествующей традиции, свобода – главная проблема. Шопенгауэр представляет проблему понятия свободы отрицательной, т.е. выявить содержание СВОБОДЫ как понятия, возможно, только указывая на определенные препятствия, мешающие человеку реализовать себя. То есть о свободе говорится как о преодолении трудностей: исчезла помеха – родилась свобода. Она всегда возникает как отрицание чего-то. Определить свободу через самое себя невозможно, поэтому нужно указать на совсем другие, посторонние факторы, и через них выйти на прямую к понятию СВОБОДЫ. Н.А. Бердяев в противовес немецкому философу подчеркивает, что свобода – положительна и содержательна: “Свобода не есть царство произвола и случая”
Свобода – одна из неоспоримых общечеловеческих ценностей. Однако даже самые радикальные умы прошлого, выступавшие в защиту этой святыни, полагали, что свобода не абсолютна. В индивиде сильны инстинкты своеволия, эгоизма, разрушительности. Свобода хороша, пока человек умеряет свои порывы. Человеческая свобода имеет свои противоречия. В практической деятельности некоторые люди нередко, переоценивая свои силы и возможности, ставят перед собой ВЫШИННЫЕ /Беккет/ цели. Когда человек, рассчитывая совершить многое, полагается только на себя, он концентрирует внимание на самом себе и пренебрегает зависимостью от Бога; он порывает связь с Богом и неизбежно впадает в грех. Человеческая свобода, может увеличить и к добру, и ко злу любое желание, и эта уникальная свобода становится источником как разрушительных, так и творческих сил личности.
В случае Робинзона можно считать, что в экстремальных условиях острова его творческие силы активизировались. Изначально назвав остров островом Отчаяния, дух его всё же преобладал над реальным положением вещей и, чтобы выжить герой называет его островом Надежды. По всей видимости, не последнюю роль в этой духовной трансформации сыграла пища духовная – Библия, которую он наряду с самыми необходимыми вещами прихватил с корабля. К тому же, как свидетельствует автор – в трёх экземплярах. Не малый факт для того, чтобы понять внутренний мир героя. Без Веры, без Надежды он бы не выжил. Но в тех условиях Робинзону приходилось учиться жить заново. Он не пал духом, не сломался, в его душе происходила тяжелейшая внутренняя работа. Благодаря этому он и уцелел. Особенно трогает тот факт, что он начал записывать события своей жизни. Для чего завёл две графы: Зло и Добро. Как сказал один мудрый человек (к сожалению, не запомнила его имени), а эта фраза врезалась в мою память чуть ли не со школьной скамьи,- «Жизнь не такая, как она есть, а такая как мы её себе представляем». И спасение Робинзона в том и было, что он умел находить в негативных ситуациях положительные моменты. Моменты его физической работы на острове порой занимают целые главы, и как ни странно, об этом интересно читать, будь то обжиг глиняного горшка, выращивание риса-ячменя или строительство корабля. Не зря же говорят, что «человек не устаёт смотреть на три вещи: на огонь, воду и на то, как кто-то работает». В общем, перечитывая роман, я в очередной раз получила удовольствие. Но это лирическое отступление, вернёмся к теме более серьёзной.
В советское время делался особый упор на якобы прославление труда в романе. Да ничего особенного! Человек на острове совершенно естественно трудился, чтобы выжить! На самом же деле, до всех перипетий, он был нормальный молодой бездельник, в чём сам же не стесняясь, признавался,: «…в кошельке у меня водились деньги, на мне было приличное платье, и я обычно являлся на судно в обличье джентльмена, поэтому ничего там не делал и ничему не научился» . Правда последующая жизнь заставила его пожалеть об этом, ибо, всё равно пришлось ему всему учиться, но в более жёсткой форме. Одному и без учителей. Жизнь прину-дила! Куда от неё денешься…
Человек вожделеет свободы? Так ли это? Ницше и Кьеркегор обратили внимание на тот факт, что многие люди попросту не способны на личностный поступок. Они предпочитают руководствоваться стандартами. Нежелание человека следовать свободе, несомненно, одно из поразительных философских открытий. Оказывается свобода – удел немногих. И вот парадокс: человек согласен на добровольное закабаление. Еще до Ницше Шопенгауэр сформулировал в публикуемой работе тезис о том, что человек не обладает совершенной и устоявшейся природой. Он еще не завершен. Следовательно, он в равной степени свободен и несвободен. Мы часто оказываемся рабами чужих мнений и настроений. Не ушёл от этого и Робинзон. Была же у него мысль вернуться в родительский дом после первых неудач. Но,: « Мне представлялось, как надо мной будут смеяться соседи и как мне будет стыдно взглянуть не только на отца и мать, но и на всех наших знакомых». И ещё одна важная фраза, вложенная в уста Робинзона,: «… люди не стыдятся греха, а стыдятся раскаяния, не стыдятся поступков, за которые их по справедливости должно назвать безумцами, а стыдятся образумиться и жить почтенной и разумной жизнью». Позже на эту формальную зависимость человека от социальности обратят внимание экзистенциалисты. Как бы то ни было, еще Гете писал: “Свобода – странная вещь. Каждый может легко обрести ее, если только он умеет ограничиваться и находить самого себя.
Можно ли говорить о сознательном выборе со стороны индивида, если сторонники психоанализа доказывают, что поведение человека “запрограммировано” впечатле-ниями детства, подавленными вожделениями. Оказывается любой поступок, самый сокровенный или совершенно стихийный, можно предсказать заранее, доказать его неотвратимость.
Американский философ Эрих Фромм выявил и описал особый феномен человеческого сознания и поведения – бегство от свободы. Так называется его книга, которая была выпущена в 1941 году. Основная идея книги состоит в том, что свобода, хотя и принесла человеку независимость и наделила смыслом его существование, но в то же время изолировала его, пробудила в нем чувство бессилия и тревоги. Следствием подобной изоляции стало ОДИНОЧЕСТВО. Невыносимость морального одиночества человека и попытка избежать этого описывается Бальзаком в “Страданиях изобретателя” (IIIч. романа “Утренние иллю-зии”): “Так запомни же, запечатлей в своем столь восприимчивом мозгу: человека страшит одиночество… Если индивид достиг некоторой свободы в мире, он начинает понимать, что свобода обернулась беспредельным одиночеством. Устранив все формы зависимости, индивид в конце концов остается со своей индивидуальной самостью. В Бразилии и Робинзона всё чаще начали посещать мысли об одиночестве в океане людей,- « Я, бывало, постоянно твердил, что живу точно на необитаемом острове, и жаловался, что кругом нет ни одной души человеческой». Хотя, казалось бы, он только недавно бежал из рабства. Но, рабства телесного, а, получив свободу, он остро чувствует Одиночество. Несколькими строками ниже он скажет,-- « Как справедливо покарала меня судьба, когда впоследствии и в самом деле забросила на необитаемый остров, и как полезно было бы каждому из нас, сравнивая своё настоящее положение с другим, ещё худшим, помнить, что провидение во всякую минуту может совершить обмен и показать нам на опыте, как мы были счастливы прежде! Да, повторяю, судьба наказала меня по заслугам, когда обрекла на ту действительно одинокую жизнь на безотрадном острове...» . В “Братьях Карамазовых” Достоевского звучит идеальная для описания этого состояния фраза – “Человек свободен – это значит он одинок”.
Философия ХХ столетия показала, что свобода может стать бременем, непосильным для человека, чем-то таким, от чего он старается избавиться.
Рассмотрим понятие “человек мигрирующий” как знак поиска перемен. Стремление к свободе или “бегство” от нее. Феномен, составляющий понятие “миграция” – это опыт различения динамического и статического, оседлого и миграционного. Западные люди – это люди более оседлые, они дорожат своим настоящим, боятся бесконечности, хаоса, а следовательно, они боятся свободы. Поэтому Робинзон не был понят в своей домашней среде. Для человека Востока тема движения вообще не свойственна. Путь для него – это круг, соединенные пальцы Будды, т.е. замкнутость. Некуда идти, когда все в тебе самом. Поэтому японская культура – это культура внутреннего слова, мысли, а не действия.
Человеческая картина мира в своих истоках обнаруживает сходство с географической картой. Назначение карты в том, чтобы обеспечить ориентацию в пространстве. Сама географическая карта – понятие вторичное, поскольку необходимость и проблематичность ориентации возникает лишь в меняющемся мире. Оседлое существование не нуждается в карте. Ее требует лишь путешествие. Но кто же успел составить карту до путешествия в неведомое? Человек “выхаживает” многие и многие расстояния, чтобы прийти или идти, человек стремится к свободе, чтобы ощущать, желая, или непосредственно обладать?
Но в целом карта пути – это tabula rasa: “пойдешь туда, сам не знаешь куда…” Такие указания дают не столько географическую, сколько эмоциональную ориентацию.
Путешественнику предстоит идти чуть ли не с завязанными глазами, а ведет его в лучшем случае волшебный клубок или нить Ариадны. Готовность героя к свободе подтверждается именно таким путем. Отважится ли он на путешествие, осознает риск, причем ориентиром является абстрактная цель? Карта путешествия оказывалась не столько предпосылкой путешествия, сколько его следствием. Она расширяла мир идущего от центра – дома. Если бы путешественник имел де-тальную карту местности, то элемент путешествия сводился бы на нет. Свобода географии “отупляла” бы ПУТЬ, делала бы его просто перемещением с одного места на другое. Удовольствие предшествующего обуславливает несвобода географическая, но стремление к свободе внутренней. Поиск того, неиспытанного, “сатори”. В силу этого, понимание пути – это пространственное перемещение, как бы абстракция. Прокладывание дорог из одного пространства в другое, изменение человеческой жизни посредством изменения пространств. Ландшафт человеческого мира меняется под влиянием местности. Философы XIX столетия разделили героев на два социально – психологического типа: “странствователи” и “домоседы
Хороши и милы из-за защищенности от внешней агрессии мира не панцирем собственного характера, а созданной ими оболочкой предметного мира. Такая классификация создана посредством влияния города НА СОЗНАНИЕ. Город как тип сознания – это давняя тема. О том, что у каждого города есть свое лицо, говорить не приходится. Известно также, что у каждого города есть свой особенный дух. Возможно, именно этот дух и порождает людей, историю, отношения по образу и подобию городского Лика.
Вывод: творчество - та единственная форма нравственного страхования и свободы в изгнании. Структурное измерение пути состоит в установлении темпа и ритма: восхождение, спуск, периодичность остановок. Тем самым дает право рассмотреть на шкале передвижения: исход, поиск дороги, возвращение, блуждание, скитание. Время и расстояние это координаты пути с познанием, нравственным очищением, обогащением. Преодоление пути – это наиболее частая форма в современных компьютерных играх. Символ дороги и пути – это древнейший символ совершенства /характеризуется мужским фаллическим образом стрелы/.
Многие философы задавались вопросом, что предшествовало странствию. Лишь когда человеку становилось тесно среди себе подобных, и он чувствовал себя чужа-ком, изгоем, он уходил /т.е. исход всегда обоснован/.Причем человек мигрирующий – это человек, превосходящий по силе своих соплеменников, наиболее приспособленный. Путь для него дополнительный опыт, поиск большей свободы. Далеко не каждый бы сумел спастись на месте Робинзона. Он оказался именно тем отборным зерном, у которого оказались крепкие корни чтобы держаться за жизнь. За Надежду, в конце концов. Он как бы творит, практикует своим миграционным опытом, связывает собой миры и пространства, не будучи в плену ни у одного из них.
Местность расширяет табу, накладываемые обществом, границы местности отделяют внешнее пространство от внутреннего, местность служит основой повествования о “своем и чужом”. Дом и очаг – это женская символика. Странствие – мужская.. Путешествие удлиняет пространство и замедляет время. Только трудности путешествия могут удлинить время.
Дом предоставляет телу форму, удобную для выживания. Интерьер играет роль скорлупы, панциря, домика улитки, к которому тело прирастает, иначе враждебная среда его просто бы уничтожила. География мира сама собой напрашивается на прообраз и аналог структуры текста. География возникает как следствие путешествия и его последующее истолкование. Текст – это опыт миграции.
Дефо дает своему герою возможность расширить свое жизненное пространство и по “ступенькам” многоточий выводит за пределы текста в иной уровень БЫТОВАНИЯ /в метатекстуальную жизнь/. Великий писательский гуманизм создал героя изначально свободного в передвижении. Горизонты “иной жизни” манят его к путешествию. Ни запреты отца, ни мольбы матери не в силах его остановить. Как произнес отец Робинзона,-- «Отчизну покидают в погоне за приключениями, сказал он, либо те, кому нечего терять, либо честолюбцы, жаждущие достичь ещё большего» . Но он мечтал о морских путешествиях, и слышать не желал ни о чём другом. Ведь только совершая Великое путешествие человек способен овладеть миром, а значит – стать свободным.
Исход из родных мест – отличительная черта человеческой натуры. Герои отправляются либо в дальние путешествия, либо в очень дальние. Даже без намека сказочной Алисы, можно догадаться, что если куда-то долго идти, то обязательно куда-нибудь да и попадешь. Только в сказках есть альтернатива выбора. Изначально же маршрут твой обусловлен и закономерен. Несмотря на изначальную необратимость своего пути, куда бы ты ни шел, все равно придешь куда следует.
Как известно, вещи очень много могут рассказать о своем хозяине. Они могут взять и доказать, что “хозяин” не свободен, он тяготится к прошлому и связан со своим прошлым цепями вещей. Символ свободы – одинокий путешествующий человек. Но путешествующий налегке. Стремящийся уравнять свободу жизни со свободой смерти: когда Александр Македонский умирал, он попросил в крышке гроба сделать два отверстия для рук, чтобы показать миру, что он ничего не взял.
Библия Робинзона - выразитель эмоционального отношения к миру. Автор действует на уровне переосмысления: вещь-человек /гоголевская традиция/, вещь-символ /символизм/, человек-символ /традиция постмодернизма.
Путешествие выступает как способ изучения мироздания и души героя. Получив от автора свободу передвижения, после произошедших с ним бедствий (страшного шторма, болезни, рабства) оказавшись на воле, герой мечтает о статике. Робинзон всё чаще вспоминает слова отца, что не будет ему счастья без родительского благословения. Да и сам герой склоняется к выводу, что и в родительском доме он мог заниматься тем же, чем приходиться заниматься на чужбине. Первоначальный пыл, с которым он отправлялся в своё первое морское путешествие, у него определенно поостыл. Путешествие – это не только способ передвижения тела, но и полет души: то есть путешествие – это предлог поговорить о человеке, распознать его сущность, путешествие – это проверка на выживаемость и приспособленность к Миру.
Итак, несвобода человека определяется степенью его привязанности к предметному миру, к конкретному времени и пространству. И эта несвобода не противоречит желаниям героя. Всё же человек – создание социальное. И никуда от этого не денешься, на какие бы острова не пришлось сбежать. Всё равно вернёшься к людям. А хорошо это или плохо – не нам решать.

Список использованной литературы:
1.Даниель Дефо «Робинзон Крузо». – Минск: Изд-во «Мастацкая лит-ра», 1987.
2. Папсуев В.В. Даниэль Дефо - романист. К проблеме генезиса романа нового времени в английской литературе ХУШ века. - М., 1983.
3.Белый А. Символизм как миропонимание. – М.: Изд-во “Республика”, 1994. – 528с.
4. История современной зарубежной философии. – С.-Пб.: Изд-во “Лань”, 1997. 480с.
5. История философии в кратком изложении. – М.: Изд-во “Мысль”, 1997. – 590с.
6. Камю А. Творчество и свобода. – М.: Изд-во “Радуга”, 1990. – 602с.
7. Касавин И.Т. “Человек мигрирующий”: Онтология пути и местности // Вопросы философии. – 1997. - №7. – С.74-84.
8 . Новая история стран Европы и Америки. Первый период.//Под ред. Е.Е.Юровской и И.М.Кривогуза. – М., 1997
9. Поспелов Г.Н. Типология литературных родов и жанров. \\ Вестник Моск. Ун-та. – Серия 9. Филология. – 1978. - №4.

ЛЮБОВЬ РОМАНЧУК

"Композиция романа Дефо
"Робинзон Крузо""

http://www.roman-chuk.narod.ru/1/Defoe.htm

1. Вступление

В научной литературе творчеству Дефо посвящены многочисленные книги, монографии, статьи, эссе и т. д. Однако при всем обилии вышедших о Дефо работ единого мнения по поводу особенностей структуры романа, его аллегорического смысла, степени иносказательности, стилистического оформления выработано не было. Большинство работ были посвящены проблематике романа, характеристике системы его образов и анализу философской и социальной основы.

Между тем роман представляет немалый интерес в аспекте структурного и словесного оформления материала как переходной формы от повествовательной структуры классицизма к сентиментальному роману и роману романтизма с его открытой, свободной формообразующей структурой.

Роман Дефо стоит на стыке многих жанров, естественным образом включая в себя их черты и подобным синтезом образуя новую форму, чем представляет особый интерес. А. Елистратова отмечала, что в "Робинзоне Крузо" "было нечто такое, что в дальнейшем оказалось не по плечу литературе" . И это так. О романе Дефо до сих пор спорят критики. Ибо, как справедливо отмечает К. Атарова "роман может быть прочитан очень по-разному. Одних огорчает "бесчувственность" и "бесстрастность" стиля Дефо, других поражает его глубокий психологизм; одних восхищает достоверность описаний, другие упрекают автора в несуразностях, третьи считают его искусным лжецом" .

Значительность роману придает и тот факт, что в качестве героя Дефо впервые выбрал самого обыкновенного, наделенного однако хозяйской жилкой завоевания жизни. Такой герой появился в литературе впервые, так же как впервые была описана каждодневная трудовая деятельность.

Творчеству Дефо посвящена обширная библиография. Однако сам роман "Робинзон Крузо" больше интересовал исследователей с точки зрения проблематики (в частности, социальной направленности пропетого Дефо гимна труду, аллегорических параллелей, реальности главного образа, степени достоверности, философской и религиозной насыщенности и т. п.), нежели с точки зрения организации самой повествовательной структуры.

В отечественном литературоведении из серьезных работ о Дефо следует выделить:

1) книгу Аникста А. А. "Даниель Дефо: Очерк жизни и творчества"(1957)

2) книгу Нерсесовой М. А. "Даниель Дефо" (1960)

3) книгу Елистратовой А. А. "Английский роман эпохи Просвещения" (1966), в которой роман Дефо "Робинзон Крузо" исследуется в основном в аспекте его проблематики и характеристике главного образа;

4) книгу Соколянского М. Г. "Западноевропейский роман эпохи Просвещения: Проблемы типологии" (1983), в котором роман Дефо анализируется в сравнительной характеристики с иными произведениями; Соколянский М. Г. рассматривает вопрос о жанровой специфике романа, отдавая предпочтение авантюрной стороне, анализирует аллегорический смысл романа и образов, а также несколько страниц посвящает анализу соотнесенности мемуарной и дневниковой форм повествования;

5) статью М. и Д. Урновых "Современный писатель" в книге "Даниэль Дефо. Робинзон Крузо. История полковника Джека" (1988), где прослежена суть так называемой "бесчувственности" стиля Дефо, лежащей в выбранной писателем позиции беспристрастного хроникера;

6) главу о Дефо Елистратовой А. А. в "Истории всемирной литературы, т. 5 /Под ред. Тураева С. В." (1988), где показана преемственность романа с предшествующей английской литературой, определены его особенности и отличия (как в идейной трактовке философских и религиозных идей, так и художественной методике), специфика главного образа, философская основа и первоисточники, а также затронута проблема внутреннего драматизма и свойственного роману обаяния; в данной статье А. Елистратовой указано место романа Дефо в системе просветительского романа, его роль в становлении реалистического метода и особенности реализма романа;

7) книгу Урнова Д. "Дефо" (1990), посвященную биографическим данным писателя, одна глава в данной книге уделена роману "Робинзон Крузо", собственно литературоведческому анализу которого (а именно явлению простоты стиля) посвящено две страницы;

8) статью Атаровой К. Н. "Секреты простоты" в кн. "Д. Дефо. Робинзон Крузо" (1990), в которой Атарова К. Н. исследует вопрос о жанре романа, сути его простоты, аллегорических параллелях, приемах верификации, психологическом аспекте романа, проблематике образов и их первоисточниках;

9) статью в кн. Миримского И. “Статьи о классиках” (1966), в которой подробно исследуются фабула, сюжет, композиция, образы, манера повествования и др. аспекты;

10) книгу Урнова Д. М. “Робинзон и Гулливер: Судьба двух литературных героев” (1973), название которой говорит само за себя;

11) статью Шалаты О. “Робiнзон Крузо” Дефо у свiтлi бiблiйної тематики (1997).

Однако авторы перечисленных работ и книг совсем мало внимания уделяли как собственно художественному методу и стилю Дефо, так и специфике его повествовательной структуры в различных аспектах (от общей формообразующей компоновки материала до частных деталей, касающихся раскрытия психологии образа и его скрытого смысла, внутренней диалогичности и т. д.).

В зарубежном литературоведении роман Дефо чаще всего анализировался на предмет его:

Аллегоричности (Дж. Старр, Карл Фредерик, Э. Циммерман);

Документальности, в которой английские критики усматривали недостаток повествовательной манеры Дефо (как, например, Ч. Диккенс, Д. Найджел);

Достоверности изображаемого. Последнее оспаривали такие критики, как Уотт, Уэст и др.;

Проблематики романа и системы его образов;

Социальной интерпретации идей романа и его образов.

Подробному разбору повествовательной структуры произведения посвящена книга Э. Циммермана (1975), в которой анализируется соотношение дневниковой и мемуарной частей книги, их смысл, приемы верификации и другие аспекты. Лео Брэди (1973) исследует вопрос о соотношении монологичности и диалогичности романа. Вопрос о генетической связи между романом Дефо и "духовной автобиографией" освещен в книгах: Дж. Старра (1965), Дж. Гюнтера (1966), М. Г. Соколянского (1983) и др.

II. Аналитическая часть

1. Источники "Робинзона Крузо"(1719]

Источники, послужившие фабульной основой романа, можно разделить на фактологические и литературные. К первым относится поток авторов путевых очерков и записок конца XVII-начала XVIII вв., среди которого К. Атарова выделяет двух :

1) адмирал Уильям Дампьер, выпустивший книги:

"Новое кругосветное путешествие", 1697; "Путешествия и описания", 1699; "Путешествие в Новую Голландия", 1703;

2) Вудс Роджерс, написавший путевые дневники тихоокеанских путешествий, в которых описана история Александра Селькирка (1712), а также брошюру "Превратности судьбы, или Удивительные приключения А. Селькирка, написанные им самим".

А. Елистратова выделяет также Френсиса Дрейка, сыра Вальтера Ролея и Ричарда Гаклюйта .

Среди возможных чисто литературных источников позднейшими исследователями выделялись:

1) роман Генри Невиля "Остров Пайнса, или Четвертый остров близ неизвестного австралийского материка, недавно открытый Генрихом Корнелиусом фон Слоттен", 1668;

2) роман арабского писателя XII в. Ибн-Туфайля "Живой, сын Бодрствующего", вышедший в Оксфорде на латыни в 1671 г., а затем три раза переиздававшийся на английском до 1711 г.

3) роман Афры Бен "Оруноко, или Царственный раб", 1688, повлиявший на образ Пятницы;

4) аллегорический роман Джона Беньяна "Путь паломника"(1678);

5) аллегорические повести и притчи, восходящие к пуританской демократической литературе XVII в., где, по выражению А. Елистратовой, "духовное развитие человека передавалось с помощью предельно простых, житейски конкретных подробностей, полных вместе с тем скрытого, глубоко значительного нравственного смысла" .

Книга Дефо, появившись среди прочей весьма многочисленной литературы о путешествиях, захлестнувшей Англию того времени: подлинных и вымышленных отчетов о кругосветных плаваниях, мемуаров, дневников, путевых заметок купцов и мореходов, - сразу заняла в ней главенствующее положение, консолидировав в себе многие ее достижения и литературные приемы. И потому, как справедливо отмечает А. Чамеев, "как бы разнообразны и многочисленны ни были источники "Робинзона Крузо", и по форме, и по содержанию роман представлял собой явление глубоко новаторское. Творчески усвоив опыт предшественников, опираясь на собственный журналистский опыт, Дефо создал оригинальное художественное произведение, органически сочетавшее в себе авантюрное начало с мнимой документальностью, традиции мемуарного жанра с чертами философской притчи" .

2. Проблемы жанровой принадлежности романа

Сюжет романа "Робинзон Крузо" (1719) распадается на две части: в одной описываются события, связанные с общественным бытием героя, пребыванием на родине, во второй описывается отшельническая жизнь на острове.

Повествование ведется от первого лица, усиливая эффект правдоподобия, автор из текста полностью изъят. Однако, хотя по жанру роман близок описательному жанру реального происшествия (морской хроники), назвать сюжет чисто хроникальным нельзя. Многочисленные рассуждения Робинзона, его отношения с Богом, повторы, описания владеющих им чувств, нагружая повествование эмоциональной и символической составляющими, расширяют рамки жанрового определения романа.

Недаром к роману "Робинзон Крузо" было применено множество жанровых определений: приключенческий просветительский роман (В. Дибелиус); авантюрный роман (М. Соколянский); роман воспитания, трактат о естественном воспитании (Жан Жак Руссо); духовная автобиография (М. Соколянский, Дж. Гюнтер); островная утопия, аллегорическая притча, "классическая идиллия свободного предпринимательства", "беллетристическое переложение локковской теории общественного договора" (А. Елистратова).

Согласно М. Бахтину, роман "Робинзон Крузо" можно назвать романизированными мемуарами , с достаточной "эстетической структурностью" и "эстетической преднамеренностью" (по Л. Гинзбург - ).

Как отмечает А. Елистратова: "Робинзон Крузо" Дефо, прообраз просветительского реалистического романа в еще необособленном, нерасчлененном виде, совмещает в себе множество различных литературных жанров" .

Во всех этих определениях содержится зерно истины.

Так, "эмблемой авантюрности, - пишет М. Соколянский, - нередко является присутствие слова "авантюры" (приключение) уже в названии произведения" . В заголовке же романа как раз стоит: "Жизнь и удивительные приключения...". Далее, авантюра - это разновидность события, но события чрезвычайного. А уже сама фабула романа "Робинзона Крузо" представляет экстраординарное событие. Над Робинзоном Крузо Дефо произвел своеобразный просветительский эксперимент, забросив его на необитаемый остров. Иными словами, Дефо временно "выключил" его из реальных общественных связей, и практическая деятельность Робинзона предстала в общечеловеческой форме труда. Этот элемент и составляет фантастическое ядро романа и одновременно тайну его особой привлекательности.

Признаками духовной автобиографии выступает в романе сама форма повествования, свойственная данному жанру: мемуарно-дневниковая. Элементы романа воспитания содержатся в рассуждениях Робинзона и его противостоянии одиночеству.

Как пишет К. Атарова: "Если рассматривать роман в целом, это остросюжетное произведение распадается на ряд эпизодов, характерных для беллетризованного путешествия (так называемое imaginaire"), популярного в XVII-XVIII вв. В то же время центральное место в романе занимает тема возмужания и духовного становления героя" .

А. Елистратова отмечает, что: "Дефо в "Робинзоне Крузо" стоит уже в непосредственной близости к просветительскому "роману воспитания" .

Роман можно прочесть и как аллегорическую притчу о духовном падении и возрождении человека -иными словами, как пишет К. Атарова, "повествование о скитаниях заблудшей души, отягченной первородным грехом и через обращение к Богу обретшей путь к спасению" .

"Дефо недаром настаивал в 3-й части романа на его аллегорическом смысле, - отмечает А. Елистратова. - Благоговейная серьезность, с какою Робинзон Крузо вдумывается в свой жизненный опыт, желая постичь его скрытое значение, суровая скрупулезность, с какою он анализирует свои душевные побуждения, - все это восходит к той демократической пуританской литературной традиции XVII в., которая получила завершение в "Пути паломника" Дж. Бэньяна. Робинзон видит проявление божественного промысла в каждом происшествии своей жизни; его осеняют пророческие сны... кораблекрушение, одиночество, необитаемый остров, нашествие дикарей - все кажется ему божественными карами" .

Любое пустячное происшествие Робинзон осмысляет как "промысел божий", а случайное стечение трагических обстоятельств -как справедливая кара и искупление за прегрешения. Даже совпадения дат представляются герою осмысленными и символическими:

"... греховная жизнь и жизнь уединенная", - подсчитывает Крузо, - начались для меня в один и тот же день" , 30 сентября).

Согласно Дж. Старру, Робинзон выступает в двуединой ипостаси -и как грешник, и как избранник божий .

"Смыкается с таким осмыслением книги, - отмечает К. Атарова, - и интерпретация романа, как вариации библейского сюжета о блудном сыне: Робинзон, презревший советы отца, покинувший отчий дом, постепенно, пройдя через жесточайшие испытания, приходит к единению с Богом, своим духовным отцом, который, как бы в награду за покаяние, дарует ему в конечном счете спасение и благоденствие" .

М. Соколянский, приводя мнение западных исследователей по данному вопросу, оспаривает выдвинутую ими интерпретацию "Робинзона Крузо" как модифицированного мифа о пророке Ионы.

"В западном литературоведении, - отмечает он, - особенно в новейших трудах фабула "Робинзона Крузо" нередко интерпретируется как модификация мифа о пророке Ионе. При этом игнорируется активное жизненное начало, присущее герою Дефо... Разница ощутима в чисто фабульном плане. В "Книге пророка Ионы" библейский герой фигурирует именно как пророк...; герой Дефо в роли предсказателя вовсе не выступает..." .

Это не совсем так. Многие интуитивные прозрения Робинзона, равно как и его вещие сны, вполне могут сойти за предсказания, внушенные свыше. Но далее:

"Жизнедеятельностью Ионы полностью управляет всевышний... Робинзон же, сколь много он ни молится, в своей деятельности активен, и эта поистине творческая активность, инициативность, изобретательность никак не позволяет воспринять его как модификацию ветхозаветного Ионы" .

Современный же исследователь Е. Мелетинский считает роман Дефо с его "установкой на бытовой реализм" "серьезной вехой на пути демифологизации литературы" .

Между тем, если уж проводить параллели между романом Дефо и Библией, то скорее напрашивается сравнение его с книгой "Бытие" . Робинзон по сути создает свой мир, отличный от островного мира, но отличный и от оставленного им мира буржуазного - мир чистого предпринимательского творения. Если герои предыдущих и последующих "робинзонад" попадают в готовые, уже сотворенные до них миры (реальные или фантастические - например, Гулливер), то Робинзон Крузо строит этот мир шаг за шагом подобно Богу. Вся книга посвящена доскональному описанию творения предметности, ее умножения и материального наращивания.

Акт этого творения, разбитый на множество отдельных моментов, оттого так захватывающ, что в основу его положена не только история человечества, но и история всего мира. В Робинзоне поражает его богоподобность, заявленная не в форме Писания, а в форме житейского дневника. Присутствует в нем и остальной арсенал, свойственный Писанию: заветы (многочисленные советы и наставления Робинзона по разным поводам, даваемые в напутствие), аллегорические притчи, обязательные ученики (Пятница), поучительные истории, каббалические формулы (совпадения календарных дат), временная разбивка (день первый и т. д.), ведение библейских родословных (место которых в родословных Робинзона занимают растения, животные, урожаи, горшки и т. д.). Библия в "Робинзоне Крузо" словно пересказана на заниженном, обытовленном, третьесословном уровне. И как просто и доступно по изложению, но емко и сложно в интерпретации Св. Писание, так же внешне и стилистически прост, но в то же время фабульно и идейно емок "Робинзон".

Сам Дефо печатно уверял, что все злоключения его Робинзона не что иное, как аллегорическое воспроизведение драматических перипетий в его собственной жизни.

Многие же детали приближают роман к будущему психологическому роману.

"Некоторые исследователи, - пишет М. Соколянский, - не без оснований подчеркивают значение творчества Дефо-романиста для становления европейского (и прежде всего английского) психологического романа. Автор "Робинзона Крузо", изображая жизнь в формах самой жизни, сосредоточивал внимание не только на внешнем мире, окружающем героя, но и на внутреннем мире мыслящего религиозного человека" . А по остроумному замечанию Э. Циммермана, "Дефо в некоторых отношениях связывает Бэньяна с Ричардсоном. Для героев Дефо... физический мир есть слабо различимый признак более важной реальности..." .

3. Композиция сюжета

Повествовательная структура роман Дефо "Робинзон Крузо" выполнена в форме самоповествования, оформленного в виде сочетания мемуаров и дневника. Точки зрения персонажа и автора идентичны, а, точнее, точка зрения персонажа является единственной, поскольку автор от текста полностью абстрагирован. В пространственно-временном плане повествование совмещает хроникальный и ретроспективный аспект.

Главной целью автора ставилась наиболее удачная верификация, то есть придание своим произведениям максимальной достоверности. Поэтому еще в самом "предисловии редактора" Дефо утверждал, что "это повествование -лишь строгое изложение фактов, в нем нет ни тени вымысла".

"Дефо, - как пишут М. И Д. Урновы, - находился в той стране и в то время и перед той аудиторией, где вымысла не признавали в принципе. Поэтому, начиная с читателями ту же игру, что и Сервантес... Дефо не решился объявить об этом прямо" .

Одну из главных черт повествовательной манеры Дефо как раз и составляет достоверность, правдоподобие. В этом он был не оригинален. В интересе к факту, а не к вымыслу проявлялась характерная тенденция эпохи, в которую жил Дефо. Замыкание в рамках достоверного являлось определяющей характеристикой авантюрного и психологического романов.

"Даже в "Робинзоне Крузо", - как подчеркивал М. Соколянский, - где роль гиперболизации весьма велика, все необычайное облачено в одежды достоверности и возможности" . В нем нет ничего сверхъестественного. Сама фантастика "загримирована под реальность, а невероятное изображено с реалистической достоверностью" .

"Выдумывать достовернее правды", - таков был принцип Дефо, на свой лад сформулированный закон творческой типизации.

"Автор "Робинзона Крузо", - отмечают М. и Д. Урновы, - был мастером правдоподобной выдумки. Он умел соблюдать то, что уже в позднейшие времена стали называть "логикой действия", - убедительность поведения героев в обстоятельствах вымышленных или предполагаемых" .

Все повествование в романе "Робинзон Крузо" ведется от первого лица, глазами самого героя, через его внутренний мир. Автор из романа полностью изъят. Данный прием не только увеличивает иллюзию правдоподобия, придавая роману видимость сходства с документом очевидца, но и служит чисто психологическим средством самораскрытия персонажа.

Если Сервантес, на которого ориентировался Дефо, строит своего "Дон-Кихота" в виде игры с читателем, в которой злоключения несчастного рыцаря описаны глазами стороннего исследователя, узнавшего о них из книги иного исследователя, который, в свою очередь, слышал о них от... и т. д., то Дефо строит игру по иным правилам: правилам всамделишности. Он ни на кого не ссылается, никого не цитирует, очевидец описывает все случившееся сам.

Именно подобный вид повествования разрешает и оправдывает появление в тексте множество описок и погрешностей. Очевидец не в силах удержать все в памяти и соблюсти во всем логику следования. Неотшлифованность сюжета в данном случае служит лишним доказательством истинности описываемого.

"Сама монотонность и деловитость этих перечислений, - пишет К. Атарова, - создает иллюзию достоверности -вроде бы, зачем так скучно выдумывать? Однако в детальности сухих и скупых описаний есть свое обаяние, своя поэтичность и своя художественная новизна" .

Даже многочисленные погрешности в детализированном описании не нарушают правдоподобия. K примеру:

"Раздевшись, я вошел в воду...", а, поднявшись на корабль, "... набил карманы сухарями и ел их на ходу" ;

или когда сама дневниковая форма выдержана непоследовательно, и рассказчик часто вносит в дневник те сведения, о которых он мог узнать только позднее. Hапример, в записи от 27 июня он пишет:

"Даже потом, когда, по должном раздумье, я осознал свое положение..." и т. д.

Сюжетная схема "Робинзона Крузо" обычно пересказывается в двух аспектах: как чисто событийный ряд и как интерпретация системы образов. Над своим героем Дефо произвел своеобразный просветительский эксперимент, забросив его на необитаемый остров и тем самым временно "выключив" из реальных общественных связей. Этот элемент составляет фантастическое ядро романа, являясь одновременно причиной особой его притягательности. Реальное случайное происшествие, произошедшее с моряком Селькирком, прожившем на острове Хуан-Фердинанде четыре года, в романе Дефо получает необычную трактовку, обрастая различными деталями и трансформируясь в итоге в грандиозный миф. Взяв столь нетипичную редкую фабулу для художественного произведения, условность которой вытекает из одного лишь факта эксперимента, ставящего целью изучение поведения человека в экстремальных условиях, Дефо удается необычайно типизировать ее, введя понятие "робинзонады" как такового. Как пишет И. Миримский: "Читатель, захваченный пафосом самодеятельности героя, подкупающей простотой языка, правдоподобием вымысла, забывает о границах возможного и невозможного. Заведомая неправда ощущается как реальный факт" . Робинзонада, этот случай из случаев, становится предметом большого художественного обобщения. Ощущение необыкновенного правдоподобия не пропадает даже на фоне "неестественного развития характера в плане этой фабулы" .

Стержнем фабулы является жизнь Робинзона на необитаемом острове. Это ядро повествования с двух сторон окаймляется описанием жизни Робинзона до попадания на остров и, аналогично, по возвращении в родную среду. Эта сюжетная канва выполняет роль своего рода локомотива, зашвыривающего Робинзона на остров и затем, по прошествии четверти века, извлекающего его оттуда. Однако она несет определенную нагрузку и в аспекте характеристики героя. Следует отметить, что фабульная, событийная насыщенность малой по объему доостровной части значительно выше, нежели основного повествовательного ядра, в котором функция событийности частично переходит во внутренний аспект -переживания, размышления, рефлексию героя. Подобный переход событийной нагрузки отмечает сам Робинзон:

"I do not remember that I had in all that Time one Thought that so much as tended either to looking upwards toward God, or inwards towards a Reflection upon my own Ways: But a certain Stupidity of Soul, without Desire of Good, or Conscience of Evil, had entirely overwhelm"d me"

("Не помню, чтобы за все это время моя мысль хоть раз воспарила к богу или чтобы хоть раз я бы оглянулся на себя, задумался над своим поведением. На меня нашло какое-то нравственное отупение: стремление к добру и сознание зла были мне равно чужды" ).

Случайных эпизодов множество во всем романе, однако, как замечает И. Миримский, "случайная фабула не только не колеблет единства тематического замысла, но даже, наоборот, органически совпадает с ним, тем самым предельно раздвигая горизонты типического обобщения" .

Согласно предложенной В. Шкловским схемы сюжет "Робинзона Крузо" относится к смешанному типу хроникально-концентричного сюжета.

Композиция романа Дефо "Робинзон Крузо" совмещает в себе композицию прямого времени и принцип естественности. Линейность повествования не несет строгой заданности развития действия, свойственной классицистической литературе, а подчинена субъективному восприятию времени героем. Описывая подробно некоторые дни и даже часы своего пребывания на острове, в иных местах он запросто перескакивает через несколько лет, упоминая о них в двух строчках:

"Thus in two Years Time I had a thick Grove"

("Через два года перед моим жилищем была уже молодая рощица" );

"Наступил двадцать седьмой год моего пленения" );

"I entertain"d such an Abhorrence of the Savage Wretches, that I have been speaking of, and of the wretched inhuman Custom of their devouring and eating one another up, that I continu"d pensive, and sad, and kept close within my own Circle for almost two Years after this"

("ужас и отвращение, внушенные мне этими дикими извергами и их бесчеловечным обычаем пожирать друг друга, повергли меня в мрачное настроение, и около двух лет я просидел в той части острова, где были расположены мои земли..." ).

Принцип естественности позволяет герою часто возвращаться к уже сказанному или же забегать намного вперед, внося в текст многочисленные повторы и опережения, которыми Дефо как бы дополнительно удостоверяет подлинность воспоминаний героя, как и всякие воспоминания склонных к перескокам, возвратам, повторам и самим нарушением последовательности рассказа, допущенными в текст неточностями, ошибками и алогизмами создающих естественную и предельно достоверную ткань повествования.

В доостровной части повествования присутствуют черты композиции обратного времени, ретроспекции, повествования с конца. В островной части линейность повествования нарушается: вставками дневника; рассуждениями и воспоминаниями Робинзона; его обращениями к Богу; повторением и многократным сопереживанием по поводу случившихся событий (например, по поводу увиденного отпечатка следа; испытываемого героем чувство страха по поводу дикарей; возврата мыслей к способам спасения, к совершенным им действиям и постройкам и т. д.).

Разделительной линией между внутренним и внешним событийными рядами зачастую служит фраза:

"But to go on" ("Но возвращаюсь к своему рассказу" ). Аналогичная фраза отделяет от рассуждений и дневник: "But 1 return to my Journal" ("Но возвращаюсь к дневнику" ).

Можно не согласиться с мнением Ю. Кагарлицкого, полагающим, что "романы Дефо лишены разработанного сюжета и строятся вокруг биографии героя, как перечень его успехов и неудач" .

Жанр мемуаристики как раз и предполагает видимую неразработанность сюжета, которая, таким образом, способствует усилению иллюзии правдоподобия. Еще более такой иллюзией обладает дневник.

Однако роман Дефо нельзя назвать сюжетно неразработанным. Напротив, каждое ружье у него стреляет, и описывается в нем ровно то, что нужно герою и ничего больше. В романе отсутствуют описания, пейзаж, портретные характеристики. Робинзон замечает лишь то, что годится к использованию, отсекая всякую иную информацию. И Дефо ни на минуту не забывает, каков его герой. Жанр мемуаристики, предполагая видимую неразработанность сюжета, способствует усилению иллюзии правдоподобия. Еще более такой иллюзией обладает дневник.

Лишь изредка Робинзон применяет эстетическую оценку, да и то переходящую в утилитаризм:

"On the Bank of this Brook I found many pleasant Savana"s, or Meadows; plain, smooth, and cover"d with Grass; and on the rising Parts of them next to the higher Grounds, where the Water, as it might be supposed, never overflow"d I found a great deal of Tobacco, green, and growing to great and very strong Stalk; there were divers other Plants which I had no Notion of, or Understanding about, and might perhaps have Vertues of their own, which I could find out"

("По берегам его тянулись красивые саванны, или луга, ровные, гладкие, покрытые травой, а дальше -там, где низина постепенно переходила в возвышенность... я обнаружил обилие табака с высокими и толстыми стеблями. Там были и другие растения, каких я раньше никогда не видел; весьма возможно, что, знай я их свойства, я мог бы извлечь из них пользу для себя" ).

Лаконичность в сочетании с бухгалтерской обстоятельностью, отражающая тот же практический склад ума героя, свидетельствует о настолько тесном проникновении в психологию героя, сращении с ним, что как предмет исследования она ускользает от внимания. Робинзон нам настолько понятен и виден, настолько прозрачен, что, кажется, и задумываться не о чем. Но понятен он нам благодаря Дефо. Зато как четко обосновывается Робинзоном (непосредственно в рассуждениях) и Дефо (через последовательность событий) аллегорически-метафизическая интерпретация событий! Даже появление Пятницы укладывается в библейскую аллегорию. "И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым; но для человека не нашлось помощника, подобного ему" [Быт. 2:20]. И вот судьба творит Робинзону помощника. На пятый день Бог создал жизнь и живую душу. Туземец является Робинзону именно в Пятницу.

Сама композиционная структура по своей открытой, разорванной форме, в отличие от замкнутой в строгие рамки правил и сюжетных линий структуры классицизма, стоит ближе к структуре сентиментального романа и романа романтизма с его вниманием к исключительным обстоятельствам. Роман в определенном смысле представляет синтез различных повествовательных структур и художественных приемов: романа приключений, сентиментального романа, романа-утопии, романа-жизнеописания, романа-хроники, мемуаров, притчи, философского романа и т. д.

Двойственный сюжет романа обладает и двойственными компонентами.

1) Доостровной приключенческий сюжет.

Экспозиция сюжета занимает два первых абзаца, в которых герой сообщает о своем происхождении, имени, местоприбывании и занятиях. Подобным образом начинались все жизнеописания. Затем следует краткая завязка, в которой повествуется о желании героя покинуть отчий дом, причинах этой страсти, споре с отцом и, наконец, побеге на корабле из дома. Как он признается,

"that there seem"d to be something fatal in Propension of Nature tending directly to the Life of Misery which was to befal me"

("было что-то роковое в этом природном влечении, толкавшем меня к злоключениям, которые выпали мне на долю" ).

С этого момента в силу вступают авантюрные законы формирования повествовательной структуры, в основу авантюры изначально положена любовь к морю, которая и дает толчок событиям. Развитие действия посвящено описанию различных странствий героя и перипетий, в которые он попадает. Кульминацией является шторм и развязкой -кораблекрушение и попадание Робинзона на остров. И все это - на 40 страницах сжатого хронологическими рамками текста.

Основной конфликт в этой части сюжета представлен в виде разногласия между Робинзоном и его отцом и ощущением вины перед последним. Этот конфликт получает выражение в виде темы злой судьбы, преследующей Робинзона. Лейтмотивом доостровной части являются его слова о том, что

"it is a secret over-ruling Decree that hurries us on to be the Instruments of our own Destruction"

("какое-то тайное веление всесильного рока побуждает нас быть орудием собственной своей гибели" ),

многократно и почти дословно повторяемые героем в различных местах. Эта тема, разрывающая линейность авантюрного повествования первой части и вносящая в нее мемуарное начало последующих воспоминаний (прием синтаксической тавтологии), является связующей аллегорической нитью между первой (греховной) и второй (покаянной) частями романа. К этой теме, только в ее обратном отображении, Робинзон непрестанно возвращается на острове, представляющемся ему в образе Божьей кары.

Разрешается данный конфликт "Божьей карой"-кораблекрушением и одиночеством.

2) Островная часть.

Завязку островного сюжета можно вести с разных точек отсчета: в качестве ее можно считать весь первый авантюрный сюжет; последнее предпринятое Робинзоном путешествие за рабами или непосредственно попадание на остров. Для развития действия этого сюжета, впрочем, важна лишь последняя деталь. В конце концов неважно, каким путем герой попадает на остров, главное - что он на нем оказался. Развитие действия поначалу строится на основе схемы развития стадий человеческого общества. Робинзон вживается в остров, затем его осваивает, затем начинает изменять, его деятельность все усложняется, производство вещей увеличивается.

События развертываются вокруг трудовой деятельности Робинзона, на перечислении его "трудов и дней" и носят характер перечисления его основных достижений: пошив одежды, жилища, высеивание семян, сбор урожая, постройка загона для коз, создание орудий труда, выжигание горшков и т. д. Авантюрное начало уступает место началу описательному. Событийный ряд прослеживается в двух ипостасях: внешние поступки и происшествия - и внутренние переживания, к которым относятся и сны.

Относительно сюжетной роли снов в повествовании И. Миримский пишет: "... ограниченный самоповествовательной формой в композиционных приемах, Дефо тем чаще и с полным правом обращается к сновидениям и предчувствиям своего героя. Они органически входят в мирочувствование героя и в романе используются как средство поддерживать на известной высоте внимание читателей. Так, если первый угрожающий сон впервые обращает Робинзона лицом к богу, то второй выполняет три функции: подтверждает бытие высшей силы, в туманных контурах предупреждает читателя об эпизоде со спасением Пятницы и прибавляет еще один аргумент в оправдание кровавой расправы с туземцами. Функцию пролога выполняет и третий сон Робинзона, побуждающий его на склоне лет снова посетить свой остров. Всего в романе пять снов, а предчувствий ("внутренний голос", как их называет Робинзон) в несколько раз больше. Сюжетной ступенчатости они не создают, но, прелюдируя к событиям, оживляют ход повествования" .

Робинзон проходит в этой части повествования все стадии развития человеческого общества: от охотника, земледельца, скотовода до рабовладельца и предпринимателя. Правда, все эти стадии находятся под неусыпным контролем дельца-буржуа (отсюда -бесконечные подсчеты, прикидки, стратегии, цифры).

Начавшись с высадки на остров, сюжет постепенно все более драматизируется, обрастая все более динамичными событиями, различными перипетиями, действиями. События, факты все более доминируют над переживаниями Робинзона. Обширные в начале, переживания героя становятся сродни размышлениям над действиями и выработке стратегий. По мысли И. Миримского: "Дефо ведет своего героя в плоскости нарастающего действия, в движении событий развязывает узел основной идеи. В этом смысле для Дефо имеет значение не внутренняя связь и взаимообусловленность фактов, а прежде всего то, в какой мере факты способствуют закреплению единства эпического стиля. Отобранные из хаотической жизни, они в основном отвечают следующим трем требованиям:

1) локально-типичны сами по себе;

2) представляют достаточно сложный вид контраверсы, чтобы преодоление ее вскрывало энергический характер, и

3) интригующе-занимательны.

Компонируются события по принципу простой хронологической последовательности, нанизываясь, как на вертел, на стержень повествования. Легко заметить, что по мере ослабевания внутренней напряженности темы "Робинзона" факты теряют постепенно свои первые два качества; за ними остается одна роль: развлекательная... Обособляясь от ведущей идеи произведения и от его образа, приключения становятся самоцелью" .

Событийный ряд членится на ряд эпизодов, представляя собой открытую структуру: к этим событиям можно добавить еще три, пять, десять иных эпизодов, которые нисколько не разрушат основную нить повествования. Авантюрное начало в данном перечне создается неожиданными случайными находками: горстки семян, запасов с утонувшего корабля, Библии. Наращивание авантюрного плана начинается с обнаружения Робинзоном следа ноги и в дальнейшем усиливается в связи с появившейся опасностью в лице каннибалов. К природным неожиданностям прибавляется человеческий фактор. Соответственно происходит ускорение темпа событийности. Если раньше счет шел годами, и Робинзон легко перескакивал в своим описании через несколько лет, то теперь сроки между событиями сжимаются. От обнаружения следа ноги до нахождения остатков каннибальского пиршества проходит всего два года, до появления Пятницы - полтора года и до полного освобождения Робинзона - три года.

Наращивание событийности и драматизма повествования постепенно подводит к кульминации: встрече с пиратским кораблем. Следует отметить, что хотя условно кульминацией может считаться встреча Робинзона с пиратами и война с ними, на самом деле локальных кульминационных моментов в сюжете несколько: каждая победа Робинзона над природой, создание новой вещи может рассматриваться как кульминационный момент в его деятельности. По мере развертывания сюжета происходит как бы наращивание кульминационного аспекта одновременно с наращиванием степени бытия Робинзона и наращивания человеческого окружения: от новых вещей и построек, до обретения Пятницы, дикарей, пиратов и, наконец, всего общества. Повествование об итогах возвращения в него выступает в качестве благополучной развязки.

Появление Пятницы вносит некоторое утишение в ход событий и эмоциональный накал повествования, в основе которого лежало непреходящее чувство страха:

("страх вытеснил из моей груди всякую надежду на Бога, все мое упование на него..." ),

и сюжет разворачивается в сторону описательной стороны отношений между хозяином Робинзоном и рабом Пятницей.

По мнению И. Миримского, "Пятница, которому Дефо обязан решением проблемы разумной эксплуатации рабов, становится серьезной помехой для дальнейшего развертывания повествования" . Он везде сопутствует Робинзону, и потому обходить его молчанием нельзя. Во второй части "Робинзона" Дефо выйдет из этого затруднения, послав Пятницу на смерть от рук его собратьев-дикарей. После встречи и описания развитий отношений господина и раба наращивание событий вновь происходит за счет внешних обстоятельств. Толчок им дает высадка на остров пиратов, с которыми Робинзон вступает в войну. Наградой за это является его возвращение домой.

Параллельно с упоением от своих трудов Робинзон испытывает определенные сомнения в верности своего поведения, он обращается к Богу, а свое отшельничество видит как способ покаяния в своих грехах, и прежде всего в грехе перед отцом.

Конфликтность, на которой держится сюжет, подразделяется на два аспекта: внешнюю и внутреннюю. В качестве внешних конфликтов выступают следующие ряды: Робинзон и Природа, Робинзон и дикари, Робинзон и пираты. В качестве внутренних, по выражению И. Миримского, "противоречие между пафосом практического действия и ограниченностью морального кодекса, между бесстрашием конквистадора и филистерством лавочника, между властолюбием и безразличием к обществу, между рассудочной холодностью и творческой страстностью" . Душа стяжателя-бродяги, толкающая героя к новым авантюрам, борется в Робинзоне с душой "ограниченного, трусливого, расчетливого мещанина-пуританина" , удерживая его от "безумств" авантюрной жизни. Обращения к Богу, проповеди умеренности и воздержания, призывы к покаянию, присутствующие в отступлениях героя, противоречат его последующим действиям и побуждениям. На всем протяжении островной части повествования происходит диалог Робинзона с самим собой, вечный спор разума со страстью, в котором никто не является победителем: результирующая борьбы Робинзона с самим собой равна нулю. По возвращении домой Робинзон такой же, как и в начале. В этом смысле можно сказать, что внутренняя конфликтность в романе не получила своего логического разрешения, а лишь была попросту снята с возвращением героя. На это неестественное развитие характера, статичность Робинзона указывали многие исследователи: Ч. Диккенс, И. Миримский, М. Урнов, А. Елистратова и др.), видя причины подобной статичности в различных факторах: от верности героя самому себе (Д. Урнов, ), от следствия "реинтеграции" героя в буржуазном обществе (А. Елистратова, до намеренной идеализации заданного героя (И. Миримский, или даже явного недостатка и просчета Дефо (Ч. Диккенс, ).

По мнению И. Миримского, "желание Дефо дать в лице Робинзона в полном смысле положительного героя своего класса, героя, в котором положительная характеристика сочеталась бы с глубокой типичностью реалистического обобщения, приводила его к необходимости пользоваться ложью и идеализацией как художественными средствами оправдания самых мрачных сторон капиталистического общества... прибегать к котурнам поэтического обмана..." .

Помимо внешнего событийного ряда, сюжет обладает и внутренним подспудным развитием, позволяющим прослеживать различные аллегорические интерпретации и параллели. В аллегорическом осмыслении сюжет рассматривали прежде всего сам Дефо в 3-й части романа, Дж. Старр, К. Фредерик, Э. Циммерман, а из отечественных исследователей - К. Атарова, М. Соколянский, А. Елистратова. Обытовленным пересказом аллегорической притчи о духовном падении и возрождении человека виделся сюжет К. Атаровой . Согласно Дж. Старру, сюжет романа являлся вариацией библейского сюжета о блудном сыне . К. Фредерик интерпретирует фабулу "Робинзона Крузо" как модификацию мифа о пророке Ионе . Данную версию оспаривает М. Соколянский, предлагая свою - о скитаниях заблудшей души, которой соответствовало и выбранная Дефо форма повествования в виде дневника и мемуаров, имевшая распространение в "духовных автобиографиях" пуритан того времени .

В фабульном плане аллегоричность романа проявляется в вещих снах Робинзона; в постоянном споре разума с верой в божью милость или кару; в выраженной через совпадения календарных дат и обилие цифровых подсчетов каббалистике, прямой назидательности героя. Символика сюжета прослеживается в самой деятельности Робинзона, демонстрирующей этапы развития цивилизации (история человечества), в условности и символичности самого события -жизни на острове, в подробнейших описаниях создания предметов и сотворения на острове своего мира, апеллирующих к описательности Священного Писания (история мира), в даваемых Робинзоном заветам (различным наставлениям и советам по разным поводам), свойственным библейским пророкам, в его поучительных историях, каббалических формулах, зашифрованных в бухгалтерских описях, подсчетах и датах, в точной фиксации всех деталей и элементов создаваемого и наращиваемого нового мира, апеллирующей к библейским родословным: какой урожай, сколько горшков, коз, какие предметы и т. д.

Перечисленные сюжетные ответвления увеличивают фабульную емкость "Робинзона "Крузо", обладающую ретроспективной глубиной.

4. Структура романа

В качестве основного композиционного приема Дефо использовал самоповествовательную форму. Этот прием был свойственен мемуарной и дневниковой литературе, получившей во времена Дефо особое распространение. Своему роману Дефо также придает вид мемуаров, написанных очевидцем, с вставкой в них элементов дневника. Для придания роману иллюзии большей достоверности Дефо активно использует введение в повествование "документальных" подтверждений рассказа - описей, реестров, смет и пр., а также применение подробнейшей детализации. Отсутствующее поглавное деление произведения у Дефо во внешнем аспекте заменено разбивкой его на дневник и мемуары, а также вставкой описей и реестров.

В своем романе Дефо совместил два приема повествования, свойственных литературе путешествий, путевых записок и отчетов, т. е. литературе факта взамен литературы вымысла: это дневник и мемуары. В дневнике Робинзон констатирует факты, а в мемуарах производит их оценку. Эти две формы повествования не разделены друг от друга, дневник зачастую содержит в себе мемуарное начало, длинные рассуждения, да и переход от него к мемуарам явно никак не обозначен, а в мемуарах присутствует фактографичность (при перечислении, описях и т. д.).

Сама мемуарная форма не является однородной. В начальной части романа структура повествования выдержана в манере, свойственной жанру жизнеописания. Точно указывается год, место рождения героя, его имя, семья, обучение, годы жизни. Мы полностью знакомимся с биографией героя, ничем не выделяющейся от иных биографий. При создании своего первого романа Дефо ориентировался на творчество Шекспира и на "Дон-Кихота" Сервантеса, иногда прямо подражая последнему (ср. начала двух романов, выполненные в одном стиле и по одному плану].

Соотношение дневниковой и мемуарной частей романа подробно проанализировано во многих работах исследователей: М. Соколянского , Э. Циммермана , Дж. Старра , Д. Найджела и др.

При анализе этих частей следует помнить о том, что и мемуары и дневник не являются подлинными документами, а всего лишь литературным приемом, фактографической имитацией, эстетическую природу которых выдает множество деталей: прежде всего, частые обращения к читателю:

"I carefully sav"d the Ears of this Corn you may be sure in their Season"

("Читатель может себе представить, как тщательно собрал я колосья, когда они созрели" );

"In the relating what is already past of my Story, this will be the more easily believ"d"

("тем, кто уже прослушал эту часть моего рассказа, нетрудно поверить..." );

"tho" in it will be told all these Particulars over again"

("описанные в нем события во многом уже известны читателю" ),

"It would make the Reader pity me, or rather laugh at me"

("Воображаю, как пожалел бы меня читатель (а, может, и посмеялся бы надо мной)..." ) и т. д.

Далее: постепенный и неявный переход дневника в мемуары, выход из которых и возврат к дневнику происходит искусственным путем: фразой "Но возвращаюсь к дневнику" или "Но возвращаюсь к рассказу" . Наконец, многократные повторы и забегания вперед.

Многие описания приводятся Робинзоном дважды - в мемуарной форме и в дневниковой, причем мемуарное описание предшествует дневниковому, что создает своего рода эффект раздвоения героя: на того, кто живет на острове и того, кто описывает эту жизнь. К примеру, дважды описано рытье пещеры - в мемуарах и в дневнике ; строительство ограды -в мемуарах и в дневнике ; дважды описаны дни от высадки на остров 30 сентября 1659 г. до всхода семян -в мемуарах и в дневнике .

Это напоминают своеобразную форму игры с читателем, в которой первоначальная цель придания повествованию наибольшего правдоподобия во многих местах незаметно нарушается различными неувязками, а магически завороженный текстом читатель автоматически пропускает их, в худшем случае относя их к небрежности рассказчика, как к неотъемлемым компонентам правдоподобного рассказа, и не могущего быть, именно вследствие достоверного отображения им обыкновенным очевидцем, абсолютно точным.

Говоря о дневниковости "Робинзона Крузо", нельзя забывать, что перед нами художественная мистификация, вымышленный дневник. Точно так же, как вымышлена мемуарная форма. Ряд исследователей, игнорируя это, допускают ошибку, относя роман к документальному жанру. Например, Деннис Найджел утверждает, что "Робинзон Крузо" - "это журналистское произведение, по существу, то, что мы назвали бы "документальной книгой", или грубоватое, необработанное изложение простых фактов..." .

При анализе архитектоники произведения видна объемная несоразмерность различных компонентов сюжета. Так, в доостровной авантюрной части экспозиция романа (прямая) занимает всего два абзаца, завязка - 3 страницы, развитие действия - 30 стр. и развязка - 1 стр. В островной части развязка занимает 1 стр., развитие действия - 200 страниц и развязка - 25 стр.

Эта завязка соединяет в себе черты неожиданности, авантюрности и глубоко мотивированной обстоятельности. Она написана в форме романа приключений, с сжатым перечислением событий, и ограничена строгими хронологическими рамками.

Развитие действия написано в мемуарно-дневниковой форме. Чтобы придать сюжету особую достоверность, жизненность, Дефо использует различные композиционные приемы: простоту стиля, подробные перечисления, намеренные огрехи повествования, повторы (в мемуарах и дневнике) и т. д. Однако цель Дефо не только в достижении максимального правдоподобия, а в изображении человека вне общественных связей, человека-труженика, чистого буржуа, свободного предпринимателя. Как пишет И. Миримский:

"Жизнь Робинзона на необитаемом острове, его единоборство с природой и людьми образует как бы тематический узел, в котором завязываются оба плана повествования. Нетрудно заметить, что именно на этот главный эпизод в биографии героя Дефо обратил всю силу своей фантазии, заставив скучный прозаизм буржуазного делячества, сдобренный щедрыми порциями моральных наставлений, зазвучать мощной симфонией борьбы человека со стихиями природы. Показ победоносного наступления Робинзона в отдельных местах почти достигает высот героизма и величия древней эпопеи. Напряженное торможение действия, усложненная контраверса, элементы интриги,словом, все средства, не противоречащие самоповествовательной форме, мобилизуются для предельной утилизации фабулы" .

5. Игровой аспект

Можно сказать, что в Робинзоне содержится некий "код" положительного для Дефо человека, и потому неважно, дурно он поступает в том или ином случае или хорошо. Секрет этого кода таится в простодушии, с которым Робинзон сообщает о вещах самых невероятных или не очень приглядных одинаково ровным голосом, бесстрастным тоном заурядного с виду человека, незаурядность которого как раз и проявляется в отсутствии всякого рода прокламаций, утаиваний и хитростей. При этом он не забывает приложить к событию реестровую мерку. В страсти Робинзона к инвентаризации проявляется не только купеческая или научная жилка, как то неоднократно подчеркивалось различными исследователями, и это не одна лишь дань привычке, потерявшей на острове всякий смысл -робинзоновая страсть сродни игре. Подобно ребенку, прикладывающему полюбившуюся игрушку в каждое место, Робинзон играется с реестрами, описями и подсчетами, но играется серьезно. В этой детскости Робинзона, подтверждаемой и его чистосердечным повествованием, таится секрет его обаяния, тот самый положительный код, который "списывает" ему любое прегрешение.

"It was now that I began sensibly to feel how much more happy this Life I now led was, with all its miserable Circumstances, than the wicked, cursed, abominable Life I led all the past Part of my Days; and now I chang"d both my Sorrows and my Joys; my very Desires alter"d, my Affections chang"d their Gusts, land my Delights were perfectly new, from what they were at my first Coming, or indeed for the two Years past" .

("Теперь наконец я ясно ощущал, насколько моя теперешняя жизнь, со всеми ее страданиями и невзгодами, счастливее той позорной, исполненной греха, омерзительной жизни, какую я вел прежде. Все во мне изменилось: горе и радость я понимал теперь совершенно иначе; не те были у меня желания, страсти потеряли свою остроту; то, что в момент моего прибытия сюда и даже в течение этих двух лет доставляло мне наслаждение, теперь для меня не существовало" ).

Робинзон будет изменяться неоднократно, переходя от веры к безверию, от отчаяния к оптимизму, однако это скорее имитация изменений, псевдо-изменения, потому что в итоге Робинзон остается тем же, кем и был до попадания на остров: купцом и собственником. Его душевные скачки, переходы -это всего лишь род игры: с Провидением, собой, читателем. И как любая игра, как бы серьезно в нее, до полного перевоплощения, не играл ребенок, по выходе из нее не оставляет в нем следа, так и островные игры никак не сказываются на душевном складе Робинзона. Статичность, в которой героя Дефо упрекали различные исследователи (Ч. Диккенс - , Д. Урнов - , Уотт - и др.) черпает свой исток в игровом аспекте, благодаря которому Робинзон, собственно, и смог выжить. Не создай он своих игр, его ждала бы участь своего прототипа, сошедшего на острове с ума. Даже вся трудовая деятельность Робинзона напоминает игру в человеческую историю. Ведь мог он на чем-то остановиться и просто существовать, надеясь на приход корабля, -нет, он именно воспроизводит историю, имитируя ее развитие. В этом аспекте проявляется не замеченный исследователями реализм Дефо в столь фантастическом и необычном на вид сюжете. Игра, обеспечив поразительную статичность героя, явилась и своего рода прикрытием его от безумия.

В композиционном отношении игровой момент романа выражен в чередовании мемуаров с дневником (игра на память), в никак не влияющих на поступки героя морализаторских рассуждениях (Робинзон не спорит, он именно играет сам с собой, со своим разумом, наконец, с Богом), в многочисленных реестрах-ребусах, напоминающих игру в крестики-нолики (сам счет в них, вспомним, ведется до 3- детские цифры; подбивать баланс, собственно, не под чем, но Робинзон подбивает, ибо для него важна сама игра в баланс), наконец, в его заигрываниях с Провидением и опровержениях последнего каким-нибудь найденным доводом, фактом (игра в разгадки):

"I went, directed by Heaven no doubt; for in this Chest I found a Cure, both for Soul and Body, I open"d the Chest, and found what I look"d for, viz. the Tobacco; and as the few Books, I had sav"d, lay there too, I took out one of the Bibles which I mention"d before"

("Я встал и пошел за табаком в свою кладовую. Несомненно, моими действиями руководило Провидение, ибо, открыв сундук, я нашел в нем лекарство не только для тела, но и для души: во-первых, табак, который искал, во-вторых - Библию" ).

"... tho" I ought to have been as thankful for so strange and unforseen Providence, as if it had been miraculous; for it was really the Work of Providence as to me, that should order or appoint, that 10 or 12 Grains of Corn should remain unspoil"d, (when the Rats had destroy"d all the rest,) as if it had been dropt from Heaven; as also, that I should throw it out in that particular Place, where it being in the Shade of a high Rock, it sprang up immediately; whereas, if I had thrown it anywhere else, at that Time, it had been burnt up and destroy"d"

("А между тем то, что случилось со мной, было почти так же непредвиденно, как чудо, и, уж во всяком случае, заслуживало не меньше признательности. В самом деле: не перст ли Провидения виден был в том, что из многих тысяч ячменных зерен, попорченных крысами, 10 или 12 зернышек уцелели и, стало быть, все равно что упали мне с неба? И надо же было мне вытряхнуть мешок на лужайке, куда падала тень от скалы и где семена могли сразу же взойти! Ведь стоило мне бросить их немного подальше, и они были бы сожжены солнцем" ).

"На протяжении всей островной робинзонады, - комментирует эти заигрывания А. Елистратова, - много раз варьируется по-разному одна и та же ситуация: Робинзону кажется, что перед ним - "чудо, акт непосредственного вмешательства в его жизнь то ли небесного провидения, то ли сатанинских сил". Но, поразмыслив, он приходит к выводу, что все, что его так поразило, объясняется самыми естественными, земными причинами. Внутренняя борьба между пуританским суеверием и рационалистическим здравомыслием ведется на протяжении всей робинзонады с переменным успехом" .

В сюжетном отношении игровой аспект проявляет себя, начиная с побега Робинзона из дома. Он заключен прежде всего в самой его страсти к приключениям, побегам, охотам; в эпизоде продажи капитану мальчика Ксури, о котором сказано так легко, что мы не успеваем возмутиться, да и возмущаться, собственно, нечем: для Робинзона это лишь элемент игры, и парадокс в том, что мы сами начинаем воспринимать его действия в рамках нормальных, дозволенных некими негласными правилами поступков, тем самым исключая его из самого аспекта осуждения и воспринимая все как должное; Робинзон подключает к своей игре и встречающихся ему людей, и читателей, и самого Бога.

Только признав, что

"my Fear banish"d all my religious Hope; all that former Confidence in God "

("страх вытеснил из моей груди всякую надежду на Бога" ),

Робинзон тут же, через абзац, заключает, что, оправившись от первого потрясения,

"I consider"d that this was the Station of Life the infinitely wise and good Providence of God had determin"d for me, that as I could not foresee what the Ends of Divine Wisdom might be in all this, so I was not to dispute his Sovereignty, who, as I was his Creature, had an undoubted Right by Creation to govern and dispose of me absolutely as he thought fit; and who, as I was a Creature who had offended him, had likewise a judicial Right to condemn me to what Punishment he thought fit; and that it was my Part to submit to bear his Indignation, because I had sinn"d against him"

("я понял, что участь моя была предрешена премудрым и всеблагим Провидением; и раз мне не дано провидеть целей Божественной мудрости, то не смею я и восставать против Божьего промысла: ведь я творенье Божье и мой Создатель имеет неоспоримое право поступать со мною по собственному благоусмотрению; а коль скоро я оскорбил его, он вправе избрать мне достойное наказание; мне же надлежит подчиняться, ибо я согрешил против него" ).

А между этими противоположными заключениями он восклицает:

"How strange a Chequer Work of Providence is the Life of Man! and by what secret differing Springs are the Affections hurry"d about as differing Circumstance present To Day we love what to Morrow we hate; to Day we seek what to Morrow we shun; to Day we desire what to Morrow we fear; nay even tremble at the Apprehensions of; this was exemplify"d in me at this Time in the most lively Manner imaginable; for I whose only Affliction was, that I seem"d banished from human Society, that I was alone, circumscrib"d by the boundless Ocean, cut off from Mankind, and condemn"d to what I call"d silent Life"

("Какое игралище судьбы человеческая жизнь! И как странно меняются с переменой обстоятельств тайные пружины, управляющие нашими влечениями! Сегодня мы любим то, что завтра будем ненавидеть; сегодня ищем то, чего завтра будем избегать. Завтра нас будет приводить в трепет одна мысль о том, чего мы жаждем сегодня. Я был тогда наглядным примером этого рода противоречий" ).

Игровой функцией обладают и сны Робинзона, представляя своего рода детективную загадку, которую предстоит в ходе расследования распознать: например, образ огненного страшного вестника из черного облака с копьем в руке (первый сон).

"I thought, that I was sitting on the Ground on the Outside of my Wall, where I sat when the Storm blew after the Earthquake, and that I saw a Man descend from a great black Cloud, in a bright Flame of Fire, and light upon the Ground: He was all over as bright as a Flame, so that I could but just bear to look towards him; his Countenance was most inexpressibly dreadful, impossible for Words to describe; when he stepp"d upon the Ground with his Feet, I thought the Earth trembl"d, just as it had done before in the Earthquake, and all the Air look"d, to my Apprehension, as if it had been fill"d with Flashes of Fire.

He was no sooner landed upon the Earth, but he moved forward towards me, with a long Spear or Weapon in his Hand, to kill me; and when he came to a rising Ground, at some Distance, he spoke to me, or I heard a Voice so terrible, that it is impossible to express the Terror of it; all that I can say, I understood, was this, Seeing all these Things have not brought thee to Repentance, nom thou shalt die: At which Words, I thought he lifted up the Spear that was in his Hand, to kill me" .

("Мне снилось, будто я сижу на земле за оградой, на том самом месте, где сидел после землетрясения, когда разразился ураган, и вдруг вижу, что сверху, с большого черного облака, весь объятый пламенем, спускается человек. От него самого исходил столь яркий свет, что на него едва можно было смотреть. Нет слов передать, как страшно было его лицо.

Когда ноги его коснулись земли, мне показалось, что почва задрожала, и весь воздух, к ужасу моему, озарился словно несметными вспышками молний. Едва ступив на землю, незнакомец двинулся ко мне с длинным копьем в руке, как бы с намерением убить меня. Немного не дойдя до меня, он поднялся на пригорок, и я услышал голос, неизъяснимо грозный и страшный. Из всего, что говорил незнакомец, я понял только одно: "Несмотря на все ниспосланное тебе, ты не раскаялся: так умри же!" И я видел, как после этих слов он поднял копье, чтобы убить меня" ).

Данные сны являются как бы рассказом в рассказе и по форме напоминают средневековые "видения". Робинзон и пытается отыскать им именно аллегорическое объяснение, подобное откровению, направляющему к Богу. Однако это не его путь, с данного направления он без конца сбивается еще на самом острове, а по возвращении домой и вовсе не вспоминает о нем. Религиозность Робинзона весьма относительна и временна. Под внешним пуританским благочестием живет здоровое, стихийно-материалистическое восприятие мира, а порой и насмешливое отношение к религии. Практицизм Робинзона поминутно опрокидывает на лопатки его религиозность. Однако дело не только в практицизме. Расчетливый буржуа не смог бы вызвать столько симпатии. Робинзону хватает великодушия и храбрости. Он бросается в море к тонущему кораблю, переживает несколько раз шторм, рискует своей жизнью для спасения неизвестных ему людей - Пятницы, его отца, капитана корабля. Да и как хозяин он добр.

Положительный код Робинзона включает в себя и его оптимизм. Какие бы беды на него не обрушились, в какое бы отчаяние он не впадал, в конце концов душевная сила и готовность к труду берут верх. Как отмечает З. Гражданская, "в этом пафосе труда, в этом гимне человеку - залог бессмертия книги Дефо" .

Иными словами, положительным кодом Робинзона является именно его утопичность, неестественность относительно реальных возможностей человека, в какой-то мере его сверхчеловечность, позволившая ему не только сохранить себя, но и совершить подвиг, воссоздав в островном масштабе историю человечества.

"Описанный Дефо нравственный подвиг Робинзона, - заключает А. Елистратова, - сохранившего свой духовный человеческий облик и даже многому научившегося за время своей островной жизни, совершенно неправдоподобен - он мог бы одичать или даже обезуметь. Однако за внешним неправдоподобием островной робинзонады скрывалась высшая правда просветительского гуманизма... подвиг Робинзона доказывал силу человеческого духа и воли к жизни и убеждал в неиссякаемых возможностях человеческого труда, изобретательности и упорства в борьбе с невзгодами и препятствиями" .

Заключение

Композиция романа "Робинзон Крузо" представляет собой открытую структуру хроникально-концентрического типа, оформляющую сюжет произведения в самоповествовательной дневниково-мемуарной форме. Это в основном композиция прямого времени, однако с определенной долей ретроспекции, особенно в островной части. Особенностью романа является также смена композиционных приемов и форм композиции: от жизнеописания, романа приключений, мемуаров, дневника до беллетристической манеры. Компонентами структуры произведения, вкрапленными в текст и повышающими его занимательность, являются также: различные описи, реестры, расчеты; элементы пьесы; рассказ в рассказе; отступления; молитвы и назидания.

По жанру роман о Робинзоне принадлежит к романам-путешествиям. Однако путешествия героя обрываются очень рано и сменяются однообразной жизнью на необитаемом острове. Как пишет З. Гражданская, "Роман можно назвать приключенческим, но за 25 лет жизни на острове с Робинзоном не происходит почти никаких приключений... Основным содержанием романа, покорившим сердца читателей, оказалось повествование о борьбе с природой, о создании самим человеком нормальных условий для его существования. С этой точки зрения роман был уникальным произведением, хотя и вызвавшим много подражаний" .

В жанровом отношении роман заключает в себе признаки различных жанров: авантюрного романа, романа воспитания, аллегорической притчи, духовной автобиографии, психологического романа, романа-утопии. По мнению А. Елистратовой:

"Робинзон Крузо" Дефо, прообраз просветительского реалистического романа в еще необособленном, нерасчлененном виде, совмещает в себе множество различных литературных жанров" . М. Бахтин назвал роман "Робинзон Крузо" романизированными мемуарами с достаточной "эстетической структурностью" .

Из композиционных приемов, примененных Дефо в романе "Робинзон Крузо", следует отметить такие, как: мемуары, дневник, жизнеописание, авантюрный элемент, реестровые таблицы, компонент драматургии, рассказ в рассказе (сны), ретроспекцию (воспоминания), философские и религиозные размышления, проповеди и моральные наставления, диалог. Все приемы исподволь служили одной цели: созданию правдоподобной эпопеи труда и правдоподобного положительного образа "чистого" и свободного буржуа. Даже отношения Робинзона с Пятницей выглядят в повествовании не как отношения господина и раба, собственника и эксплуатируемого, а как отношения близких идеальных друзей: Робинзон не столько эксплуатирует Пятницу, сколько воспитывает его как отец ребенка, заботливо и мягко, а Пятница подчиняется ему с восторгом и желанием. Они скорее словно играют в отношение господина и раба, нежели таковыми являются. Игровой элемент достаточно развит в романе, весь роман можно определить как грандиозную утопию, завораживающую игру в выживание и имитацию свойственных цивилизации отношений, как имитацию всего исторического пути развития человечества, проделанного одним человеком за тридцать лет одиночества. Лучшего и более достоверного гимна этому пути и свободному предпринимателю придумать было невозможно. Робинзон нигде не выносит себе положительной оценки. Напротив, его самооценки весьма критичны: он часто испытывает страх, в чем не боится признаться, клеймит позором прошлую жизнь, непоследователен, однако он полон оптимизма, который проявляется в деянии, действиях, активности. Это деяние, дело, деятельность и является все оправдывающим критерием, положительным кодом предпринимателя, каковым был Робинзон.

Литература

1. Атарова К. Н. Секреты простоты// Даниель Дефо. Робинзон Крузо. - М., 1990

2. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. - М., 1975

3. Гинзбург Л. Я. О психологии прозы. - Л., 1971

4. Даниель Дефо. Робинзон Крузо. - М.: "Художественная литература", 1992.

5. Диккенс Ч. Собр. соч. в 30-ти тт., т. 30. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1963.

6. Елистратова А. Просветительский роман. Дефо. Ричардсон. Филдинг. Смоллет // История всемирной литературы: В 9 т., т. 5 / Под ред. Тураева С. В. - М.: "Наука", 1988. - С. 46-50.

7. Елистратова А. А. Английский роман эпохи Просвещения. - М.: "Наука", 1966. - 472 с.

8. История зарубежной литературы XVIII века / Под ред. В. П. Неустроева, Р. М. Самарина. - М.: Изд-во Московского университета, 1974.

9. Чамеев А. А. Даниель Дефо // История зарубежной литературы XVIII века / Под ред. Плавскина З. И. - М.: Высшая школа, 1991. - С. 38-47.

10. Кагарлицкий Ю. Дефо // Краткая литературная энциклопедия: В 7 т. / Под ред. Суркова А. А. - М., Академия наук, 1964. - Т. 2.

11. Кожинов В. В. Сюжет, фабула, композиция // Теория литературы: В 3 кн. Кн. 2. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры литературы. - М.: "Наука", 1964.

12. Левитан Л. С. О некоторых соотношениях фабулы, сюжета и композиции; Буде И. Ю. Художественное действие в рассказе Ю. Казакова "Тихое утро"// Вопросы сюжетостроения: Сб. - Рига, 1969.

13. Левицкий Л. Мемуары // Краткая литературная энциклопедия: В 7 т. / Под ред. Суркова А. А. - М., Академия наук, 1964. - Т. 4.

14. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. - М., 1976.

15. Мильчина В. Автобиография // Литературный энциклопедический словарь/Под ред. В. Кожевникова, П. Николаева. - М.: "Художественная литература", 1987.

16. Миримский И. Статьи о классиках. - М., "Художественная литература", 1966

17. Михайлов П. Фабула // Литературная энциклопедия", т. XI. - М.: "Коммунистическая академия", 1939.

18. Оссовская М. Рыцарь и буржуа. Исследования по истории морали. - М.: "Прогресс", 1987.

19. Ревякин А. И. Проблемы изучения и преподавания литературы. - М.: "Просвещение", 1972.

20. Соколянский М. Г. Западноевропейский роман эпохи Просвещения: Проблемы типологии. - Киев; Одесса, 1983.

21. Теория литературы: В 3 кн. Кн. 2. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры литературы. - М., "Наука", 1964.

22. Тимофеев Л. И. Основы теории литературы. - М., "Просвещение", 1971.

23. Урнов Д. М. Робинзон и Гулливер: Судьба двух литературных героев. - М., 1973.

24. Урнов Д. М. Современный писатель // Даниэль Дефо. Робинзон Крузо. История полковника Джека. - М.: "Художественная литература", 1988.

25. Успенский Б. А. Поэтика композиции. - М.: "Наука", 1970.

26. Федин К. Писатель, искусство, время. - М.: "Советский писатель", 1956.

27. Фриче В. М. Очерк развития западных литератур. - М.: Коммунистическая академия, 1931

28. Шалата О. "Робiнзон Крузо" Дефо у свiтлi бiблiйноi тематики // Слово i час. -1997. -№ 5. - С. 53.

29. Шкловский В. Заметки о прозе русских классиков. - М., "Художественная литература", 1955

30. Шкловский В. Теория прозы. - М., "Художественная литература", 1960.

31. Щепилова Л. В. Введение в литературоведение. - М., "Высшая школа", 1968.

32. Braudy Leo. Daniel Defoe and the Anxieties of Autobiography. - Genre, 1973, vol. 6, No 1

33. Defoe Daniel. Robinson Crusoe // http://www.boater.com/books/robin/robin1.html.

34. Dennis Nigel. Swift and Defoe // Swift J. Gulliver"s Travels. An Authoritative Text. - N. Y., 1970.

35. Karl Frederick R. A Reader"s Guide to the Develipment of the English Novel in the 18th Century. - L., 1975.

36. Starr J. A. Defoe and Spiritual Autobiography. - Princenton, 1965.

37. Watt I. The Rise of the Novel. - L., 1965.

38. Zimmerman Everett. Defoe and the Novel. - Berkeley; Los Angeles; London, 1975.

39. Уотт Айэн. Происхождение романа (1957). Пер. О. Ю. Анцыфаровой // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. - 2001. - № 3. - С. 147-173.

40. Kettle A. Introduction to the English Novel: Defoe to the Present. - 1951. (Введение в историю английского романа: от Дефо до современности).

41. Watt Ian. The Rise of the Novel. - 1957.

42. Watt Ian. Myths of Modern Individualism: Faust, Don Quixote, Don Juan, Robinson Krusoe.

Книга о приключениях Робинзона Крузо по праву может считаться одним из наиболее знаменитых произведений в европейской литературе. Даже те из наших соотечественников, которые не особенно расположены к проведению времени за чтением, наверняка смогут рассказать о том, что когда-то давно читали об удивительных приключениях моряка, почти тридцать лет прожившего в одиночестве на необитаемом острове. Однако гораздо меньшее число читателей вспомнят, кто написал Робинзона Крузо. Чтобы не возвращаться еще раз к книге, но погрузиться вновь в атмосферу беззаботного детства, перечитайте эту статью и вспомните, о чем писал автор, благодаря которому увидели свет удивительные приключения моряка.

Робинзон Крузо и Мюнхгаузен

События в жизни моряка, описанные Даниэлем Дефо, - одна из книг 17-18 века, которая заняла особое место среди произведений детской литературы наряду с приключениями барона Мюнхгаузена. Но если история о знаменитом чудаке, утверждавшем, что он вытащил себя из болота за волосы, взрослыми людьми перечитывается только в период ностальгии по детству, то роман, который создал Даниэль Дефо, - совсем другое дело. Надо заметить, что имя автора, написавшего об удивительных приключениях барона, известно лишь специалистам-библиографам.

Робинзон Крузо. Тема произведения

Постараемся ответить на вопрос о том, какова главная задача этого произведения. Тем, кто вспомнит историю, в которую попал Робинзон Крузо, содержание этого произведения, станет понятно, для чего автор создал его. Основная тема романа - это проблема человека из цивилизованного общества, оказавшегося наедине с природой.

О создании произведения

Произведения вполне характерен для реалистических романов Англии того времени.

Прототип главного героя - моряк Селькирк и, конечно, сам Даниэль Дефо. Автор наделил Робинзона своим жизнелюбием и упорством. Однако Робинзон старше писателя почти на 30 лет: когда немолодой моряк высаживается на родном берегу, полный сил, образованный Дефо уже действует в Лондоне.

В отличие от Селькирка, Робинзон проводит на необитаемом острове не четыре с половиной года, а долгих 28 лет. Автор осознанно ставит своего героя в такие условия. После пребывания на Робинзон остается цивилизованным человеком.

Даниэль Дефо смог поразительно точно написать о климате, флоре и фауне острова, на который попал Робинзон. Координаты этого места совпадают с координатами острова Тобаго. Это объясняется тем, что автор тщательно изучал информацию, описанную в таких книгах, как «Открытие Гвианы», «Путешествия вокруг света» и прочих.

Роман увидел свет

Когда читаешь это произведение, понимаешь, что тот, кто написал «Робинзона Крузо», испытывал огромное удовольствие от работы над своим детищем. Труд, проделанный Даниэлем Дефо, был оценен современниками. Книга увидела свет 25 апреля 1719 года. Роман так понравился читателям, что в этом же году произведение переиздавалось 4 раза, а всего при жизни автора - 17 раз.

Мастерство писателя было оценено по достоинству: читатели верили в невероятные приключения главного героя, который провел почти 30 лет на необитаемом острове после кораблекрушения.

Робинзон Крузо - третий сын состоятельного человека. С детства мальчик мечтает о морских путешествиях. Один его брат погиб, другой пропал без вести, поэтому отец против того, чтобы он отправился в море.

В 1651 году он отправляется в Лондон. Судно, на котором он плывет, терпит крушение.

Из Лондона он решает плыть в Гвинею, теперь корабль захватывает турецкий корсар. Робинзон попадает в рабство. В течение двух лет у него нет никаких надежд на побег, но когда надзор ослабевает, Робинзон находит возможность бежать. Его, мавра и Ксури отправляют ловить рыбу. Выбросив мавра за борт, он уговаривает Ксури бежать вместе.

Португальских корабль подбирает их в море и отвозит в Бразилию. Робинзон продает Ксури капитану корабля.

В Бразилии главный герой устраивается основательно, покупает земли, трудится, словом, приходит к «золотой середине», о чем так мечтал его отец.

Однако жажда авантюризма толкает его на поездку к берегам Гвинеи за рабочей силой. Соседи-плантаторы обещают вести хозяйство в его отсутствие и передать ему невольников наравне со всеми. Его корабль терпит крушение. Он один остается в живых.

С трудом добравшись до берега, Робинзон проводит первую ночь на дереве. С корабля он забирает инструменты, порох, оружие, продукты. Робинзон понимает, что В последующем он 12 раз наведывается на корабль и находит там «кучу золота», философски отмечая его бесполезность.

Робинзон устраивает себе надежное жилье. Он охотится на коз, а потом одомашнивает их, налаживает земледелие, сооружает календарь (зарубки на столбе). Через 10 месяцев пребывания на острове у него появляется своя «дача», которую главный герой располагает в шалаше той части острова, где водятся зайцы, лисы, черепахи, растут дыни и виноград.

Робинзоном владеет заветная мечта - построить лодку и доплыть до материка, но то, что он соорудил, может позволить ему путешествовать лишь вблизи острова.

Однажды главный герой обнаруживает на острове след ноги: два года им владеет ужас быть съеденным дикарями.

Робинзон надеется спасти дикаря, который предназначен «на убой», чтобы обрести товарища, помощника или слугу.

К концу пребывания на острове в его жизни появляется Пятница, которого он обучает трем словам: «да», «нет», «господин». Вместе они освобождают испанца и отца Пятницы, пленников дикарей. Вскоре после этого на остров прибывает команда английского корабля, которая взяла в плен своего капитана, его помощника и пассажира судна. Робинзон освобождает пленников. Капитан доставляет его в Англию.

В июне 1686 года Робинзон возвращается из своего путешествия. Его родители давно умерли. Ему возвращают все доходы от бразильской плантации. Он берет на попечение двух племянников, женится (в 61 год), у него рождаются два сына и дочь.

Причины успеха книги

Первое, что способствовало успеху романа - это высокое мастерство того, кто написал «Робинзона Крузо». Даниэлем Дефо была проведена колоссальная работа по изучению географических источников. Это помогло ему детально описать особенности флоры и фауны необитаемого острова. Одержимость автора своей работой, творческий подъем, который он испытывал, - все это сделало его произведение необыкновенно достоверным, читатель искренне поверил в замысел Дефо.

Вторая причина успеха - это, безусловно, увлекательность сюжета. Это приключенческий роман авантюрного характера.

Динамика развития личности главного героя

Несложно представить, что поначалу, попав на остров, Робинзон чувствовал глубочайшее отчаяние. Он - лишь слабый человек, оставшийся наедине с морем. Робинзон Крузо оторван от того, к чему привык. Цивилизация делает нас слабыми.

Однако позднее он осознает, насколько ему повезло, ведь он остался в живых. Осознав свое положение, главный герой начинает обустраиваться на острове.

За двадцать восемь лет жизни на необитаемом острове Робинзон научился многому, что помогло ему выжить. Отдаленность от цивилизации вынудила его освоить навыки по добыванию огня, изготовлению свечей, посуды, масла. Этот человек самостоятельно сделал себе дом, мебель, научился печь хлеб, плести корзины, обрабатывать землю.

Пожалуй, самое ценное умение, которое получил Робинзон Крузо за долгие годы, - это умение жить, а не существовать в любых условиях. Он не роптал на судьбу, а лишь делал все, чтобы его была лучше, в этом ему помогло трудолюбие.

Психологический характер романа

Произведение о Робинзоне Крузо можно по праву считать первым психологическим романом. Автор рассказывает нам о характере главного героя, испытаниях, которые он переносит. Тот, кто написал Робинзона Крузо, необыкновенно точно рассказывает о переживаниях человека на необитаемом острове. Писатель раскрывает рецепт, благодаря которому главный персонаж находит в себе силы не терять мужества. Робинзон выжил, потому что сумел взять себя в руки и много работать, не поддаваясь отчаянию.

Кроме того, Дефо наделил главного героя способностью анализировать свое поведение. Робинзон вел дневник, который долгое время был его единственным собеседником. Главный герой научился видеть хорошее во всем, что происходило с ним. Он действовал, понимая, что все могло быть намного хуже. Сложная жизнь потребовала от него умения быть оптимистом.

О характере главного героя

Робинзон Крузо, главы произведения Дефо рассказывают нам многое об этом герое, - очень реалистичный персонаж. Как в любом другом человеке, в этом моряке есть хорошие и плохие качества.

В случае с Ксури он проявляет себя как предатель, не способный сопереживать другим. Характерно, например, что Пятница называет его господином, а не другом. Сам о себе Робинзон говорит как о хозяине острова или даже как о царе этой земли.

Однако автор наделяет главного героя многими положительными качествами. Он понимает, что только сам может нести ответственность за все несчастья в его жизни. Робинзон - сильная личность, которая постоянно действует и добивается улучшений в своей судьбе.

Об авторе

Жизнь самого Даниэля Дефо также изобилует приключениям и полна противоречий. Окончив духовную академию, он, однако, всю свою довольно долгую жизнь занимался коммерческими предприятиями, связанными с большими рисками. Известно, что он был одним из участников восстания против королевской власти, после чего долго скрывался.

Вся его деятельность была связана с мечтой, которая понятна многим: он хотел разбогатеть.

Уже к 20-ти годам он состоялся как удачливый коммерсант, но в последующем потерпел банкротство, после чего, спасаясь от долговой тюрьмы, жил в приюте для преступников под вымышленным именем.

Позднее занимался журналистикой и стал влиятельной политической фигурой.

Дефо до конца своих дней скрывался от кредиторов и умер в полном одиночестве.