Русский поэт и мыслитель начала 20 века М.Волошин в своем поэтическом и публицистическом творчестве выразил, наверное, самое парадоксальное, равно как и самое интересное понимание феномена революций вообще и русской революции в частности.

Его удивительная личностная и мировоззренческая позиция в период русских революций начала 20 века, когда поэт с одинаковым участием призывал молиться и за белых, и красных – меж тем выражала продуманные убеждения, охватывающие собой как исторические и политические, так культурные спектры.

Выражение этих волошинских взглядов нашло отображение в творчестве (публицистика 1918-1920 гг. и, конечно же, поэзия).

Для поэта особенно характерна так называемая интеллектуальная поэзия, поэтому не только его критические или эпистолярные тексты, но и стихи отчетливо отображали воззрения автора на политику, философию и историю России современного ему и прошлых ее периодов.

Революция как «незыблемый момент» истории

В статье от 1906 года поэт провозглашает основу своего понимания всякой революция, говоря, что в человеческой истории неизменно существуют повторяющие «моменты», которые он называет революциями. Более того, волошинская мысль объявляет их совершенно естественными явлениями, поскольку именно мятеж (или революционный порыв) — это часть всего эволюционного развития. (Наиболее полно эта позиция выразится у поэта в «Путях Каина», поэме, подзаголовок которой был обозначен автором не иначе как – трагедия материальной культуры).

• Начало костное
• Начало творческое

Последнее ассоциируется у поэта-мыслителя с огнем. А носитель этого огня творчества – человек. У Волошина человек огнеподобен, следовательно, он мятежник по природе или революционер.

Первый революционер человечества у Волошина

Таким первым человеком-мятежником поэт называет Каина. По его мнению, именно с бунта этого героя библейской мифологии и началась уже сама история людей. Она реализовывалась в дальнейшем через постоянные моменты революций, которые были направленные против того, что уже стало достоянием культуры.

Волошин и русская революция

Понимание революции вообще и понимание конкретной русской революции, вернее, нескольких революций в стране в начале века — разные явления. Во втором случае, оно сопряжено с конкретикой истории страны, ее национальными особенностями и т.д.

Так вот в самом начале революционных событий, когда собственный лик русской революции еще не был отчетливо различен, поэт Волошин, да и все современные ему мыслители, соотносили его с историей конкретной французской революции. В числе основных ее причин поэту виделся «кризис» справедливости, а революционные события он сравнивал с пароксизмом этого чувства.

Меж тем, поэт еще на французской истории обнаруживает трагизм противоречий между идеями и чувством справедливости и вызванным ими террором. Иными словами, автор отмечает, что даже произведенная во имя высоких идей революция, которая затем тотально насаждает эту абстрактную справедливость, заканчивается войной и в пределе общим истреблением.

А) своеобразие государственного строя, где вместе с сильным началом сдерживания и охранения (применительно к собираемым новым территориям) русскому самодержавию самому свойственна мятежность.

в России монархическая власть во все времена была радикальнее управляемого ею общества и всегда имела склонность производить революцию сверху

Б) проявление оппозиции. В 19 веке, по мнению Волошина-публициста, именно самодержавие «выделило из себя» революционную часть общества (интеллигенцию, разночинцев) и отдалило ее от всей системы государственных отношений, поставив в оппозицию и заставив действовать.

В) исконное бунтарство и анархизм. Эти черты поэт относил к неизменной особенности русской ментальности.

Данные составляющие у Волошина и явились сплавом разорвавшихся в 1917 году противоречий.

«с одной стороны, безграничная анархическая свобода личности и духа, выражающаяся во всем строе совести, мысли и жизни; с другой же - необходимость в крепком железном обруче», который мог бы сдержать весь сложный конгломерат… империи».

Однако имперская государственность у поэта просто необходима стране, она является крепкими и даже огнеупорными стенами, внутри которых происходили страшные и очень разрушительные процессы реакции ее совести.

Большевизм и революция в понимании Волошина

Можно сказать, что он первым назвал большевиков прямыми продолжателями политики самодержавия. Поэт считал, что они лишь поначалу явились отрицателями и разрушителями имперской государственности России. Продвигаясь далее, они стали строить те же «стены империи», сокрушенные ими в революционном порыве.

А социальный идеал, провозглашенный ими, был неприемлем мыслителем сразу, хотя, следует заметить, что саму революцию Волошин в целом принимал.

Социализм как европейское изобретение он обозначал как «неорганичное» для России, поскольку в его основе поэт видел возвеличивание «комфортабельного эгоизма», которое ограничивается якобы распределением по справедливости, но нисколько не занимается ни практическим, ни моральным упорядочиванием его. Волошин в одном из писем даже склонен считать весь марксизм научным абсурдом.

В итоге получается, что все революционная борьба, идущая под лозунгами социалистических целей на деле:

• Является мятежом за потребление (как пролетариата, так и буржуа),
• Не выводит общество из круга несправедливости как государственного устройства,

Поскольку базируется на все том же принципе присвоения и расширения возможностей такого присвоения.

Война как итог революций

Ошибочная односторонность революционных целей неизменно приводит к разрушению и войне. Это еще один итог мятежа по Волошину. Однако сам поэт в условиях Гражданской войны призывал к «братству Каина», молясь за обе противоборствующие стороны. В победе одной из них поэт не видел будущего, которое возможно для него лишь в устойчивом балансе этих двух «правд» истории. Поэтому смысл всей крови гражданской войны поэт видел лишь в обретении и признании такого «Каинова братства».

Большевизм как национальная черта

Если идеи социализма у поэта определялись как привнесенные, то феномен большевизма Волошин всецело называл национальным. В нем, по мнению публициста, скрыта темная и древняя суть, которую сдерживало самодержавие и которая вскипела тотчас же, когда оно пало.

«Тогда из народных глубин поднялись страшные призраки 16 и 17 века… большевизм оказался неожиданной и глубокой правдой о России»

Правда эта состояла в том, что она являла собой отчаянную нетерпимость, желание тотального уничтожения противника, что, по мнению поэта, характеризует большевизм как психологическую заразу и опасность.

«”Большевизм” - это … вовсе не то, что человек исповедует, а то, какими средствами и в каких пределах он считает возможным осуществлять свою веру».

Именно поэтому классовая ненависть – это признак большевизма у поэта — свойствен не только красному террору, но и белым, сеявшим аналогичные кровавые жертвы среди своих врагов.

Социальный идеал революции у Волошина

Идеалом для поэта была, впрочем, тоже революция. Но революция, не имеющая материальных целей, а несущая стране духовное воскрешение. Об этом Волошин пишет в статье «Вся власть патриарху», где обозначает единственный для страны путь к гражданскому примирению – духовный.

Мечта о социальном рае обязательно рухнет, — считает он, — тогда и свершится самая важная для России революция – религиозная.

Устройство же новой социальной системы будет базироваться на духе Христовом. Работать гражданин будет бесплатно, необходимое же ему для жизни он получит как милостыню. Тогда все вокруг будет иметь формы лишь благодеяния и дара. А вся экономика будет основана на нищенстве.

Такой путь должна пройти не только Россия, но и все человечество, в этом его крест, убежден поэт.

«Я равно приветствую и революцию, и реакцию, и коммунизм, и самодержавие…»

Поскольку все это лишь точки исторического и миссионерского пути страны в Град Божий. Мы лишь отметим здесь еще одно – все эти мировоззренческие позиции поэта Волошина прямо перекликаются с основной и особенно с ее .

Вам понравилось? Не скрывайте от мира свою радость - поделитесь

Максимилиан Александрович Кириенко-Волошин (28 мая 1877 – 8 ноября 1932) – прославленный русский поэт, один из самых значительных представителей движения символистов в русской культуре, литературный и художественный критик, печатавшийся во многих журналах начала XX века («Весы», «Золотое Руно», «Аполлон»). Он известен также блестящими переводами на русский язык ряда французских поэтических и прозаических произведений.

Молодость Волошина

Волошин родился в Киеве в 1877 году. Он провел детство в Севастополе и Таганроге. В 1893 году его мать купила дешевый участок земли в крымском Коктебеле. По окончании средней школы Волошин поступил в Московский университет – как раз во время, когда в России ширилось радикальное студенческое движение. Волошин принял в нём активное участие и в 1899 был исключён из университета.

Не обескураженный этим, Максимилиан Александрович стал путешествовать по всей России, часто пешком. Сам он так описывал этот период своей жизни:

«…Доживался последний год постылого XIX века: 1900 год был годом "Трех разговоров" Владимира Соловьева и его "Письма о конце Всемирной Истории", годом Боксерского восстания в Китае, годом, когда явственно стали прорастать побеги новой культурной эпохи, когда в разных концах России несколько русских мальчиков, ставших потом поэтами и носителями ее духа, явственно и конкретно переживали сдвиги времен. То же, что Блок в Шахматовских болотах, а Белый у стен Новодевичьего монастыря, я по-своему переживал в те же дни в степях и пустынях Туркестана, где водил караваны верблюдов».

Возвратившись в Москву, Волошин не пробовал восстановиться в университете, а продолжил путешествия – теперь в Западную Европу, Грецию, Турцию и Египет. Пребывание в Париже и поездки по Франции глубоко повлияли на Максимилиана Александровича. Волошин вернулся в Россию «настоящим парижанином».

В то время в России существовало много литературных групп и направлений, создавших «Серебряный век русской поэзии». Но Волошин стоял в стороне от них, хотя был близким другом многих выдающихся деятелей культуры. «Я – Прохожий, близкий всем, всему чужой», – писал он сам о себе.

Портрет Максимилиана Волошина. Художник Б. Кустодиев

Когда один «сумасшедший» порезал ножом знаменитую картину Репина «Иван Грозный убивает своего сына», шокировав этим интеллектуальную Россию, Волошин был единственным человеком в стране, который защищал виновного, усматривая в его поступке уместный эстетический протест против «безвкусной» картины, изображающей кровь.

Волошин вступил в кратковременный брак с художницей Сабашниковой, но они вскоре расстались. Максимилиан Александрович вернулся обратно в крымский Коктебель, где прошла большая часть его детства. Первый сборник стихов Волошина появился в 1910 году, за ним последовали и другие. В 1914 было издано полное собрание его сочинений. Поэт оказал горячую и бескорыстную поддержку юной, никому не известной Марине Цветаевой в начале её творческого пути.

Волошин в смутные годы

В начале Первой Мировой войны Волошин, живший тогда в Швейцарии, написал глубокие и проницательные стихотворения, полные философского и исторического анализа современных ему трагических событий. Он зарекомендовал себя убеждённым гуманистом, призывая «в дни революций быть Человеком, а не Гражданином», «в смутах усобиц и войн постигать целокупность. Быть не частью, а всем; не с одной стороны, а с обеих» (стихотворение «Доблесть поэта»).

Волошин переехал во Францию, где оставался до 1916. За год до Февральской революции в России, Максимилиан Александрович вернулся на родину и поселился в Коктебеле, где ему предстояло остаться до конца жизни. Последовавшая за этим Гражданская война побудила Волошина к написанию длинных стихов, где он пытался выявить связь между тем, что происходило тогда в России, и её далеким, мифологизированным прошлым. Позднее, Волошина обвиняли в самом страшном для большевизма грехе: самоустранении от политической борьбы между красными и белыми. На самом деле, он старался защищать белых от красных и красных от белых. Во время Гражданской войны его дом был подпольным убежищем для людей обеих партий, если им грозила опасность.

Ни у одного другого поэта произведения никогда не были так тесно связаны с местом, где он жил. Волошин воссоздавал полумифический мир Киммерии в картинах и стихах, писал пейзажи первозданного Восточного Крыма. Сама природа, казалось, отвечала на искусство Максимилиана Александровича. К востоку от теперешнего Музея Волошина (его бывшего дома), есть гора, форма которой странно напоминает профиль поэта.

Волошин чудом пережил Гражданскую войну. В 1920-е годы он устроил в своем доме бесплатный дом отдыха для писателей. Максимилиан Александрович всегда с пренебрежением относился к идее частной собственности, однако продолжал черпать большую часть своего вдохновения из одиночества и созерцания природы.

В последние годы жизни Максимилиан Волошин снискал признание и как тонкий акварельный живописец. Некоторые из его картин сейчас принадлежат музеям по всему миру, другие находятся в частных коллекциях в России и за рубежом.

Творчество Волошина и память о нём

Хотя некоторые критики ставят весьма разнородную по достоинству поэзию Волошина ниже стихов Пастернака или Ахматовой , признано также, что она содержит глубокие философские прозрения и рассказывает нам о русской истории больше, чем творчество любого другого поэта. Многие из мыслей Волошина кажутся пророческими. Цельность миросозерцания и глубина идей Максимилиана Александровича привели к замалчиванию его наследия в советском государстве. За период 1928-1961 не было опубликовано ни одного его стихотворения. Если бы Волошин не умер от инсульта в 1932 году, то, почти несомненно, стал бы жертвой Большого Террора. «Не в первый раз, мечтая о свободе, мы строим новую тюрьму», – провидчески пишет он в одном из лучших своих произведений – «Китеж».

Небольшая деревня Волошина Коктебель в Юго-Восточном Крыму, которая вдохновила так много его стихов, по-прежнему сохраняет память о своем знаменитом обитателе. Максимилиан Александрович похоронен там на горе, ныне носящей его имя. Волошинский «Дом поэта» (ныне музей) продолжает привлекать людей из всех частей света, напоминая о днях, когда его гостеприимный хозяин собирал вокруг себя множество стихотворцев, художников, актеров, ученых и путешественников. Максимилиан Волошин считается одним из самых замечательных поэтов русского Серебряного века.

Источник задания: Решение 2450. ЕГЭ 2018. Русский язык. И.П. Цыбулько. 36 вариантов.

Задание 15. Расставьте знаки препинания. Укажите два предложения, в которых нужно поставить ОДНУ запятую. Запишите номера этих предложений.

1) Сверкающие волны загадочно смеялись и набегали на берег и звонко разбивались о камни.

2) Молчи скрывайся и таи и чувства и мечты свои.

3) Вихрь свирепствовал около часа или полутора часов и затем неожиданно стих.

4) Детская память оказалась цепкой и первая встреча с театром осталась в ней навсегда.

5) В своём творчестве М. Волошин пытался не только осмыслить прошлое России но и предугадать её будущее.

Решение.

В этом задании нужно поставить запятые в сложном предложении или при однородных челах предложения.

1. Определим количество грамматических основ в данных предложениях: простое предложение или сложное.

1) Сверкающие волны загадочно смеялись и набегали на берег и звонко разбивались о камни. Простое.

2) Молчи скрывайся и таи и чувства и мечты свои. Простое.

3) Вихрь свирепствовал около часа или полутора часов и затем неожиданно стих . Простое.

4) Детская память оказалась цепкой и первая встреча с театром осталась в ней навсегда. Сложное.

5) В своём творчестве М. Волошин пытался не только осмыслить прошлое России но и предугадать её будущее. Простое.

2. Определим постановку запятых в сложном предложении. Правило: запятая на границе частей сложного предложения ставится в случае, если простые предложения не имеют общий второстепенный член.

4) Детская память оказалась цепкой (,) и первая встреча с театром осталась в ней навсегда. Сложное, нет общего второстепенного члена, запятая нужна. ОДНА запятая.

3. Определим постановку запятых в простых предложениях. Правило: одна запятая ставится перед вторым однородным членом при отсутствии союзов, перед одиночным противительным союзом или перед второй часть сложного союза (как … так и и т.д.).

1) Сверкающие волны загадочно смеялись и набегали на берег и звонко разбивались о камни. Однородные сказуемые соединены повторяющимся союзом «и» (смеялись, и набегали, и разбивались). ДВЕ запятые.

2) Молчи (,) скрывайся и таи и чувства (,) и мечты свои. Однородные сказуемые соединены союзом «и» (молчи, скрывайся и таи). Однородные дополнения соединены повторяющимся союзом «и» (и чувства, и мечты). ДВЕ запятые.

3) Вихрь свирепствовал около часа или полутора часов и затем неожиданно стих. Однородные сказуемые соединены союзом «и» (свирепствовал и стих). НЕТ запятых.

5) В своём творчестве М. Волошин пытался не только осмыслить прошлое России (,) но и предугадать её будущее. Однородные сказуемые соединены союзом «не только, но и». (не только осмыслить, но и предугадать). ОДНА запятая.

4. Выписываем цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

В ответ записываем цифрами без пробелов и запятых, в любом порядке.

Ответ: 45 или 54

28 мая (16 мая – по ст.стилю) 1877 года родился Максимилиан Александрович Волошин (настоящая фамилия – Кириенко-Волошин) - русский поэт-символист, критик, эссеист, художник, философ, один из самых ярких поэтов Серебряного века.

Ещё при жизни Максимилиан Волошин стал легендой. Сейчас легенда переросла в миф и практически забылась нашими современниками. Тем не менее, человек-Солнце, художник, поэт, скульптор, Мастер Максимилиан Александрович Волошин - реальная фигура в истории русской литературы и русского искусства. Он был хранителем «святого ремесла». Следы его впечатаны не только в почву Крыма, но и в почву русской культуры нашего века: в поэзию, искусство перевода, прозу, живопись, искусствоведение, философию.

Щедро одаренный от природы, Максимилиан Волошин мог делать всё. У него были золотые руки. В Волошине соединились поэт и художник. Он был Мастером и выглядел потомком какого-то древнего племени крепышей, путешественников, художников. В нем было нечто прочное, надежное, основательное, возрожденческое. В нём искали опоры. Волошин сводил, сочетал, образовывал гроздья и гнезда тружеников и творцов, радовался встречам и горевал по поводу невстреч. Он верил (и в этой вере пребывал до конца жизни), что человек от рождения гений, что в нем заложена энергия Солнца. Другого такого Мастера не было и, возможно, никогда больше не будет на российской земле…

Ранние годы

Максимилиан Александрович родился в Киеве, в семье юриста, коллежского советника Александра Максимовича Кириенко-Волошина (1838-1881) и Елены Оттобальдовны (1850-1923), урожденной Глазер. Отец вёл свою родословную от запорожских казаков. Предки матери были обрусевшими немцами, попавшими в Россию ещё в XVIII веке. Как считал сам поэт, он был «продуктом смешанных кровей (немецкой, русской, итало-греческой)».

Из Киева семья Кириенко-Волошиных переехала в Таганрог. В четыре года Максимилиан потерял отца и воспитывался матерью. Елена Оттобальдовна, будучи натурой деятельной и самостоятельной, не захотела оставаться в зависимости от родственников мужа. Вместе с четырёхлетним сыном она перебралась в Москву, где устроилась на службу и сама зарабатывала деньги на содержание и воспитание Макса. До 16-ти лет мальчик жил в Москве, учился в 1-ой Казённой гимназии, начал писать стихи, занимался переводами Гейне.

В 1893 году Елена Оттобальдовна из-за материальных трудностей оставляет столицу. За гроши она покупает небольшой участок земли в Крыму, близ болгарской деревни Коктебель. Максимилиан с матерью переезжает в Крым. В его жизни впервые появляются Феодосия с ее генуэзскими крепостями и турецкими развалинами и Коктебель: море, полынь, нагромождения древнего вулкана Карадаг. С Коктебелем будет связана вся жизнь поэта – об этом позаботилась сама природа: одна из гор Карадага поразительно похожа на профиль Волошина. «И на скале, замкнувшей зыбь залива, Судьбой и ветрами изваян профиль мой…» (стихотворение «Коктебель», 1918).

Коктебельский дом Волошиных находился в семи верстах от Феодосии. Максимилиан, пока не закончил обучение в гимназии, жил в городе на съёмной квартире. В Москве он учился из рук вон плохо, получая «двойки» и «единицы» по всем предметам, оставался в одном классе на второй год. Низкие баллы ставились Волошину преподавателями не за отсутствие знаний или интереса к учёбе, а за то, что он задавал слишком много вопросов, излишне «оригинальничал» и терпеть не мог казённого, формального подхода к человеческой личности. По воспоминаниям Елены Оттобальдовны, которые впоследствии обрели статус семейной легенды, когда она передавала московский табель Макса директору гимназии в Феодосии, тот недоумённо пожал плечами и заметил, что «идиотов мы не исправляем». Однако нравы в провинции были проще: на способного юношу, который отлично рисовал, писал стихи и имел бесспорный артистический талант, обратили внимание. Вскоре Макс стал едва ли не местной знаменитостью, ему пророчили большое будущее и называли не иначе как «второй Пушкин».

В 1897 году, по настоянию матери, Волошин поступил на юридический факультет Московского университета. В 1899 году за деятельное участие во Всероссийской студенческой забастовке был на год исключен и выслан в Феодосию под негласный надзор полиции. 29-го августа того же года он вместе с мамой почти на полгода выезжает в Европу, в свое первое заграничное путешествие. Вернувшись в Москву, Волошин экстерном сдал экзамены в университете, перевелся на третий курс, а в мае 1900 года снова отправился в двухмесячное путешествие по Европе по разработанному им самим маршруту. На этот раз – пешком, с друзьями: Василием Ишеевым, Леонидом Кандауровым, Алексеем Смирновым. По возвращении в Россию Максимилиан Волошин был арестован по подозрению в распространении нелегальной литературы. Из Крыма его этапировали в Москву, две недели держали в одиночке, но вскоре отпустили, лишив права въезда в Москву и Санкт-Петербург. Это ускорило отъезд Волошина в Среднюю Азию с изыскательской партией на строительство Оренбург-Ташкентской железной дороги. По тем временам – в добровольную ссылку. В сентябре 1900 года изыскательская партия, возглавляемая В.О. Вяземским, прибыла в Ташкент. В её составе – М.А. Волошин, который по удостоверению значился фельдшером. Однако он проявил такие недюжинные организационные способности, что при выходе партии в экспедицию был назначен на ответственную должность начальника каравана и заведующего лагерем.

«1900 год, стык двух столетий, был годом моего духовного рождения. Я ходил с караванами по пустыне. Здесь настигли меня Ницше и «Три разговора» Вл. Соловьева. Они дали мне возможность взглянуть на всю европейскую культуру ретроспективно – с высоты азийских плоскогорий и произвести переоценку культурных ценностей», - писал об этом времени жизни М.Волошин.

В Ташкенте он принимает решение не возвращаться в университет, а ехать в Европу, заниматься самообразованием.

Гражданин мира

В 1901 году М.А.Волошин приезжает в Париж второй раз и надолго связывает свою жизнь с этим городом. Не получив систематического образования, как художник, он охотно рисует в ателье Кругликовой, учится живописи в академии Коларосси, впитывает французскую литературу. Круг его интересов распространяется на все проявления современной культуры Франции. Его рецензии на французские события и критические статьи печатаются во многих периодических изданиях России.

В Париже М.А. Волошин общается с французскими поэтами и писателями – М.Леклерком, Анри де Ренье, Ж. Леметром, А. Мерсеро, О. Мирбо, Э. Верхарном, Г. Аполлинером, Р. Гилем, А. Франсом, Садиа Леви, М. Метерлинком, Р. Ролланом, художниками – Одилоном Редоном, Ори Робен, А. Матиссом, Ф. Леже, А. Модильяни, П.Пикассо, Д. Риверой, скульпторами – А. Бурделем, Ж. Шармуа, А.Майолем, а также – с Т. Гарнье, Г. Брандесом, хамбо-ламой Тибета Агваном Доржиевым, теософами А. Минцловой, А. Безант, Г. Олькотом, антропософом Р.Штейнером, окультистом Папюсом. В 1905 году он посвящен в масоны Великой Ложи Франции, а в 1908 – во 2-ю масонскую степень, в 1909 – возведен в степень мэтра, получает именной «Устав...».

Уже тогда, совсем молодым человеком, Волошин наметил для себя жизненную программу, в основе которой - стремление

Поэт наслаждается атмосферой столицы Франции, вбирает в себя её непередаваемый дух, пишет стихи, которые вскоре составят прекрасный цикл «Париж» - своего рода объяснение в любви этому городу, ощущение слияния с ним, элегическая песнь прощания с уходящей юностью. О том, какое место занимали Париж, Франция в жизни поэта, можно прочесть в воспоминаниях о Волошине, написанных М. Цветаевой:

В 1908 году польский скульптор Эдвард Виттиг создает большой скульптурный портрет М.А. Волошина, который был выставлен в Осеннем салоне, приобретен мэрией Парижа и в следующем году был установлен на бульваре Эксельман, 66, где стоит по сей день.

Волошин частенько наведывается в Россию, но не только туда. «Годы странствий» - так называется первый цикл первого сборника стихотворений поэта. Скитальчество - этим словом можно определить начальный этап его жизненного пути.

«В эти годы я только впитывающая губка. Я - весь глаза, весь уши. Странствую по странам, музеям, библиотекам: Рим, Испания, Корсика, Андорра, Лувр, Прадо, Ватикан…Национальная библиотека. Кроме техники слова овладеваю техникой кисти и карандаша…Этапы блуждания духа: буддизм, католичество, магия, масонство, оккультизм, теософия, Р. Штейнер. Период больших личных переживаний романтического и мистического характера…», - напишет художник в своей Автобиографии 1925 года.

Максимилиан Волошин интересовался всем новым и оригинальным – в литературе, искусстве, философии, бытии. По зернышку собирал он всё, что отвечало его мировоззрению, что выкристаллизовалось затем в его необычайную толерантность, провидческие строки поэзии, удивительные акварели, своеобычные критические статьи и лекции. Будучи православным человеком и тяготея к старообрядчеству, Волошин и в повседневной жизни и в творчестве стремился к самоограничению и самоотдаче.

«Вы отдали и этим вы богаты, но вы рабы всего, что жаль отдать», - говорил он, признавая единственной физической собственностью Дом и библиотеку.

«Давал всё, давал всем», - вспоминала Марина Цветаева.

Маргарита Сабашникова

При всём своём внешнем своеобразии и обаянии Максимилиан Александрович очень долго был лишён того, что называют мужской привлекательностью. Женщины предпочитали с ним дружить, доверяли ему, как другу, но не более того. В годы юности даже Елена Оттобальдовна частенько подсмеивалась над сыном: «Какой же ты поэт, если ни разу не влюблялся?» А некоторые его подруги признавались, что смело пошли бы с ним в баню и позволили бы помыть себе спину, не считая этот поступок выходящим за рамки приличия.

Лишь в 1903 году, в Москве, в гостях у известного коллекционера С.И. Щукина Максимилиан Александрович встретил девушку, поразившую его своей своеобычной красотой, утонченностью и оригинальным мировосприятием. Звали её Маргарита Васильевна Сабашникова. Художница репинской школы, поклонница творчества Врубеля, известная в артистической среде как тонкий портретист и колорист, а также поэт направления символизма, она покорила сердце Волошина. Многие критики отмечали «тяжеловесность» и «зажатость» любовной лирики Максимилиана Волошина, отдавая все похвалы его гражданской поэзии. Однако в первые годы встреч с Маргаритой Васильевной он едва не стал лирическим поэтом:

12 апреля 1906 года Сабашникова и Волошин обвенчались в Москве. Позднее, оглядываясь на прошлое, Максимилиан Александрович был склонен считать Маргариту Сабашникову своей первой и едва ли не единственной любовью. Только их брак оказался недолгим. По свидетельствам современников, супруги слишком не подходили друг другу: разным оказалось их миропонимание, слишком назидательным тон Маргариты Васильевны. Волошин, не приемлющий учительство, а только – спутничество, пытался спасти любовь от будней, но его усилия отказались тщетны. Даже внешне союз Сабашникова-Волошин производил странное впечатление. Известен случай, как однажды Макс привёз свою молодую супругу в Коктебель, а гостившая у Елены Оттобальдовны маленькая девочка в недоумении воскликнула: «Мама! Зачем же такая царевна вышла замуж за этого дворника?!»

Уже через год супруги расстались, сохраняя дружеские отношения до конца жизни Волошина. Одной из внешних причин явилось увлечение Маргариты Васильевны Вячеславом Ивановым, с которым Волошины жили по соседству в Петербурге. Но их роман также не сложился. В 1922 году М.В. Волошина была вынуждена уехать из советской России. Она обосновалась на юге Германии, в Штутгарте, где жила до самой своей смерти в 1976 году и занималась духовной живописью христианского и антропософского направления.

Дом Поэта в Коктебеле

В 1903 году Максимилиан Волошин принимается за постройку собственного дома в Коктебеле. Сохранились его эскизы проекта дома. Уникальна внутренняя планировка – 22 небольшие комнаты все соединены дверьми так, что войдя в дом, можно пройти по всему дому, не выходя на улицу. Но из каждой комнаты имелась дверь наружу – можно было уединиться и жить, как в келье. Дом изначально планировался для удобства гостей, для их отдыха, творчества и взаимного общения.

Дом строился в два этапа. В 1913 году Волошин заканчивает пристройку к дому - из дикого камня высоким эркером двусветную Мастерскую. Здание, с разными ритмами архитектурных объемов и окон, опоясанное светло-голубыми террасами-палубами, с вышкой-мостиком получилось удивительно гармоничным, составляя единое целое с коктебельским пересекающимся ландшафтом. Многие предметы мебели и внутреннего интерьера дома также выполнены руками самого Волошина. В настоящее время они имеют культурно-историческую и художественную ценность.

Словосочетание «Дом Поэта» несёт в себе как прямой, так и переносный смысл. Это местожительство, мастерская поэта и художника. И вместе с тем Дом Поэта расширяется до понятия Мир Поэта.

Дом Волошина похож на корабль. Его так и называют - корабельным. Дом-пристанище? Не только. Над домом - башня с площадкой для наблюдений за звездами. Стартовая площадка для полета мысли. Здесь поэт ощущал связь дома, одинокой души и безмерности вселенной. Киммерия становится не только местом физического пребывания Волошина, местожительством его, но и истинной родиной его духа, заменившей скитальчество, «охоту к перемене мест».

Здесь, среди сумятицы горячих лет революции и Гражданской войны, трагедий первых лет советской власти М.А.Волошин сумел создать неповторимый стиль бытования и общения, сохранить атмосферу гостеприимства, высокой культуры и истинного творчества.

Блистательная мистификация

В 1907 году, после расставания с Собашниковой, Волошин принимает решение об отъезде в Коктебель. Здесь он пишет свой знаменитый цикл «Киммерийские сумерки». С 1910 года работает над монографическими статьями о К.Ф. Богаевском, А.С. Голубкиной, М.С.Сарьяне, выступает в защиту художественных групп «Бубновый валет» и «Ослиный хвост». В этот период, проводя много времени в Коктебеле, Волошин остаётся не чужд и жизни петербургской богемы: «всеприсутствующий» Макс посещает вечера на «Башне» Вячеслава Иванова, активно общается с поэтами-символистами, участвует в создании известного литературного журнала «Аполлон».

Летом 1909 года в Коктебель к Волошину приезжают молодые поэты Николай Гумилёв и Елизавета (Лиля) Дмитриева – некрасивая, хромая, но очень талантливая девушка. Максимилиан Александрович, в отличие от Гумилёва и других членов редакции «Аполлона», сразу почувствовал в скромной Лиле большой потенциал и сумел вдохнуть в неё веру в свои творческие возможности. Вскоре Волошин и Дмитриева создали самую известную литературную мистификацию XX века – Черубину де Габриак. Волошин придумал легенду, литературную маску Черубины и выступал в качестве посредника между Дмитриевой и редактором «Аполлона» С.Маковским. Стихи писала только Лиля.

22 ноября 1909 года между Волошиным и Н. Гумилевым состоялась дуэль на Чёрной речке. О причинах этой дуэли немало сказано в исследованиях, посвящённых истории Серебряного века. Согласно «Исповеди», написанной Елизаветой Дмитриевой в 1926 году (незадолго до её смерти), основной причиной стала нескромность Н.Гумилёва, который повсюду рассказывал о своём романе с Черубиной де Габриак. Дав Гумилёву публичную пощёчину в мастерской художника Головина, Волошин вступился не за свою литературную мистификацию, а за честь близкой ему женщины – Елизаветы Дмитриевой. Однако скандальная дуэль, в которой Волошин выступал как рыцарь - защитник и «невольник» чести - не принесла Максимилиану Александровичу ничего, кроме насмешек. Оставив без внимания нелицеприятный поступок Гумилёва, современники почему-то были склонны осуждать поведение его оппонента: вместо символической пощёчины-вызова, Волошин залепил Гумилёву настоящую оплеуху, по дороге к месту дуэли потерял калошу и заставил всех её искать, затем принципиально не стрелял, и т.д. и т.п.

Однако дуэль поэтов, несмотря на все фантастические слухи и анекдоты, связанные с ней, являлась серьёзным поединком. Гумилёв дважды стрелял в Волошина, но не попал. Волошин намеренно стрелял в воздух, и его пистолет дал подряд две осечки. Все участники дуэли были наказаны штрафом по десять рублей. Вопреки газетным сообщениям, противники после поединка не подали друг другу руки и не помирились. Лишь в 1921 году, встретив в Крыму Гумилёва, Волошин ответил на его рукопожатие, но Гумилёв не считал давний инцидент исчерпанным, и встреча эта была ему явно неприятна.

Елизавета Дмитриева (Черубина де Габриак) сразу после дуэли оставила Волошина и вышла замуж за своего друга детства, инженера Всеволода Васильева. Всю оставшуюся жизнь (до 1928 года) она, как и Максимилиан Александрович, являлась активным членом Антропософского общества, вела переписку с Волошиным.

Волошин: поэт, художник

Первый сборник стихов М.Волошина «Стихотворения. 1900-1910» вышел в Москве в 1910 году, когда Волошину исполнилось уже 33 года. Между тем, он давно стал заметной фигурой в литературном процессе: влиятельным критиком и сложившимся поэтом с репутацией «строгого парнассца». В 1914 году выходит книга его избранных статей о культуре - «Лики творчества»; а в 1915 году - книга страстных стихотворений об ужасе войны - «Anno mundi ardentis 1915».

В 1910-1914 годах Волошин редко покидает Коктебель. Всё больше внимания он уделяет занятиям живописью, пишет акварельные пейзажи Крыма, выставляет свои работы на выставках «Мира искусства».

«… В поэзии Волошина, в его изумительной кисти, рождающей идею им открытого Коктебеля, во всем быте жизни начиная с очерка дома, с расположения комнат, веранд, лестниц до пейзажей художника, его картин, коллекций камушков, окаменелостей и своеобразного подбора книг его библиотеки встает нам творчески пережитый и потому впервые к жизни культуры рожденный Коктебель. Сорок лет творческой жизни и дум в Коктебеле, дум о Коктебеле и есть культура раскрытого Коктебеля, приобщенная к вершинам западноевропейской культуры. … М.А. появлялся в Москве, быстро входя в ее злобы дня и выступая главным образом в роли миротворца, сглаживая противоречия между противниками…; и потом бесследно исчезал или в Европу, где он собирал, так сказать, мед с художественной культуры Запада, или в свой родной Коктебель, где он в уединении претворял все виденное и слышанное им в то новое качество, которое впоследствии и создало дом Волошина как один из культурнейших центров не только России, но и Европы», - писал современник Максимилиана Волошина.

«Мятежом на коленях» назвал Волошин первые проявления народного недовольства в начале 1905 года. В январе этого года Волошин был в Петербурге. Он пишет статью «Кровавая неделя в Санкт-Петербурге», статью, которая, с одной стороны, является свидетельством очевидца, с другой - показывает настроение самого поэта. Он уже в ту пору понял, что произошедшее в дни кровавого января является первым звеном в цепи событий революционного характера. Поэт предчувствовал конец империи, хотя выразил это, быть может, чересчур помпезно, театрально. В прозе это звучит так: «Зритель, тише! Занавес поднимается». В стихах, написанных в Петербурге в 1905 году («Предвестия»), он говорит:

Поэтом овладевают «блуждания духа», он увлекается теософией, познанием самого себя, изучает историю французской революции, продолжая размышлять над судьбами своей Родины.

Каков путь истории? Волошин не знает. Но он решительно отвергает жестокость и кровопролитие. Война, убийство, террор – эти средства не оправданы никакой целью, а потому неприемлемы для него. Такова позиция Максимилиана Волошина. На протяжении всей его жизни она могла принимать тот или иной оттенок, но в существе своем он оставался верен христианским принципам, особенно сильным в период Первой мировой войны:

Первая мировая война

В июле 1914 года Волошин уезжает по приглашению М.Сабашниковой в Швейцарию, в Дорнах. Здесь представители разных стран, объединившиеся вокруг Рудольфа Штейнера, начали строительство Иоаннова здания (Гетеанума) - антропософского храма, символизирующего единение религий и наций.

Впоследствии Максимилиан Александрович вспоминал, что в этом путешествии его словно хранила судьба. Он успевал всюду в последний момент перед началом мировой бойни: садился на последний пароход, вскакивал на подножку последнего поезда, а за его спиной словно захлопывались все двери, не давая повернуть назад:

Как ратник ополчения второго разряда, вполне здоровый и дееспособный мужчина, М. Волошин подлежал призыву. Его пребывание в Швейцарии, Франции, Испании в 1914-1916 годах могло расцениваться как дезертирство, уклонение от гражданского долга и влекло за собой лишение российского гражданства. Волошина можно было считать «гражданином мира»: его творчество находилось в постоянном взаимодействии с культурными традициями многих стран и народов, но судьба родины также горячо волновала поэта. Не желая именоваться ни дезертиром, ни эмигрантом, весной 1916 года Максимилиан Александрович возвращается в Россию. Он официально обращается к министру с отказом от военной службы и выражает готовность понести за это любое наказание:

«Я отказываюсь быть солдатом, как европеец, как художник, как поэт... Как поэт я не имею права поднимать меч, раз мне дано Слово, и принимать участие в раздоре, раз мой долг - понимание».

Война для Волошина - величайшая трагедия народов. Для него «в эти дни нет ни врага, ни брата: все во мне, и я во всех». Само собой напрашивается сравнение социально-исторической позиции Волошина с толстовским непротивлением злу насилием. Разумеется, учение Толстого не сводится только к такому непротивлению, оно гораздо шире и масштабней. В статье «Судьба Льва Толстого» (1910) Волошин замечает: «Формула всемирного исцеления от зла проста: не противься злу, и зло не коснется тебя. Толстой провел ее в своей жизни последовательно и до конца». И далее - сокрушенно: «Толстой не понял смысла зла на земле и не смог разрешить его тайны».

Нет смысла превращать Волошина в толстовца, но вполне естественно говорить о гуманизме как начале, их объединяющем. Только бывают времена, когда подобная позиция выглядит в глазах большинства не просто нелепым юродством, но отчасти и преступлением.

Что конкретно ответил министр на послание поэта – не указано ни в одной из известных биографий и автобиографий М.А. Волошина. Очевидно, в 1916 году военному министерству России было чем заняться, кроме как разбирать антропософские воззрения господина Волошина и взывать к его патриотизму. Известно лишь, что 20 ноября 1916 года Волошин медицинским освидетельствованием был освобождён от воинской службы и уехал в Коктебель.

Революция и Гражданская война

Однако уже в 1917 году, после большевистского переворота, занятая Максимилианом Александровичем гуманистическая позиция «над схваткой» не встречает понимания даже у самых близких людей.

Октябрьский переворот, как и вообще события 1917 года, Волошиным воспринимаются как ещё большая и близкая его сердцу катастрофа, чем вся предыдущая мировая война:

С 10 по 25 ноября 1917 года в Коктебеле находились прапорщик Сергей Яковлевич Эфрон и его жена Марина Цветаева. С семьёй Цветаевой-Эфрона Максимилиана Александровича и Елену Оттобальдовну связывали давние дружеские отношения: Сергей и Марина познакомились в их доме в Коктебеле, Елена Оттобальдовна была крёстной матерью их старшей дочери - Ариадны Эфрон, а Максимилиан – поверенным во всех семейных делах. Сергей Эфрон, принявший участие в антибольшевистском восстании в Москве, однозначно встал на сторону противников советской власти. От Волошиных он сразу отправился на Дон, чтобы вступить в Добровольческую армию.

По воспоминаниям М. Цветаевой, в те роковые, решающие для России дни даже мать упрекнула Макса в его демонстративном бездействии:

«- Погляди, Макс, на Сережу, вот - настоящий мужчина! Муж. Война - дерется. А ты? Что ты, Макс, делаешь?

Мама, не могу же я влезть в гимнастерку и стрелять в живых людей только потому, что они думают иначе, чем я.

Думают, думают. Есть времена, Макс, когда нужно не думать, а делать. Не думая - делать.

Такие времена, мама, всегда у зверей - это называется «животные инстинкты».

Устояв перед авторитетом Елены Оттобальдовны, взрослый 40-летний мужчина Волошин сознательно избирает себе невыигрышную, нелепую роль миротворца именно тогда, когда о примирении противников никакой речи быть не может. С одной стороны, он фактически встаёт «между молотом и наковальней», в центре бушующей стихии, в которой нет пощады никому:

И человека, избравшего себе такое место в истории, невозможно назвать трусом.

С другой стороны, позиция М.Волошина во время кровавой гражданской распри являет высокий пример человечности. Сознательно отказавшись брать в руки оружие, он не встаёт в отрешённую позу стороннего наблюдателя. Поэт, гражданин, человек Волошин, не думая, делает всё, что в его силах для спасения людей, попавших в горнило Гражданской войны:

В самые тяжелые годы (с 1917 по 1921) коктебельский дом Волошина был наполнен жильцами, до шестисот человек за лето останавливалось у гостеприимных хозяев. Это был бесплатный приют для ученых, литераторов, художников, артистов, авиаторов.

«Те, кто знали Волошина в эпоху гражданской войны, смены правительств, длившейся в Крыму три с лишним года, верно запомнили, как чужд он был метанья, перепуга, кратковременных политических восторгов. На свой лад, но так же упорно, как Лев Толстой противостоял он вихрям истории, бившим о порог его дома...», - вспоминала Е. Герцык.

Дом Волошина в Коктебеле - Дом Поэта - становится островком тепла и света для всех. Не принимая ни белого, ни красного террора, поэт спасал и тех и других: давал приют, выступал защитником и ходатаем за красных перед белыми, за белых – перед красными. Часто его заступничество и участие в судьбе того или иного человека спасали жизнь осуждённому на расстрел, смягчали приговор суда, предотвращали неизбежную гибель памятников культуры и произведений искусства.

В 1918 году поэту удалось спасти от разгрома коктебельское имение наследников Э. А. Юнге, где хранилось множество произведений искусства и редкая библиотека. В январе 1919 года он принимает участие во второй конференции Таврической научной ассоциации в Севастополе, посвященной охране памятников культуры и природы.

Летом 1919 года Волошин спасает от несправедливого белогвардейского суда генерала Н. А. Маркса, видного ученого-палеографа, составителя «Легенд Крыма». В мае 1920 года, когда белой контрразведкой был настигнут подпольный большевистский съезд, собравшийся в Коктебеле, один из делегатов нашел приют и защиту в доме Волошина. В конце июля Максимилиан Александрович помог освобождению поэта О. Э. Мандельштама, арестованного белогвардейцами.

3 октября 1920 года Волошин пишет письмо в Бюро Таврического научного съезда (в Симферополе), ходатайствуя о неприкосновенности «библиотек, собраний картин, кабинетов ученых и писателей, мастерских художников» в Феодосии. «И в военном лагере должны быть охраняемы те немногие гнезда, в которых продолжается творческая работа», - взывает он, прося освободить от воинского постоя и реквизиций галерею И. К. Айвазовского, свой дом и дом К. Ф. Богаевского, А. М. Петровой, художника Н. И. Хрустачева, астронома В. К. Цераского.

Успех деятельного миротворца Волошина объяснялся тем, что Максимилиан Александрович никого и никогда не боялся. Он верил, что лучшие человеческие качества, в конце концов, возобладают над злобой и ненавистью, что любовь и добро - выше кровопролития и распри. Волошин всячески подчёркивал свою аполитичность в отношениях как с красными комиссарами, так и с белыми военачальниками. Его современники не раз отмечали, что Макс одним своим присутствием мог заставить спорщиков примириться, а занесённую для удара руку незаметно сделать опущенной и даже протянутой для дружеского пожатия. Он мог позволить себе явиться для переговоров в присутственное место без штанов, в хитоне и сандалиях на босу ногу, с волосами, подвязанными ремешком. И ни у кого не поворачивался язык назвать это позой или юродством. Он был словно «над миром», вне таких понятий, как «официально» или «прилично».

По мнению современников, Волошин был многолик, но не двуличен. Если и ошибался, то всегда в сторону жизни человека, а не его гибели: нет правых, нет виноватых, все достойны как жалости, так и осуждения.

Существует легенда, что во время красного террора (конец 1920 года), когда в Крыму были расстреляны тысячи людей, сам Бела Кун гостил в Доме Поэта и разрешил Волошину вычёркивать из расстрельных списков каждого десятого. И Волошин вычёркивал тех, к кому ещё вчера ходил с просьбами о помиловании противников белого режима.

Киммерийский затворник

Несмотря на постоянные хлопоты, связанные с отношениями с властями, содержанием усадьбы и хозяйством, в двадцатые годы Волошин открыл большой и серьезный этап своего поэтического творчества, написал большое количество прекрасных киммерийских акварелей, о которых художник и взыскательный критик Александр Бенуа писал:

«Не так уж много в истории живописи, посвященной только «настоящим » художникам, найдется произведений, способных вызвать мысли и грезы, подобные тем, которые возбуждают импровизации этого «дилетанта»…».

В годы Гражданской войны Волошиным был создан целый ряд самых известных его стихотворений и поэм (циклы «Усобица», «Портреты», поэмы «Святой Серафим», «Аввакум», переводы А.де Ренье). В Москве и Харькове выходят сборники его стихов и поэтических переводов.

Точный диагноз ставит Вересаев:

«Революция ударила по его творчеству, как огниво по кремню, и из него посыпались яркие, великолепные искры. Как будто совсем другой поэт явился, мужественный, сильный, с простым и мудрым словом...»

«Ни война, ни революция не испугали меня и ни в чем не разочаровали... - писал Волошин в Автобиографии 1925 года. - Принцип коммунистической экономики как нельзя лучше отвечал моему отвращению к заработной плате и к купле-продаже».

После занятия Крыма Красной Армией, в 1921 году Волошин работает в области народного просвещения. Он назначен заведующим по охране памятников искусства и науки в Феодосийском уезде, участвует в культурно-просветительских мероприятиях Крымнаробраза, преподаёт на командных курсах и в Народном университете.

В 1922 году здоровье Максимилиана Александровича заметно ухудшилось: он заболел палеортритом. Елена Оттобальдовна, пережив Гражданскую войну и голод в Крыму, также слегла в постель. В 1923 году она умерла. После смерти матери М.А.Волошин официально женился на Марии Степановне Заболоцкой – фельдшере, которая помогала ему ухаживать за Еленой Оттобальдовной в последние годы жизни.

Возможно, этот брак несколько продлил жизнь и самому Волошину. Все оставшиеся десять лет он много болел и почти не покидал Крым.

Но «советская действительность» то и дело сама вторгалась в жизнь Дома Поэта. Местный сельсовет третировал Волошина как дачевладельца и «буржуя», время от времени требуя его выселения из Коктебеля. Фининспекция не могла поверить, что поэт не сдает комнаты за деньги, - и требовала уплаты налога за «содержание гостиницы». В дом врывались комсомольские активисты, призывая жертвовать на Воздухофлот и Осоавиахим, - клеймя затем Волошина за отказ, расцениваемый ими как «контрреволюция»... Снова и снова приходилось обращаться в Москву, просить заступничества у Луначарского, Горького, Енукидзе; собирать подписи гостей под «свидетельством» о бесплатности своего дома...

В письме к Л. Б. Каменеву в ноябре 1924 года, обращаясь к партийному боссу за содействием своему начинанию, Волошин объяснял: «Сюда из года в год приезжали ко мне поэты и художники, что создало из Коктебеля (рядом Феодосия) своего рода литературно-художественный центр. При жизни моей матери дом был приспособлен для отдачи летом в наём, а после её смерти я превратил его в бесплатный дом для писателей, художников, ученых... Двери открыты всем, даже приходящему с улицы».

Наконец, в 1925 году Постановлением Крымcкого ЦИКа дом Волошина, а также дом его матери, расположенный на том же участке земли, были закреплены за Максимилианом Александровичем. Он получает удостоверение от наркома просвещения А. В. Луначарского, разрешающее создание в коктебельском Доме бесплатного дома отдыха для писателей. Дом Поэта вновь становится центром культурной жизни страны. Только в 1925 году его дом посещают и останавливаются кто на неделю, кто на месяц почти триста человек: поэты, художники, литераторы. Все беспокойное хозяйство держалось на плечах Волошина и его жены Марии Степановны. Максимилиан Александрович был принят в члены Союза писателей, в Москве, Харькове, Ленинграде проходят выставки его художественных работ, он избран почётным членом Общества по изучению Крыма, читает лекции по истории искусства, пишет воспоминания.

Но время относительного благополучия очень быстро сменяется «чёрной полосой»: с 1929 года здоровье Максимилиана Волошина резко ухудшилось. Помимо палеортрита, обострилась астма. На душевное состояние поэта давило обостренное чувство происходящего в стране – всё явственней давали о себе знать приближающиеся тридцатые, всё чаще приходили известия об арестах и гибели знакомых. Местные власти готовы были изменить своё решение относительно собственности Волошина на Дом Поэта в Коктебеле и подвергнуть художника социалистическому «уплотнению». Из-за волнений за судьбу Дома, который могли не просто отобрать, но и подвергнуть перестройке, фактически уничтожив любимейшее детище художника, 9 декабря 1929 года с Волошиным случился инсульт.

В 1931 году М.А.Волошин отказался от собственности на участок и передал дом матери и первый этаж своего дома Всероссийскому союзу советских писателей для устройства там дома творчества. Дом М.А. Волошина стал корпусом №1, а дом Е.О. Кириенко-Волошиной – корпусом №2 Дома творчества ВССП.

По словам очевидцев, душевное состояние Волошина в последний год жизни было ужасным. Любовь к человеку, которой он жил и спасался в годы кровавой русской бойни, не уберегла самого поэта. Летом 1931 года в Крыму и на всей Украине разразился страшный голод, вызванный насильственной коллективизацией, геноцидом властей против собственного народа. Человечность не совмещалась с бесчеловечностью и поэтому была упразднена как идеология, чуждая пролетариату, чуждая социализму сталинского типа, противная духу диктаторского режима. В этом расчисленном и процеженном восприятии художественных ценностей не было места для поэзии Волошина. Чувствуя, как уходит из-под ног последняя почва, что держала его, поэт начинает обдумывать способ самоубийства. Склоняется к тому, чтобы «расстреляться» - написать несколько правдивых стихов о «текущем моменте», сказать, всё, что считает нужным и умереть. Грести «против течения» уже не было сил.

Летом 1932 года Максимилиан Александрович Волошин заболел воспалением лёгких, лечиться не стал и умер 11 августа 1932 года, в возрасте 56 лет. Согласно своему завещанию, поэт похоронен на горе Кучук-Енишары (впоследствии получившей название Волошинской). «На верху Карадага есть могила магометанского святого, а на этой вершине - могила Волошина, русского святого», - говорили о нём местные татары.

Память

Дом Максимилиана Волошина – Дом Поэта продолжал играть значительную роль в культуре и литературном процессе ХХ века и после ухода хозяина. Символ свободомыслия и свободотворчества, он привлекал в Коктебель творческую интеллигенцию. В разное время в Доме Поэта работали и отдыхали известнейшие деятели культуры и науки: Н. Гумилев, В. Брюсов, С. Соловьев, В. Ходасевич, О. Мандельштам, М. и А. Цветаевы, Г. Шенгели, К. Чуковский, И. Эренбург, А. Толстой, М. Булгаков, М. Горький, В. Вересаев, А. Габричевский, Н. Замятин, Л. Леонов, М. Пришвин, К. Паустовский, К. Тренев, А. Твардовский, И. Бродский, В. Аксенов, К. Петров-Водкин, Б. Кустодиев, В. Поленов, Св. Рихтер и многие другие.

На втором-третьем этажах дома М.А.Волошина до 1976 года проживала его вдова Мария Степановна Волошина (Заболоцкая). Она сохранила мемориальную обстановку комнат Максимилиана Александровича и сберегла Дом Поэта, его библиотеку и архив.

Имя Максимилиана Волошина замалчивалось официальными властями вплоть до 1977 года, когда к 100-летию со Дня рождения поэта удалось выпустить маленькую книжечку его стихов с большими купюрами. Почти шестьдесят лет в культурной среде его стихи переписывались от руки и перепечатывались на машинке, редкие выставки его акварелей вызывали огромный интерес.

По просьбе М.С. Волошиной в 1975 году были начаты работы по созданию музея, и лишь 1 августа 1984 года Дом-музей М.А. Волошина широко распахнул двери для посетителей. Это была ещё одна маленькая победа культуры над идеологией.

Дом-музей М.А. Волошина сегодня является одним из уникальнейших музеев, сохранивших аутентичность коллекции в мемориальном здании. Почти вся мебель в Доме сделана руками хозяина и представляет собой произведения искусства с росписями, инкрустациями и выжиганием. Дом наполнен предметами, книгами и раритетами, приобретенными, подаренными, привезенными из-за границы. Волею судьбы и усилием многих людей все эти вещи сохранялись на местах, определенных им хозяином на столетие ранее, и вместе с архивом и художественным наследием Максимилиана Волошина сегодня составляют фондовую коллекцию музея, насчитывающую более 55 тыс. единиц хранения. Для Европы, пережившей не одну войну, это - редчайшее явление в музейном мире.

Образ Родины в историософской лирике Максимилиана Волошина.

Я не научился любить свою Родину с закрытыми глазами, со склонённой головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если хорошо понимает её; я думаю, что время слепых влюблённостей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны Родине истиной.
(П.Я.Чаадаев)

Очень разной предстаёт в стихах русских поэтов Россия. Горячо любимая, прекрасная, праздничная, торжественная, непобедимая и героическая – у Пушкина. Столь же любимая, «пламенно и нежно», хотя и «странною любовью», - у Лермонтова (но у него же – «страна рабов, страна господ»). Загадочная, непонятная уму, «Россия-сфинкс» - Тютчева. Страна боли, страданий и горечи – у Некрасова. Ковыльная, привольная, до боли родная – у Есенина. Россия Бунина, Россия Блока – всё это особые, непохожие друг на друга миры. Свою Россию создал в своём творчестве и М.А.Волошин.
«С Руси тянуло выстуженным ветром,// Над Карадагом сбились груды туч,// На берег опрокидывались волны,// Нечастые и тяжкие. Во сне// Как тяжело больной, вздыхало море,// Ворочаясь со стоном. Этой ночью// Со дна души вздувалось, нагрубало// Мучительно-бесформенное чувство - // Безмерное и смутное: Россия…»
Вот это ворочающееся со стоном, как тяжело больной во сне, море вызывает со дна души мучительно-бесформенное чувство – и это и есть Россия.
Несколькими строками поэт набрасывает панораму своей родины: «Как будто бы во мне самом легла// Бескрайняя и тусклая равнина <…> Остуженная жгучими ветрами.// В молчании вился морозный прах…// Ни выстрелов, ни зарев, ни пожаров. <…> Урал, Сибирь и Польша – всё молчало.// Лишь горький снег могилы заметал…// Но было так неизъяснимо томно,// Что старая всей пережитой кровью,// Усталая от ужаса душа// Всё вынесла бы, только не молчанье» (поэма «Россия»).
Это не место, где живут люди, а скорее кладбище. И душе здесь «томно», то есть мучительно тяжело, тягостно. Это жуткое, безмолвное кладбище – Россия.
В стихотворении «Северовосток» Россия – это ледяная равнина и «чёрный ветер». Сотни лет воет, веет этот ветер. «Сотни лет навстречу всем ветрам// Мы идём по ледяным пустыням…»
А в стихотворении «Китеж» «Вся Русь – костёр. Неугасимый пламень// Из края в край, из века в век// Гудит, ревёт… И трескается камень// И каждый факел – человек».
Три образа: костёр из живой плоти – сотни лет он жарко горит, так, что «трескается камень», и некуда спрятаться от этого пламени; ледяной ветер на бескрайней равнине, жгучий и беспощадный, как огонь, сотни лет он дует, и некуда спрятаться от него; и мёртвое, страшное, засыпанное «горьким снегом» кладбище.
Очень важны здесь слова: «бесформенное», «безмерное». В любой точке пространства горит этот костёр, везде воет этот ветер. Неважно, в какой это временной точке: «Ныне ль, даве ль – всё одно и то же» - ничего не меняется. Это какой-то морок вне пространства и времени.
Сердце России – Москва. Мозг России – Петербург. Мы помним пушкинскую Москву: «Перед нами// Уж белокаменной Москвы,// Как жар, крестами золотыми// Горят старинные главы», пушкинский Петербург, «Петра творенье», строгий, стройный, величественный.
Москва Волошина – «гнездо бояр, юродивых, смиренниц - // Дворец, тюрьма и монастырь». Москва, «как лютый крестовик-паук» «пряла при Тёмных и при Грозных// Свой тесный, безысходный круг».
Москва – мрачная, давящая сила: «неправдами, насильем, грабежами» она подчиняла себе Русь; как паук, душила всех, кто попался в её паутину. И вспоминается история московских князей: не благородством души, не отвагой и даже не умом стали они выше всех, а хитростью, коварством, дипломатической тонкостью, а где и подлостью, осторожностью, граничившей с трусостью, скопидомством, жестокостью, умением унижаться перед сильным и давить слабого. «Ломая кость, вытягивая жилы,// Московский строился престол…»
А Петербург у Волошина «…багровый, как гнойник,// Горячешный и триумфальный город,// Построенный на трупах, на костях…». И в стихотворении «Северовосток» проносится перед читателем видение «жутких Гатчин, страшных Петербургов».
Да и создатель этого города, русский царь, к имени которого мы привыкли прибавлять «Великий», - это совсем не тот страшный и прекрасный Пётр, герой и гений, труженик и воин, какого рисует Пушкин. Это мрачный изувер, безумец, кровавый деспот. Он одержим бредовой идеей «Россию перебросить,// Склонениям и нравам вопреки,// За сотни лет, к её грядущим далям». «Не то мясник, а может быть, ваятель - // Не в мраморе, а в мясе высекал// Он топором живую Галатею…»
Какой жуткий и странный образ: Пётр – сумасшедший ваятель, обращающийся с живой плотью как с камнем или деревом, высекающий то, что видится его больному воображению, «в мясе», а не в мраморе.
Мы чаще всего ставим в заслугу Петру I приобщение России к европейской культуре и науке. У Волошина же «Антихрист-Пётр распаренную глыбу// Собрал, стянул и раскачал,// Остриг, обрил и, вздёрнувши на дыбу,// Наукам книжным обучал…»
Галерея исторических персонажей в лирике Волошина – это своего рода паноптикум, собрание нравственных уродов, душевных калек, деспотов, безумцев, «неистовых хирургов», человекозверей.
Так, после смерти Петра «Волк Меншиков, стервятник Ягужинский,// Лиса Толстой, куница Остерман - // Клыками рвут российское наследство».
В период царствования императриц (XVIII век) «Россия задыхается под грудой// Распаренных грудей и животов» (поэма «Россия»). Какой омерзительный образ!
А в стихотворении «Китеж» об этом же историческом отрезке сказано: «Империя, оставив нору кротью,// Высиживалась из яиц,// Под жаркой коронованною плотью// Своих пяти императриц». Потом на престол восходит Николай I, «Десятки лет удавьими глазами// Медузивший засеченную Русь».
Тучные императрицы, восседающие на огромных яйцах, из которых высиживаются чиновники, городовые, палачи в красных рубахах; царь с медузьими глазами; другой царь, осатанело рубящий топором из живых тел статую Галатеи, - морок, страшный сон, царство безумия и абсурда. В русском искусстве трудно найти нечто подобное, но напрашивается сравнение с полотнами И.Босха и П.Брейгеля. Впрочем, удивительно ли это? Ведь М.Волошин – знаток европейской живописи, сам прекрасный художник.
Но Волошин не только рисует словом, он мыслит. Не случайно историософскими – осмысливающими историю – называют его стихотворения о России. Какие же наблюдения над русской историей сделал поэт?
Россия, по мнению М.Волошина, - это страна странных, мистических повторений: её история – это не развитие, не изменение, не путь, а нескончаемое повторение одного и того же, кружение на одном месте, как в страшном сне («Нас водит по болоту// Огней бесовская игра»). Меняются только «знаки и возглавья», только названия, только одежды – суть остаётся прежней.
Так, Пётра I поэт считает «первым большевиком», потому что, подобно большевикам, он хотел «Россию перебросить» сразу через сотни лет развития, в далёкое будущее, не считаясь с реальностью: «Он, как и мы, не знал иных путей,// Опричь указа, казни и застенка,// К осуществленью правды на земле».
В коммунистической революции поэт не видит ничего оригинального, нового – в сравнении с тем, что было в прошлые века: это всё тот же русский бунт, когда «Повоскресали из гробов// Мазепы, Разины и Пугачёвы - // Страшилища иных веков». Русским людям только кажется, что они движутся куда-то, что что-то с ними происходит, - это только обман, потому что «Все имена сменились на Руси…// Но выверты мышления всё те же». Поэтому «колёса вязнут в старой колее»: новое оказывается всё тем же старым.
Исторические персонажи и события разных эпох русской истории неотличимо схожи: «В комиссарах – дурь самодержавья,// Взрывы революции – в царях».

Россия М.Волошина – страна исторических миражей, фасадов, за которыми ничего нет: кажется, что что-то строится, меняется, но это только бутафорские домики из картона, только марево, только видимость, - исчезнет она – а там и нет ничего: всё та же голая мёртвая равнина.
И герои российской истории, её движущие силы, противоборствующие стороны, казалось бы, антагонистичные друг другу: самодержавие и революционеры-разночинцы, белые и красные – на самом деле неотличимо схожи. То, что отличает их друг от друга, - шелуха, а суть у них одна. Так, революционный русский интеллигент – это «…пасынок, изгой самодержавья// И кровь кровей, и кость его костей..» Поэт пишет, что «И белые, и красные Россию// Плечом к плечу взрывают, как волы, - // В одном ярме – сохой междуусобья… <…> Партийность и программы безразличны».
Какой-то рок тяготеет над Россией. «Не в первый раз, мечтая о свободе,// Мы строим новую тюрьму». Нам кажется, что мы идём вперёд, а мы кружимся, кружимся, кружимся – на одном и том же месте, бесконечно – и не можем вырваться из этого заколдованного круга. «Вне Москвы…// Вне медного Петра// Нам нет дорог…» Как будто и впрямь какой-то бес нас кружит по болоту.
Бесы, бесовская игра – любимые образы Волошина, когда он пишет о России. Это и традиционный для народного сознания образ («в поле бес нас водит, видно»), но в то же время он, видимо, восходит и к библейской (евангельской) традиции, согласно которой бес, вселяясь в человека, руководит им, а сам человек этого не замечает.

Что это такое – исконные российские пути, о которых говорит поэт, на которые мы неизменно вступаем, куда бы ни шли? Это насилие, произвол, рабство, травля наиболее достойных, подчинение самым недостойным, неуважение к себе и друг к другу, легкомыслие, безответственность, склонность во всём к крайностям, ширь души («У нас в душе некошеные степи»). Отсюда – удивительные противоречия русской истории: «При добродушьи русского народа, при сказочном терпенье мужика, - // Никто не делал более кровавой// И страшной революции, чем мы.// При всём упорстве Сергиевой веры// И Серафимовых молитв, - никто// С такой хулой не потрошил святыни».
То есть поэт видит причину наших бед в нас самих. И пока мы таковы, ничего не может измениться: всё равно рано или поздно «Вчерашний раб, усталый от свободы,// Возропщет, требуя цепей…»
Мрачная картина.
Но почему же человек, нарисовавший её, эстет, вскормленный Парижем, имевший возможность эмигрировать в спокойную цивилизованную Европу, подальше от бессудных расстрелов, тифа, крови, голода, - почему он не сделал этого?
Странный человек: он не отворачивается от жутких картин, разворачивающихся перед его взором. Приехав в 1918 году в Феодосию, он встречает мальчишку, радостно сообщившего: «А сегодня буржуев резать будут!» «Это меня настолько заинтересовало, что, приехав на два дня, я остался в городе полтора месяца». Почему не сбежал? Ведь в глазах резавших он тоже буржуй.
Ему нужно было увидеть и понять. Он должен быть узнать свою страну. Такова была любовь М.Волошина к родине: любить для него значило – понимать.
Заброшенный судьбой в самую пасть зверя, в самую гущу революционных безумий, этот мягкий интеллигент-мечтатель не отвёл глаз, не испугался. «Это ставит меня в эти годы (1919 – 1923), - писал Волошин в автобиографии, - лицом к лицу со всеми ликами и личинами русской усобицы и даёт мне обширнейший и драгоценный опыт. Из самых глубоких кругов преисподней Террора и Голода я вынес веру в человека…»
Всё то страшное, абсурдное, что происходило на его глазах в России, не заставило поэта отвернуться от Родины. Он верит в свою страну, любит её, хочет остаться с ней до конца. В 1918 г., в разгар революционных безумий, поэт пишет стихотворение «Из бездны», где есть такие строки: «Полночные вздулись воды,// И ярость взметённых толп// Шатает имперский столп// И древние рушит своды.// Ни выхода, ни огня…// Времён исполнилась мера.// Отчего же такая вера// Переполняет меня?// Для разума нет исхода,// Но дух ему вопреки// И в безднах чует ростки// Неведомого всхода».
И тот же мотив странной, мистической любви и веры в Россию звучит в похожем темой, содержанием, даже названием стихотворении 1922 года «На дне преисподней». И здесь сначала мрачная, безнадёжная картина преисподней; поэт совершенно ясно, трезво видит свою весьма вероятную судьбу: «И на дне твоих подвалов сгину// Иль в кровавой луже поскользнусь», - и здесь же удивительная строчка: «Горькая детоубийца – Русь!» А дальше поэт пишет: «Но твоей Голгофы не покину,// От твоих могил не отрекусь.// Доконает голод или злоба,// Но судьбы не изберу иной:// Умирать, так умирать с тобой// И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!»
Какая сила горькой и вместе с тем светлой любви к родине в стихотворении поэта, которого часто называли рассудочным, неэмоциональным!
Как мог человек, видевший свою страну такой: ужасной, абсурдной, кровавой «детоубийцей», - всё-таки любить её, верить в неё? Если мы сможем это понять, то нам откроется не только духовный мир поэта, тайна его стихов, но и многое в нас самих.
То страшное, что происходит в России, для поэта не бессмысленно. В муках, страданиях есть смысл. Так, стихотворение «Северовосток» завершается следующими строками: «Нам ли весить замысел Господний?// Всё поймём, всё вынесем любя, -// Жгучий ветр полярной преисподней,// Божий бич, приветствую тебя!»
Похожий мотив есть и в более раннем (1917) стихотворении «Мир»: «О, Господи, разверзни, расточи,// Пошли на нас огнь, язвы и бичи <…> Чтоб искупить смиренно и глубоко// Иудин грех (речь идёт о Брестском мире, который Волошин считал предательством – В.С.) до Страшного Суда!»
Всё уродливое, страшное – это Божий бич, это искупление греха, это возмездие. Это справедливо и послано нам как знак, как сигнал того, что мы на неправедном пути. Мы не оставлены Богом, раз Бог нас наказывает. Нам нужно только понять, за что нам послано это наказание.

В своём отрицательном взгляде на Россию М.Волошин – европеец, мнение которого почти совпадает с мнением А. де Кюстина, автора знаменитой книги «Россия в 1839 году». Но положительный идеал поэта – не европейский. Он не хочет для своей страны сытой, благоустроенной, цивилизованной жизни, где торжествуют формальный закон и комфорт, но откуда изгнан человек, его душа, его дух. Он хочет для своей родины другого. «Из крови, пролитой в боях,// Из праха обращённых в прах, <…> Из преступлений, исступлений - // Возникнет праведная Русь.// Я за неё за всю молюсь// И верю замыслам предвечным <…> Она мостится на костях,// Она святится в ярых битвах,// На жгучих строится мощах,// В безумных плавится молитвах».
М.Волошин верит в праведную Русь, в особую миссию России, её особое предназначение – не такое, как у мещанской Европы. В этом М.Волошин близок Ф.Тютчеву.
В стихотворении «Китеж» поэт обыгрывает легенду о граде Китеже, древнерусском городе, погрузившемся на дно озера Светлояр и тем спасшемся от татарского поругания. Для Волошина Китеж – символ русской чистоты, совестливости. Хотя «Святая Русь покрыта Русью грешной (как Китеж водами озера – В.С.),// И нет в тот град путей…», хотя на поверхности видны лишь неправды, насилия, самокалечение, но «На дне души гудит подводный Китеж - // Наш неосуществимый сон».
В письме А.М.Петровой от 9.12.1917 года М.Волошин интересно рассуждает об имени «славяне». «Знаменательно имя «славяне». Для Запада оно звучит как имя рабов (esclavi). Раб и славянин по-латыни – синонимы… Но внутренний смысл славянства, то, что оно тайно несёт в себе, - это Слава, Слово: Право Славии». Для Запада – рабы, а для самих себя – тайные носители божественного Слова, нездешней Славы. В этом особое призвание России.
Вот почему человек, сказавший: «И в мире нет истории страшней,// Безумней, чем история России,» - всё-таки видит свет в, казалось бы, кромешной тьме. «У меня есть вера в Русь, но есть и отношение европейца к Российскому государству, и от него я не хочу и не могу отказаться,» - пишет М.Волошин. Русь и Российское государство здесь разделены. Государство –нечто преходящее; Русь – вечная сущность России, её тайная духовная миссия, которую М.Волошин ставил превыше всего. Так что, боюсь, то, что сейчас происходит с нами, ужаснуло бы поэта больше, чем все безумства коммунистической революции.

Русский народ для М. Волошина – не столько народ-преступник, сколько народ-дитя, он не зол, а скорее незрел. Значит, ему нужно взрослеть. А это значит научиться любить свою родину не по-детски, некритичной и слепой любовью, а так, как любят взрослые, - понимая её.

*Использованные произведения: «Россия» (1915), «Мир» (1917), «Из бездны» (1918), «Родина» (1918), «Неопалимая купина» (1919), «Китеж» (1919), «Заклинание» (1920), «Северовосток» (1920), «На дне преисподней» (1922), поэма «Россия» (1924).